Глава 51. Мы уходим

Кудашев пришел в себя далеко не сразу. Часть его сознания отметила, что стрельба прекратилась, а суета вокруг, хоть и увеличилась, но вовсе уже не столь зловеща. Пока он находился не в себе, его не трогали, давая возможность осознать случившееся. Но когда, наконец, он начал реагировать на окружающий мир, первыми кого он увидел, был сидящий на корточках напротив него оберфюрер Рейс. Начальник их базы и переминающийся от нетерпения с ноги на ногу профессор Вигман, одетый, как и окружающие солдаты в камуфляжный анорак-дуб, встрепенулись, видя, что взгляд Кудашева принял осмысленное выражение. Оба заговорили одновременно, перебивая друг друга, потом переглянулись, и профессор замолчал.

— Как ты солдат? Ты даже не представляешь, какие силы ты привел в движение дома…. Но мы тут, и вытащим тебя! — Рейс похлопал Юрия по плечу и помог подняться.

Оба они: и начальник базы, и научный куратор проекта, скоротечный бой переждали в тылу. От профессора, хоть и одетого как солдата, толку во время перестрелки не было, а Рейс, единственный управлявший пространственно-временным кораблем, был их билетом в обратный путь.

После получения разрешения на операцию со стороны Гейдриха, события развивались стремительно. Конечно, сама операция возможна стала, благодаря огромной, совершенно секретной работе, начатой задолго до происшествия с экипажем шестьсот тридцать один. «VRIL-Jager3», что использовал научно-исследовательский центр «Н», по сути, был сравним с армейским штурмовиком, рассчитанным на экипаж из двух человек, пилота и штурмана. До поры до времени этого было достаточно. Осторожные исследования, схожие более всего с человеком, боязливо, на ощупь двигающегося в темной комнате, вполне удовлетворяли эти двухместные машины.

Но Гиммлер прозорливо предположил, что рано или поздно, потребуется нечто большее. Не два-три исследователя, на корабле-диске в тринадцать метров, а аппарат, способный доставить в нужное место уже целый отряд. Ну, или вывезти в Рейх что-то очень ценное. Тут же, вполне ожидаемо, встали почти непреодолимые технические проблемы, на которые налагался и первоочередный вопрос — обеспечения скрытности. Нужен был большой корабль, обладающий возможностью действовать с учетом того факта, что он попадет в цивилизации, обладающие возможностями сопоставимыми с технологиями ХХ века, в том числе радиолокацией. И такой аппарат имелся — серия «Haunebu».

Для большинства ученых, работавших в проекте, было очевидно, что программа Рейха, связанная с созданием и запуском в серию больших дисколетов серии «Haunebu II», с некоторого времени откровенно буксует. Формально это было скрыто всеми мыслимыми грифами секретности, но шила в мешке утаить не удавалось. За разработку дисколетов отвечал Четвертый опытно-конструкторский центр СС. Он подчинялся напрямую обществу «Черное солнце», структуре, даже в закрытом от всех «Аненербе», сверхтайной. Проблемой была прервавшаяся с 1949 года связь с Альдебараном. Три аппарата, которые успели создать, так и стояли в подземном ангаре в Баварских Альпах, ожидая своего часа. Вернее, два. А силовую установку одного так и не удавалось отладить должным образом. Смысла в их разрозненном применении не было. И давно запланированный, массированный удар по североамериканской плутократии откладывался.

Для нужд отдела «Н», «Haunebu II» подходил идеально. Диаметр 26,3 метра. Двигатель: «Туле-тахионатор 70», с импульсным генератором магнитного поля, без труда обеспечивавший крейсерскую скорость в 6000 км/ч и выдававший в пике 21000 км/час. Длительность автономного полета, более 55 часов. Используя магнитное поле планеты, аппарат мог выходить на орбиту, и в целом был, по своей сути, уже космическим кораблем. Экипаж девять человек, с пассажирами — двадцать человек. А если снять установленное ранее вооружение, то вместимость пассажиров, ограничивалась только размерами жилого отсека, а грузоподъемность позволяла перевозить кроме пассажиров еще и легкий танк. Лучшие зенитные ракеты, разработанные к тому времени немецкими инженерами, вполне могли достать самолеты со скоростью 1500 км. /час, а ПВО противника не было оснащено и такими, они для «Haunebu II» угрозы не представляли. Но неизвестно было, где может оказаться такой корабль и с чем столкнуться. Поэтому на первый план вышла неуязвимость для радаров. В обычной боевой авиации Германских ВВС активно использовался комплекс способов снижения заметности боевых машин в радиолокационном, инфракрасном и других областях спектра обнаружения. Достигалось это посредством специально разработанных геометрических форм и использованием радиопоглощающих материалов и покрытий. Это заметно уменьшало радиус обнаружения и тем самым повышало выживаемость боевой машины. Но с дисколетами, этот путь был тупиковым. Легкие сплавы не могли выдержать сверхмощных нагрузок, дававших «Туле-тахионатору» возможность развивать немыслимые скорости и выходить в космос. Но решение нашлось. И оно смогло родиться у немецких инженеров, благодаря невероятной смеси интересов «Аненербе».

На помощь пришла археология. Началось все в начале тридцатых, с Германа Вирта, его Гиперборейской теории и Хроники Ура Линда, а если уж совсем зрить в корень, то — с Платоновской Атлантиды и более древних источников. Несмотря на давно длящуюся мировую войну, Главное управление рас и поселений проявляло настойчивый интерес к археологическим раскопкам под эгидой «Наследия предков». В середине сороковых изложенные в Ура Линде выкладки о существовании Арктической цивилизации блестяще подтвердились. Экспедиция под руководством оберштурбанфюрера СС Рольфа Хене открыла Доггерленд. И ранее, время от времени в районе Доггер-банки в тралы рыбаков попадались предметы явно искусственного происхождения — инструменты, оружие, человеческие останки. Но экспедиция «Аненербе», использовавшая передовые на тот момент технологии в подводной археологии, точно установила — в эпоху мезолита эта территория была богатейшей в Европе с точки зрения охоты, добычи птицы и рыболовства.

Найденные свидетельства, в том числе контуры современного морского дна, показывали, что в эпоху последнего оледенения водораздел между Северным морем и Ла-Маншем проходил от Восточной Англии на юго-восток до Хук-ван-Холланда, а не через Па-де-Кале, и что реки Темза, Маас, Шельда и Рейн, соединяясь, текли по течению Ла-Манша в виде широкой реки, которая в конце концов впадала в Атлантический океан. Около 8000 г. до н. э. северное побережье массива суши, Доггерленд, представляло собой береговую линию с лагунами, болотами, приливными берегами и пляжами. Та земля была густо заселена. Изобиловала крупными поселениями и отличалась высокой культурой. Поразительно было, что среди находок изделий из рогов животных и камня, характерных для 10000–12000 лет назад, попадались, хотя и редко, высокотехнологические изделия из меди, бронзы и керамики. Доггерленд, был дальней окраиной Арианы — Гипербореи. Население преимущественно составляли первобытные племена, поверхностно затронутые Великой северной цивилизацией. Так же как сейчас, дикари Амазонии и Центральной Африки соседствуют с современным Парижем, Берлином и Нью-Йорком.

Согласно гипотезе доктора Хене, большая часть данной территории была затоплена цунами около 8200 лет назад (6200 г. до н. э.) Цунами было вызвано одним из крупнейших в истории оползней — дрейфом области подводного грунта от побережья Норвегии, известным как Стурегга. Возможно, причиной катастрофы послужило применение сверхмощного оружия в ходе последней междоусобной войны, разразившейся в Ариане — Гиперборее. Какие-то силы, уходя с мировой исторической арены, громко хлопнули дверью. Согласно этой теории, цунами сыграло катастрофическую роль для мезолитического населения данной местности. В результате цунами, как представляется, Британия была окончательно отделена от континента. И с культурной точки зрения мезолит на ней пошел своим путем.

Кроме бронзы и меди, среди материалов некоторых находок экспедиции, были несколько предметов бытового и культового назначения из неизвестного металла или сплава. Особенно знаменитой у исследователей, стала статуэтка «Великой матери», сиявшая после очистки от донных отложений, необычным огненным оттенком. Так был заново обретен знаменитый орихалк. Самое подробное описание орихалка известно со времен Платона, его диалога Критий. Со слов Крития, вещество это было в ходу в Атлантиде. Большую часть потребного для жизни давал сам остров, прежде всего любые виды ископаемых твердых и плавких металлов, и в их числе то, что ныне известно лишь по названию, а тогда существовало на деле: самородный орихалк, извлекавшийся из недр земли в различных местах острова и по ценности своей уступавший тогда только золоту.

Наука ХХ века, так и не смогла разгадать тайну древних мастеров. И весь загадочный металл, изредка попадающийся при изысканиях археологов, насчитывал всего несколько десятков артефактов. Несомненно, технология производства орихалка была загадкой, имевшей чисто академический интерес для историков и археологов. Но только до определенной поры. Переворот в осознании тайны произошел благодаря изысканиям еще одного гения — Йозефа Виммера, доктора наук, физика. Одной из сфер его деятельности, была оптика и как сотрудник «Аненербе» у него был доступ к исследованию орихалка. Работа доктора Виммера в оптическо-астрономической лаборатории Мюнхена, позволила установить, что кроме своих очевидных, необычных свойств — чрезвычайной тугоплавкости и энергоемкости, орихалк, под воздействием некоторые частот, полностью преломлял электромагнитные волны видимого, инфракрасного, ультрафиолетового и радио, диапазонов спектра. Далее уже за дело взялись военные инженеры. Невероятно, но тончайший слой орихалка, делал полностью невидимым для радаров любой объект.

Возможно, рейхсфюрер совершил преступление перед исторической наукой и цивилизацией, когда по его распоряжению, весь найденный орихалк, за исключением той самой статуэтки «Великой матери» был переплавлен. Но во время войны у всего свои приоритеты. Один из «Haunebu II» был покрыт полутора микронным слоем орихалка и подготовлен к особой миссии. Никто не знал, какой она будет. До того случая, пока не пропал в одном из рукавов хронолет шестьсот тридцать один с Юрием Кудашевым на борту.

Проект получил название «Eisvogel» — Зимородок. О нем не знал не то что Кудашев, до последних событий, мелкий винтик в грандиозной военной машине Германии, но и его начальники. Когда уже решался вопрос о возможности проведения эвакуации уцелевшего пилота, определенные силы настояли, чтобы управлял аппаратом экипаж оберфюрера Рейса. Уровень начальника базы, использовавшегося в качестве рядового пилота, лишний раз подтвердил всю чрезвычайную важность и серьезность задания. Йоган Рейс, срочно доставленный в Альпийскую крепость первый раз увидел, на чем предстоит лететь. Наверное, несколько минут он имел весьма идиотский вид, обходя огромный «Haunebu II» c приоткрытым от изумления ртом. Вспомнилось, как в 1946 году, он впервые пересел со своего «Arado Ar-234 Blitz» на новейший в ту пору «Фокке-Вульф 500». А потом был настоящий шок от «VRIL-Jager3», который летал на совершенно других принципах двигателя, в отличии от поршневых и реактивных аппаратов. Но знакомство с «Haunebu» вводило Рейса в очень узкий круг посвященных в высшие научно-технические секреты Рейха. Огромное доверие уравновешивалось невероятным уровнем ответственности. Принципы пилотирования были едиными, а хрономатрица, по сути была единой и на Шаровой молнии и на «VRIL-Jager3» и на «Haunebu II». Магнитное поле защищало корабли от диких перегрузок при их сверх скоростях, а навигационные приборы все равно играли вспомогательную роль. Основа ориентирования в потоках реальности и была в головах пилотов, для непосвященного, стороннего человека близкая к магии. Штурмана-навигатора на борт брать не планировалось. Вся надежда была на маяк, который должен был активировать Кудашев. Двух ознакомительных полетов над Европой с включенной орихалковой маскировкой было достаточно, и оберфюрер на третий день уже докладывал Гиммлеру о готовности к полету.

Когда, наконец, окончательно одуревший от бессонницы медиум чуть было не выжег себе мозг от усиленного хрустальным черепом сигнала маяка, все закрутилось стремительно. Не прошло и нескольких часов, а усиленный взвод СС из отдела специальных операций — Нибелунги, лучшие из лучших, уже грузились в хронолет. А вот участие в операции профессора Вигмана было чистым экспромтом. Потребовался человек, отвечающий за научно-теоретическую часть дела, а ждать кого-то из ученых штаб-квартиры «Наследия предков», времени не было. Стартовали ночью, и сразу выяснилось, трех тренировочных полетов было мало. После выхода в рукав Рейс два раза чуть не утратил связь с нитью, но все же выправил курс. А то, что и у него, и у профессора, единственного понимавшего, что происходит, прибавилось седины, было не очень и большой платой за успех.

Приземлились на месте взрыва хронолета Ролле и Кудашева. Проплешина от взрыва была как раз по размеру подходящей для посадки туда спасательного корабля. Местность была описана медиумом достаточно подробно и отряд, оставив часть солдат для охраны дисколета, по заданному азимуту двинулся в сторону жилища аборигенов, где должен был скрываться спасшийся пилот. Профессор Вигман и Йохан Рейс нервничали. Ходили у трапа взад и вперед, а когда из глубины леса послышалась частая, все нараставшая стрельба и вовсе стали близки к отчаянию. Но утихла перестрелка довольно быстро, и один из солдат позвал оберфюрера к рации. Кудашев был спасен, и что особо важно, вроде бы обошлось без жертв. Изначально планировалось, что спасательная операция должна пройти в максимально возможной тайне от местных жителей, но, видно, не судьба. Хорошо, хоть не пришлось мостить дорогу из трупов. Хотя, чтобы быть полностью уверенным в успехе, нужно еще убраться отсюда по целыми. Если кто и родился под счастливой звездой, так это сам Кудашев.

Бойцы из «Нибелунгов» успели практически в последний момент, когда хорошо вооруженный и подготовленный отряд местных большевиков пошел на штурм лесного хутора. Шансов у пилота не было. Или смерть в бою или плен. Но они успели. Сработал элемент внезапности. Перед изумленным противником вдруг оказался не затравленный беглец – легкая добыча, а большой отряд с пулеметами. Германский спецназ оказался на позиции как раз, перед тем, как Кудашев вышел за забор к одному из местных военных, судя по всему одному из их командиров. Хватило времени совершить фланговый обход и зайти к красным в тыл. Нужно было еще осмотреться, что тут происходит. И командир отряда спецназа, гауптштурмфюрер СС Киндлер с тревогой следил в бинокль за беседой двух военных, Кудашева и местного коммуниста. Приказ, полученный им, был совершенно ясным. Не допустимо, чтобы немецкий пилот попал в руки местных властей и тайной полиции. Если бы обершарфюрер сейчас сдался, он бы подписал себе смертный приговор. Огонь двух пулеметов не дал бы им дойти до опушки леса, скосив обоих. Потом, впрочем, пришлось бы драться уже за его труп, который все равно нужно было вернуть в Рейх. Но парень оказался молодцом. Не понятно, что там произошло в конце их разговора, отчего они резко отпрянули друг от друга, да так, что советский офицер и вовсе упал, но сдаваться обершарфюрер Кудашев, явно не собирался.

— Докладывай! Только кратко! — выпрямился оберфюрер, перед Кудашевым.

Дисциплина сразу дала о себе знать, Юрий встрепенулся, попытался щелкнуть каблуками, чуть согнул в локтях руки, прижав их по швам и вскинул подбородок.

— Господин оберфюрер! После входа в рукав реальности по полученным координатам нами была утрачена нить и хрономатрица сбилась с резонанса! Причины установить не представилось возможным! Затем, нами с Гауптштурмфюрером СС Ролле, было принято решение, найти хоть какой-то рукав, с устойчивой лей-линией, совершить посадку и попробовать взять хрономатрицу под контроль. После выхода в обычное физическое пространство мы оказались в эпицентре сильной грозы. Возможно, хронолет приняв сильный грозовой разряд, полностью потерял управление, Schumman-Levitator вышел из строя, командиру удалось перейти на планирование, но под нами оказался лес. Посадка была очень жесткой!

— Что случилось с Ролле?

— Гауптштурмфюрер не пережил посадки. При ударе не выдержали страховочные ремни. Его буквально смяло о пульт управления. Он умер у меня на руках. Корабль получил повреждения, исключающие возможность ремонта на месте. Маяк не сработал. Дисколет был уничтожен мною в соответствии с инструкциями! А потом… — Кудашев сделал паузу, слишком много нужно было рассказать.

— Достаточно! — остановил его командир, — поверь, парень, тебе предстоит все случившееся рассказывать столько раз, что выучишь все наизусть! А пока, вольно!

Кудашев переступил с ноги на ногу, и только теперь оглянулся по сторонам. Через распахнутые ворота заимки, под конвоем немецких солдат, во двор заходили пленные большевики с поднятыми и сложенными на затылках руками. Их рассаживали вдоль забора, отдавая команды на приличном русском языке. Почти все немцы к этому времени сносно изъяснялись на русском — языке одного из основных союзников Рейха, в мире Юрия. Солдат красных было довольно много, точно не меньше чем немцев, Кудашев с интересом вгляделся в их лица. Нормальные русские лица. Радостью не светятся, что и понятно, но выглядят на удивление спокойно, даже слишком спокойно. Усаживаясь вдоль забора и ближе к центру двора, излучали странное: даже их позы говорили о достоинстве и отсутствии страха. Ему приходилось видеть в Африке взятых в плен янки, местные большевики явно держались с куда большим достоинством. Незнакомая камуфляжная форма с рваным крупным рисунком, с преобладанием зеленого цвета, хорошо подходящая для летнего леса. Почти у всех на голове черные береты, а знаки отличия на погонах затемнены и не бросаются в глаза. У некоторых на груди оставались опоясывающие подсумки с автоматными магазинами, которые они по команде немецкого унтер офицера снимали и клали на землю. В центре двора выросла уже приличная куча амуниции, а подальше, у мены лопатинского дома, под окнами, немцы складывали оружие пленных. Автоматы, похожие на те, что Юрий видел на блокпосту по дороге в Смоленск, и еще что-то. Пленные негромко переговаривались между собой, чему их конвоиры не препятствовали. По всему выходило, что в планы его освободителей развязывать в этом мире еще одну войну не входило.

Что Кудашеву еще бросилось в глаза, среди пленных чекистов, не было ни одного моложе тридцати. Все крепкие, взрослые мужики, от тридцати до сорока, самый профессиональный для солдата возраст. Когда уже глупый юношеский задор, оборачивающийся в бою лишней кровью прошел, а усталость, свойственная начинающемуся старению еще не наступила. И в глазах нет безумного большевистского фанатизма, только немного подорванная неожиданным пленением уверенность в себе. Более всего они, пожалуй, напоминали средневековых ландскнехтов — псов войны. Сегодня удача не на их стороне, ну что же, придет и их время. Причем все лица типично славянские, нет азиатов и кавказцев. Такие же нормальные парни, как и Сергей Горохов…

Вспомнив о местном милиционере, Кудашев сразу дернулся, закрутил головой. Черт! Как же он мог позабыть! Маша! Сергей с женой, Василий Андреевич!

— Господин оберфюрер! А разве местных тут не было? — кинулся он к отошедшему к командиру солдат СС, оберфюреру Рейсу, — двое мужчин и две женщины, только благодаря им я еще жив!

— Эти что ли? — кивнул его начальник куда-то за спину Кудашева.

Юрий порывисто обернулся. На полдороге от опушки леса шли в сопровождении немецкого солдата Лопатин с Машей и Гороховы. Мужчины изумленно осматривались по сторонам, а Маша, увидев Кудашева, всплеснула руками и стремглав бросилась к нем. Он — на навстречу. У ворот девушка, заливаясь слезами радости, рухнула в его объятия.

— Ну что ты, милая, — шептал ей Кудашев, гладя по голове и целуя заплаканные щеки, — я же говорил, что все будет нормально!