Глава 25. Возвращение в Чернево

От общежития они отъехали не сразу. Мотоцикл резво откликнулся на толчок стартера и бодро затарахтел, но потом чихнул и заглох. Горохов чертыхнулся и нагнулся, что-то в темноте поправляя.

— Ты как? — спросил Юрий, — ведь часа три ехал, устал. Может, давая я поведу? Уж с мотоциклом-то я точно справлюсь.

— Сиди уж… — ответил тот и добавил, — три с половиной… до Смоленска.

Мотоцикл, и правда, после следующего раза вновь завелся и уже не глох.

— Бензин на заправках говно! — перекрикивая треск двигателя, выкрикнул Сергей, застегивая под подбородком ремешок белой каски, — чуть ли не каждую неделю карбюратор чищу! Наконец, он выжал сцепление, и мотоцикл рывком тронулся с места.

Маша сидела в мотоциклетной коляске, нахохлившись, как воробей на ветке в промозглом ноябре. Она натянула на голову белый шлем и куртку Сергея, казавшуюся просто безразмерной, но оказавшейся теплой. А ночная прохлада давала о себе, напоминая, что лето уже на исходе. Девушка, закусив губу, смотрела направо в ночную мглу, щурясь от встречного ветра. Чувствовала она себя дурой полной. Все события после приезда к отцу на каникулы и знакомства с Кудашевым, представлялись ей сейчас какой-то непонятной чехардой с странностями, недомолвками, страстями, а сейчас и вовсе каким-то паническим, ночным бегством. Причем, чем больше она думала о происходящем, тем более казалось ей, будто все вокруг, и папа, и Сергей, и Ленка, знают, что-то недоступное ей. Хотя, пожалуй, Ленка вряд ли. Подругу она слишком хорошо знала. Та не удержалась бы и выболтала подруге все. Не зря Маша знала такие секреты подруги, о которых даже любимый муж не догадывался. Особенно любимый муж! Но самая странная фигура, вот, сидит на заднем сидении, обхватив крепкий Серегин торс и оперевшись щекой ему в спину. Именно с Юрой связаны все эти непонятки. С самым дорогим для нее с недавних пор человеком. И что странно, поймала Маша себя на мысли, не раз уже хотела с ним откровенно и серьезно поговорить, но все как-то не получалось. То момент не тот, или что-то отвлекало. Ну вот точно, слово себе даю, как домой вернемся, уже не отстану от них всех. От папы, от Сереги, и главное, от Юры.

Поначалу хотелось спать, вчерашние хулиганы погубили отличный вечер, на который Маша с самого утра строила планы. Весьма нескромные, но очень приятные. Поднятая с постели в три ночи, может бы и подремала еще, если бы ехали в машине, но треск мотоцикла, и главное тугой рассветный ветер, бивший в лицо, быстро прогнал сонливость. И выматывала, грызла душу тревога. Вставали перед внутренним взором все вчерашние страхи, связанные с бандитами, окровавленным лицом Кудашева. Что же там вообще произошло? Сейчас, под треск мотора, провожая глазами деревья, кусты и редкие здания вдоль дороги, она вдруг поняла, что эта тревога, подспудное ожидание чего-то не понятного, а от этого еще более страшного, поселилось в ней уже давно. С того самого дня, когда они с отцом приехали на заимку, и она впервые увидела во дворе у большой дубовой колоды незнакомого, голого по пояс парня с топором. Гнетущее это чувство было сродни тому молчаливому отчаянию, как когда узнала она, что у мамы рак.

Светало. Погода заметно портилась. Низко над лесными верхушками гнал ветер серые тучи. Холодный ветер пробирался под милицейскую кожаную куртку. Девушка поежилась, запахнулась плотнее и постаралась, насколько это возможно в люльке мотоцикла, свернуться в клубочек. Посмотрела на Кудашева, а каково ему в одной тельняшке на этом ветру. Мысли приняли вдруг совсем иной оборот. Подумалось вдруг, что как бы сейчас славно было прижаться к его горячему телу, укутавшись, двоим этой казавшейся безразмерной кожаной курткой. А еще лучше, оказаться сейчас под одеялом в аспирантской спальне, как позавчера ночью. От таких мечтаний вдруг стало тепло, почти горячо в груди. Маша улыбнулась и отдалась в плен приятных грез, которым и встречный ветер не помеха.

Кудашеву было не в пример хуже. В дополнение к общей физической слабости после вчерашнего, от которой он боялся свалиться на полном ходу с мотоцикла, терзало душу опасение. Раньше он был для советских спецслужб загадкой, которую они шатко-валко разгадывали и, конечно, через какое-то время на него бы вышли. Но теперь пролилась кровь, и дело вовсе не в том, что он защищался. Это кстати для тех, кто шел по его следу, далеко не факт. Когда они найдут того слюнявого дебила, который вчера сбежал, а в том, что его найдут, сомнений не было, скорее всего он выдаст свою версию происшедшего. В которой он и его ублюдочные дружки, выставляются невинными жертвами, а он, Кудашев, будет во всем виноват. Чекисты явно не такие дураки, чтобы безоговорочно верить словам хулигана. Но теперь будут искать его уже как убийцу. И до этого никакого желания оказаться в лапах НКВД молодой князь не испытывал, а теперь и подавно. Нужно скрываться и как можно быстрее. Сколько у него есть? День? Два? Вряд ли больше двух… Но что будет с этими людьми, с Юрием? С Машей? С милиционером Сергеем и его женой? С Василием Андреевичем? Особенно тяжело будет с Машей… Взять ее с собой? Предложить разделить неизвестность и полную опасностей жизнь беглеца и скитальца. Да и долго ли удастся прятаться, будучи чужим в этом мире. Без документов, денег, навыков, знаний местных реалий. Одному явно надежнее, чем вдвоем. Да, о чем говорить? Неизвестно вообще, как она воспримет его историю.

Уже когда совсем рассвело, Горохов остановился на какой-то захолустной автозаправке и залил полный бак своего железного коня. Бессонная ночь в разъездах на мотоцикле, далась ему тяжело. Под глазами залегли тени, и Кудашеву показалось, что друга слегка покачивает.

— А ну-ка постой, — остановил Сергея обершарфюрер, — ты же еле на ногах стоишь. Ты так в кювет нас завезешь, сомнений нет. Отдохнуть бы тебе.

Горохов остановился, потер ладонями лицо, крякнул и поежился на утреннем холодке.

— Некогда отдыхать, тебя вчерашние похождения, поверь мне, теперь много крови попортят… Да и нам всем! В Чернево будем проселками ехать, больше нам по шоссе не ездить. Ты сам-то, понимаешь, как сужается вокруг нас круг? Тебе этого трупа и двоих покалеченных просто так не оставят!

— Да чай не дурак! Ну что тебе сказать, да ты и сам понимать должен. Я же солдат, или я, или меня, да был бы только я, а со мной она была — Юрий кивнул на Машу, выходящую из кустов с другой стороны заправки и кутающуюся в милицейскую куртку Горохова.

— Солдат, солдат… Это у вас там война, а тут это называется убийством, пусть даже из-за превышения необходимых пределов обороны. Поехали, времени нет!

— Обожди, — удержал его Кудашев, — крепко обхвати мою руку двумя своими и пристально смотри мне в глаза!

Милиционер сжал своими здоровенными ладонями руку Юрия и, как тот и велел, уставился ему в глаза. Голова чуть закружилась и будто нахлынула теплая волна, грудь вздыбилась, будто под давлением в легкие хлынул чистый кислород. Продолжалось это, наверное, мгновение, не больше, потом обершарфюрер выдернул руку. От усталости у Сергея не осталось и следа, только в глубине сознания, будто легкая головная боль, залегла какая-то мгла. А заметно покачивало уже Кудашева, и Горохов подхватил его под руку.

— Ребята, ну вы скоро? — крикнула им девушка, удивленная поведением своих друзей устроивших, ни с того, ни с сего, какие-то странные обжимания.

Когда вернулись к мотоциклу, Горохов толкнул ногой педаль стартера, двигатель затрещал. Садясь в седло, он, глянув на своего пассажира, покачал головой.

— Вот ведь, блядь! — мелькнуло в голове, — не доедет!

— Маш, там под сидением стропа парашютная свернута, достань-ка, — попросил он Лопатину.

Девушка, путаясь в куртке, завозилась в тесной люльке, нащупывая искомое. Нашла сверток и протянула Сергею. Милиционер споро накинул стропу на Кудашева, пропустил подмышками, прихватил узлом себе на груди, стараясь не смотреть на испуганное Машино лицо. Той стало просто страшно, когда она увидела, как безвольно качнулась Юркина голова, когда мотоцикл рывком рванул с места. Что же происходит с ними? За все свои 23 года она привыкла доверять Сергею Горохову, лучшему другу брата. Он всегда казался ей чем-то, вроде нерушимой скалы, способной укрыть от всех невзгод. Она зажмурилась и отвернулась в сторону опять замелькавших мимо кустов и деревьев. Пусть и сейчас будет так!

А нерушимая Машина скала, в которую князь-фашист перелил свои силы, крепко стиснул руль мотоцикла, прокладывал в уме путь, чтобы объехать проселками, а то и вовсе полями и крепко думал невеселую думу. Кто он теперь? Советский милиционер или предатель? Предатель, помогающий скрыться убившему вчера человека и изувечивший еще двоих, чужаку… Что если окажется за тем вон поворотом неизвестно откуда взявшийся тут БТР погранцов, солдаты махнут приближающемуся мотоциклу рукой, требуя остановиться. Остановится перед ними старший лейтенант милиции Сергей Горохов? Или резко нажав на тормоза, лихорадочно станет выкручивать руль назад или в сторону и жать по газам, вжав голову в плечи, ожидая в спину раскатистую очередь из пулемета КПВТ, способного разорвать в клочья и мотоцикл и его и Колькину сестру, и Кудашева. А, остановившись и сдав им этого странного парня, который и на ногах сейчас не держится, не станет ли он еще большим предателем и не будет ли этот поступок преследовать его всю оставшуюся жизнь?

Сергей, стараясь отвлечься от дурных мыслей, прибавил газу и мотоцикл затрясло на дрянном проселке. Скорее бы добраться домой. При мысли о доме, сразу подумал о жене. Эх, Лена…

****

Вчера, с жуткого бодуна, проклиная приемный день в опорном пункте, Сергей, отправив восвояси Василия Андреича, переоделся в форму и вышел во двор. У калитки, с самым решительным видом уперев руки в бока, ждала жена. Против воли, Горохов залюбовался Ленкой, попытался было, видя ее настрой, протиснуться мимо, чмокнув в щеку, но она преградила ему дорогу.

— Сергей! Нам нужно поговорить! — страшно серьезным тоном произнесла она.

«Бляяя… только не сейчас», — подумалось милиционеру.

Но не рваться же на улицу силой, отталкивая жену. Она-то точно ни в чем не виновата!

Обреченно вздохнув, видя, что этого разговора не избежать, он преследуемый по пятам Леной вернулся к дому и почти упал на стоявший у завалинки большой пень, который кроме колоды служил еще и стулом. Жена нависла над ним, приняв ту же угрожающую позу с руками, упертыми в бока.

— Ты о чем, родная? Может, вечером? Мне в опорный пункт нужно, прием населения по графику, знаешь же. — спросил Сергей, хотя уже знал, о чем будет разговор.

— Нет уж, вечером вы с Лопатиным, может, опять куда уедете, самогон жрать! К тому же сам отлично понимаешь, никто к тебе с утра не придет, да и хорошо! Не придется перегарищем твоим дышать! Да и еще полчаса времени у нас есть, мне тоже в библиотеку идти, вот вместе и отправимся!

Горохов опустил голову, понимая, что на этот раз расспросов точно не избежать. Врать жене не хотелось абсолютно, а сказать правду было немыслимо. Ааааа… Будь, что будет!

— Ну, ты права, дали мы вчера с дядей Васей шороху, признаю, давно я так не набирался. Ты это… принеси воды кружку из колодца. Сушит, сил нет! Будто песку в глотку насыпал!

Лена насмешливо хмыкнула, видно было, что мужу и правда сейчас кружка ледяной воды только на пользу пойдет. Она поднялась на крыльцо, вошла на кухню и взяв большую полулитровую алюминиевую кружку вернулась во двор.

— Ах ты, стервец! — она с силой грохнула кружку о ступеньки. Мужа во дворе не было, только приоткрытая калитка, еще не завершила своего движения, закрываясь на слабенькой пружине. Бросившись к воротам, она выглянула на улицу. Уже метрах в пятидесяти переходил с бега на быстрый шаг Сергей. Опасливо обернувшись, он увидел выглянувшую из калитки жену и вновь перешел на легкий галоп.

Вот еще! Была нужда гоняться за ним по всему селу, народ веселить! Куда ты на хрен денешься, когда разденешься… Сама, не зная почему, Лена не злилась на мужа. Казалось бы, отличный повод закатить склоку с криками, плачем и битьем посуды, чего она отродясь не делала. Но зачем?! Все отрицательные эмоции, вдруг как рукой сняло, осталось только недоумение и тихая радость от ее Новости. Она положила руки на живот и ласково погладила. А ведь хотела ему сейчас рассказать… вот ведь дурак! По сравнению с этим, все его странности просто ничто! Да и чего я взбеленилась? Другой женщины у него нет. Я бы сразу поняла, да и хорошо нам вдвоем, вряд ли может быть кому и с кем лучше. Ну подумаешь, напились с дядькой Василием, ладно бы если часто. Сергей к спиртному был более, чем спокойный, все на селе удивляются, почти не пьющий мужик. Странные они все последнее время. И он и Лопатин. И Машка со своим кавалером. Ну с этой парочкой все и так ясно. Хотя… Этот Юрий Кудашев уж очень непростой тип. Но все же никуда Сережка не денется, все расскажет. Или днем в клубе или вечером, когда вернется.

К девяти часам утра Лена Горохова пришла в клуб. Не заходя в библиотеку, обошла старое здание с торца и подергала ручку опорного пункта милиции. Заперто. Дворник Максимыч, не старый еще мужик, подправлявший рядом забор, громко поздоровался и сказал:

— Нет его, дочка, товарищ милиционер, сказал, что вы придете, искать его будете, просил передать извинение. Сказывал, что вызвали в правление, потом они с председателем куда-то ехать собрались. До вечера не вернется!

Женщина поблагодарила дворника, усмехнулась про себя и постаралась не изводить себя скверными мыслями. Да их и не было, а вот любопытство начало грызть невыносимо. Чтобы унять это чувство, она занялась будничной работой, кое-что добавила в каталоги, потом долго старательно выписывала пером витиеватое в стенгазете, которую просил сделать к скорой уже уборочной Степан Иванович Бойцов. Время до обеда пролетело стремительно. Обедать Лена сходила в колхозную столовую, куда обычно приходили поесть механизаторы и доярки со скотниками. Готовили там по очереди местные женщины, за что получали от колхоза какую-никакую копейку. К тому же местные бабы старались не ударить в грязь лицом и готовили вкусно. Наваристый борщ, салат из своих уже огурцов и помидор с различной зеленью, гуляш с макаронами и компот. Вкусно и сытно. Председатель старался убить двух зайцев, заботился о работниках и надеялся, что мужики не станут, обедая по укромным местам, сдабривать прием пищи водкой или портвейном. С первым «зайцем» все прошло великолепно, даже в областной газете была статья о передовом опыте колхоза «Борец», а вот со вторым — не особо. Дояры, скотники и механизаторы из мастерских повадились принимать на грудь перед самым обедом, и некоторые шли к новому кирпичному одноэтажному зданию столовой уже изрядно не твердой походкой. Но зато хоть закусывали на совесть, а не плавленым сырком или краюхой хлеба с разломанным на две части огурцом из ближайшего огорода.

Ну и, конечно, столовая давала, наряду с местным магазином и клубом, возможность селянам, особо женской части, вволю посплетничать пока обедали. Сегодня главной темой у черневских баб было то, что вечно пьяный бирюк, Васька Лопатин, неделю назад допившийся до чертиков и ловивший с ружьем немецких диверсантов в правлении колхоза, сошелся с продавщицей Наташкой и у них «вроде срослось». Васька уже который день появляется на селе трезвехонький, причесанный и приодетый, а с Наташкиной наглой морды не сходит довольное выражение, и более всего она ныне походит на кошку, вволю налопавшуюся сметаны. При этом смаковались не весть откуда взявшиеся подробности, что мол Наташка, до этого, острая на язык со всеми мужиками, но не подпускавшая никого «до своей манды», ходит теперь чуть ли не в раскоряку. Знать Васька-пасечник, хоть и старше ее лет на пятнадцать, ебырь еще знатный, и с Веркой-покойницей, не было такого, кто бы мог подумать… Лена, работая ложкой, слушала сплетни вполуха и только улыбалась. Чтобы там не было, за дядю Васю она была искренне рада.

С обеда до вечера время прошло в хлопотах, дела по работе, ладились просто на диво. Уже перед уходом попался на глаза Лене листочек в клетку с записями книг, которые брал в библиотеке Кудашев. Перечитав еще раз список, хмыкнула. Не самый интересный по нынешним временам выбор. «История Второй мировой», «Новейшая история». А набрал-то как много, за неделю не перечитать. Картинки что ли смотрел? Странные интересы.

Муж вернулся ближе к восьми, почти в сумерках. Трезвый, уставший. Пока снимал и вешал на крюк фуражку, виновато поглядывал на Лену. Что и говорить, с женой ему повезло. Ни слова упрека, ласковая улыбка, накрытый к его приходу стол. Вечеряли молча, несколько фраз ни о чем, кто чем днем занимался, да как день прошел. За ужином Лена, нет-нет, да поглядывала на Горохова. Тот будто не замечал этих взглядов. Ел он как-то слишком медленно и нарочито не торопливо, хотя заметно было, что голодный. Не-е-ет! Шутишь, теперь не прокатит! Как только муж отодвинул в сторону пустую миску, Лена встала из-за стола, обошла его с другой стороны и, выдвинув из угла табурет, поставила его рядом с мужем. Перекрыла выход в сени. Уселась, все так же молча и пристально посмотрела на мужа.

Сергей, уже давно понявший, что взялась она за него всерьез, тяжело вздохнул. Весь день его мучил вопрос, что ей сказать. Наврать что-то складно просто не хватало фантазии, да и невыносимо противно врать любимому человеку. Сказать всю правду? Да ведь не поверит. А про Кольку что? Да не в жизнь не поверит! Он и сам бы не поверил, если бы Кудашев не показал… Чертов немец! Да и ладно, да и будь что будет!

— Тут такое дело, милая, извини за то, как я последние дни… ну веду себя странно. Дело то и правда необычное, я даже не знаю, как тебе рассказать и поверишь ли мне? Очень все серьезно и не просто… — слова путались в голове, с языка слетало вовсе не то, что хотелось.

— Тебе… тебе, Сережа я поверю! — кратко сказала она, встревожившись, и в миг стала строгой.

Как в омут с головой. Горохов принялся рассказывать жене всю странную историю Кудашева. Про то, как приехал к Лопатину проведать и познакомился с этим странным парнем, которого и быть не могло. Путаясь и сбиваясь в рассказе с одного на другое, пересказал историю знакомства его с Лопатиным и все, происшедшее дальше. Про троих КГБшников, про рассказы Кудашева. Вот только о Кольке, ставшем призраком, и своей новой способности видеть их так и не смог сказать. Сам увлекшись рассказом не сразу заметил, что по началу внимательно слушавшая жена, закрыла руками лицо и ее плечи в простеньком сарафане вздрагивают от плача.

— Что стряслось, Леночка!? Не переживай ты так… — заметил он наконец слезы жены.

Всхлипывая, она отняла ладошки от лица.

— Ты меня совсем за дуру держишь? За что, Сережа?! Лопатин на волчьей ягоде что ли самогон гнать начал? Вы сколько вчера выпили? Он давно чертей ловить стал, сегодня только бабы в столовой вспоминали, как он с карабином, пьяный в правлении народ на войну с фашизмом поднимал! Это что, заразное что-то? Или самогон у него такой? Я тебя серьезно спрашиваю, а ты надо мной издеваться удумал! Параллельные миры, фашисты, пришельцы! Не ждала я от тебя такого!

Горохов бессильно опустил руки, зажмурился и покачал головой. Вот ведь дурак! На что надеялся-то? Да какой нормальный человек в это поверит? Сам и то не сразу убедился, что Андреич с этим парнем не двое умалишенных. А там автомат на столе лежал, документы с фотографиями. Что делать? Что же делать?

Сергей встал со стула, подошел к заплаканной жене, нежно поцеловал ее в лоб и молча развернувшись, ушел в спальню. Разделся, забрался под одеяло и, засыпая, будто проваливаясь в темную пропасть, слышал, как Лена продолжая всхлипывать, гремит посудой, а потом стелет себе в зале на диване.

Не помнил, сколько он проспал, когда его разбудил крик о помощи из Смоленска.