Глава 18. То, что прячет земля

Андреич прищурился в свете двух ламп на землю у себя под ногами, примерился, как лучше воткнуть лопату, но опустил ее и посмотрел на Горохова. Милиционер, бывший на этот раз в брезентовой куртке и старых кирзачах, видавших виды, неопределенного цвета застиранных брюках, тоже с лопатой в руке переглянулся с пасечником. Оба, как по команде, повернулись к сидевшему как петух на насесте на большом камне, Архипу Головкину. Старик, сложив руки на своей клюке, казалось, вовсе подремывал.

— Что голубки зыркаете? Копайте уже. Летняя ночь, она короткая, а нам тут посторонние глаза, совсем не нужны! — дед Архип шмыгнул носом и неторопливо высморкался, зажимая крючковатым пальцем сначала одну, потом вторую ноздрю.

Лопатин с силой вонзил в сухую, песчаную землю лопату звучно хакнув на выдохе. Рядом полетела земля в заросли крапивы, с лопаты Сергея.

— Вот ведь дела, Серенька! — не переставая копать, негромко сказал Василий борясь с отдышкой, — скажи мне кто пару недель назад, что буду я ночами могилы раскапывать, вот этой лопатой и уебал бы, без лишних слов!

— И не говори, дядя Вася, а я бы еще добавил! — ответил участковый, быстро работая лопатой.

Лопатина бил озноб. Каких бы открытий для себя он не сделал в последние дни, но страшно было до жути. Слишком хорошо он представлял теперь, что не все умершее, действительно оставили этот мир. И положа руку на сердце, не будь рядом Горохова, бежал бы он до телеги через кусты сломя голову, а потом гнал бы Орлика, боясь оглянуться назад. Сергей, сосредоточенно работавший лопатой рядом, не хотел даже самому себе признаваться, что тоже боится до одури. Стараясь не смотреть по сторонам, не поднимал глаз от все растущей в глубь и ширину яму. Думать старался, о чем угодно только не о том, что сейчас зацепит он лопатой со скрежетом кости, блеснет пустыми глазницами белый череп и поднимется, снизу обретая человеческую фигуру, белая хмарь — призрак. Лопатин не видит этого, лучше бы и мне такого не знать…

С обеда Василий приехал в Чернево. Завез Наталью домой. Ехали они по селу неторопливо, сидя рядом на облучке, ловили любопытные взгляды односельчан. Да и насрать, пусть знают, что они, двое вдовых, теперь вместе. Обедал Лопатин у Гороховых. Лена о чем-то весело рассказывала мужчинам, смеялась, но муж и дядя Вася будто и не слышали, сосредоточенно думая о своем. Сергея хорошее настроение Лены, столь разительно отличающееся от его дум, раздражало. Он с трудом сдержался за столом, чтобы не сказать ей какую-то совершенно не заслуженную резкость. Вчера днем, при свете солнца казалось все таким простым. Откапывают, грузят в телегу… Уехали оба на телеге, запряженной Лопатинским Орликом, сказав, что на рыбалку к Медвежьим озерам. Лена проводила их молча, не зная, что и думать. Оба заядлыми рыбаками сроду не были, да и чувствовала последнее время, что-то с ее мужем и дядей Васей, не то.

Сейчас жуть волнами будто приливала, руки, державшие лопату, дрожали того и гляди уронят ее, вдруг оказавшуюся такой тяжелой. Горохов выпрямился, оперся на лопату, чтобы чуть передохнуть, но почувствовал где-то со спины и левого бока уже знакомый леденящий холод. Не оглядываясь в ту сторону, он вонзил лопату в землю и почувствовал, как она уперлась во что-то. Опустился на колено, пошарил рукой.

— Кажись брезент! Дай-ка, дядя Вася, лампу, посвети… Так и есть!

Брезент за эти годы, только задубел в песчанике, да и темно было чтобы рассмотреть его цвет, а на ощупь, словно кора. Они стали окапывать его со сторон, откидывая землю и стараясь не очень долбить лопатами по брезенту, словно боясь повредить скрытое под старой материей.

Сергей, оставив лопату, выбрался из раскопа и окинул взглядом яму, стараясь определить сколько еще копать.

— Дед, сколько их было то? — спросил он Головкина, стараясь по-прежнему не смотреть по сторонам.

— Так ить… дюжина, да еще фельдшер ихний и медичка, это немцев, ну еще и староста наш. — ответил, чуть оживившийся дед Архип.

— Ясно, метров десять значит, — сказал сам себе милиционер и вновь спрыгнул в яму. Но в темноте оступился на песке и подвернув правую ступню упал плашмя на откопанную уже часть могилы на старый брезент. Почувствовал, как уперся руками во что-то твердое и в панике, матерясь не своим голосом, вскочил, опять не удержался на ногах упал уже на края ямы. Не обращая внимание на боль в подвернутой ногу, осыпая землю бросился выбираться из могилы, как на зло, песок на краю осыпался под его коленями, и он съехал опять вниз. Сверху его за руку схватил Лопатин и вытащил, наконец, наверх, к большому камню что облюбовал старый Головкин.

— Блядь! Да что б… — Горохова трясло, в горле пересохло. Дико хотелось оказаться сейчас дома, радом с Ленкой. Нет, не полезу я туда больше, билась в голове мысль. Две лампы-керосинки, вывернутые на максимум, давали мало света, только чуть разгоняя тьму рядом с собой. Вокруг этих пятен света ночная тьма казалась абсолютно угольно черной. А ведь на небе звездно, и луна почти полная. Ветер нес облака, то и дело закрывая луну, но тьмы такой не должно быть. Ко всему прочему, вдруг показалось, что умолкли обычные ночные звуки. Не кричит птица ночная, умолкли в кустах цикады, даже ветер задувавший со стороны леса, будто стих.

— Погодь, Сереня, — Лопатин, сидевший рядом и тоже не стремившийся лезть в могилу, поднялся и, отойдя на пару шагов за камень, взял сумку, с которой, пришел сюда. После непродолжительной возни, раздался тихий хлопок и Андреич сунул Сергею в руку бутылку.

— На-ка, хлебни! Не зазорно сейчас…

Горохов, не отрываясь, отпил несколькими большими глотками, наверное, с треть. Лопатинский самогон, обжигая пищевод, ухнул внутрь, оставляя во рту привкус меда. Перехватило дыхание, на глаза навернулись слезы. Он протянул бутылку обратно пасечнику. Василий, также в несколько глоткой почти допил пол-литра. Но остановился, молча протянул остатки самогона Головкину. Старик, чуть помедлив, взял бутылку и так же молча запрокинув голову, задрав бороду к самой луне, допил оставшееся. Крякнул, прижал к лицу рукав старого пиджака и шумно втянул воздух.

— Эх и хороша! Всегда она у вас, Лопатиных, удавалась, едрит ее налево!

Молча посидели несколько минут. Василий достал пачку «Пегаса», чиркнув спичкой, затянулся, выдохнув клуб дыма. Сергей, которому Андреич протянул пачку, мотнул головой отказываясь. Стало вдруг легче. Ушел куда-то душивший еще минуту назад ужас. Горохов закрутил головой по сторонам.

— Ну где вы там, что уж… — сам не заметив, что сказал это вслух. Лопатин с дедом Архипом, с недоумением посмотрели на него сквозь ночную полумглу.

Первым Сергей увидел побратима, уже привычно было, потом заколыхалась туманом и обдала холодом фигура старичка, ну, наверное, немногим моложе Архипа Головкина — убиенный староста, понял милиционер. А потом чуть дальше поднялся стеной ряд смутных фигур в чужих, виденных только в кино мундирах. Начавший немного заволакивать мозги хмель, мгновенно улетучился, но и прежнего страха уже не было. Просто язык вдруг присох к небу, хотелось что-то сказать, да не получилось. В голове мелькнуло искрой, все то, что с языка не сошло. Коротко, хлестко, по матушке и так и этак! Горохов знал уже, что на том нематериальном плане, языки человеческие роли не играю, его и так поняли. Он обернулся вновь к Андреичу:

— Дядя Вася, или я тебя плохо знаю или у тебя еще бутылка припасена?! Давай!

— Есть, как не быть, я ж знал, куда и зачем еду, — пасечник вновь нагнулся к сумке.

— И что, взаправду видишь их? — спросил чуть слышно Головкин.

Сергей, потирая ноющую ступню, кивнул. Он уже давно смирился со своей новой способностью, столь опрометчиво приобретенной благодарю Лопатинскому нежданному гостю. А теперь и вовсе понял, что не так страшно то, что глазу доступно.

— Ишь ты… паря, дела… И давно это ты? Ну видишь упокойников-то? — старик аж слез с камня. И опираясь на клюку встал у края разрытой могилы, — и Прокопыча видишь?

— Да вот он, у того краю. Как раз на тебя, дед, пялится. — равнодушно ответил милиционер.

Старик, вдруг снял с головы картуз, и чинно поклонился в указанную сторону, достав рукой до песка, громоздившегося немалой уже кучей. Потом выпрямившись, утер нетвердой рукой лицо. Стариковская слеза застила глаз.

— Видел я таких, кто мог с ушедшими-то знаться, не тут, а Тибете, в монастырях тамошних…Много чего я насмотрелся тама. Не простое-то дело, мне сказывали с таким умением родиться надо. — покачал головой дед Архип.

Тем временем, Лопатин откупорил вторую пол-литровую бутылку. Стаканов не было, и они вновь глотнули из горла, но уже понемногу, а Головкин и вовсе отказался.

— Мне, голуби мои, теперича и наперстка достаточно, благодарствуйте, не стану! — он махнул на них рукой в ответ на протянутую бутыль.

— Так спрашиваю, откель ты этому выучился? Немец этот подсобил, так чую? — вновь спросил он, прислоняясь к камню.

— Он, дедушка! А ведь предупреждал меня, мол надо оно тебе? Да я ведь не поверил ему тогда. Видано ли было, а потом уж поздно… — Сергей почувствовал, что язык начинает заплетаться, самогон лег на пустой желудок легко, ног не подкашивал, но вот язык понемногу связал.

— Значит было в тебе, в роду твоем это. Тут ведь как камень с горы, только подтолкнуть, а там сам дальше покатится, — со знанием дела заявил старик и добавил потом, — ну вы, отдыхать заканчивайте, дело затеяли, нужно сделать, время идет, соколики, месяц вон уже к лесу клониться стал.

И правда, дело пошло споро. Сергей, не смотря на подвернутую ногу, ловко отбрасывал землю, только поругиваясь в полголоса, Лопатин не отставал. Еще пару раз прикладывались к бутылке, самогон будто и не пьянил, только чуть кружилась голова и язык, словно чужой, отказывался выговаривать знакомые прежде слова.

От прежнего страха тоже не осталось следа. Только прихватило у Андреича грудь слева и сперло дыхание, когда увидал он среди белых костей в обрывках чужой формы, чуть видной в свете ламп, прядь длинных белокурых волос и почувствовал, словно легкое касание по щеке и в шуме ночного ветерка в кустах за спиной, послышалось будто голос: «Du bist so ähnlich mein Bruder!» (Ты так похож на моего братишку!).

Загодя приготовленный большой кусок брезента, уже современного, взятого где-то Сергеем, постелили в телеге и перетащили в нее останки солдат — одни костяки, с полуистлевшей формой. Для этого использовали кусок задубевшей немецкой материи, переговариваясь, что крепкая оказалась и что ей тридцать лет в земле не срок. Орлик дико выкатывал огромные белки глаз, хрипел, а не ржал и вырывался из узды.

— Ишь ты, не зря про лошадей говорят, что чуют они… смерть и этих, вот тех, кто не успокоился на том свете. — сказал Андреич поглаживая по холке коня.

Вдвоем тщательно укрыли свой скорбный груз оставшимся брезентом, еще дома решили, сверху уложить в Гороховском дворе копну сена, чтобы не мозолить случайному человеку на селе, глаза. Уже в серых рассветных сумерках закончили забрасывать землей пустую теперь могилу. Оставалось надеяться, что никто из местных не обратит внимание на потревоженный дерн, а там пара дождей пройдет, прибьет землю. От коровника все же далеко, сюда и прежде никто даже посрать не забирался. Уже у телеги, допили остатки самогона.

Деда Архипа завезли домой, передав с рук на руки ошалелому правнуку. Он не видел, как старик уходил из дому поздно вечером, и даже не подозревал, что того не было ночью дома. И теперь, когда его привели домой на рассвете вдрызг пьяные Васька Лопатин и местный участковый, Матвей Головкин не знал, что и подумать. Только почесывал спросонок, глядя им вслед, то затылок, то муде в широких семейных трусах. Сергея с Андреичем развезло изрядно. Но они загнали телегу во двор, распрягли и стреножили Орлика, и на террасе прилегли оба. Один на старом диванчике, второй, на широкой лавке, подложив на дерево видавший виды овчиный тулуп. Так и уснули на полуслове, оглашая террасу попеременно храпом, да так, что в будке у забора, матерый кобель вздрагивал, поднимал голову и стриг ушами.

****

Лена поднялась, когда солнце уже заглядывало в окошко. Даже не глянув на тикавший рядом будильник, знала, что уже семь часов. В клуб она приходила к девяти часам, а сельчане, кто в коровник, кто в мастерские, и в поле в страду отправлялись уже с первыми лучами солонца. Женщина сладко потянулась, она привыкла спать нагишом, ей нравилось, когда ночью тело отдыхало от всяких резинок и одежды. А уж как Сереге это нравилось! При мысли о муже, она улыбнулась. Сегодня она ему скажет! Могла и позавчера, но решила сама убедиться лишний раз. Теперь уже точно… Лена погладила себя по груди, касаясь набухших слегка сосков, прислушиваясь к ощущениям. Скользнула рукой к низу живота, положив ладошку меж ног, накрыла ими лобок, потеребила курчавую поросль и улыбнулась. Но, продолжать не стала. Чуть помедлив, отбросила легкое одеяло, вскочила с большой их кровати, накинула висевший на спинке стула халат и, напевая что-то веселое, вышла на кухню. По ее расчетам, муж с дядей Васей, отсидев зорьку на озере, должны были приехать уже совсем скоро. Как раз успеет умыться, привести себя в порядок и приготовить что-нибудь на завтрак.

Но выйдя на террасу, она в недоумении остановилась. Сергей и Андреич спали, сопя и постанывая, один на старом диване, другой на широкой лавке у большого окна. Судя по густому перегару, оба изрядно набрались. И когда только успели. Через окно видно было, что телега, на которой они вечером уезжали, стояла во дворе. Никаких следов пойманной рыбы на террасе не было. Лена, чувствуя, что начинает злиться, заглянула под лавки, по углам, вернулась на кухню, улова так и не нашла. Неужели оставили на радость местным кошакам, в телеге. То-то у них сейчас пир горой. Запахнув халат, вышла на крыльцо и спустилась двор к телеге. Но шагах в трех остановилась. Вдруг поняла, что дальше не пойдет. Сама удивилась своим чувствам, не могла разобраться, что и как, но странно… не могла сделать следующий шаг. Просто знала и все тут, не нужно ей заглядывать в телегу. Не в силах сопротивляться странному такому побуждению, Лена медленно повернулась и пошла обратно. Недоумение начинало сменяться глупой, беспричинной злостью. Сейчас только вспомнила, что вчера, какие-то странные были они оба. За своим веселым нравом и предчувствием большой радости, вспомнила, что муж с Лопатиным были смурные, как ноябрьский ненастный день. Отправляясь вечером на рыбалку, отчего-то поехали на Андреичевой телеге, а не на мужнином мотоцикле. А удочки? Она завернула в сарай, прошла в дальний угол. Так и есть, Гороховские рыболовные снасти сиротливо стояли в углу. Выйдя во двор, она вновь взглянула на телегу и заметила торчащие сбоку черенки двух лопат.

Молча, она на кухне принялась готовить завтрак, наливала из ведра в чайник колодезную воду, резала хлеб, а сама, с хмурым лицом припоминала все странности последних дней. А ведь и правда, Сергей сам не свой, места не находит. Дядя, Вася который день трезвый, к тому же главная новость на селе, тут ведь ничего не скроешь, с Натальей у них явно отношения завязались. Оно и хорошо даже, но он тоже последние дни странный. Что-то у него не так. И Машка ей рассказывала, что отец очень изменился. Можно и списать на вдруг наладившуюся личную жизнь, но не то…

В восемь, она растолкала своих «рыбаков». Чем был хорош Лопатинский самогон, все знали, от него поутру голова не болела, но мужчинам явно было трезветь и трезветь еще. Хорошо Сереге в район не ехать! Она пристально смотрела на них во дворе. Как у колодца, голые по пояс, вылили друг на друга ухая и кряхтя по ведру ледяной воды, а потом оба пошли к телеге, где Василий Андреевич поправил край брезента, а муж обошел вокруг, внимательно ее осматривая. Интереееесно…

Завтракали все трое молча. Лена переводила взгляд с одного на другого, подкладывала на тарелки им яичницу, подавала бутерброды, замечала какие-то странные взгляды, которыми обменивались мужчины. Лопатинский самогон еще славился тем, что способствовал дикому аппетиту. А когда оба, поблагодарив за завтрак, встали из-за стола и вышли во двор, она, уже не скрываясь, вышла вслед и наблюдала с крыльца, как она вилами набрасывают в телегу сено и запрягают Орлика.

Уезжая, дядя Вася, попрощался с ней, пряча глаза, а Лена только молча кивнула, долго смотря вслед удаляющейся по улице телеге. Мужа она ждала у калитки. Сергей, все еще полупьяный, с красными белками глаз, вышел одетый по форме, поправляя портупею с кобурой. Она преградила ему дорогу, а когда Сергей попытался обнять ее и поцеловать в щеку, Лена отстранила мужа и сказала строго:

— Сергей! Нам нужно поговорить!