Глава 58. Несолоно хлебавши

Небольшая колонна из четырех грузовиков и УАЗа втянулась в село уже в сумерках. Остановились в центре Чернево, на небольшой площади у правления колхоза. Все три улицы села, Старая, Смоленская и Новая, словно вымерли. Только многочисленные патрули и оцепление. Сильный, прохладный уже, почти осенний ветер гонял по опустевшим улицам, какой-то мусор, закручивая время от времени пыль небольшими вихрями. Все местные от мала до велика согнаны в здание клуба и амбулаторию под охрану хмурых солдат и офицеров в фуражках с зелеными и синими околышами. Селяне изнывали от духоты и тесноты, а более всего от усиливающегося беспокойства. Мычала и блеяла по домам и в колхозном скотном дворе не кормленная и не доеная скотина, хныкали испуганные дети, шмыгали носами и украдкой вытирали слезы девки и бабы. Хорошо хоть воду давали, принеся из колодца пару ведер, и хлеба из столовой принесли, да до ветру по очереди выпускали, под охраной. Мужики, особенно механизаторы которых забрали с полевого стана, угрюмо, исподлобья поглядывали на охранников, сжимая в мозолистых кулаках промасленные кепки. Если на селе перепуганные колхозники, словно стадо, безропотно, дали собрать себя по домам, то в механизаторы в стане, стали было быковать. Пограничникам и чекистам пришлось пострелять поверх голов, что единству, армии, партии и народа, на пользу явно не шло.

И ведь что держали, не отпускали, понять люди не могли. Давно уже всех, въедливые оперативники подробно опросили и последние часа три сидели Черневцы без дела, нагоняя себе шепотками всякой жути. Вопросы, которые задавали колхозникам были у всех одинаковые.

— Как давно знаете вы Лопатина Василия Андреевича? Когда вы последний раз видели гражданина Лопатина? Что говорил гражданин Лопатин в тот день или ранее? Не замечали вы чего-то странного в поведении гражданина Лопатина? Не встречали вы с Лопатиным посторонних, не знакомых вам людей?

То же самое, такие вопросы и о участковом милиционере Сергее Михайловиче Горохове с женой и о Лопатинской дочке, Машке.

Народ, быстро поняв, откуда дует ветер, топили Ваську и мента, как только могли. Наперебой, захлебываясь от желания высказаться и боясь не успеть, вдруг кто раньше расскажет. Вспоминали все их грехи, вплоть до того, у кого Сережка Горохов в детстве обтряс яблоню. Окрестили Ваську Лопатина главным деревенским самогонщиком и дебоширом. Вспоминали все, что вспомнить могли, а иные, что греха таить, и привирали от себя.

— Рассказывал ли антисоветские анекдоты?

— А то, да, конечно, товарищ начальник! И гражданин Лопатин и Горохов! Еще какие! Самые антисоветские! Повторить…. Ой, не запомнил!

— Вел ли разговоры, негативно описывающие жизнь советского государства и роль Коммунистической партии Советского Союза?

— Ой, товарищ начальник! Вел, вел, подлец, такие разговоры! Что б им, Ваське и Горохову этому, пусто было… Э-э-э…. А что такое — негативно, товарищ начальник?»

Из всех местных жителей, наверное, несколько человек всего не старались облить предмет интереса приезжих чекистов грязью и помоями. Сам председатель колхоза Бойцов, продавец сельского магазина Наташка и Семен Михайлов с женой Фроськой.

— Да, выпивает Василий Лопатин, но никому зла не делал, передовик, план по заготовкам всегда выполнял… сын герой, погиб недавно, дочка в Смоленске отличница, умница. Милиционер Горохов всегда готов помочь, отзывчивый, принципиальный… О остальном… Не слышал, не знаю, не видела.

Все руководство колхоза «Борец», изолированное от местного населения, сидело в правлении, на крыльце которого нервно курили двое парней-пограничников в камуфляжной форме, с автоматами на плечах.

В приемной томилась секретарь Бойцова. Танечка выбилась из сил, таскать в кабинет председателя поднос с чаем для всего руководства колхоза. Еще дико хотелось позвонить подругам в Хотеичи, Шумячи и Рославль и взахлеб рассказать, какая жуть тут творится. Но первым делом приехавшие в село солдаты отрубили всю связь с внешним миром и тут уж поделать было нечего.

Дверь с крыльца распахнулась. В комнату вошел высокий мужчина в мятой и грязной одежде с усталым, будто почерневшим лицом. Таня, задумавшаяся о своем, мысленно представляла, что и как расскажет своим знакомым о последних событиях, когда появится такая возможность. Поэтому, увидя незнакомого человека в цивильном, привычно вскочила со словами:

— Сергей Иванович занят.

Но на плече вошедшего висел стволом вниз автомат, который сразу не приметила, а когда приметила — рухнула на стул, так и не закрыв рот. Последнее время любой человек с оружием пугал молодую женщину до ужаса.

Следом вошли два офицера, один пожилой, а второй молодой. Высокий, в гражданке, с автоматом, решительно и молча прошел к двери в кабинет, председателя, рванул ее на себя и скрылся внутри, пожилой офицер за ним. Третий, тот, что моложе, окинув цепким взглядом перепуганную женщину, столик на котором на плитке в очередной раз закипал чайник, приподнял бровь и решительно шагнул к ее столу.

— Ну что, вы, гражданка! Не пугайтесь так! Лучше угостите защитника Родины чаем!

Бойцов чувствовал, что сходит с ума. Который уже час запертые в четырех стенах кабинета, с редкими пробежками в туалет на улице под неусыпными взорами часовых, они все находились на грани. От сигарет, окурки которых заполнили все тарелки и единственную пепельницу, уже тошнило. К счастью, сигареты у всех закончились с час назад. И теперь уже кружилась голова от желания закурить. От чая, во рту было горько, но густая слюна заядлых курильщиков, была еще хуже, и в который раз члены Правления ждали новой порции чая. Легче всех переносил вынужденное заключение Хныкин. Как всегда, чуть поддатый, в своей замасленной спецовке, он, подремывая в углу на стуле, склонив голову, вытянув ноги и сложив руки на груди. Милонов и Золотаренко двигали на шахматной доске резные фигуры. Никто не считал количество партий, но ветеринар в игре явно уступал бухгалтеру. За все время Милонов не проиграл ни разу. Все они уже много раз обсудили происходящее, перебрали все возможные причины и само собой, были далеки от истины. Он догадок и рассуждений устали и предпочитали молчать, время от времени бросая взгляды на настенные часы. Только агроном Маргулис, зачитавший до дыр прошлогодний журнал «Крестьянка» с обложкой, красной от кумачовых флагов и вымпелов, то и дело вскакивал и трепал всем нервы.

— А я давно всем говогил! Я сразу понял, что этот Лопатин самый настоящий вгаг! И Гогохов, этот, покгывал его. Заявление мое похегил! Штгаф понимаешь, ему выписали!

— Наум Иванович, полно тебе! — устало, в который раз, сказал Бойцов, — ну сколько можно! Ты же сегодня подробно написал все сотрудникам КГБ, разберутся! Ты бы взял, в шкафу на полке, подшивку «Труда». Почитай газету. Помолчи, сделай милость! И так тошно!

За окном в наступающей темноте взрыкнул двигателем грузовик, все кроме Хныкина обернулись, председатель встал и подошел к окну. На улице, в свете фар, поднялась суета. Бегали солдаты, то и дело слышались крики и команды. Резко отворилась дверь, в кабинет вошел генерал Кожевников, разительно отличавшийся от человека, побывавшего тут утром. С утра он всего парой слов обмолвился с растерянным визитом такого человека, председателем. Генерал излучал уверенность и превосходство. А сейчас, в грязной одежде, с запекшейся кровавой ссадиной на лбу, усталый человек с автоматом на плече, испугал Бойцова намного сильнее, чем в первую встречу. Он молча прошел к столу, сел, почти рухнул на свободный стул, с грохотом положил на стол оружие и потянулся к телефону.

— Городской? — спросил он Семена.

Тот кивнул. Кожевников снял трубку, поднес к уху и устало поморщился.

— Павел Петрович, — обернулся он к вошедшему с ним пожилому офицеру в столь же грязной форме, — дай команду на коммутаторе, пусть обеспечат связь.

Офицер молча вышел, некоторое время генерал смотрел куда-то в угол, а все присутствующие молчали, теряясь в догадках. На торжествующих победителей генерал и его люди явно не походили. Он пару раз брал трубку и не слыша гудка, нервно клал, почти бросал ее на аппарат. На третий раз, услышав сигнал, Кожевников быстро набрал номер и стал отдавать распоряжения.

— Дежурный!? Мать твою, дай быстро дежурного по Управлению! Коровин, ты где ходишь?! Все! Все доклады после! С Москвы? Давно? Сколько раз?! Да и хуй с ними! Операция завершена…. Да, я сам доложу, как приедем. Без подробностей! Да… Просто скажи, что задача в выполнена. Дубровин, да со мной! Не перебивай меня… Срочно свяжись с летунами! У нас раненые! Вертолет высылайте срочно и бригаду хирургов в госпитале собери. И гражданских хирургов. Знаю, что ночь! Посадочные огни я обеспечу. На подлете по рации свяжутся. Да что я тебе объясняю… Пусть военный комендант города со мной свяжется и аэродромное начальство. Да по этому номеру!

— Какой номер? — спросил генерал председателя и тут же диктовал цифры в телефон дежурному по Управлению.

Завершив звонок, Кожевников, в полной тишине, откинулся на спинку ступа и замер, прикрыв глаза рукой. Бойков, проснувшийся Хныкин и бухгалтер с зоотехником, не дыша глядели на лежащий рядом с пустыми чайными кружками автомат и начальника Смоленского КГБ.

— Вы товагищ, совершенно пгавы оказались! Без сомнения, этот мегзавец Лопатин… Давно, давно следовало вывести его на чистую воду, я сигнализиговал! Я… — начал из-за противоположного конца стола вещать Маргулис.

Генерал убрал от лица руку и уставился на говорившего. Чем дольше он смотрел на агронома, тем более замирало у Бойцова сердце при виде лица генерала. Неожиданно Кожевников долбанул кулаком по столу так, что подпрыгнул на столе полупустой стеклянный графин с водой.

— А ну, заткнись! — крикнул Кожевников побледневшему и рухнувшему на стул агроному и обратился уже ко всем, — Слушать сюда!

Первое, что сделал Кожевников, когда спустился с крыльца правления колхоза, распорядился распустить всех местных, томившихся в клубе и амбулатории. Колхозники обоих полов и всех возрастов, опасливо оглядываясь на солдат, потянулись в темноте по домам. Но вряд ли кто смог уснуть, вернувшись. И мужики, и бабы спешили снять пережитый стресс единственно доступным способом, приняв по соточке, а то и по две чего покрепче. Суетливо доили скотину и задавали корма и во всех домах, то один, то другой выглядывали в окна и за заборы, что там происходит, едрит иху мать!

Дубровин вперед теперь не лез и не сводил глаз с генерала. Хоть и много старый чекист на своем веку повидал странного, но сейчас дивился, чудеса, да и только. Вот недавно еще лежал Кожевников у его ног на лесной дороге. Сердце не билось, пульса не было, не дышал и синеть уже начал, особенно лицом и шеей, верный признак, что сердцу кирдык. А теперь, живее всех живых! Даже вроде как седины в голове убавилось и фигурой, плечами распрямился. У полковника даже мысль закралась, а ты ли это, Николай Иванович? Или вместо тебя кто иной в мир вошел?! Всякого за долгую жизнь повидать пришлось, и не удивился бы. Но нет, тут не ошибешься, умел старик смотреть не только глазами. Генерал Кожевников собственной персоной. Но другой! Да и не мудрено! Там побывав, прежним не остаться! Просто раздирало полковника порасспросить его, что, да как, но вспоминал, как зыркнул на него Кожевников, когда обратно вернулся. Сразу желание любопытствовать пропадало.

Ой не прост теперь сделался товарищ генерал-майор! Дубровин, вернувшийся в кабинет председателя, рот раскрыв, дивился, какую толкнул перепуганным колхозным буграм речь Николай. Ловко все обставил, лучше и не придумать, да к тому же кое-что сказал, что и знать не знал и ведать не ведал. Однако знал и ведал. Ну, то и к лучшему.

За полночь прилетел вертолет. К тому времени по распоряжению Кожевникова сложили по четырем углам площади костры и услыхав подлетающий вертолет запалили, а стоявшие в оцеплении бойцы светили вверх фонариками, образуя ориентиры для посадки. В вертолет погрузили совсем уже загибавшегося старлея-пограничника, троих разведчиков Мельгузова, бывших до сей поры не в себе и человека Дубровина, которого изрядно помяли немцы при помощи местного мента. После отлета борта в областной госпиталь, загасили, хорошо пролив костры. Остальные погрузились по машинам и колонна, гремя и дребезжа на ухабистом деревенском проселке, потянулась к выезду из села.

Не прошло и нескольких минут, захлопали двери и калитки. Черневцы, принявшие уже для успокоения и храбрости кто чего, шумя и перекрикиваясь, все увеличивающейся в размерах толпой двинулись к зданию правления. В темноте, то тут, то там, засветились лампы. Вспыхнули, разгоняя темноту, в руках некоторых мужиков наскоро сделанные факелы.

В правлении, так и не пришедшие в себя от услышанного управленцы обсуждали, что делать и как быть, когда стоявший у окна Золотаренко ойкнул и пискнул затравлено:

— Это что же там делается!? Ой, божечки ты мой!

Со всех улиц к правлению, в тусклом свете керосиновых ламп и в трепещущих отсветах факелов шли люди. Агроном Маргулис, припав к стеклу окна, несколько мгновений глядел на приближающиеся огни, потом вдруг взвизгнул и заметался по кабинету, налетая с грохотом на стулья и неразборчиво причитая. Вновь проснулся голос крови! Похоже, постоянное ожидание погрома становилось для Наума Ивановича навязчивой фобией.

Толпа у правления быстро росла. Народ шумел, словно чаща в бурю или морской прибой, но в здание не заходили. Тут и там, почти одновременно, раздались крики:

— Председатель, выходи! Степан Иванович, выйди к людям! Бойцов, иди к нам!

Грузный Милонов, щеки которого тряслись от страха, почувствовал, ноги не держат. Оперся на столешницу. Тяжело выдохнул и умоляюще выдавил из себя:

— Степушка, выйди, поговори с ними! Мы же не знали…

Председатель, кивнул, одернул рубаху, поправляя ее сзади за ремень брюк, и решительно направился к выходу. Он прошел через приемную, успев потрепать по плечу окончательно сомлевшую от страха секретаршу и только у двери на улицу чуть помедлил, но потом, резко выдохнув, толкнул дверь на крыльцо.

Селяне встретили председателя колхоза враз наступившей тишиной, которая через несколько мгновений сменилась криками.

— Чтой-та было?! Мы что, скот какой, так с нами?! А отколь? А что? А почему и зачем? А Лопатин… А Горохов… Знать хотим!

Бойцов немного помедлил, собираясь с силами и решая, как бы и что сказать людям, а потом поднял руки, расставив их в стороны и закричал:

— А ну, ти-и-и-ихо!

Секунду, другую и шум, гам и крики стали стихать. Председатель тяжело дышал, собираясь с силами и опустив руки, начал громко говорить, стараясь пересилить глухой шум толпы:

— Граждане! Родные мои! Земляки! Натерпелись мы сегодня страху, наверное, кто постарше, с войны такого не видал! Все уже поняли, не просто так нагнали войск на село. И не стройбат какой, а войска Комитета Государственной Безопасности, во главе с начальником КГБ области генерал-майором Кожевниковым!

Жители Чернево, сами не пальцем деланные, уже давно узнали, кто такие люди в фуражках с синим околышем и с такими же петлицами, но известие о том, что командовал ими генерал, народ впечатлило.

— Ни хуя себе!

— Ого! Мать его ети!

— Все вы, товарищи колхозники, подписывали сегодня обязательство не разглашать государственную тайну! — продолжал, почти крича, председатель, — И действительно, то, что произошло у нас, дело очень серьезное, государственное! Болтать будете, загонят, куда Макар телят не гонял!

— Ты Степан, мозги не еби! Хватит стращать! Настращали уже до мокрых портов! Дело говори! — шумел народ.

— Тихо! Тихо, товарищи колхозники! Поди поняли, откуда ветер дует! Всех вас про Василия Лопатина и милиционера нашего, Горохова Сергея, расспрашивали! Так ведь?!

— Так! Так! Что бы им гадам пусто было! Суки драные! Васька, гандон штопаный! Натерпелись из-за них страху! Горохов, черт рыжий! Твари! — неистовствовали селяне.

Степан Бойцов поднял руки и молча стоял, пока гул, крики и ругань не стали затихать, только когда народное возмущение затихло, он после паузы, громко закричал:

— А вот и нет, товарищи! Не так все! В пору, прощения просить нам всем у Василия и у товарища Горохова! Выходит, наоборот, настоящие герои они! Мне и другим членам правления, товарищ генерал Кожевников, рассказал, как дело было!

Толпа изумленно выдохнула и затаила дыхание.

— Все, наверное, знаете, что несколько дней в округе дороги были перекрыты? Да что там говорить, знаете! Искали бандитов, которые совершили нападения и разбои у нас в области. Обложили их они в лесах и ушли. И не просто бандиты были, банда целая. Они нашли схрон немецкий в лесах, с оружием и боеприпасом. И бандиты те, на Васькину заимку напали! Вчера в ночь! А у него как раз милиционер наш с женой был, и Васькина дочь. И до утра настоящая война в лесу шла, Васька с Гороховым оборону держали, посчитай против всей банды!

Среди установившейся на площади тишины раздался громкий крик. Народ расступился, и Бойцов увидел продавщицу из лабаза Наталью, закрывшую лицо руками.

— Товарищи! Двое наших селян, Лопатин Василий и товарищ старший лейтенант Горохов при помощи Елены Гороховой и Марии Лопатиной продержались, покуда утром солдаты на помощь не пришли. Уничтожили ту банду! Всю!

Поднялся невероятный шум и крики! Уже не разобрать было, кто и что кричит. Кто-то из женщин под руки вывел из толпы Наталью, которую ноги не держали и усадили ее на какой-то оставшийся после военных ящик. Хоть и кричали уже радуясь, но нет-нет, то один, то другой мужик или баба, примолкали, вспомнив, какой поклеп подписывали чекистам на Ваську и милиционера. Но тут же воровато оглянувшись, вновь кричали и размахивали руками. А совсем малое число тех, кто прозорливей, про себя удивлялись, уж очень, военные, из леса вернувшись, на победителей не походили. Угрюмые и злые. Из машины на носилках вытаскивали кого-то всего в бинтах, не иначе раненого, да у некоторых солдат головы перевязаны. Думается, в машинах, в кузовах, лежать остались не иначе те, кому уже не ходить по родной земле…. Ой, дела какие творятся!

Председатель вновь поднял руки, стараясь привлечь внимание селян и крича:

— Товарищи! Товарищи, дайте же сказать!

И в медленно наступавшей тишине вновь закричал, уже с другой интонацией:

— Но и без потери не обошлось у нас! Погиб старожил наш, Архип Головкин! Геройскую смерть принял! Когда кончились патроны у наших защитников, бандиты их почти захватили. Но подоспели солдаты и бандиты поняли, что самих их захватят. Дед Архип пообещал их болотом из окружения вывести, если они никого на заимке не тронут. И завел он злодеев в самые топи, и они там сгинули. И он с ними.

Повисла тишина, которую нарушал треск догорающих факелов, да причитания баб и старух.

****

Утро в лесу наступило как обычно, под крик петуха, под брех голодного пса и щелканье сорок на ближних деревьях. Обычное утро, словно и не было сумасшедших дней, которые перевернули жизнь нескольких человек. Василий поднялся первым, взял на кухне почти пустое ведро и пошел к колодцу. Плеснул в сторону остатки воды, поставил опустевшее ведро на колоду. Опустил колодезное ведро вниз, крутанул ворот, и, устало облокотившись на сруб, дождался всплеска. Но поднимать ведро не стал. Сел на колоду рядом с ведром, опустив голову. Все валилось из рук. Как жить теперь? Что делать? После всего пережитого, после того, о чем узнал.

В правую голень толкнули, Лопатин опустил руку и потрепал пса по кудлатой голове и вздохнул. Серко лизнул хозяйскую руку и пару раз негромко тявкнул. Андреич глянул на кобеля и увидал рядом с ним своего нового кота, который вышел вперед и уселся перед ним, задрав морду с желто-зелеными глазами вверх.

— Ну и как теперь нам всем жить? — спросил их Василий.

Пес, оскалившись, уставился на него глупыми преданными глазами, а кот, привстал на задние лапы и совсем по человечьи развел в стороны передние, словно говоря: «Сам не знаю!»

Лопатин отшатнулся, сбил с колоды пустое ведро, которое своим грохотом разогнало четвероногих питомцев в разные стороны.