Глава 2. Перипетия

Я наверное первый раз выспался за все последние, тревожные, но богатые на события дни. Удивительно, что никто меня не разбудил. Собственно я и проснулся от дикого голода, несмотря на вчерашний сытный ужин. Иначе спал бы и спал. Организм, которому сильно доставалось всё время, теперь быстро восстанавливался и неистово требовал, что бы в него закинули пару-тройку тысяч калорий. Аккуратно заправленная кровать, на которой вчера собирался спать оберфюрер Рейс, пустовала. Вспоминая вчерашний вечер, я ещё раз помянул добрым словом шефа. В СС традиционно не было свойственной армиям большинства стран пропасти между офицером, даже старшим, и обычным бойцом. Но то, как он вчера принял очень близко к сердцу мою судьбу, говорило о многом. Тут, между прочим, и вопросов возникало множество. На Гельголанде, было не менее дюжины экипажей, которых можно послать мне на выручку, но полетел он. По всем правилам и нормам, не должен был. Слишком много знал, чрезмерно опасно было его потерять в неизведанном мире, особенно, случись взять его врагам живым. Но полетел! Может дело, в том неизвестном, секретном корабле, который задействовали в спасательной операции. Очень похоже, что и для оберфюрера, он был опутанной государственными тайнами неожиданностью. Следовательно, обучить управлению этим кораблём могли любого пилота Базы, по полетел отчего то Рейс… В который раз подумалось, что уж слишком много внимания персоне обычного унтер-офицера СС.

Несмотря на голод, вставать я не торопился. Лежал, закинув руки за голову, уставившись на бетонный, выкрашенный белой краской потолок и думал. Было о чём! Похоже, окружающие просто не знают, что со мной делать. Причина тому — вырвавшаяся из под контроля на Лопатинском дворе, моя новая сущность. Если не это происшествие, всё бы было по-иному. Отправили в часть, там конечно, взяло бы в оборот CD, допросили бы, мало ли что. Тут всё понятно. Потом… дали наверное отпуск. А может и вовсе отстранили от полётов на некоторое время. Всё равно подготовка второго пилота для нового экипажа дело сложное и долгое. А место бедняги Ролле пусто. Погоди, о чём это я?! Ну и дурак! Как же я сразу не понял?! Ведь уже то, что удалось мне с болотного острова связаться со своими через… через… пространство и время, из другого мира, должно сводить с ума всех физиков Рейха задействованных в проекте! Да и не только физиков! Проклятье! Меня явно планировали в оборот взять плотно, а тут ещё доложат о моих способностях, которым вся айнзацгруппа была свидетелями. Вот ведь напасть! Скорее всего, Бюркель с раннего утра, если ещё не в ночь, укатил с докладом на самый верх, возможно к самому Гейдриху. Рейхсфюрер, в ведомстве которого Аненербе в целом и отдел «Н» в частности, наверняка тоже в стороне не останется. А ведь ты, Юрий Николаевич, похоже, становишься причиной кризиса государственного масштаба! Вопросов к тебе слишком много и задать их хотят слишком многие! Сейчас, пока ты валяешься на кровати в этом каменном мешке, решается твоя судьба. Вот засада!

Я поднялся, чуть размял затёкшие мышцы, потянулся, потом отправился в душ, вода которого нестерпимо воняла хлором. Часы, над украшавшим одну из стен, старым партийным плакатом, показывали девять пятьдесят, надеюсь что утра. Я быстро оделся и заправил постель, а потом решительно направился к двери.

Как ни странно, дверь оказалась не запертой. Часовых у двери тоже не было, но по коридору не торопясь прохаживался средних лет, жилистый ротенфюрер, в пилотке, обычной серой форме, кажется один из тех, что был в том отряде на заимке. Он сразу направился ко мне, вскинул руку, приветствуя меня, и сразу предупредив мой вопрос.

— «Доброе утро, обершарфюрер Кудашев! Я ротенфюрер Кох. Будете завтракать?»

— «М-м-м… Ротенфюрер, прежде всего мне хотелось бы определиться в своём статусе. Я под арестом?»

— «Хм… Камрад Кудашев, очень интересный вопрос, — усмехнулся солдат, — скажем так, нам запрещено выпускать вас с территории базы, но вы спокойно можете сходить в столовую и в спортзал. Тут есть небольшой. Но в сопровождении меня или ещё кого-то из айнзацгруппы. По крайней мере, пока других указаний не поступало. Будить вас, было запрещено, дали вам отоспаться после всех невзгод, ну уж если поднялись, идёмте, провожу в столовую».

Ну что же, меня это пока вполне устраивало. Мы пошли по коридору, ротенфюрер чуть впереди. Как и все солдаты, вытащившие меня из большевистских лап, держался он уверенно, и скорее всего, был таким же липовым унтер-офицером, как и Бюркель. Скорее всего, герр Кох, вполне заслуженно носил погоны гауптштурмфюрера. А может и нет. После недавней демобилизации из вооружённых сил Рейха старших возрастов, приуроченной к дню рождения Фюрера, двадцатого апреля тысяча девятьсот пятидесятого года, оказалось, что многолетняя война породила целый пласт людей, которые сроднились в войной и не видели в жизни иных целей. Особенно много было таких среди потерявших близких при бомбардировках немецких городов англо-американцами. Дом разрушен, многие родные погибли, возвращаться на пепелище и начинать жизнь заново очень тяжело, а тут рядом локоть товарища, с которым долгие годы делил страх смерти, кусок хлеба и последнюю обойму с патронами. Многие остались в армии. К радости их командиров, которые с радостью бы поменяли полдюжины молодых новобранцев, на такого ветерана за сорок. Им, оставшимся служить, дали широкий шеврон на левый рукав мундира и полевой формы и в два раза увеличили оклады и боевые.

Примерно до трёх после полудни, я бездельничал. После завтрака сходил в то, что тут самоуверенно называлось спортивным залом, убедился, что серьёзные упражнения мне ещё не по силам, но всё же дал работу мышцам с каким то смешным весом. Всё это под неназойливым, но постоянным контролем со стороны Коха и пары как бы случайно оказывавшихся поблизости штурмовиков. Потом немного поболтал с ротенфюрером, который сразу сделался замкнут и угрюм. Впрочем разговор наш касался самых общих тем вроде семьи и новостей за последние две недели. И он и я старательно обходили тему моих приключений за последнее время. Кстати я оказался прав. Он родом из Дуйсбурга и действительно остался служить после апрельской демобилизации, а жена и дети Коха сгорели в огненном смерче летом 1943 года во время одной из бомбардировок города англичанами. Потом мы сходили вместе на обед… а вот после обеда меня уже плотно взяли в оборот.

По видимому где-то на верху, и в прямом и в переносном смысле, наконец решили, что со мной делать. Уже на выходе из столовой, меня поджидали два типа в белых халатах в сопровождении пары хмурых автоматчиков, с весьма откровенной угрозой держащих оружие. Не то что бы держа меня под прицелом, но очень недружелюбно. Я вздохнул, простился с ротенфюрером Кохом, казавшимся мне теперь очень хорошим парнем, и пошёл в сопровождении этих новых личностей, по коридорам куда-то вглубь базы.

Новое помещение, которому суждено было стать пристанищем мне на некоторое время, по уровню комфорта превышало конечно камеру местной гауптвахты, но явно уступало месту где я провёл минувшую ночь. Сразу же, внутренним чутьём я понял, что всё помещение утыкано камерами и микрофонами, которые не особенно то и пытались скрыть, а всё что породит мой организм в процессе жизнедеятельности, наверняка поступит не в канализацию, а в какую ни будь лабораторию. Мне осталось только смириться. Ещё около часа, уже в лаборатории, у меня взяли все мыслимые анализы, вплоть до мазка с гениталий и я ответил на кучу глупых вопросов. Люди в белых халатах представившиеся как доктор Засс и доктор Крюгер, наверняка в огромным интересом провели бы мне и лоботомию со вскрытием полостей тела, но уж с этим им придётся хорошенько повременить. Я уже начал терять счёт времени, а с ним и терпение, когда всё завершилось и меня отвели в предоставленное мне помещение. Вернее наблюдение за мной, наверное, только усилилось и даже сомневаться не стоило, что каждое движение моих век, каждый вздох записывались на камеры и магнитофонные ленты. Оказалось что о походах в столовую придётся забыть, впрочем ужин, доставленный мне «в номера», оказался вкусным и обильным, даже с каким то намёком на изысканность. А когда после обильного ужина уже начало клонить ко сну, меня посетил доктор Засс.

Доктор, а я не удивился бы, что у него действительно есть научная степень, подтянутый мужчина лет сорока пяти, с гладкими зачёсанными назад русыми волосами с залысинами, обладатель упрямого, крепкого подбородка и голубых глаз, прямо таки источал показное радушие. У плохо отштукатуренной стены стоял прочно закреплённый к полу металлический стол и два таких же стула по обе стороны от стола, на них мы и уселись.

— «Извините за всю эту суету днём, герр Кудашев. Надеюсь, вы сами понимаете, принимая во внимание все обстоятельства происшествия с вами, их неизбежность. Вы первый пилот, которого мы смогли спасти из иного рукава… У нас конечно был заготовлен и отработан алгоритма действий при таком варианте развития событий, но ваш случай уникален».

Я кивнул, ожидая, когда за всеми этими общими словами, он перейдёт к сути.

Засс выложил на стол передо мною приличную стопку чистых белых листов и три хорошо оточенных карандаша.

— «Я прошу Вас, обершарфюрер, как можно подробнее изложить всё… Причём прошу начать с самых первых ваших воспоминаний детства, можете писать в свободной форме, будто это сочинение на уроке литературы в гимназии. Вы меня поняли? Как можно подробнее и точнее! Должен вас предупредить, мы проверим всё…»

Ну хватит, мне перестал нравиться тон этого типа, будь он хоть доктор, хоть профессор или даже академик.

— «Доктор Засс! — перебил я его, — я не стану ничего писать. Ни о своём детстве, ни о последних событиях! Дело в том, что я вижу вас первый раз в жизни, а то, что я имею доложить, относится к категории государственной тайны, и я не знаю, границ вашей компетенции. Это первое. Второе, со слов моего командира, оберфюрера Рейса, я знаю, что мой отец, русского генерального штаба полковник Николай Всеволодович Кудашев, военный агент Российской империи при посольстве, в курсе особенностей моей службы. Я хотел бы переговорить с ним по телефону, буквально пару-тройку минут, само собой, под вашим контролем».

Лицо доктора Засса выражало крайнюю степень озабоченности и недовольства, он потёр лоб, поднялся и ответил: «Мне необходимо проконсультироваться герр Кудашев, думаю, удастся разрешить ваши сомнения».

После того, как за ним закрылась дверь я, отбросив условности, разделся до трусов. В комнате было душновато, система вентиляции оставляла желать лучшего, а возможно просто стоило попросить прибавить оборотов вентиляторам, гнавшим горный альпийский воздух в эти рукотворные пещеры.

Сейчас они названивают, кому то очень важному и решают, как быть. В какой-то мере разговор с отцом был для меня гарантией, что я не пропаду без вести уже тут, дома. Слишком хорошо я знал характер полковника Кудашева, дабы сомневаться, что он не оставить это просто так. Да и по поводу государственных тайн, я тоже ни мало, ни лукавил. Лучше перестраховаться.

По прошествии получаса, доктор Засс вернулся, волоча за собой провод массивного чёрного чемоданчика с телефонным аппаратом без наборника совмещённого с магнитофоном. Он поставил телефон на стол, молча указал мне на него рукой, а сам, усевшись напротив, одел наушники, вставил штекер в один из разъёмов и демонстративно медленно нажал на клавишу записи магнитофона. Медленно начали вращение бобины с плёнкой и я протянув руку, снял трубку.

В микрофоне что то шипело и потрескивало, потом звонко щёлкнуло и раздался голос: «Полковник Кудашев у аппарата!» Я вздрогнул, вот так всё просто. Признаться ждал каких-то отговорок и проволочек. Голос отца я узнал сразу, всеми чувствами. Самыми обычными, человеческими, что бы узнать его голос, не требовалось каких то необычных способностей. Я почувствовал, как в носу предательски защекотало, в горле застрял ком, а на глаза навернулись слёзы. Где он сейчас?! Время позднее, но он может по делам службы быть где угодно, конечно для службы имперской безопасности, найти его не проблема.

— «Здравствуй, папа…» — прошептал я и мой голос дрожал. Я нервно встал и тут же сел обратно. Вот ещё не хватало! Я поднял глаза на доктора Засса, но тот, сидя напротив тактично, устало прикрыл глаза рукой, оперевшись спиной на стену.

— «Юра? Юрочка!» — вскричал где то далеко отец и в его голосе я почувствовал всю глубину его любви, страх за меня и отчаяние от того что он узнал о моей пропаже без вести на задании.

— «Где ты? Вернулся… Как ты…» — сбивчиво, почти кричал папа на другом конце телефонной линии.

— «Всё хорошо, папа, я дома, ребята вытащили меня! Ты не волнуйся, я тут в карантине после возвращения… обычная процедура. Как вы, как мама?»

— «А где ты… а… да, да, прости сынок, я понимаю, секретность! Значит всё хорошо?! Слава Богу! Мама… Эльза, Эльза, иди скорей, Юра звонит!»

Значит всё-таки дома… Секунд двадцать, слышались приглушённые звуки и неразборчивые голоса, потом трубку взяла мама: «Юрочка… Юрочка…» повторяла она, а потом и вовсе расплакалась.

— «Всё хорошо, мама, я вернулся с задания. Извини, не могу более говорить, скоро увидимся, дай трубку папе.» — сказал я поглядывая на доктора Засса.

Снова послышался уже более спокойный и уверенный голос отца: «Хорошо что позвонил сынок! Я… я очень волновался! Нужна какая то помощь? Нет? Хорошо! До встречи родной! Очень ждём тебя! Будет возможность, звони!»

Я положил трубку на аппарат, и обуреваемый целым ураганом чувств только всхлипывал от возбуждения, но быстро успокоился, поймав на себе пристальный взгляд доктора. Казалось, он был удивлён моими обычными человеческими чувствами. Ну да, я же наверное, в их глазах некий неведомый монстр, а так он был удовлетворённым, увидев всё же во мне человека.

— «Как видите, мы идём вам на встречу, герр Кудашев… Что касается подтверждения полномочий, то вы получите их только завтра. Доброй ночи!» — он поднялся, смотал провод наушников и вложил их с специальный разъём чемоданчика и в первый наверное раз, по доброму улыбнулся мне.

Оставшись один, я чувствовал, что прежняя сонливость бесследно исчезла, разговор с родными слишком взбудоражил нервы и походив немного из угла в угол своей камеры, я некстати вспомнил, что совершенно забыл попросить усилить вентиляцию. Да и черт с ней! Я уселся за стол, пододвинул к себе стопку листов и взял карандаш. Что бы ни произошло со мной, и какой бы ни был уровень допуска моих охранников, до последнего вылета, в моей жизни не было ничего до такой степени секретного. А раз уж доктор Засс с коллегами тут, то деятельность по проекту «Н» для них не тайна. С этими мыслями, я принялся описывать свою не столь уж долгую жизнь, до того рокового для Ролле вылета на поиски пропавшего хронолёта.

Часов в моём узилище не было. Сколько я писал, не знаю, но через какое то время, мой эмоциональный порыв стал сменяться усталостью. Тем не менее, я почти дописал всё что хотел, пока глаза не стали слипаться. Отодвинул исписанные и ещё чистые листы в сторону, поднялся из за стола и рухнул на постель. Даже не сняв одеяло, уснул я опять мгновенно.

В отличии от вчерашнего дня, на этот раз меня разбудили. Не очень сильно, но требовательно меня тряс за плечо ротенфюрер Кох. Вот так дело, а я то думал, что уже не увижу его.

— «Вставайте Юрген, скорее…» — торопливо шептал он, то и дело, оглядываясь на дверь.

Ещё толком не проснувшись, я сел на кровати и принялся тереть глаза руками, видно засиделся за мемуарами я изрядно. Отворилась дверь и в комнату вошло несколько человек, я сонно приподнял голову и тут же вскочил. Спросонок меня повело в сторону так, что я чуть не упал, но я тут же выпрямился и замер по стойке смирно, отведя в сторону локти прижатых к бёдрам рук и вскинув подбородок. Как был в трусах. Со стороны, наверное, это выглядело забавно.

Кроме штурмбанфюрера Бюркеля, на этот раз уже в форме соответствующей званию и ещё одного незнакомого офицера, передо мной стоял Генрих Гиммлер, рейхсфюрер СС.