Глава 52. Безумие

За последние несколько дней Машина жизнь перевернулась с ног на голову. То и дело судьба сталкивала ее с этой мыслью. Самой не верилось, что еще менее двух недель назад, она студентка-отличница, практически с дипломом в кармане, ломала голову, идти ли в аспирантуру, куда настойчиво звал декан или идти работать. И, как вариант, в Черневскую амбулаторию. Были, какие никакие отношения с парнем, друзья, подруги. Обычная, словом, жизнь. И не было в этой жизни пришельцев из других, чужих и странных миров, не было призраков, пляшущих на столе котов, крови и страха…. А теперь все это было. И многое непонятное, жуткое и странное, вполне уравновешивалось им, Юркой, после знакомства с которым о других мужиках и думать не хотелось. Но чем дальше, тем понятнее ей становилось, что ничего доброго из этих отношений не выйдет. Не судьба.

Но вся глубина пропасти, в которую рухнула ее молодая жизнь, раскрылась только сейчас, в окружении этих хмурых солдат, когда на запястьях холодно сжимая их тугим кольцом, сомкнулись наручники. Какими странными были эти солдаты, столь не похожие на часто встречаемых ею в Смоленске, военных. С небывалой ясностью поняла Маша, что не будет уже ничего. Не будет диплома, работы или дальнейшей учебы, не будет никакой жизни, столь опрометчиво планируемой еще недавно. Что ждет их с отцом? Что будем с Сергеем и Ленкой? Лагеря за Полярным кругом, о которым шептали в полголоса на кухнях советские люди страшное слово ГУЛАГ? Больше всего пугал ее мужчина в мятом, красивом сером костюме — генерал Кожевников, главный у схвативших их солдат. Взгляд, которым он окидывал их, сродни был взгляду хищной птицы. Как ястреб, парившей высоко в небе, заметившей добычу и несущейся стрелой вниз выставив загнутые острые когти, взирал он на Машу. А еще, очень напомнили его глаза тех Смоленских бандитов, поймавших их на тропинке в промзоне. Страх бил, словно кулаком куда-то в солнечное сплетение, в низ живота. От него перехватывало дыхание, хотелось упасть закрыть глаза и забыться. А потом проснуться и с улыбкой вспомнить всю приснившуюся тягостную бредь. В который раз за последние дни подруги заплакали, уткнувшись друг друга.

Пленники сидели кучкой на обочине дороги, прижавшись спинами к большим задним колесам трехосного грузовика военных, под охраной одного из солдат. Мужчины со скованными за спиной руками подавлено молчали, не полнимая глаз, а Ленка с Машей хлюпали носами, по всхлипывая, то вновь заходясь в рыданиях. Их охранник, крепкий белобрысый мужчина лет тридцати в черном берете, нервно ходил из стороны в сторону, положив руки на висевший на груди автомат. Он покусывал губы и постоянно исподлобья поглядывая в сторону, куда ушли все его товарищи. Видимо, роль охранника совсем не устраивала военного, и более всего, хотелось ему сейчас оказаться рядом со своими.

Когда вдруг загрохотала со стороны заимки стрельба, солдат, выругался, сплюнул себе под ноги и, сдвинув рукой берет на затылок, неприязненно глянул на пленников. Вместе со звуком выстрелов на женщин нахлынул леденящий кровь ужас, они в голос взвыли. На глазах Андреича блеснули слезы, а Сергей опустил голову еще ниже. Неожиданно все изменилось. Из-за борта грузовика, сзади, на дорогу перед их охранником, который, не отрываясь смотрел в сторону заимки, откуда раздавалась стрельба, выскочили еще двое солдат. Тоже в пятнистых куртках, но другого оттенка и в серо-зеленых штанах. Они были не в беретах, а в знакомых по множеству фильмов про войну, касках, забранных в такие же камуфляжные чехлы.

— Hände hoch! Gib auf! — взревел один из них, здоровяк с мощной челюстью, на полголовы выше Сереги Горохова и такой же рыжий. В его могучих руках автоматическая винтовка, казалась просто игрушкой.

— Опусти оружие товаристч, и будешь жить! — второй, по плечо здоровяку, выдал эту фразу на довольно внятном русском.

Чекист оказался ушлым малым. Он резко обернулся, словно ждал чего-то подобного, стремительным движением, пригнув голову, сорвал с шеи свой АКМ, в полу развороте плавно перетекая, подался в сторону пришельцев и с размаху впечатал приклад автомата в лицо здоровяка под самый обрез каски. Его противник тут же, раскинув руки, рухнул на спину и остался недвижим. Обратный движением боец Дубровина, тем же самым прикладом постарался зацепить и второго немца, тот успел уйти с линии атаки, но приклад АКМ угодил по ствольной коробке его винтовки. Сильный удар выбил оружие из рук оставшегося на ногах немца, тот не растерялся и тут же набросился на чекиста, стараясь перехватить его руку, пытавшуюся передернуть затвор Калашникова. Что-то бессвязно крича, они закрутились, держась и дергая оба за автомат чекиста. Чекист пытался вырвать его и направить на немца, а тот делал все, чтобы не дать противнику завладеть оружием.

Все случилось столь стремительно и быстро, что пленники опешили. Женщины, находившие в предобморочном состоянии, прекратили истерику и умолкнув, смотрели на рукопашную схватку их охранника с непонятными врагами. Ерзали, с нараставшим ужасом стараясь отодвинуться дальше от топтавшихся в метре от них бойцов. Только что, у них на глазах, в паре метров, убили человека и сразу все личные переживания отошли на второй план. Никогда в жизни молодым женщинам не было так страшно. Лопатин что-то хрипел, выпучив глаза, то ли стараясь закричать, то ли вздохнуть. Не растерялся только старший лейтенант Горохов, которому помог опыт службы в армейском спецназе. Он сразу понял, что, как это не было невероятно, Кудашев дождался помощи, пришедшей как в банальном фильме-боевике, в самый последний момент. Эти двое: и по облику, и по вооружению могли быть лишь земляками их странного приятеля. А еще, это было очевидно, отчего-то не хотели убивать охранявшего их чекиста. А вот он, чекист, ловко уложив одного из нападавших, явно не задумываясь, расправится и со вторым, в потом, в горячке боя, может быть и с ними. «Ну уж нет», — решил Сергей. Не зря говорят, враг моего врага, мой друг. Неизвестно, какая еще ждет их судьба в случае победы тех, кто прилетел вытаскивать из задницы, в которую он попал, Кудашева, а вот отношение к ним чекистов, иллюзий на благополучный исход не оставляло. Скованные наручниками руки, тому были свидетельством.

Милиционер упал на спину, перекатился и ударил чекиста ногой под колено, тот рухнул на спину под дикий крик Ленки: «Сереееежааааа!!!» Автомат полетел в сторону, а Горохов что было силы саданул каблуком кирзового сапога упавшего охранника по груди. Фашист, оторопевший по началу от столь нежданной помощи, быстро пришел в себя и набросился на упавшего, крепко прикладывая его кулаками по лицу и туловищу. Прошло пару минут и стонущему чекисту с окровавленным лицом, немецкий солдат уже ловко вязал за спиной руки.

— Мы друзья Кудашева, — сдавлено, задыхаясь, выговорил Сергей, привстав на локте, когда немец обернулся к нему. Тот мгновение помедлил, потом кивнул и пошарив по карманам связанного противника, нашел связку ключей и кинул в сторону женщин, а сам стремглав бросился к лежащему без движения товарищу.

Горохов, чертыхаясь, встал на колени, подполз к ничего не понимающей, впавшей в столбняк от пережитого жене и повернулся к ней спиной подставляя руки. Но молодая женщина не могла понять, что от нее требуется.

— Лена! Ключи! — резко выкрикнул Сергей, обернувшись на жену через плечо. Но она так и осталась сидеть безучастно, глядя в одну точку, дрожа всем телом и всхлипывая. Но, к счастью, тут пришла в себя дочь пасечника. Маша скованными руками схватила лежащие перед ее ногой ключи и стала лихорадочно перебирать связку, то и дело, роняя из дрожащих рук. Наконец, она нашла один маленький простенький ключик, с виду подходящий по размеру к щели в наручниках и, далеко не с первого раза попав в замочную скважину и покрутив ключ туда и обратно, смогла освободить руки Горохова. Тот тут же подскочил, выхватил связку ключей из ее рук, быстро присев рядом с Машей, расстегнул наручники. Снял их с запястья и вновь втолкнул ключи в ладонь девушки.

— Освободи отца с Ленкой — быстро выговорил он и поднялся, со сдавленным стоном разминая ноги.

Судя по всему, череп у немца оказался крепким. Лежащий солдат, над которым склонился его товарищ, начал подавать признаки жизни. Поддерживаемый за плечи, он сел, дикими глазами осмотрелся вокруг, если вообще что-то мог видеть из-за залившей лицо крови. Второй солдат стащил со здоровяка каску и ворчал по-немецки, разрывая упаковку с бинтами. Сергей подошел к ним, косясь на лежащего в стороне на животе, связанного чекиста и присел рядом на корточки. Приклад автомата их охранника, угодил немцу в бровь и сильно рассек ее, да так, что вывернутые клочья мяса, страшно, багрово бугрились, заливая лицо и одежду солдата кровью.

— О, блядь! — пробормотал милиционер и повернул голову к своим спутникам.

Маша, наконец, управилась с наручниками на руках его жены, а Лена, вернувшаяся, к счастью, в реальность, сидела потирая запястья.

— Маша, иди помоги! — крикнул Горохов, — пусть Лена отцу браслеты снимет, здесь твои навыки нужны. И тут же добавил, обращаясь уже к немцу:

— Она врач.

Солдат с бинтом в руках тоже глянул на недавних пленников, кивнул:

— Карашо.

Через несколько минут немец, с перемотанной бинтами головой поддерживаемый Василием с одной стороны и его дочерью с другой, со стоном поднялся. Судя по мутному взору, и тому, что он никак не мог сфокусировать взгляд, знакомство с прикладом АКМ, запомнится ему надолго. Он шагнул вперед, оступился и всей тушей завалился на Машу, Горохов кинулся было на помощь, но она, упираясь что было сил, удержала его вес и немец хрипло, чуть слышно пробормотал:

— Danke…

— Сильное сотрясение, — отрывисто сказала она Сергею, все еще придерживая вместе с отцом шатающегося солдата, — бровь зашивать нужно, а еще хорошо бы рентген сделать, мне кажется там лицевые кости повреждены, ну и глаз… хорошо если не сильно поврежден.

— Ну, пошли, очередь в рентген-кабинет занимать — попытался пошутить милиционер, на правой руке которого, всхлипывая от пережитого, повисла Ленка. И кивнул на дорогу в сторону заимки.

Второй немецкий солдат тем временем быстро осмотрел стоявшие на дороге автомашины. Убедившись, что там никого нет, вернулся к ним. Подошел к лежащему на животе чекисту, рывком, за связанные руки, поднял его на ноги. Советский солдат застонал и замотал головой, разбрызгивая кровь. Немец осмотрел недавнего противника и покачал головой

— Фройляйн, помогите… — обратился он к Маше, видя, что его товарищ вполне уверенно держится на ногах с помощью Андреича.

Маша, оставив своего пациента, бросилась к ним. Их прежний охранник, придерживаемый своим победителем, внешне имел столь же плачевный вид, что и поверженный им германец. Разбитый нос, источник обильного кровотечения, перепачкавшего лицо и форму, ссадины на скулах и лбу, стремительно заплывающие гематомами глаза. Но хотя внешне картина была жутковатой, состояние чекиста было сносным, хотя, несомненно, в диагнозе была сломанная со смещением переносица и сотрясение.

Солдат, почувствовав на лице Машины пальцы, неприязненно отдернул голову, а вместо благодарности прошептал с ненавистью:

— Сука!

Немец, не отпуская рук пленного, нагнулся, поднял лежащую рядом разгрузку с автоматными магазинами и резко кинул стоявшему в паре шагов от них Сергею. Тот ловко поймал, немного ошалел от неожиданности. Немец кивнул на, лежащий рядом АКМ и сказал:

— Бери, камрад! Нам любой помосч сейчас карашо… а пленный вскинул голову, на залитом кровью, лице зло блеснули глаза, и он презрительно бросил Горохову:

— Ну ты и пидарас!

Милиционер подошел и поднял автомат, повесил его на плечо, а потом еще раз нагнувшись, взял валявшийся среди смятой травы берет чекиста и напялил ему на голову, со словами:

— Поживем, увидим! Шагай вояка!

Тот в долгу не остался и зло прошипел:

— Поживешь…только не долго!

Только сейчас милиционер понял, что стрельба прекратилась. Тишина, наполненная обычными лесными звуками, казалась звенящей, и ее нарушали только чуть слышные неразборчивые крики со стороны пасеки. Они направились в сторону заимки. Первым шел с пленником немецкий солдат, потом Андреич с дочерью, помогая шагать раненому. Сергей шел последним. Лена некоторое время молча шла рядом с мужем, то и дело заглядывая ему в лицо, а потом не выдержала и спросила:

— Что ж теперь будет, Сережка?

Горохов, молча пожал плечами, попытался улыбнуться жене, но получившаяся гримаса, улыбку напоминала слабо. Из головы не выходили слова пленного чекиста:

— Поживешь, только не долго. А ведь и взаправду, только что старший лейтенант милиции Сергей Горохов, ни много, ни мало, а на «вышку» — исключительную меру наказания себе заработал.

****

Последний боевой выход полковника Мельгузова, начальника разведки Западного Управления погранвойск КГБ СССР, хорошо начался, плохо проходил и отвратительно закончился. Все усиливающаяся стрельба вдалеке, в которой неожиданно прорезался частой дробью голос нескольких пулеметов, вполне ожидаемо обернулась для его отряда паникой. Бойцы бестолково заметались, сбивая друг друга с ног, хватая оружие. Неистово бессвязно заголосил связанный радист, а сержант Сударев, оттолкнув одного из товарищей, попытался дать деру, но наткнулся на старлея, который, не секунды немедля, свалил его с ног прямым в челюсть. Мельгузов взревел матерно, пытаясь, навести порядок, но тщетно.

Дальше, как в замедленном кино, из-за кустов и деревьев, окружающих поляну, с разных сторон появились солдаты в незнакомой форме, но в очень знакомых касках. Один, второй, третий. Они что-то кричали, стреляя вверх. На немецком. На ломаном русском.

— Сдавайтесь! Hände hoch! Arme zu Boden!

Его пограничники, лучшие из лучших, оторопело глядели на пришельцев. Полковник даже не понял, кто, но кто-то первый бросил под ноги автомат. Потом второй, третий. Пограничники сдавались. Ладони Мельгузова, сжимавшие АКСУ, стали противно липкими от пота, он затравлено огляделся по сторонам, пятясь к поваленной березе.

Старший лейтенант Тарасевич, пришел в себя первым, единственной ошибкой было, то, что он после объявленного привала оставил свой автомат не пеньке, в двух шагах, а сам, отвинтив крышку жадно пил из фляги. Стрельба вдалеке, послужившая последней каплей для его солдат, заставила его на минуту забыть о оружии. Он пытался навести порядок среди этой паники, а когда появился враг, ставший, наконец реальным, офицер оказался безоружным, не считая ПМ в кобуре на боку. Тарасевич стремительно метнулся к оставленному автомату, но с двух сторон, по ногам, полоснули из своих похожих на автоматические винтовки незнакомой модели, солдаты в зловещих нацистских касках. Старший лейтенант с криком рухнул в одном шаге от своего автомата.

Врагов было четверо. Против пограничников, которых было много больше, сыграл фактор неожиданности и полная потеря отрядом дисциплины и боевого духа. Разведчиков разоружили, свалив их стволы с разгрузками, посреди поляны. Пока двое его бойцов, опасливо оглядываясь на направивших на них оружие незнакомцев, ломали деревца и мастерили из них, своих ремней и куска брезента носилки, Мельгузов с одним из немцев склонились над раненым. Немец с выглядывавшим из-под камуфляжной куртки-анорака воротником с черными петлицами и рунами СС был подобием ожившего кошмарного сна. Солдату было лет тридцать пять, лет на десять моложе полковника. Непередаваемым чутьем профессионального военного, Борис сразу признал в нем старшину или сержанта. Черт его знает, какие у них там на самом деле звания. К тому же он был единственным из четверых, сносно объясняющимся на русском.

Пограничника в душе терзал жгучий стыд. Десяток его лучших разведчиков, во главе с ним взяли, как каких-то новобранцев. То и дело полковник спрашивал себя, а если бы они приняли бой, что было? Фашистов, а в том, кто были нападавшие, у Мельгузова сомнений уже не осталось, было четверо, а разведчиков, вместе с ним и старлеем, двенадцать. И даже принимая во внимание, что из этих двенадцати, один обосравшийся, один впавший в депрессию и не желающий воспринимать реальность, а еще один, недавно расстрелял их радиостанцию и был связан своими же товарищами, формально, все шансы на успех были. То и дело Мельгузов ловил на себе взгляды солдат, рвавшие ему сердце. Они словно спрашивали его:

— Ну что, батя, эдак нас поимели…и прям без гандона! Он сам учил их, что безумное геройство не для профессионалов. Что толку погибнуть, не выполнив порученного дела? Нужно выжить, чтобы иметь возможность, будучи сбитым с ног, подняться, исправить ошибки и добиться успеха! А с покойников спрос маленький. Они валяются в кустах, воняют и жрут их черви…

А враг оказался хорош! Полковник еще раз прокрутил в мозгу и оценил расстановку сил на поляне при нападении, эти твари грамотно их взяли, зашли с разных сторон, так, что сразу и не разобрать, сколько их. Толково взяли, не перекрывая друг другу секторов обстрела, быстро и четко. Кто бы они ни были, не стыдно и поучиться у таких вояк. Эх, если бы не вся эта чертовщина! Тарасевич вот решил стать героем и теперь подвывает, лежа на помятой, окровавленной траве. Обе ноги, простреляны навылет. Пока немец затягивал на бедре левой ноги лейтенанта жгут, Мельгузов, вколов в правое бедро раненого промедол из аптечки, перетягивал быстро намокающими кровью бинтами, правую ногу. Правая нога просто продырявлена в голени, не беда, кости обрастут мясцом, а вот с левой беда.

— Плехо… пуля раздробила кость и повредила артерию. — немец говорил на русском хорошо, только коверкал некоторые слова. Они, как смогли, перевязали и левую ногу, после чего эсесовец поднялся, крикнул что-то своим солдатам. Один из немцев принялся что-то говорить по рации, висевшей у него за плечами.

— У нас есть медик, попробуем, герр полковник, сохранить твоему парню ногу! — сказал он Мельгузову, — ты уже, наверное, понял, что мы вам не враги, хотя ты есть большевик, а мы солдаты Рейха.

Потом германский сержант протянул командиру разведчиков портупею с кобурой, и пристально глядя в глаза добавил:

— Только не дури, красный. Ваша война давно закончилась, хватит крови.