Глава 38. Как же так…
Кудашев облегченно выдохнул, старик как нельзя вовремя прервал их разговор. Следовало взять небольшую паузу. Конечно, он не строил иллюзий, что женщинам будет легко все объяснить, но кто же знал, что это так сложно. Хотя Василий Лопатин и Сергей тоже не просто приняли на веру его слова. Да что там говорить, он не раз мысленно ставил себя на их место и качал задумчиво головой. Хоть и был кое к чему готов, но не к такому же, а тем более что бы с ним…
— Дедушка, вы идите к нам, не стойте там, да и перекусить перед дорогой стоит! — Юрий глянул в окно на Головкина, призывно махнув ему рукой.
— Вот ведь бестолочи! — возмутился дед Архип, но тарабанить по подоконнику перестал, — в эту дорогу, налегке идтить надо, не с полным брюхом, ты-то должен знать! Да и тяжело мне по вашим лестницам лазать…
Но все же заковылял, опираясь на клюку за угол, в дом.
— Это куда дед Архип собрался? — спросила Лена, судя по всему тоже довольная передышкой.
—Куда, куда…, — ворчливо ответил ей муж, — Юрка ему пообещал проездной на тот свет выписать, в купейном вагоне, на самый скорый поезд!
Довольно неуклюжая шутка милиционера чуть разрядила обстановку, женщины, конечно, ничего не поняли, но обершарфюрер постарался ею воспользоваться.
— Эти солдаты, умерев очень нехорошей смертью, не будучи похоронены по должному обряду, так и не смогли покинуть этот мир. Долго объяснять. Тут смешались в кучу и время, и место случившегося, и то, что должно было произойти после, но так вот вышло. Они застряли между нашим миром и другим. У разных народов, в разных культурах, это называется по-разному, но суть одна. Остались, застряли, на мосту через реку Смородину, путь через которую из Яви ведет в Навь или Правь. Это у славян. У скандинавов и германцев этот путь пролегает через трясущуюся дорогу — мост Биврест. У арабов он называется Сират, и про него говорят, что он тоньше волоса и острее лезвия меча. Во времена расцвета цивилизации Египта это была дорога в Дуат и поля Иалу. У всех народов есть представление о пути после смерти, и о тех, кто на этом пути между мирами застрял, став призраком.
Кудашев старался рассказывать, как можно спокойней, придав голосу, как мог, большую убедительность. Уже немного освоившись с силой голоса, старался пустить ее в ход, но получалось, честно, не очень. Услышав про призрака, Маша округлила глаза. Набрала в грудь воздуха, готовая разразиться возмущенной бранью, но ее опередила подруга, вскочив и положив руку на Машино плечо.
— Так! Ребята, дядя Вася, давайте честно. Вы что-то такое натворили или задумали, о чем ни в какую не хотите нам признаваться и вообще говорить, а теперь рассказываете эти сказки. Сережа, не обижайся, я не поверила тебе, когда ты рассказал мне про то, что Юрий Кудашев… не местный, то есть из другого мира. Но если трезво подумать, это не более чем продвинутая физика! Но вот про всякую чертовщину и мистику, не стоит нам заливать. Мы все люди взрослые, с образованием и сейчас все же двадцатый век, а не дремучее средневековье!
— Ленка! Что-то натворили, это слишком мягко сказано! — поддержала ее Лопатина, — Ты не видела, когда мы приехали, и я в дом забежала, тут на столе стоял какой-то перепачканный грязью металлический сундук, а в нем деньги царские и золото!
Девушка, тяжело переводя от волнения дыхание, торопливо осмотрелась по сторонам, а потом нагнулась, приподняла свисающую со стола скатерть и с торжеством в голосе вскрикнула:
— Вот он! Вот он под столом стоит, этот ящик!
Маша выскочила в середину комнаты, с торжеством задрала голову и уперла сжатые в кулаки руки себе в бедра. Кудашев, залюбовался своей любимой. Так хороша она была сейчас в гневе. Горящие глаза, лихорадочный румянец на щеках и вздымающаяся от волнения, туго натягивая старое платье, грудь.
— Да, да! Как я сразу не догадалась! Ленка! Я все поняла! — сбивчиво, громко, почти крича, продолжила она, — нет никаких призраков, нет никаких параллельных миров с фашистами, помнишь, кино в клубе показывали —«Бронзовую птицу»? Там хромой граф из-за границы за своими сокровищами тайно вернулся! И тут то же самое!
Девушка, задохнувшись от переполняющих эмоций, протянула руку, тыча пальцем в сторону обершарфюра, силясь что-то сказать, но сильно волнуясь не смогла. Но потом все же, совладав с собой выкрикнула:
— Он… он и правда князь, он тоже из-за границы приехал, его родня во время войны тут оказывается, сокровище спрятала! В той могиле где убитых фашистов похоронили… Серега с папкой-то сокровище выкопали… Вот оказывается в чем дело!
Маша торжествовала! Разом открылась ей очевидная, как казалась, истина, намного более понятная, чем фантастические и страшные параллельные миры с победившими нацистами. А главное сердце забилось радостью, что Юрка, конечно же, гад и стервец, но все же никакой не пришелец из чужого, непонятного, немыслимого места и они, что бы не случилось, могут быть вместе.
Лена на несколько секунд замерла, а потом ошеломленно рухнула на стул, пораженная словами подруги. Все вдруг показалось ей таким простым и реальным, что она тут же обозлилась на себя, могла ведь и сама догадаться. Но уверенности у нее, в отличии от Лопатиной, не было. Не мог Сережка так врать, она знала мужа слишком хорошо.
Она встревоженно глянула на сидящего у окна мужа. Милиционер, ссутулившись, качал головой, прикрыв глаза ладонью и негромко тянул:
— Бля-я-я-я-я…
Василий Андреевич, впав в прострацию, облизывая губы, не сводил взгляда со стоящей на столе бутылки с медовухой. Скрипнула дверь, на пороге показался дед Архип с крайне недовольным видом. На мгновение повисла пауза, а потом в голове Кудашева раздался оглушительный хохот, переходящий в какой-то не передаваемый визг и сбивчивые слова. Внимательно слушавший их маленький кот, тихонько щурящий глаза у него на руках, сейчас совершенно не по-кошачьи мотал головой. Издавал хриплые звуки, совсем не похожие на смех. Невероятно, но источником ментальной бури и истерики в голове Юрия, был именно он.
— Прекрати сейчас же ржать! — строго сказал ему обершарфюрер, схватив правой рукой за шкирку и подняв его на уровень лица. Но кота, натурально поджавшего тонкий хвостик между задних лап, было не остановить. Он уже не в силах смеяться, всхлипывал. Тряс лапами и подвывал, совсем по-человечески. И, что уж совсем необычно, на огромных, желтых глазах с не кошачьими круглыми зрачками, блестели слезы.
— Ой не могу, ой не могу больше! Какие же вы люди потешные! Раскрыли тебя, хромой граф! — стонал он.
— Ну ты и засранец! — ответил ему Кудашев, без особой, впрочем, злобы и посадил на стол. Только тут он понял, что разговаривал с Хранителем в облике кота вслух, чем вверг всех, особенно женщин, в полное недоумение. Котенок тем временем, потешно привстав на задних лапах, передними, очень натурально вытирал слезящиеся глаза.
— Ты… ты что? С котом разговариваешь? — ошеломленно спросила Лена. Она осторожно потянула руку к сидящему на столе и трущему мордочку лапами коту. Но тот в миг поднял голову, встопорщил усы и так глянул на молодую женщину совсем не кошачьими глазами, что та испугано отдернула руку.
Маша окончательно потерялась. Переполнявшее ее секунды назад торжество бесследно улетучилось. Она более не понимала, сошли с ума все окружающие ее родные и близкие люди или ее неожиданно покинул рассудок. То, как вел себя подобранный недавно на автобусной остановке котенок, совершенно не вязалось с детства знакомыми кошачьими повадками. Сколько она себя помнила, всегда рядом кто-то урчал и мяукал. Мать говорила, что она, ребенком, чуть ли не с одной тарелки с ними ела… Но сейчас… она готова была поклясться, этот найденыш, действительно смеялся, хотя и не могло такого быть. Он, конечно, очень быстро рос, не мог за неделю так отожраться…
Но это мелочи. Он будто понимал все и реагировал совсем не по-кошачьи. Старый кот Мишка был тоже невероятно умным, просто необыкновенно, по сравнению с сельскими котами. Этот малыш, недавно жалобно пищавший на скамье у остановки, раньше вел себя обычно, как напуганный голодный котенок. Девушка обошла стул Лены, остановилась у стола, и опасливо протянув руку, погладила маленького зверька по голове. Он будто ждал этой ласки, ткнулся мокрым носиком ей в ладонь и потерся мордочкой, как и обычный, любой другой на его месте. Но потом поднял на нее глаза, и она обмерла. Никогда у маленьких котят не бывало таких глаз. У старого Мишки иногда она тоже видела что-то в глазах, отчего замирало сердце. Но у этого малыша откуда?
Нет… нет… просто быть не может!
— Ну вы мне еще скажите, что и кот теперь у нас особенный… — негромко сказала она, ни к кому собственно не обращаясь.
— А…это… ну вообще-то да. — послышалось из-за спины.
Все обернулись на старшего Лопатина, который почти все время сидел молча, а теперь решил высказаться.
— Я, доченька, сам видел… он, когда помер, то пропал, как туман под солнцем. А он, ну Юрка, сказал мне, что вернется, но в новом облике. — Андреич говорил медленно и тихо, словно с трудом подбирая слова. Котенок при этих словах, улегся на столе, вытянув передние лапы, прикрыл глаза и тяжело вздохнул. В другой раз, может и было бы забавно, но сейчас было жутковато.
— А на следующий день ты приехала и, оказалось, что его привезла. Я как увидал, чуть с телеги не упал, все как… наш князь и говорил. И знаешь, шельмец, все углы в первый же день облазил, будто всю жизнь тут прожил.
После этих слов котенок приоткрыл глаз и фыркнул. Если бы это был человек, то Маша с Леной вполне могли сказать, что — пренебрежительно.
Тут только Маша заметила, что Кудашева нет рядом. Она резко обернулась кругом, но в это время, он показался из ее спальни. Пока они переключили все внимание на этого маленького, мохнатого разбойника, их загадочный пришелец, успел зачем-то выйти из комнаты и сразу вернуться.
— Что, раскрыли твое инкогнито? — спросил Юрий, а девушки не сразу поняли, что вопрос адресован был лежащему на столе коту. Тот чуть приподнял голову, глянул лениво на обершарфюра и опять улегся. Сейчас он уже казался самым обычным котенком.
— Так значит? Ты оказывается и дрессировщик котов? Сколько в тебе еще необычных способностей? Пришелец, фашист, князь, медиум, говорящий с призраками… — спросила с издевкой хозяйка.
— Намного больше, чем вы можете себе представить, Машенька! — Кудашев ответил ей неожиданно серьезно, — я и сам сейчас себе удивляюсь. Ваш мозг ищет самое подходящее и простое объяснение. Василий Андреевич, к примеру, сразу решил, что допился до белой горячки. Сергей, принял меня за гипнотизера… а вы, за какого-то заграничного шпиона, охотящегося за фамильными сокровищами, да еще и с навыками дрессировки кошек.
Горохов с Андреичем синхронно закивали, мол да, так все и было, кот на столе снова фыркнул, а Маша насупилась. Из уст Юрия, ее недавнее предположение показалось совсем неубедительным и на редкость глупым.
— Вы мне напоминаете, христианские истории о апостоле Фоме, прозванном неверующим. Ему не довелось присутствовать при первом по Воскресении из мертвых, явлении Иисуса Христа. И когда Фома узнал об этом от других апостолов, то наотрез отказывался верить в это, говоря, что пока не вложит свои пальцы в раны от гвоздей и от копья Лонгина-сотника, не поверит своим товарищам. Что не знаете? Хотя и верно, в советских школах вряд ли преподают Закон Божий — усмехнулся совсем невесело Кудашев.
— А давайте докажем эту теорему, как говорится от противного, я могу показать вам мои документы, выданные у меня дома. Кстати, там военные юристы дискутировали, стоит ли брать их с собой на задание. С одной стороны, они, если что, подтвердят наш статус, а с другой стороны, раскроют инкогнито. Если мне доведется вернуться, буду сторонником вылета на задания без столь откровенных свидетельств. — он показал какие-то зажатые в руку документы.
— Но вы, милые дамы, отчего-то я уверен, как тот Фома, все равно не поверите мне. Что-то придумаете для себя, вспомнив, какое-нибудь кино или книжку, а если вот сейчас, этот маленький зверек на столе, спляшет перед вами? Это будет в достаточной мере безумно, для подтверждения моих слов?
Первым нарушил повисшее в комнате изумленное молчание сам кот. Он зашипел, вздыбил на загривке шерсть, выгнул спину, развернулся к Кудашеву боком. Стал похожим на маленького лохматого стегозавра.
— Что? Плясать? Да ты что о себе возомнил, колдун…, да я… да весь мой род… — зазвенел в голове обершарфюра негодующий шипящий, почти не разборчивый голос.
— Умолкни! — Кудашев вложил в свой ментальный голос всю новообретенную силу, — Хватит уже! Ты их хранитель? Ну и помоги им! Видишь, все постоянно заходит в тупик, потому что они не могут поверить в то, об отсутствии чего в их мире вбивали в головы с детских лет.
Кот сразу как-то сник, умерив всю спесь, но продолжал хмуро смотреть на Юрия исподлобья.
— Ну это уж совсем какой-то блядский цирк шапито! — послышалось со стороны сидящего у окна Горохова, — покажи ты им тех фрицев и дело с концом!
— Да ты же издеваешься над нами! — взвизгнула Маша.
Лена замерла с открытым ртом, не веря своим ушам, а Василий Лопатин, так же открыл рот, но уже потому, что верил Кудашеву, но дивился, и не мог представить пляшущего на столе кота.
Кот, нехотя опустив голову, подошел к краю стола, у которого стоял Кудашев.
— Ладно, колдун, будь по-твоему… Но у меня условие. Помнишь, про корову? Хочу, чтобы хозяин, сейчас, при всех пообещал мне, что заведет корову и будет поить меня молоком.
Обершарфюрер кивнул.
— Василий Андреевич, вы извините меня, что я не спросясь, два дня назад пообещал Вашему Хранителю, что вы корову заведете — Кудашев повернулся к замершему у стены на стуле Лопатину. — Принимая во внимание последние события в вашей личной жизни… посчитал это вполне вероятным, к тому же с деньгами, думаю, вопроса теперь не возникнет. Вы могли бы ему подтвердить, что это реально. Уж очень он по коровьему молоку стосковался.
— А… э-э-э… Корову? А отчего не завести? Если у нас с Натальей сладится все, что же не завести? И заведу! — Василий, которому за последние дни уже пора бы было привыкнуть к странностям и неожиданностям, явно оказался выбит из колеи. Но активно закивал после своих слов, подтверждая их и жестами.
Кот тяжело вздохнул, развернулся, чуть привстал на задних лапках, но тут же сел, повернул и задрал морду к Кудашеву:
— Не могу без музыки! Нет, не могу и все тут!
Юрий на мгновение задумался и память, откуда-то из глубины детских воспоминаний, подсказала слова и мотив. Он запел ровным, красивым с небольшой хрипотцой голосом, хлопал ладонью левой руки, по сжатому с документами кулаку правой:
Заинька, покрутись.
Серенький, походи.
Вот так, вот сяк походи.
Вот так, вот сяк походи.
Заинька, подбодрись,
Серенький, подбодрись.
Вот так, вот сяк подбодрись,
Вот так, вот сяк подбодрись.
Заинька, топни ножкой.
Серенький, топни ножкой.
Вот так, вот сяк топни ножкой.
Вот так, вот сяк топни ножкой.
Котенок зло зыркнул на Кудашева и даже оскалил зубы. Но потом бодро подскочил, оказавшись на задних лапах, уперев передние в бока, начал вышагивать в такт нехитрой мелодии, задрав хвост и смешно подбрасывая то одну, то другую заднюю лапу.
Обершарфюрер, не переставая напевать, с силой, словно картежник, выбрасывая последнюю карту — козырного туза, хлопнул перед Машей на стол две серо-зеленые книжечки с какими-то листками внутри. Один из листков, оказавшейся фотографией, выскользнул от удара на стол. Девушке сразу бросился в глаза широко раскинувший крылья немецкий орел, сжимающий на обложке в когтях свастику, а на фото, ее Юра, стоял улыбаясь, рядом с представительным мужчиной в военной форме с многочисленными наградами и моложавой женщиной в красивом платье. И была на нем чужая, ненавистная серая форма с черными петлицами и рунами СС. Она подняла глаза на лихо отплясывающего на столе маленького котенка, который войдя в раж уже размахивал над ушастой головой одной из лап, и мир закружился в ее глазах все быстрее и быстрее, а потом померк в кромешной темноте.
Лена с трудом успела подхватить валящуюся со ступа подругу, и тот же миг ей на помощь пришли сильные руки Кудашева.
