Наша Девочка

Каждый принимает конец своего кругозора за конец света.

Тот, кого нет смысла называть.

И это лишний раз доказывает, что она хоть и излишне круглая, но далеко не дура. Её цепочка рассуждений может показаться несколько странноватой и наивной, но общей логичности она не лишена. А на это способна далеко не каждый человек, и не важно, какого названный человек пола.

Итак, Саша был геем. В этом она ни на толику не сомневалась. Это раз.

Сашу не любили мужчины из их отдела. Это два. Ведь мужчинам не нравятся геи? Мужчины чувствуют себя дискомфортно в их обществе. Считают, видимо, что гейство передаётся воздушно-капельным путём. Третьим пунктом шёл тот факт, что Саша тоже не в восторге конкретно от этих вот мужиков, подчинённых Гриши. Парень ничего не забыл, что очевидно всем наблюдающим. Достаточно было посмотреть на его лицо, когда в цех приходил Володя.

Дальше... Тут нужно очень хорошо понимать, что все мужики – похотливые скоты. Ну не могут они не рассматривать женщин и их прелести! И если с ними в комнате красивая девушка, они с неё глаз не спустят. Да, четвёртый пункт был несколько... утрированным. Но Глаша искренне была в этом убеждена.

Пункт пятый: ни одна женщина из отдела травления, не считалась этими самыми мужчинами привлекательной. Почему-то, даже сама Глаша популярностью не пользовалась, хотя уж в своей-то исключительной сексуальности она была уверенна. В отличие от мужчин, которые, пусть и с натяжкой, могли бы назвать привлекательной Женю, Глаша её таковой не считала. Ну, право, кому нужна эта замухрышка? И одевается она так себе. Даже смешно!

Шестой пункт был в том, что Саша был красивым мальчиком. Только не в мужской вариации, а во вполне себе женской. Не просто так ведь его принимали за девушку.

Седьмой пункт. Тот факт, что у Глаши тоже был зуб на подчинённых Гриши, и на самого Гришу в особенности. Слышала она, какие эти гады шутки про неё шутят.

Собственно, это было всё. В целом. А дальше уже следовали выводы, которые всего за один вечер, оформились во вполне продуманный план. Которым Глаша не замедлила поделиться с Сашей и Женей. За два дня до того самого праздника. Она знала («Ой, да кто это не знает?»), что Саша после работы приходит в кабинет Жени и ждёт её там. На этот раз, она тоже туда явилась, и выдала свой коварный замысел. Правда, говорила она очень эмоционально, и прежде чем друзья поняли его целиком, прошло немало времени.

– Это... вообще-то, неплохая идея, – всерьёз сказал Саша.

– Ну не знаю... а проблем не будет? – спросила Женя. – Всё-таки, это официальное мероприятие.

– Если предупредим всех, то никаких проблем! – заявила Глаша. – Главное, Ирине Михайловне сообщи, а девочек я на себя беру.

– А что с мужиками? – спросила Женя. – Они могут не понять... Им не понравится.

– В этом всё и дело. Им и не должно нравиться. В этом вся суть! – сказала Глаша.

– Если им понравится, то будет ещё лучше. Они потом себе этого не простят! – твёрдо заявил Саша.

Женщины кивнули. Уж он, вероятно, знает что говорит.

– Но что если они начнут...

– Что начнут? Что, ещё хуже станет? – скептически спросил парень.

Ну, вообще да, хуже стать могло. Намного хуже, и он сам это понимал. От нападения по дороге домой, до забастовки под лозунгом: «Уволить этого пидара!». Но Саша был готов рискнуть.

И тут надо понимать, что делал он это вовсе не из-за того что хотел отомстить за Женю. Нет, отомстить он тоже хотел, и данное событие казалось ему подходящим поводом. Но если бы юноша попытался быть честным, то сказал бы что-то в духе: «Ну... мне просто скучно жить стало. Приключений захотелось». Ибо при всех странностях в его жизни, она была напрочь лишена чего-то действительно интересного и необычного. Никаких ярких впечатлений. Монотонность ему нравилась, но всему есть предел. И потому Саша был склонен ввязаться в эту авантюру.

Да... так бы он и сказал. И не то чтобы это была неправда. Но не вся правда.

За поступками всегда стоит что-то ещё, а за этим чем-то, что-то другое. По натуре своей, Саша не был экстремалом, и к особым авантюрам склонности не имел. Да чего уж там, он был одним из тех людей, кому скучная и размеренная жизнь полностью подходит. Но, что-то заставило его пойти на эту авантюру. Что-то, что беспокоило его, делало более нервным, толкало к действиям.

Всё от того, что Саша жил, как и было сказано, в двух реальностях. В истинной реальности он находился сейчас, и склонен был в ней же и оставаться. Но та, другая, иллюзорная... она набирала силу. Парень, так или иначе, с ней соприкасался, и та день ото дня давила на него, хотя сам он этого и не замечал. Порой, бывает трудно доказать, что ты не верблюд. Но не менее трудно не усомниться в этом факте, когда множество людей искренне уверены, что у тебя два горба, и ты живёшь где-то в пустыне. И ладно, когда тебе это просто говорят несколько человек. Но множество людей начинает таким образом жить, обходить тебя стороной, опасаясь, что ты плюнешь в них, и кричать: «Хей, кто забыл своего верблюда!!?»... Тут уже впору начать сомневаться. Нет, не на уровне сознания. Но порой на человека так давит факт осознания истинной реальности, что он готов принять любую ложь, лишь бы от этого страшного осознания сбежать. Лишь бы ничего не давило.

Наверное, Саша мог бы так и подумать об этом всём, если бы любил копаться в собственных мыслях и глубоких чувствах, но он редко этим занимался. Ибо из глубины его подсознания, на него смотрела наделённая козлиными рогами сестричка, и кричала, инфернальным голосом: «Чебурашка!».

Но, может быть, и это ещё не всё? Наверное, измышления по поводу давления и сомнений могут показаться несколько... излишними. Да и Саша, даже при некоторых заскоках, был достаточно здравомыслящим, и скептически настроенным молодым человеком. Разве могло это на него повлиять?

Ещё как могло! На любого бы повлияло, просто немного по-разному. На Сашу вот так вот давило, пусть даже и не напрямую. Нет, ну сами подумайте! Пусть за вполне адекватным человеком, начнёт ходить по улице вонючий бомж, и кричать матерные слова, призывая убивать бродячих собак. После года такой жизни, этот человек вряд ли начнёт убивать собак. Но вот раздражительным и нервным он станет определённо. А то и вовсе дома запрётся, чтобы этого бомжа не слушать.

Я хочу сказать, что даже те события и обстоятельства, которые сами по себе не толкают человека к каким-то действиям, всё равно влияют на него, понимаете? Так вот и вся эта странная ситуация, начиная с «Туалетной проблемы» и заканчивая текущим моментом... Она определённо повлияла на Сашку.

Но, как и было сказано, это ещё не всё. Ведь у всякой причины есть свой ответ на вопрос: «Почему?». Почему это влияло на него так, а не иначе? Саша бы этого вам не сказал. Он и сам не вполне это осознавал. Но что-то такое роилось в его голове. И оно определённо резонировало со всеми этими событиями. Это нечто не давало ему сказать: «А ну и пофигу!». Хотя нет, сказать-то давало, но вот искренне – нет. Хотя... бывают ли люди хоть когда-то полностью искренни? Это тоже вопрос.

Однако, вернёмся к нашим кислотно-щелочным делам. Саша согласился на авантюру. Это неоспоримый и реальный факт.

Возможно, будь Глаша чуть меньше в размерах, она бы стала большим человеком в несколько ином смысле слова. Ибо её план, при всей своей странности, казался и Саше и Жене просто гениальным. Хотя Женя несколько и беспокоилась за последствия, но она не могла не признать, что своей цели она наверняка достигнет.

Ну, для начала, давайте признаем, что мужчинам всё-таки довольно трудно не смотреть на красивую девушку, оказавшись с ней вместе, в одном помещении. Не каждый будет прямо так и пожирать её глазами, но поглядывать будут все. Или почти все, что, по сути, равносильно. А ещё признаем тот факт, что нетрадиционная ориентация в нашей бескрайней стране не в почёте. И у мужчин по поводу неё небольшой бзик. До откровенного маразма доходит редко, но... Любые такие мысли считаются чем-то непростительным для настоящего мужчины. И перед собой, и перед своими друзьями-натуралами. Итак, если хочешь заставить мужчину страдать (ну или хотя бы смутить его, и заставить поволноваться), нужно заставить его сомневаться в собственной ориентации.

Например, сделать так, что единственной красивой женщиной в компании будет парень. И чтобы мужчины, которые будут в той же самой компании, это знали. В таком случае, между стереотипами поведения в их головах, может произойти весьма занимательная баталия.

Оставалось сделать так, чтобы Саша выглядел действительно красивой женщиной. А Женя (по своей же инициативе), внимания на себя не перетягивала. И потому она решила, что на празднование пойдёт в том самом костюме, что надевала в театр. Он был, по-своему, стильным, но женской привлекательности в нём было примерно столько же, сколько в канистре с серной кислотой.

Вероятно, если бы она не была столь странноватой и, прямо скажем, эгоцентричной, Глаша смогла бы стать неплохим стилистом. Но чтобы оставаться в полной гармонии с собой, ей нужно было считать, что она – эталон женской красоты. Сие значило, увы, что все остальные должны были к этой красоте приближаться вполне конкретным путём. А этого пути женщины, как правило, избегали. Набор веса вообще штука опасная.

Но при всём при этом, женщина и в самом деле неплохо понимала, что привлекает внимание, а что нет. Что с чем сочетается, и какая одежда подчёркивает сексуальность, не будучи совсем уж откровенной. Разумеется, в случае самой Глаши это не работало, но вот другим дамам давать советы она могла. И весьма неплохие советы. Просто им редко кто-то следовал. Это всё равно что слушать от безрукого парня советы о том, как правильно поднимать штангу. Их трудно воспринимать всерьёз, вне зависимости от содержания.

Но вот в случае с Сашей, она могла развернуться на полную. Хотя, порой она перебарщивала, и парень просто заявлял:

– Нет! Это я делать не буду!

Но всё-таки она сделала его красивой девушкой. Куда красивее, чем могла бы представить любая из травильщиц. Они ожидали, что всё выльется в довольно глупую и малость пошловатую шутку. Увы, ожидания их не оправдались. И план Глаши сработал даже лучше, чем та планировала. Диссонанс возник ещё и у большинства коллег женского пола.

Некоторые не поняли, а понявшие не могли поверить тому факту, что к ним на праздник, с лёгким опозданием, в компании Жени и Ирины Васильевны, вошёл именно Саша. Каким образом с ними оказалась начальница? Да всё просто. Её ну очень так конкретно достали глупые инициативы начальства. И когда Женя пришла к ней, и рассказала о затее, взрослая, серьёзная и ответственная женщина обречённо рассмеялась:

– Ну да. Я не против! Они, – она указала пальцем вверх. – Один чёрт балаган устроить решили. Почему бы и нет? Я даже поучаствую. Где мне подписаться?

Интересное дело: мужчина и женщина более-менее нормального сложения, этим самым сложением друг от друга сильно отличаются. Очень тучный мужчина, от очень тучной женщины отличается не так уж и сильно. Ну а излишне худощавый парень часто бывает похож на худощавую девушку, и наоборот. Видимо, самые важные элементы теряются на общем фоне. Из-за этого (в сочетании с красивыми волосами) и закрутилась ситуация вокруг Саши. И именно это собиралась использовать в своём плане Глаша.

Объективно, если его раздеть до трусов, Саша девушку напоминал слабо. Груди не было, талии, при общей худобе, не наблюдалось, задница была довольно плоской, да и ноги не имели никаких приятных округлостей. Если бы рядом встала столь же раздетая Женя, разница была бы очевидна.

Кстати, такое уже один раз случалось. Что Саша и Женя стояли рядом, раздетые до трусов. Забавная была история, хотя и страшноватая. Ночь, крики под окнами, горящая машина и пожарные. Они собрались на кухне посмотреть из окна, что там происходит, и как-то забыли, что не вполне одеты...

Глаша прикинула, что талию можно создать. Точнее иллюзию, что она есть можно создать при помощи корсета. Задница и бёдра у Саши были слишком плоские, и потому, нужно было что-то, что не акцентировало бы на них слишком много внимания. Зато, у него были весьма изящные плечи. А грудь... Ну, лифчик Жени, плюс пара специальных подкладок, создали вполне даже приличное её подобие. Разумеется, Саше пришлось, накануне праздника, побрить всё тело (кроме совсем уж интимных зон).

Где именно Глаша за два дня достала платье, с корсетом и подходящее Саше по размеру, осталось загадкой. Вероятно, взяла где-то напрокат. Она уверяла, что это платье было выпускным платьем её племянницы, но поверить в этом было сложно. В смысле, как у такой массивной тёти может быть такая стройная племянница? Кто в такую ерунду поверит?

Это было платье красного цвета. Очень насыщенного. Настолько насыщенного, что уже само по себе приковывало к себе внимание. Оно изящно облегало обтянутый корсетом живот и небольшую, вполне естественно выглядящую грудь, а чуть выше заканчивалось, оставляя обнажёнными плечи и шею, на которой висела золотая цепочка. Рукава были длинные. Правда, с самим платьем они были связаны слабо. Саша даже опасался, как бы они не оторвались. Нижняя часть платья доходила ему аккурат до колен. То есть ровно до того места, где его ноги могли бы поспорить в привлекательности с ногами той же самой Жени. Юбка у платья была не слишком обтягивающей. Точнее, совсем не обтягивающей. Во всяком случае, та её часть, которую было хорошо видно. Широкая, слегка прозрачная юбка, которая не то чтобы была обязательной частью платья, но явно шла к нему в комплекте. А само платье было вполне себе узким и коротким. Оно едва бы прикрыло и половину бёдер, не будь этой самой дополнительной юбки. Но это дополнение... оно слегка просвечивало. И ноги в нём было видно, но как бы не очень чётко. Ровно настолько, чтобы дать разыграться фантазии, но не настолько, чтобы разглядеть, что ноги не совсем женские.

А вот те части ног, что не были этой юбкой прикрыты, выглядели очень даже женственно. Глаша надела на Сашу чёрные колготки, плотностью в почти сотню ден, и колготки эти словно бы сами придавали ногам парня женственную форму. А ещё, в них было трудно замёрзнуть. Зима всё-таки.

Ну и заканчивались эти самые ноги туфлями на каблуке. Не самом высоком, но для бедного, не имевшего с ними дел Саши весьма неудобным. К счастью для него, то были не шпильки и стоять в этих туфлях ему было достаточно удобно. К несчастью, времени с ними освоиться ему особо не предоставили, так что ходил он в них медленно, и желательно со страховкой, Собственно, потому он и вошёл в окружении двух женщин. Хотя общий принцип, как надо переставлять ноги, он уловил, но одно дело его уловить, и совсем другое реально ходить столь непривычным образом.

Волосы у Саши и без того были женские. Им нужно было только немного помочь. Придать ещё чуточку объёма, и немножечко замысловатой (но обязательно закрывающей уши) формы.

С лицом долго сомневались. Можно было сделать более-менее естественный макияж, исправив лишь самые небольшие недостатки, или же, закрасить вусмерть, и сделать Саше новое лицо. В итоге победило отсутствие времени, и Саша остался, более-менее узнаваем. Хотя ярко-красные губы и объёмные ресницы выглядели для него, прямо скажем, не слишком типично.

Он прошёлся по складу до стола с закусками и напитками. Есть ему запретили, мотивируя тем, что может смазаться помада. Он подозревал, что это из-за страха, что он испачкает платье, но наказ Глаши исполнил. Он просто подошёл, и встал возле стола, и, беседуя с Женей, старался вести себя как можно женственнее. В смысле, делать всякие правильные жесты, и говорить помягче. На деле это всё больше походило на кривлянье (а как иначе, если его специально этому никто не учил?), и Жене пришлось прекратить это подобие актёрской игры.

– Просто веди себя как обычно! Только помни, что на тебя люди смотрят, – велела она.

Саша нервно сглотнул, но быстро взял себя в руки. Нужно было держаться...

Идея со столом пришла к нему уже в процессе, ибо кроме стола с закусками, ничего на празднике больше не было. Колонки так никто и не подключал. Стояли полтора десятка стульев, но их оккупировали женщины. А закуски... они были неплохие. Качество вина Саша оценить бы и не смог, но закуски выглядели завлекательно.

Мужчины оказались в ловушке. Они ну никак не могли не смотреть в сторону Саши, ибо только в этой самой стороне было хоть что-то интересное. Они не могли все разом взять и отвернуться – это бы означало, что их что-то очень сильно смущает, а признать это даже перед собой никто из них не мог.

В итоге они попытались уйти, но этого им не позволили. А потом произошло странное.

Те ребята, что помоложе... Они вдруг перестали так жутко смущаться. Сперва Юра, а за ним и Гриша что-то преодолели в своих головах. Нет, они не пошли поболтать с «красоткой», и продолжали её игнорировать, но теперь это у них действительно получалось. Они вполне спокойно подходили к столу, и даже не отводили взгляда. И нет, они не делали вид, что Саши там нет. Они просто вели себя так, будто всё идёт самым обыденным образом. Ну, стоит там кто-то... И что с того? Ну, падает взгляд... Бывает! Забавно, но Саше это поведение доставило немало странных чувств. Мысленно он не мог это обосновать, но... Словно давление той самой иллюзорной реальности стало намного сильнее. Эти мужчины точно знали, что он парень, и при этом вели себя так, будто ничего не случилось. Будто  нормально, что он так выглядит, будто здесь рядом стоит некая девушка, которая взгляд привлекает, но внимания просто не стоит.

На деле, в головах у Юры и Гриши произошли очень разные изменения. Мозг Юры стал усиленно соображать и искать варианты разрешения неприятной ситуации. Перед ним стоял парень, и этот парень был слишком привлекательным, а это было неприемлемо. Но почему? Этот вопрос и стал самым важным. В конце концов, он запустит цепочку рассуждений, которая привела Юру к мысли, что быть может, весь наблюдаемый мир – это вообще одна сплошная иллюзия. Он рассуждал примерно следующим образом: «Передо мной стоит девушка. Да, может быть, я знаю, что она парень. Но что вообще я точно знаю? Сейчас, я вижу девушку. Выглядит он как девушка. Если мне он нравятся – это значит, что мне нравятся девушки а не парни. Так в чём вообще проблема?». Со своим мелким экзистенциальным кризисом он справился достаточно быстро.

А вслед за ним подтянулся и Гриша. Правда, у этого товарища таких глубоких мыслей не возникало. Скорее в нём вели спор либидо и стадный инстинкт. Либидо утверждало, что вообще без разницы, кто там под этим платьем. Мол, если встанет – можно трахать. В свою очередь стадный инстинкт говорил, что вести себя так нельзя, и это уронит мастера в глазах подчинённых. Нужно вести себя как они, ибо есть определённый приемлемый уровень поведения. Типа, сейчас нужно быть как все. Ну и, как только Юра стал вести себя иначе, Гриша позволил себе вести себя схожим с ним образом. Взгляды в сторону Саши он кидал куда более неприятные. Правда Саша эти взгляды трактовал неверно, и называл про себя враждебными.

Через час, ноги устали, и Саше пришлось присесть. Одна из женщин с готовностью уступила ему место. Другие же, моментально окружили свою новую коллегу. Первый эффект прошёл, и они теперь задавали всякие вопросы... Одни были чисто из любопытства, другие будто бы с заботой. Но были и такие, что бросали вызов:

– А ты и дома в платье ходишь? – спросила его Лена.

– Нет. В таком – точно нет, – ответил Саша, вспомнив про платье-халат.

И это, стало самым важным вопросом, ибо две трети женщин услышали в этом ответе то, чего ожидали услышать, а не то, что вкладывал в него Саша. А пояснять подробно он не стал.

Другие вопросы носили всё больше модельно-технический характер. Отвечала на них Глаша, а Саша лишь что-нибудь добавлял от себя. Такое внимание ему льстило. Иные коллеги рассыпались в комплиментах. Правда, как правило, они были в духе: «Вот моя дочка, когда собиралась...», или: «Вот я в своё время, а теперь ты...», но всё-таки, в них чувствовалась доброта. Однако, они настойчиво наращивали то самое давление. Такие комплименты не говорят парню, их может заслужить лишь девушка.

Праздник плавно подошёл к концу. Продукты убрали в холодильник. Вино спрятали в кабинете Ирины Михайловны. Стулья растащили по кабинетам, а Саша отправился переодеваться.

Сменить одежду было легко, смыть макияж куда труднее. А вот избавиться от причёски, быстро не получилось, волосы всё равно смотрелись странновато. К счастью, на улице была зима. И никто не отменял любимый Сашин капюшон.

Домой парень поехал с трофеями. С собой он увозил туфли – их Глаше пришлось купить, и, как оказалось, обувь сорок первого размера никому кроме Саши не подходила, и парень забрал её парень домой. Так же как и убранные в пакетик колготки, так же как и хорошо запакованный лифчик Жени. Дорогой, между прочим, лифчик. Не за сто рублей купленный.

Саша и Женя устали. Едва прибыв домой, они разошлись по своим комнатам. Что делала Женя, её сосед не знал, но сам он весь остаток вечера провёл в играх. Подруга к нему не заходила. Да он и сам не хотел сейчас никого видеть. Ему нужно было побыть в одиночестве. В голове у него метались мысли, чем-то схожие с теми, что были несколько часов назад у Юры. Они затрагивали вопросы зыбкости законов мироздания, и тот факт, что между мужчиной и женщиной разница оказалась не менее зыбкой. Что можно нарушать любые запреты, и мир почему-то на это не обращает внимание. И что сам мир, порой, пытается что-то тебе подсказать. Пожалуй, иногда его стоит и послушать. Игра немного отвлекала от мыслей, и не позволяла уйти в себя. А мысли отвлекали от игры, и в ней Саша откровенно лажал.

Как ни странно, но непосредственным образом на работе его выходка не отразилась. Саша так точно этого не почувствовал. Во всяком случае, сразу. Откуда ему было знать, что женщины, теперь сменили его прозвище? Теперь он стал не «Нашим Мальчиком» а «Нашей Девочкой». Говорили эти слова с иронией, но в большинстве случаев, вполне себе добродушно.

Ну а мужчины, что раньше его ненавидели... Они продолжили в том же духе. Касательно людей Гриши ничего не произошло вовсе.

Нет, странности стали происходить дома. Сперва, Женя вновь вспомнила про шитьё. Правда, так уж прямо с головой она в это дело не уходила, а шила себе что-то потихоньку. За закрытыми дверями. Хотя, иногда она заходила поболтать к Саше, и посмотреть, как тот играет. Так что существенной переменной это было назвать трудно.

Потом странность произошла с самим Сашей. Точнее, он просто заметил, что стал как-то очень много времени проводить возле зеркал. Но, опять же, это не было чем-то серьёзным. Подумаешь, пару минут в день лишние! Но почему? Почему он это делал? Не слишком ли нравилось ему то, что он там видел... Самолюбование? Не... Вряд ли. Ему не свойственно.

А потом, примерно через весьма посредственный и скучный месяц, Женя стала рассказывать ему истории.

Нет, конечно, Женя часто что-то рассказывала. Но прямо вот такие полноценные истории – не так уж и часто, а истории о себе ещё реже. Но тут она открыла некоторые подробности... Которые кое-что объясняли. И не подумайте, она вовсе не выдала другу всё и сразу. Что-то проскальзывало за ужином, что-то пока Саша играл... Часто, это были малозначимые детали.

Что ей подарили на День рождения в десять лет? Котёнка. Ей подарили котёнка. Правда тот оказался чем-то болен, и через несколько месяцев умер. А что, кстати, Саше дарили на Дни рождения?

– Да разное, – пожал плечами парень, и тут же получил то, что среди ему подобных называется хедшотом. – Обычно, игрушки всякие. В десять... конструктор, кажется. А что?

– Да нет, я просто интересуюсь, – сказала Женя.

И этих «интересуюсь» набралось, наверное, на целое личное дело. Хотя Саша о себе рассказывал без большой охоты, всё-таки прошлое его тяготило. Но лишнего случая пожаловаться на сестру он не упускал. И на отца. И даже на маму, хотя о ней он отзывался чуть теплее.

А Женя... Вероятно, к середине весны, она выдала Саше вообще всё, что с ней происходило, и что она, когда-либо, думала. Историю своей семьи, которая как раз кое-что и объясняла.

У Жени были все шансы нормальной и адекватной семейной жизни. Добрый, сильный, и очень заботливый отец. Слегка невротичная и мнительная, но не менее заботливая и любящая мама. Планы родителей завести ей братика или сестру... А потом, её отца убили.

Та форма, что видел Саша, и которую он по ошибке принял за военную... В ней отца Жени должны были похоронить, но мама не захотела. Она велела одеть мужа в его любимый костюм. Отец Жени был милиционером. Не самая большая шишка, но имеющий все шансы таковой стать. Эдаким честным копом, по заверению дочери. Впрочем, кто знает... Прославился этот человек не тем, как он жил и работал, а обстоятельствами смерти. Которые были подробно описаны в газете. Сам погибший, его семья... Совместная фотография. Большое дело для тех, кто был с семьёй знаком. Не удивительно, что соседи и старые приятели не забывают, что какая-то там Женя вообще существует. Видимо, написанное впечатляло. Правда никакой вырезки из газеты у Жени не осталось, и она попросила Сашу ничего не искать.

– Он плохо умер, – говорила она.

И Саша ей вполне поверил. Фантазия рисовала ему разные вариации, но с Женей он ими делиться не стал.

Мама, после смерти папы, держалась достойно. Женя была ещё очень маленькой, но не настолько, чтобы её нельзя было оставить дома одну. Так что мама уходила на работу, и оставляла Женю дома. Обед ей оставляла в термосе. Телевизор, книги... Женя не то чтобы очень скучала. Но ей было одиноко. Трудно сказать, действительно ли её мама так просто справилась с потерей папы, или только делала вид, но дочка так легко оставить своё горе в прошлом не могла. Ей очень не хватало папы. А когда она всё-таки осознала, что папы уже никогда не будет, ей стало не хватать и мамы. Когда та возвращалась с работы, Женя её прямо допекала. Постоянно лезла общаться, что-то рассказывала, пересказывала увиденное по телевизору. Не иначе как отсюда и пошла привычка Жени к подобной болтовне. Хотя может, это и врождённое.

Наверное, именно поэтому они с Олей и сдружились. Им обеим не хватало мамы. Они почувствовали друг в друге что-то действительно общее. Они много времени проводили вместе, и были действительно близки, делились секретами. И вот однажды... Им тогда было как раз по десять лет... Женя узнала про странное священнодействие. Ну, что-то вроде детского ритуала, который должен был превратить мальчиков (там, где Женя его увидела, были именно мальчики) в братьев по крови. И девочка вдруг поняла, что они с Олей могут стать не просто лучшими подругами, но как бы и сёстрами. Нужно было лишь порезать руки, чтобы пошла кровь, и соприкоснуться ранами. Довольно опасная игра, не так ли?

Они сделали две попытки. Во время первой, ни Женя ни Оля не смогли заставить себя порезать руку. Во время второй, Женя сделала это, а вот Ольге стало дурно от вида крови. Но она пообещала, что уж в следующий раз... Вот только этого следующего раза не было. Мама заметила порез на руке дочери. Трудно было не заметить, Женя вовсе не была искусным хирургом. Крови было много, и даже шрам на несколько лет остался. Соотнеся сей факт с тем, что один из кухонных ножей куда-то недавно потерялся, мама Жени стала дочку допрашивать. И та, разумеется, всё выдала. А мама пришла от этого дела в ужас.

– Это опасно! – пародировала маму Евгения, – Вдруг ты артерию себе перережешь? Тогда целый фонтан крови будет, и ты сразу умрёшь! А вдруг у Оли заболевания крови есть? А ты уверена, что нож чистый? Помыла? Женя, ты ничего не понимаешь, чтобы он был чистым, воды недостаточно! Не смей так больше делать! Обещаешь? И нож чтобы вернула!

А потом, немного помолчав, добавила:

– Хочешь на этот нож посмотреть?

И не дожидаясь ответа, пошла за ножом.

Ножик на удивление неплохо сохранился. Особенно лезвие. Текстолитовая рукоятка казалась старой, но вот режущая часть была в идеальном состоянии. Что-то подсказало Саше, что за ней периодически ухаживали, и делали это в полной мере. Или...

– Травление. У мамы была знакомая, которая работала там, где сейчас мы с тобой работаем. Я нож у мамы выкупила, при условии, что резать себя им не буду. Сказала, что хочу сохранить на память. А она поехала со мной к той самой женщине. У меня ножик забрали ненадолго, а потом вернули таким вот! Мне это так понравилось, что я пошла на завод работать. Ну и когда мама умерла, мне деньги были нужны...

– Ты... ведь не просто так его хранила?

– Да. Я... всю жизнь мечтала, что у меня будет сестра. С Олей мы почти стали сёстрами. Но потом... она забыла. А я ведь не ностальгии хранила нож этот. Я думала, она вспомнит.

– А ты ей не напоминала?

– Нет.

– Почему?

Женя посмотрела на Сашу с таким выражением, с каким часто смотрят обиженные жёны, на своих мужей. Грустный и чуточку высокомерный взгляд как бы говорил: «Ну, если ты этого сам не понимаешь, то и я объяснять не буду!».

– И ты... не просто так мне это рассказываешь, да?

Женя кивнула.

– Ты хочешь, чтобы мы сейчас...

– Нет! Не сейчас. Сперва, мы сдадим анализы.

– Чего?

– А вдруг ты заразный? Или я заразная...

– Думаю, это маловероятно, но если так хочешь...

– Так ты не против?

– Нет. Но...

Тут Женя опустила голову, словно собираясь с мыслями, а потом выдала:

– Но Саша, я не хочу, чтобы мы стали братом и сестрой. Я хочу, чтобы мы стали сёстрами. Понимаешь?

Саша хотел было сделать вид, что удивился, но всё-таки ответил откровенно:

– Да всё я понимаю.

И нельзя сказать, чтобы это его не привлекало. Особенно, если вспомнить тот факт, что у него уже есть сестра, которой лучше бы и вовсе на свете не было. Заменить её... Это помогло бы освободиться от прошлого, от всего к чему Алла приложила руку. Наивно, но тут Саша не мог привлечь своё обычное скептическое отношение. Слишком важно, слишком лично. Слишком хотелось в это верить.

А между тем, иная реальность давила всё сильнее и сильнее. Хотя воодушевлённый Саша этого так и не понял. В тот миг, когда Женя предложила этот странный обряд, и тот миг, когда Саша на него согласился... Они были для объективной реальности серьёзными ударами.

Хотя нет. Реальность-то сама не пострадала, чего ей сделается? Но вот отражение этой реальности, что существовало в голове у Житкова – это дело совсем иное. В метафорическое зеркало, что реальность отражало, полетели два весьма тяжёлых (для метафоры) камня. Разбить они его не разбили, но трещинами зеркало покрылось знатно.

Ибо до сих пор, Женя была единственным человеком в окружении Саши, что не сомневалась в его половой принадлежности. Она была чем-то, на что Саша, в своём упёртом стремлении мыслить здраво, мог опереться. И тут она захотела, чтобы Саша стал её кровной сестрой. Не братом, а именно сестрой! И сам Саша, с готовностью на это согласился.

Если затею с праздничным переодеванием можно было назвать хорошо продуманной и даже спланированной, то идея с... Сестрянием? Осестрением? В общем, даже название для этого действа Саша не мог придумать, и подготовка к нему шла крайне сумбурно. Ну да, они сдали анализы. Женя шила какие-то специальные одежды (не показывая их Саше). Даже примерного времени, когда они собирались это сделать, Саша не знал. И ещё он гадал, как это всё Женя обставить захочет. Как религиозную церемонию? Или как простой вжик-вжиик и один красноватый хлюп?

Саша знал четыре вещи. Что они это сделают. Что резать будут именно руку (Саша что-то намекал про то, что можно и пальцы, но Женя приняла идею в штыки). Что резать будут не каждая «сестра» себе сама, а друг другу. Типа... Жениного обещания маме. И последнее что знал Саша это то, что для Жени церемония ну очень важна.

«Интересно, кому чего больше хочется? Мне, чтобы сдохла нынешняя сестра, или Жене, чтобы у неё сестра появилась?» – думал порой Саша, в приступе особого цинизма. И неизменно приходил к выводу, что Жене это всё куда важнее. Она ведь что-то делала, чтобы получить сестру. А вот Саша, для того чтобы потерять свою всё-таки нет.

И вдруг, нежданно-негаданно важный день настал. Наряды были дошиты, и результаты анализов  получены, а Женя ушла в отпуск на месяц. Ну, чтобы на работе никого не озадачивать. Ведь если у Саши и у Жени вдруг появятся два одинаковых пореза, это могут воспринять... Чёрт знает как именно, но явно сочтут ненормальным.

И вот, летний день. Суббота, время близится к полудню. На улице солнечно, дома жарко. А Саша и Женя стоят в длинных белых одеяниях, чем-то напоминающих старинные ночные рубашки. Только не столь замысловатые, и затронутые, пусть и самую малость, идеями о современном стиле. Стоят они в комнате Жени. Стол накрыт белой скатертью. На нём ярко выделяясь, лежит нож, и только нож.

Саша недоумевал. Всё такое белое... Разве кровь от такого отстирается? Или всё дело было в том, чтобы она была чётко видна? Символизм для его будущей сестры имел определённое значение.

– Я первая, сестра! – сказала Женя, и протянула Саше руку.

Тот, нервно сглотнув, сделал надрез. Он уже делал это! Пусть и не в этом месте, и не с другим человеком, а с собой, но опыт есть опыт. Действо далось легко, а Женя поморщилась от боли, но не вскрикнула. Саша передал ей нож, и вручил свою руку. Жене надрезание далось тяжелее. В первый раз, она оставила лишь тонкую царапину, которая даже не кровоточила. А во второй... Во второй всё вышло лучше. И крови было достаточно.

Она положила нож на стол. Её ни капельки не беспокоило, что с него капает кровь.

Девушка протянула Саше окровавленную руку. Тот, в ответ, протянул свою, и соединил их вместе. Кровь смешалась. Ну, вероятно смешалась. Ощущение было крайне противное, и рана болела. Но, парень не мог отрицать, было в этом что-то возвышенное и мистическое.

– Отныне мы с тобой сёстры, – серьёзно сказала Женя.

– Да. Мы сёстры, – подтвердил Саша.

Они отпустили руки. Это было вдвойне неприятно, ибо подсохшая кровь успела немного слипнуться. Саша отправился промывать рану в ванную, а Женя на кухню. И там и там были заготовлены бинты, перекись, и даже, на всякий случай, жгут, для перестраховки. К счастью последний так ине понадобился – новоявленные сёстры быстро остановили свою, как бы смешанную, кровь.

Саша не почувствовал никаких перемен, после этого. Женя как была подругой, так и осталась. Ничего не изменилось. Хотя, сама Женя... она явно стала счастливее и спокойнее. Чаще стала улыбаться. Парень это заметил, хотя по отношению к нему Женя тоже особо своего поведения не изменила. Разве что стала называть его «Сестра». Даже, когда они были на людях. Везде, за исключением работы (но это Саша узнал уже после окончания её отпуска). 

Прошли дни... Недели. И Саше будто бы тоже начал этот покой передаваться. Появилась странная безмятежность. Не то чтобы он прямо вот так стал счастливым человеком, но ему определённо стало легче на душе. И свою прежнюю (или, как он теперь её называл, «Бывшую») сестру, он уже ненавидел не так сильно.

И это было хорошо, ибо семья вновь напомнила о себе, и события были отнюдь не радостные.