Table of Contents
Free

Аномалия Реальностей

Алия
Novel, 397 359 chars, 9.93 p.

Finished

Table of Contents
  • Начало
Settings
Шрифт
Отступ

Начало

«Есть только одна врождённая ошибка – утверждение будто мы рождены для счастья». 

Какой-то философ.


Реальность – интересная штука. Интересная тем, что мы её определяем. Так вот уж вышло: люди придумали это самое слово "Реальность», и теперь отчаянно пытаются её познать. Изучают, выводят всякие там законы, ставят эксперименты. Но «Реальность» – это очень много всего, и познать абсолютно всё невозможно. Больше того, каждый человек даже более-менее объективные знания искажает своим странным разумом. И получаем мы, что в голове у каждого существует своя реальность. Но это не точно! И ещё далеко не всё.

Люди ведь, они все разные, но имеют между собой много общего. И потому, реальности каждого человека, пересекаются, а то и вовсе совпадают с реальностями других. Чего там, на это даже легко влиять можно. Скажем, покажи в новостях пару сюжетов о ком-нибудь, и вот – он уже враг народа, преступник века. Часть людей этого человека ненавидят, а другие, что не верят СМИ, наоборот, будут считать его героем. И это – их реальность. А сам человек может быть полным ничтожеством, которое даже на преступление-то неспособно, не то, что на героизм. Но с какого-то момента, это уже не будет иметь никакого значения. Та реальность, что у людей в головах будет важнее, чем та, что существует, с позволения сказать, объективно. Со временем об этом человеке забудут, и останется только миф. Миф, что будет влиять на будущие поколения. Такое постоянно происходит. Чаще всего со всякими известными личностями. Но бывают и другие примеры, когда мир в головах людей оказывается важнее того, что есть на самом деле.

Вот, взять, к примеру, типичную семью, да показать по телевизору пару часов из их жизни... Нет, по телевизору их, конечно, никто показывать не будет. Да и кому он нынче нужен, телевизор этот? Вместо этого, мы просто понаблюдаем...


За столом сидели четыре человека. Сидели и ели. Праздничный стол был накрыт в лучших отечественных традициях. Современных традициях. В меру современных. Ведь в последнее время, всё больше городских семей не устраивает таких торжеств дома, предпочитая сходить в кафе. Если могут себе это позволить, конечно.

Тут были все салаты, что принято ставить на стол, множество нарезанных колбас, сыров, солёные грибы... В общем, много всего. Стоит только взглянуть, и сразу ясно, что четыре человека столько не осилят. Тут даже восьмерым пришлось бы постараться. А с кухни ведь доносились ещё и ароматы горячего, куда же без него! В общем, праздник. Правда, лица у его участников были слишком уж унылыми. Они что-то жевали, переглядывались между собой, болтали про погоду, или вяло хвалили салаты. Но даже бросая дежурные фразочки, каждый участник застолья упорно старательно пытался не общаться с другими.

В общем, знакомьтесь. Это семья Житковых. Именно через «т», хотя иные иногда и коверкают специально. Ну как же не исковеркать? Уж прямо так оно звучит... Да и семья не из бедных. Нет, они не долларовые миллионеры, и живут даже не в частном доме, а в обычной квартире. Но... не бедствуют. Совсем не бедствуют. У отца семейства свой бизнес имеется.

Вот он, сидит во главе стола. И даже так видно, что роста он невысокого, да и волос на голове, прямо скажем, маловато. Но в остальном всё при нём. Хватает в его теле и мяса, и жира и костей – хоть прямо к мяснику сдавай. Здоровый мужик, этот Житков. Смотрит недовольно на остальных. Посмотрит налево – презрительно сощурится. Направо – осуждающе кивнёт. А прямо посмотрит, глаза будто бы мягче станут, но всё равно недовольные. Зовут эту небольшую машину для убийства Константином. И по поводу машины для убийства – это не шутки. Он, конечно, никого не убивал, но его к этому готовили. Ибо получил он военное образование. Ещё в СССР, где собственно и родился.


Вообще, мысль о том, что его Родина именно СССР преследовала Костю всю жизнь. В школе его учили любить Родину. Отец, тоже кадровый военный, учил сына патриотизму сурово, иногда даже ремнём. И книжки про Великую Отечественную, которыми он очень сильно увлёкся, они тоже эту любовь усиленно воспитывали. К старшим классам стал упёртым патриотом наш Костя. Что, среди молодёжи того времени было не очень-то и модным. Нет, Костя вовсе не чурался западных вещей, или там музыки. Мода сия его не минула. Но когда кто-то из друзей заговаривал о том, что неплохо было бы на запад немного свалить, Костя всегда стыдил горе-мечтателя:

– Как ты так можешь говорить? Советский Союз – наша Родина!

При этом подбирался, и говорил так гордо... Ну ровно на партсобрании.

Стоит ли удивляться, особенно с отцом-военным, что Костя решил посвятить свою жизнь защите своей обожаемой Родины? Правда, с трудом смог пройти из-за роста и веса, но всё-таки, его взяли в офицерское училище.

Глянув на Костю тогда (что вполне реально, ибо фотографии у него остались), вы бы его не узнали. Это был не наследник гордого советского офицера, а скорее деревенский недалёкий парнишка. Лопоухий, толстоватый, с глупым выражением лица. Что, в общем-то, подтверждает общеизвестный факт: внешность бывает очень обманчива. Ведь учился Житков вполне даже хорошо. Костя не считал себя особо гениальным парнем, но был куда умнее, чем о нём можно было подумать, и очень трудолюбивым. Военную науку осваивал вполне успешно. А параллельно с ней и ещё кое-что. Так сказать, гражданско-техническое. Особенно рьяно он учился вождению. Очень ему нравилось, и его в этом начинании, как ни странно, только поддержали. Полезное дело, для армии. Генералов возить.

И вот, в конце концов, вышел в мир лейтенант Константин Житков. Большой, во всех смыслах (кроме роста) человек. Всё ещё искренний патриот, готовый служить своей стране, и делать карьеру. Вот только мир его намерений и искренности не оценил. Очень быстро страна, которую так любил Костя, приказала долго жить. И началось много такого, о чём и говорить-то тошно. Развал – дело такое, при нём всё худшее наружу вылезает.

Видя творящийся в армии беспредел, Костя совсем разочаровался в своих идеалах. Он ушёл со службы будучи капитаном, и решил заняться чем-то другим. Другое не заставило себя долго ждать.

Бедность, и прочее... тяжёлые времена. В конечном счёте, Костя связался с не самой хорошей компанией. Правда, ничего незаконного он сам не делал. Он был простым водителем у одного большого бизнесмена. А бизнесмены 90х, это дело такое... Костя, пусть сам никого утюгом не прижигал, но всё-таки в этих бизнес кругах вращался. И право слово, характер отставного капитана, это ни разу не улучшило. Благо хоть ушёл он с этой работы довольно быстро, и, что очень важно, ноги в процессе ухода смотрели вниз, а не вперёд.

А потом нашёл жену, появились дети. В конце концов, он открыл своё дело. Магазин хозяйственно-строительных товаров. Константин вёл свой бизнес весьма неплохо – на жизнь и на хлеб семье хватало. Даже когда всюду стали открываться всякие строительные гипермаркеты, магазинчик работал, и был популярен среди людей. Потому что место удачно выбрано, и в целом, ассортимент подбирали хорошо. Костя ещё в самом начале дела понял, что надо на что-то делать ставку.

Логика у него была простая:

Если человек идёт в такой магазин, значит ему что-то конкретное надо. Скажем, шпаклёвка. Или там, табуретка. Или кастрюля. Разумно? Разумно. Значит, нужно чтобы он мог это «что-то» купить. Не так важно, чтобы выбор был большим, важно чтобы оно имелось. За хорошим выбором ходят в специализированные магазины. А если что-то нужно быстро, или идти далеко лень, тогда идут именно в такой вот магазинчик, недалеко от дома, как и планировал, выбирая место Константин. И если не филонить с качеством, да цены не задирать слишком большие, вполне можно делать бизнес.

В результате магазинчик стал-таки вполне себе прибыльным делом. Зашло народу, как говорится. Константин все силы в него вкладывал. Потому что очень деньги любил, ну и семью надо было обеспечивать. Машина, дача... всё должно быть как у людей. Он не был слишком изыскан в своих запросах, но если уж чего-то хотел, пытался обязательно на это заработать.

Забавно, но Константин, даже став бизнесменом, любил повторять:

«Я в Советском Союзе родился».

Правда, теперь уже без гордости, а как бы чуточку со стыдом.

Среди друзей и соседей сложилась у него репутация несколько... жлобская. Не совсем оправдано, надо сказать. Он любил деньги, да и манеры его оставляли желать лучше, но был очень трудолюбив, и крайне гордился своей работой. В общем, если и стал жлобом наш Костя, то жлобом не самым типичным. Жлобом-индивидуалистом.

«Только дурак работает не на себя» – поучал он своих детишек. Когда их видел. А это было не чтобы часто, ведь магазин кучу времени отнимал. Ибо Константин, жмот такой, отчаянно экономил на работниках. Он даже жену свою в магазине заставлял работать. Ну как заставлял... Просил, а та и не отказывалась. Не привыкла она мужу отказывать.


А вот и она, виновница торжества. Сидит напротив мужа, и очень аккуратно, даже деликатно, поедает грибы собственного маринования. Алла Житкова, в девичестве Полякова. Женщина, которая устроила это семейное торжество, даже зная, что члены её семьи, по большому счёту, друг друга недолюбливают (и это ещё очень мягко сказано). Но, устроить семейный праздник она посчитала правильным. Она вообще всё всегда старалась делать так, как считала правильным. Вон она сидит, вся такая прямая и строгая. Лицо бледное, не особо счастливое для именинницы. Видно сразу, что весь этот торжественный обед ей тоже в тягость. Но ничего поделать, если уж так полагается. День рождения должно отмечать всей семьей, а значит так и будет. Несмотря на все протесты мужа.


Вообще-то, Алла была весьма покорной женой. В её семье отец всегда был главным, и мать во всём его слушалась. Так она и воспитала свою дочку. Даже странно было: никакого бунтарство Алла никогда не проявляла, хотя упрямство в девочке имелось. Но как-то так всегда получалось, что она во всех вопросах была на стороне тех, против кого обычно бунтуют, а не тех, кто бунтует.

В общем, выросла она, окончила школу, устроилась работать в магазин. И вот однажды, зашёл к ней мужчина... Далеко не красавец, но очень опрятный, весь такой солидный. И так уж вышло, что очень ему Алла понравилась. А он со временем понравился ей. Коллеги спрашивали: чего же она такого в нём нашла? А женщина им отвечала:

«С ним так спокойно и надёжно!».

Костя смог ей дать уверенность и защищённость, в не самые спокойные времена. А она во всём поддерживала мужа, и во всём слушалась. Ибо это было правильно. На самом деле, они действительно подходили друг другу. Она помогала ему, а он шёл с уверенностью по жизни. Но когда Житков намеревался сделать что-то, что Алла считала действительно неправильным, она вмешивалась. Брак оказался на удивление крепким.

Жизнь текла, и однажды Алла стала мамой. Не самой плохой мамой. Её хватало на то, чтобы заботиться о детях, всячески оберегать их и воспитывать. Правда, увы и ах, делала она это без огонька, и детям немного не хватало материнской любви. Алла была довольно-таки сдержана в чувствах, и даже материнство этого факта не исправило. Что не могло не отразиться на детях.

И вот, старшая дочка однажды решила: раз её никто не любит, то и она никого любить не должна! Поэтому и выросла той ещё эгоисткой, третировавшей, в том числе и младшего брата. А тот, будучи обложен со всех сторон, вырос парнем замкнутым и неуверенным в себе. Хотя Алла своей вины в этом не видела. Она вообще не считала, что дети её чем-то плохи... В этом вопросе, она мало отличалась от других матерей.

Да, Алла была не самой плохой матерью. И это было трудно оспорить. Особенно если правильно понять данное утверждение. Есть матери и хуже. Намного хуже. Но от этого факта данная женщина Матерью Года всё равно не станет. Слишком уж многое она упустила, слишком много не смогла дать своим детям. И теперь пожинала плоды своих ошибок, вприкуску с маринованными грибами.


А вот, и они сами. Не грибы конечно, а Кости и Аллы детишки. Каждому по двадцать с лишком. Сидят по бокам от родителей.

Дочку трудно не заметить. Полноватая женщина, у которой эти двадцать совсем уж с лишком. Ест аккуратно, самые жирные блюда не трогает. Заботиться о своём здоровье. Собственно, ничего кроме её самой, Аллу Житкову не волнует. Даже старшая её тёзка, в честь которой Алла была зачем-то названа. Она не просто эгоистка, она эгоцентрик, из-за чего жутко не ладит с родителями. В первую очередь с отцом. Хотя... вероятно, эти двое друг друга всё-таки уважают, даже через своё презрение. Главная претензия отца к дочери: она, будучи ну просто прирождённым продавцом, отказалась помогать ему в магазине. Ну, или своё дело начать. Константин был уверен, что у Аллы-Младшей бы всё получилось. Но нет, Алла устроилась в обычную такую (и немного мутную) торговую компанию, и нынче впаривает людям кондиционеры. Делая хорошие деньги, надо сказать, впаривает. За что отец её, нехотя, но всё-таки уважает. А она отца презирает, как и всех окружающих её людей. Но и Алла человек не совсем простой. Да и бывают ли действительно простые люди? Она, вроде бы, более-менее общается с мамой, но в глубине души ненавидит эту сухую и всецело правильную женщину, которая, по мнению Аллы-младшей, испортила ей детство. А что отец? Пусть они и ругаются, но она понимает: у папочки хотя бы была причина её игнорить. Он работал, зарабатывал деньги. А вот мама просто характером такая мерзопакостная.

А напротив неё сидит брат. Бледный такой парень, с длинными чёрными волосами, и тщедушного сложения. Сидит, и испуганно озирается по сторонам. Алла считает своего братца полным ничтожеством и ненавидит. Отчасти из-за того, что братец внешне больше похож на мать, а не на отца. И ещё за то, что ему, в отличие от сестрички, не достались в наследство проблемы с лишним весом. Зато от отца передались эти замечательные уши. Ах, что за уши! Хороший способ отыграться на братике за то, что тот вообще родился. И за то, что Аллу заставляли за ним присматривать.


И вот он, четвёртый член семьи. Саша Житков. Новоявленный бакалавр в области чего-то там. Ему и самому, строго говоря, всё равно в области чего именно. Он поступил на эту специальность, потому что выбор был простой: или шуруй в армию, или иди учиться, куда скажет отец. Саша выбрал второе, и четыре года старательно делал вид, что хоть чему-то пытается научиться. Хотя нет, некоторые предметы ему нравились. Но вообще, Саша ещё до поступления знал, что по специальности работать он не пойдёт. Хотя бы даже и из чувства противоречия. Ну и сама торговля была ему противна, как вид деятельности.

Саша Житков – парень несчастный. Вообще-то, не так уж много людей себя прямо ну вот совсем уж счастливыми считают, а уж тех, кто себя при этом не обманывает так совсем мало. Но он даже внешне производил впечатление, будто ему ничего не нравится, будто жизнь не в радость и вообще всё тлен. Правда, сам себя он прямо совсем уж несчастным не считал. Саша вообще редко измерял свою жизнь таким критерием как «Счастье». Слишком всё было плохо и уныло, чтобы такими категориями свою жизнь мерить.

Раннее детство Саши было, в чём-то, получше чем у сестры. Он был младшим ребёнком, и потому крупицы маминой доброты и тепла, доставались ему куда чаще, чем Алле. С другой стороны, у Саши была сестра, которая всё детство его изводила. Вечно норовила что-то забрать, притесняла всячески. А однажды и вовсе, сломала ему жизнь. Конкретно так сломала, это юноша понимал очень хорошо, и сестру ненавидел. Он вообще не очень других людей любил, как и все остальные Житковы, но сестра... Убить бы он её, конечно, не убил, но чтобы спасти, не пошевелил бы и пальцем. Вероятно, Алла была для Саши самым ненавистным человеком на всём сером унылом свете. В то время как для Аллы это место делили между собой мама, и одна коллега с работы. Куда более успешная, худая и вечно задирающая нос. Ох, и ненавидела же её Алла!

А Саша ничуть не меньше ненавидел сестру, и чтобы понять за что именно, нужно вернуться в детство. Когда сестричке, уже достаточно взрослой, чтобы гулять самостоятельно, давали с собой ещё и младшего братика, дабы девочка не расслаблялась, и чтобы мама могла спокойно делами по дому заняться. Ох, и злило же это Аллу! И именно тогда она и придумала прозвище для братика: «Чебурашка». У Саши тогда уши были ну просто несоразмерно большие, и в стороны торчали знатно.

Для совсем маленького мальчика, это было не так уж и страшно. Наоборот, его персона, с помощью сестры вдруг стала привлекать к себе внимание, и это Житкову нравилось. Но вот когда он повзрослел...

«Чебурашка» из милой клички стало оскорблением. Это угнетало. Друзья во дворе его иначе уже и не звали, да и в школе тоже стали. Уж сестричка позаботилась! Но с этим Саша ещё как-то мирился. Мирился до тех пор, пока не влюбился. И девочка, к которой он всё-таки решился подойти и предложить вместе погулять, сказала ему:

– Да ну, ты чего? Чтобы я да с Чебурашкой...

Во всяком случае, в памяти Саши так эта реплика и звучала. С тех пор, он стал ужасно комплексовать по поводу своих ушей. Ещё сильнее замкнулся в себе, стал задумчивым, и как-то сам не заметил, как оказался одиночкой и изгоем.

Что во всей этой ситуации забавляло Аллу, так это то, что у Саши, теперь, были уже более-менее нормальные уши. Во всяком случае, размером они были не сильно больше, чем у большинства парней. Оттопырены – это да. Но не настолько, чтобы делать из него полного урода. Да Саша и сам это понимал, но уже не мог ушей не стыдиться. Не мог не отдергивать себя от мыслей пообщаться с кем-то, или, упаси боги, пригласить девушку на свидание.

«Так и пойдёт она с тобой, Чебурашка!» – звучало у него в голове. И голос этот смутно напоминал противный голосок его толстой сестрички. Наверное, от того, что кроме сестры его так уже никто и не звал. Просто потому что ни с кем из бывших одноклассников или друзей детства, он давно уже не общался.

В институте его избегали, и даже чуточку недолюбливали. Вовсе не из-за ушей, нет. Это было бы странно, всё-таки взрослые люди уже. Просто Саша после школы стал таким мрачным и депрессивным, что буквально вытягивал всю радость из тех, с кем общался. Ну и кому оно надо, с таким человеком ля-ля разводить? Разве что психоаналитику за хорошие деньги.

Но, надо сказать, что к концу учёбы, парень немного пришёл в себя. К третьему курсу, научился худо-бедно общаться с людьми, стал не таким мрачным. Опять же, он смог найти что-то, чем ему действительно нравилось заниматься, А такие вещи, как правило, неплохо влияют на эмоциональный фон человека. Он даже умудрился себе подружку найти.

Да уж, с подружкой была та ещё история. Девушка по имени Таня, только что расставшаяся со своим парнем, и вся такая несчастная... Потому они с Сашей потянулись друг к другу. Сперва, чисто платонически, потом дело дошло до поцелуев и слов типа: «Мне так хорошо с тобой». Саша уже начал в неё влюбляться, может даже уже и полюбил, но...

Она вернулась к своему бывшему. Тот поманил, и она вернулась. Саша пытался её отговорить, не без оснований считая это глупым поступком, но красноречия ему явно не хватило. Они с Таней поругались. И тут он был виноват сам – слишком уж был настойчив в своих неудачных попытках убедить девушку. Они, поругались, да. И Таня, помимо прочего, очень нелестно отозвалась о его характере, и, что ещё важнее, назвала его уродом лопоухим. Эмоционально так. Наверное, ей потом за это было стыдно.

А вот у Саши, после расставания и таких добрых слов, на руках появились шрамы. Один побольше, на левой; второй поменьше, на правой. Он не пытался покончить с собой, но так уж вышло, что в самый худший момент, на глаза ему канцелярский нож попался. И что уж тут поделать, если мама не научила мальчика выражать свои эмоции как-то иначе? Вот он их и выплеснул. На себя.

Хотя, тут, надо сказать, не было худа без добра. Да, родители ему устроили. Отец орал на него, в общей сложности часов, пятьдесят. Но, зато шрамы отмазали его от армии, когда учёба закончилась. Нет, ну это было предсказуемо. Когда на медкомиссию приходит бледный вьюноша, с взором потухшим, длинными волосами и шрамами на руках... Разумеется, его отправили на обследование в определённого рода больницу. И там решили, что в армии такие парни не нужны. Армия с мнением согласилась, и Саша, таким образом, службы избежал. Хоть что-то его порадовало. А то побреют, постригут там... и уши станут вообще всем видны. Мальчишка ведь (а было это в классе, кажется, девятом или десятом) их и стал отращивать именно затем, чтобы уши закрывали. Отчасти получилось. Но волосы у него были тонкие и прямые. Такие же тщедушные, как и он сам. Так что уши всё равно торчали, хотя и не так сильно, как было бы с короткой причёской. Вот только на чёрном фоне они, даже сильнее бросались в глаза. Но Саша считал, что без них будет куда хуже.


Среди всех «гостей» этого праздника, прочно пребывавших и в напряжённом недовольстве, Саша выделялся тем, что был ещё и напуган. Ему очень не хотелось, чтобы начался определённый разговор. Он надеялся, что этот разговор не начнётся, и даже радовался тому, как же в их семье все друг друга не переваривают. Но, увы, это был разговор из тех, что просто не могут не начаться в такой милой компании. Кажется, некий Мёрфи сказал однажды: «Если что-то может пойти не так, это пойдёт не так». Вряд ли он имел в виду разговоры за семейным ужином. Но в любом случае, старик-то дело говорил.

– Алка, ты слышала, что твой братец делать собрался? – спросил у своей нелюбимой, но более-менее уважаемой дочери, столь же нелюбимый, но уважаемый отец.

– Неа, – сказала та, поедая огурец, и с унылой злобой глядя на тарелку с колбасной нарезкой.

– Он решил устроиться работать на завод! Представляешь?

– Ага... – пробормотала Алла.

И тут же отец тряхнул стул, на котором та сидела. Дочка чуть не подавилась огурцом.

– Ты чего, офигел?

– Слушать надо, когда старшие говорят!

– Да. Устраивается на завод. Мне-то что?

– Это не завод, – пробурчал Саша. – Просто на территории завода...

– Ага, конечно! Я в тебя, дебила, сколько денег угрохал, чтобы ты институт закончил. А ты?

– Не хочу я так работать.

– И кто ты у нас теперь? Дворник? – ехидно так вскинула нарисованную бровь Алла.

Саша не удостоил её ответом. А отец, тем временем, продолжал:

– И ладно бы решил мне с магазином помочь...

– Пап, твой магазин – дерьмо! – заявила Алла.

Просто так, мимоходом. Накалывая на вилку гриб, один из тех немногих, что уцелели после маминой атаки.

Отец побагровел. Вероятно, ему очень хотелось стукнуть кулаком по столу. Или, что ещё лучше, по наглой морде обидчицы. Но он быстро вспомнил, что это за неблагодарная дрянь, и кем она ему приходится. И потому, взял себя в руки.

– Тебя, дуру не спросил, – буркнул он.

– Так что, куда тебя взяли-то, Чебурашка? – поинтересовалась Алла у брата.

– Иди ты нахуй! – ответил он ей.

– Вот и поговорили. Так куда? – спросила она снова.

– Я тебе уже ответил, – пожал плечами Саша.

– Календари он решил печатать! – заявил отец семейства.

– Смотри, а то уши себе пропечатаешь! – хмыкнула сестричка.

– Алла.

– Да, Чебурашка?

– Я искренне желаю тебе, чтобы ты сдохла сгнив заживо. Медленно.

– Ой, как страшно... Чмо уродливое!

Саша уже хотел выйти из-за стола, но его, опередила мама. И, хотя держалась она как обычно непоколебимо, всем стало ясно, что где-то в глубине своей сухой души, женщина натуральным образом психанула

Как только она ушла, отец отвесил и сыну и дочери хороших подзатыльников. Ещё с их детства это было единственное рукоприкладство, которое он себе позволял (правда, в нём-то уж он не стеснялся). И вот... они, уже взрослые, и вновь получили своё.

– Ну что, довольны? Довели мать! – крикну мужчина, и ушёл вслед за женой. 

Даже занимательно. Костя Житков был, прямо скажем, не самым идеальным отцом. Он бы мог уже мастер-классы давать. «Как не обращать внимания на детей, а потом в них разочаровываться». Но вот мужем он был очень даже любящим.

Вслед за ним, с места встал и Саша. Потирая голову, он ещё раз взглянул на сестру.

– Я говорил серьёзно. Я надеюсь, что ты умрёшь. И очень мучительно!

– Ага. Иди гуляй, Чебурашка.

Он и ушёл. А Алла, оставшись одна, потянулась-таки за колбасой. Ведь если никто не видит, значит и не считается, не так ли?


Нельзя сказать, что Саша прямо уж так ненавидел свою семью. С тех пор как съехала сестра, жить с ними стало вполне приемлемо. Отец всё больше работал, а мать в его дела не лезла. Но такие дни его реально бесили. Вот не могло всё иначе закончиться? Да, не могло! Отец уже который день на говно исходил, а сестра... Она свой шанс не упустит, чтобы подгадить младшему братику. Но мама настаивала. Ей, видите ли, как и всегда, хотелось отметить День рождения «Правильно». Так что угрызений совести по поводу того он довёл мать, Саша не испытывал. Она сама на это нарвалась, а его просто спровоцировали. И дал себе Саша зарок, что ни разу в жизни он больше на такое дело не подпишется. Впрочем, этот зарок он давал себе уже третий год кряду. Исполнять его не особенно получалось.

Самое фиговое было то, что отец от него теперь не отстанет. И ему, Саше, придётся в ближайшее время сделать ещё один серьёзный шаг на пути к взрослой жизни. А именно снять собственное жильё. Квартиру там, или комнату. Не важно! Лишь бы подальше от родителей. Уж что ни говори про Аллу, но дурой та не была. Смекнула, что иначе жить нормально не сможет, и едва устроилась на работу, от родителей свалила. Сей подвиг собирался повторить и Саша.

Благо та зарплата, что ему пообещали, должна была это позволить. У неё, этой самой работы, хватало недостатков. И ехать неблизко, и переработки периодические, и сама работа монотонная до жути. Но за неё обещали нормально платить. Достаточно, чтобы снять где-нибудь квартиру, и не умереть в ней с голоду. Но пред этим...

Вообще для человека, который ведёт замкнутую жизнь, Саша достаточно неплохо в этой жизни разбирался. И поучения отца всё-таки слушал (стараясь при этом не оглохнуть). Он знал: между «Пообещали» и «Заплатили» есть разница. И к прискорбию юноши это значило, что ему придётся ещё месяц прожить в не самой мирной обстановке. Даже чуть больше. Или не слишком-то и чуть. Вот выйдет он, через три дня на работу, вот доработает до первой зарплаты, получит её. И тогда уже можно что-то искать. А до тех пор нужно терпеть.

За дверью, в коридоре шумели. Сестра собиралась домой. Мать убирала со стола. А отец, вероятно, сейчас побежит в свой магазин.

Саша улыбнулся. Все считали, будто от отца ему достались только эти проклятые уши. Но он знал, что это не так. Ему достались ещё кое-что. Например, от папы Кости, ему достались крепкие и гибкие кости. Ни одного перелома за всю жизнь. А ведь в детстве он такое вытворял! Это было, разумеется, плюсом. Отец даже гордился этим. Саша помнил, как в детстве несколько раз оказывался у врачей, с разными травмами. И как врачи говорили:

– Повезло, что нет перелома. У тебя, мальчик, наверное, крепкие кости.

А отец (который, уж почему-то так выходило, обычно и водил его к врачу) всегда с гордостью заявлял:

– Весь в меня!

Наверное, это было единственное проявление родительской гордости, которое Саша слышал от отца. Он всё больше его игнорировал, или орал, когда сын делал что-то не так.

Крепкие кости – это безусловный плюс. Хотя ушей, по мнению парня, он ни разу не компенсировал.

Ну и ко всему, были у них с отцом и определённые, как бы это сказать... общие черты. Оба Житкова всеми фибрами души ненавидели молоко. Оба имели привычку засыпать сидя на кресле или на диване. Ну и, что сейчас важно, имели привычку бежать от неприятностей и неприятных же мыслей, занимаясь любимым делом. У отца это, безусловно, была работа. И охота. И шашлыки на даче. Но больше всего именно работа. А у менее активного Саши, все увлечения были за компьютером.

Грубо говоря, увлечения у Саши было два. Нет, ну так-то он много занятий практиковал. И кино там с сериалами смотрел, и просто в интернете покопаться, и даже читать вполне любил, как это ни странно. Но только два времяпрепровождения заставляли его забыть о том, что вокруг твориться дикая дичь, и вообще всё плохо. Только два дела, в которые он погружался целиком. Первым пунктом шли игры. В основном сетевые игры, где нужно было в кого-то стрелять. И Саша был в них совсем неплох. Даже, можно сказать, талантлив. В реальной жизни, он был несколько неуверенным и неловким, но стоило об этом забыть, как у него обнаруживалась весьма неплохая реакция, да и пальцы двигались очень даже быстро. В реальной жизни. За компьютером же, проблем с этими вещами Саша не испытывал никогда. Он (за редким исключением) играл лишь в две-три вполне конкретные игры, но в них был реально хорош. Не прямо великий мастер, но всё-таки. И играл он более чем увлечённо, тратя на это изрядную часть своего времени. Вторым увлечение парня стал видеомонтаж. Саше нравилось клепать ролики. Эту страсть он как раз и открыл в себе во время учёбы в институте, и сразу загорелся идеей стать профи. Научиться делать такие ролики, чтобы на них реально зарабатывать. Даже определённых успехов добился, но всё-таки не таких, чтобы прямо вот взять, и себя обеспечить одним своим увлечением. Для этого нужно было реально углубляться в тему. Купить профессиональные программы. Пройти курсы. А денег на всё это добро у него не было. Родители спонсировать сына тоже отказались, так что пока страсть сия не вышла из разряда увлечений. Максимум –  помощь некоторым людям из интернета, которым Саша симпатизировал. Ему трудно было назвать их друзьями, но... иногда, им нужно было смонтировать ролик., и парень всегда был рад им помочь. Нет, это были не милые манипулятивные девицы. Скорее из разряда людей со схожими проблемами. Один парень, крайне неуверенный в себе, попытался использовать творение Саши в качестве признания в любви девушке. Вышло не очень, хотя дело было не в качестве ролика. Ведь если вы решите сажать картошку в пустыне Сахара, вряд ли причиной вашей неудачи будет недостаточно качественный песочек.

В остальное время, Саша развлекался, клепая нарезки из сериалов, фильмов и мультфильмов на свои любимые песни. Самые удачные вещи он даже на ютуб выкладывал, хотя особой популярностью они там и не пользовались.

Вот и сейчас, стал ваять он очередной ролик. Получилось, нужно признать, совершенно отвратно, так что Саша просто забил, и пошёл спать. В десять вечера, хотя раньше двенадцать он обычно не ложился.

«Но это даже хорошо. Нужно привыкать к работе» – сказал он себе.

Правда мозг его был иного мнения, и спать не хотел ещё часа два. Всё метали в голове всякие мысли. То о работе, то о прекрасных незнакомках...


Поездка на работу была той ещё мукой. Он заталкивался в уже забитый поезд, и ехал почти целый час до места. Если всё было хорошо, то поездка была просто неприятной. Но если что-то шло не так... Дышать в такой ситуации было довольно проблематично.

Работа была до жути скучной и однообразной. Ему нужно было лишь следить за тем, какие лампочки загораются на оборудовании. Загорелась красная – значит беда, нужно звать кого-то. Загорелась жёлтая – значит нужно доложить бумаги. Хоть какое-то разнообразие. Загорелась зелёная – значит всё готово, тираж напечатан, и можно идти домой. По поводу того, чтобы работники уходили пораньше, у начальства недовольства не было. А вот опоздания были неприемлемы. Самым большим разнообразием были дни отгрузки. Сашу, как самого молодого работника, всегда припрягали таскать товар в машины. Он как бы был и не против. Тем более, что ему за это ещё и доплачивали. Да и редко оно случалось. Не чаще чем раз в неделю.

Так доработал он до зарплаты. И вот, получив в полной мере всё, что ему и причиталось, заявил родителям, что намерен съехать. Отец его не отговаривал, а мать... Она сказала, что ей грустно, что милый сыночек съезжает. Сухо так сказала, неискренне. Потому что в таких случаях, матери полагается грустить. Но на деле, она особенно как-то и не печалилась. Молодой парень решил жить сам – это нормально. Это правильно. 

В общем, нашёл себе Саша квартиру.

Жутковатая, надо сказать, была квартирка. Дешёвая, однокомнатная. С придирчивым хозяином, и крайне унылым интерьером. Но, парню как раз по средствам. Минусом было ещё и то, что квартира находилась на четыре станции дальше от работы, чем квартира родителей. Ну, то есть, это сперва показалось минусом. А потом вдруг оказалось вполне себе даже плюсом.

Потому что на нынешней Сашиной станции, электрички не только проездом останавливались, они прямо так и ходили до Москвы от этой самой станции. И вот в эти поезда можно было спокойно сесть. Если, конечно, вовремя подойти. В итоге Саша стал вставать на полчаса раньше, но компенсировал это возможностью подремать в дороге. Он был очень доволен.

Вообще, если так уж говорить, самостоятельная жизнь ему по вкусу пришлась. Он не особо привередничал в еде, и более-менее привык соблюдать чистоту (попробуй иначе, с таким полуармейским папашей-то), так что... жилось ему, холостяку, неплохо. Никто не орал и не мешал. Хотя, порой, ему и становилось одиноко. Друзей у него не было. Во всяком случае, первые недели две. А потом... Тут-то и начинается наша история.

А про семью это было так, для затравки.