Дом, крыша, чердачное привидение и красавец Шериф
Тося Сметанкина всегда была внимательна к деталям. Иногда даже чересчур внимательна. Это азы работы детектива. Ведь никогда заранее не знаешь, какая именно мелочь может оказаться важной для расследования.
И потому в голове для тренировки она создавала описания всего, что видела. И удерживала. Хотя это было не так-то легко. Деталей было много.
Например, дом. Он вырос вокруг каменного амбара восемнадцатого века — над главным входом можно было разглядеть под слоями штукатурки высеченную на камне дату. Сейчас этот амбар стал большой парадной гостиной.
И к нему каждый новый владелец кто во что горазд пристраивал спальни и спаленки, кабинеты, прихожие, отхожие места, кухни, ванные комнаты, веранды и верандочки, мансарды и лестницы. Так что когда Тося родилась, двухэтажный особняк стал настоящим лабиринтом, в котором и свои-то ориентировались с трудом.
Часть комнат тетя Джейн попыталась сдавать под пансион, но после того как в доме потерялись напрочь двое постояльцев, отказалась от этой безумной идеи, и часть ненужных комнат просто заколотили и не отапливали.
Еще в доме Сметанкиных были подвал с соленьями, вареньями и картофелем и чердак — не жилой, но обитаемый. Во-первых горничная, она же кухарка и посудомойка, Луша развешивала там для сушки белье. А во-вторых, пугая ее до заикания, на чердаке витал дух сэра Артура, бесплатно раздавая всем приходящим медицинские советы: в своей земной жизни он был доктором. А еще жизнеписал жизнеописание четвероюродного прадедушки-сыщика. Это было так увлекательно, что и в посмертии сэр Артур никак не мог остановиться.
Двоюродная бабушка Джейн по будням, надевая свою лучшую шляпку — каждый раз новую, — ходила к сэру Артуру, как на работу. Медицинские советы записывала для медицинского еженедельника, а истории о знаменитом предке читала по воскресеньям на заседаниях женского детективного клуба. Обсуждения проходили так бурно, что иногда доходило до махача на зонтиках. После чего Лушка носила дамам чай литрами и забугорными самоварами и требовала дух сэра Артура с чердака изгнать. А если его не изгонят — клялась уйти сама. Топтала шваркнутый на пол передник и уходила к себе на кухню утешаться чаем с плюшками и малиновым вареньем. И вопрос об ее уходе с должности временно снимался с повестки дня.
Насчет изгнания духа сэра Артура Тося Сметанкина была с Лушкой полностью согласна. Она немало претерпела от его медицинских познаний в детстве, нося на спине синяки от банок, кусачий шарф на шее и люголь в горле.
Тося даже как-то намекнула бабуле Джейн об этом и получила мягкую, но обидную отповедь. Что, во-первых, сэр Артур — милейший человек, истинный джентльмен и почти что член семьи. И было бы верхом бестактности гнать его из почти что родного дома. А во-вторых, существует вторая веская причина, почему он у них на чердаке живет. И однажды Тося сама ее узнает, если будет держать глаза и уши открытыми. А мисс Джейн полагает мисс Сметанкину слишком юной, чтобы вслух эту причину разглашать, и на этом разговор считает оконченным.
Бабуля была кремень, и Тося покраснев свернула разговор.
А вот коллекцию шляпок мисс Джейн девушка обожала и готова была рассматривать бесконечно, как героиня любимой книжки. Там были шляпки с незабудками, птичьими перьями, стразами… С розами тоже были. Но для визитов на чердак к привидению мисс Джейн отчего-то выбирала самые элегантные шляпки: черные с белым кружевом, — и при этом самые скучные.
Вернувшись из пансиона, Тося выбрала себе спальней одну из мансард. Чем заставила огорчиться и даже рассердиться тетю Агату.
— Ведь у нас столько милых девичьих спаленок: и розовая, и голубая, и зеленая… Там есть и рюши, и финтифлюшки, и кружева. Выбирай любую! Зачем тебе бегать на этот чердак? Да-да, мансарда, между прочим, тоже чердак, только по-французски. Я помню. Я учила.
Скандал погасила в зародыше бабушка Джейн:
— Пусть бегает. Детектива ноги кормят. Да в ее возрасте лестниц вовсе не замечаешь.
Тося повесила несколько платьев на плечиках под кисею на большой крючок, белье сложила в старый комодик красного дерева. Сверху поставила фото папы Джона в рамке и разложила несколько открыток с волнистыми прорезными краями. Застелила пахнущим лавандой бельем постель. И спаленка со скошенными потолками стала такой же милой, как официальная голубая или розовая.
А у мансарды было два незаменимых качества. Во-первых, встав на перила балкончика, можно было пробежать по толстой дубовой ветке и слезши вниз, уйти гулять ночью так, чтобы не заметили тетушки. Во-вторых, встав на те же перильца и подтянувшись на козырьке, можно было вылезти на крышу и сидеть там или лежать, наблюдая за звездами.
Крыша была черепичной и ночью жар отдавала медленно. А чтобы было еще уютнее, Тося стелила под себя один плед, укрывалась вторым, под плечи клала подушку, а руками в шерстяных перчатках — чтобы не мерзли пальцы — держала изъятый из запасов четвероюродного прадедушки старинный бинокль с медными кольцами на окулярах.
Кстати, апартаменты прадедушки до сих пор были в идеальном порядке, и Тося не понимала, что именно тетя Агата поручила ей там разобрать. Тома энциклопедии на полках стояли корешок к корешку, цветные наклейки обозначали перекрестные ссылки, колбы и пробирки отсвечивали скользкими боками за стеклянными дверцами шкафа… В запертом ящике стола был спрятан револьвер, а любимая курительная трубка из вишневого корня, казалось, все еще дымилась, опираясь на край хрустальной пепельницы.
Разве что пыль с папок и полок следовало смахнуть: Лушу в апартаменты не допускали.
Кстати, они были идеальной копией той комнаты, которую прадедушка в начале своей карьеры снимал в Большом Городе. Прадедушка был так беден, что мог позволить себе только одну спальню и общую гостиную со вторым жильцом. И все равно стал великим.
Его фотографии в рамках на столе и стенах Тося могла разглядывать часами. Сухощавый мужчина в твидовом костюме и котелке: в профиль, в анфас, с трубкой, без трубки, с резной тростью, с упитанной бульдожкой, в пестром галстуке…
И самую прекрасную — где четвероюродный прадедушка в полной темноте сражался в тесной палатке с диким мушкетом.
Как говорили на уроках истории, это была первая ласточка восстания големов, требовавших уравнять их в правах с людьми. История Тосе не слишком нравилась, а четвероюродный прадедушка наоборот. Этот мужчина был для нее идеалом. Пока не появился другой.
И даже тогда она с трепетом касалась половинки соверена на цепочке, служащей опознавательным знаком, сухих зернышек апельсина, коробки трубочного табака с иностранной надписью, старинной чернильницы и пожелтевших театральных билетов, погнутой кочерги, того самого пестрого галстука… таких драгоценных для ее пращура вещей.
Глядя на все эти вещи, Тося думала, что и она сможет ничуть не хуже. Только вот не хватало Громкого Преступления, чтобы все узнали, какая она умная, сообразительная и компетентная.
У себя в голове Тося уже была знаменитым сложившимся детективом, раскрывшим тысячу преступлений и вышедшим на покой. И дух сэра Артура сочинял свои истории не о четвероюродном прадедушке, а о ней.
Но мечты мечтами, а совсем со страшной силой потянуло Тосю Сметанкину на крышу тогда, когда у заклятой подруги тети Агаты, составительницы ядов и непревзойденных любовных зелий мадам Тиффани поселился новый жилец. Получилось так, что заметила его с крыши Тося совершенно случайно. Она читала, что мальчики любят подглядывать за девочками, особенно, в душе, но и думать не думала, что будет наоборот.
Просто у нового постояльца мадам Фанни была привычка засиживаться при свете за бумагами заполночь, не задергивая занавески.
Разросшийся сад между домами заслонял окна, но с крыши… с крыши все было видно отлично.
А когда Тося узнала, что это их новый городской полицейский, то совсем пропала.
Она бы всю ночь не слезала с крыши, сидела на коньке или лежала на животе, опираясь на локти и прижимая окуляры к глазам, но крыша была покатой. И девушка рисковала сползти к хлипкой оградке, сломать ее буйным телом и упасть очень громко и навсегда. А потому наблюдала за жильцом мадам Тиффани все-таки сидя.
Звали красавца Шериф Хизерман. Шериф — это было имя.
И похож он был на молодого льва. Не меньше шести футов двух дюймов звериной грации, как пишут в романах. Ну, может, на дюйм меньше. Ни грамма лишнего веса, сплошные мускулы. Овальное лицо, золотые волосы, рыжая округлая борода, голубые глаза навыкате — все это Тося разглядела в дедушкин бинокль в малейших подробностях, пища от восторга и обожания.
А Шериф и не подозревал, что за ним наблюдают. Иногда он уставал писать. Разминался, потягивался, расправляя широкие плечи. Ходил по комнате. И за ним бегала тень.
Иногда он даже снимал рубашку, обнажая мужественные кубики живота. И живот у него был такой, такой… мужественный.
Несмотря на прохладу и опасность быть застуканной… тетушками, Тося слезала к себе, только когда молодой полицейский, отходя ко сну, гасил лампу.