Соболевскому было страшно.
Глядя в налитые кровью глаза Карпа, он сильно потел и переминался с ноги на ногу. Мучительная пауза длилась уже секунд тридцать, и всё это время Валентин судорожно перебирал возможные ответы на те вопросы, которые непременно задаст Карпухин. Наконец, последний прервал молчание:
— Я тебя, идиота, куда с бойцами отправлял? В кооператив «Восход»! Давно пора их прижать и заставить делиться. А ты вместо этого что устроил?
— Карп, да я…
— Не называй меня так, гнида гнусавая! — заорал Карпухин. — Карп я только для своих, а для тебя — Олег Васильевич!
— Так мы же родня… — попытался защититься Соболевский, но немедля осёкся, заметив, как опасно сузились глаза его собеседника.
— Родня… — презрительно выпятив губу, процедил тот, — седьмая вода на киселе. Рассказывай подробно, как всё было и не вздумай врать!
Валентин спешно затараторил, пытаясь поначалу обходить острые углы, но после пары окриков со стороны главаря выложил всю правду.
— Придавить бы тебя, гадёныш, — констатировал Карп, внимательно всё выслушавший. — Мало того, что ты, положив на все понятия, к ментам побежал, так ещё и это!
Главарь неожиданно схватил со стола свёрнутую в трубку газету и с силой нанёс ею несколько ударов по комсомольскому лицу. — Это что такое? Что это? Что это, я тебя спрашиваю? — орал Карпухин, охаживая Валю свежим номером «Казанской звезды», от чего бледная физиономия последнего стремительно покрывалась розовыми пятнами.
— Олег Васильевич, да я не виноват! — выпалил Соболевский, дождавшись секундной паузы в процедуре экзекуции. — Это журналюга всё переврал! Я когда с милицией общался, он свою собаку выгуливал. Ну и подошёл к нам, дескать «а что случилось?»…
— Ну, а ты всё и разболтал, крысёныш, — закончил за собеседника немного успокоившийся Карп. — Ладно, слушай сюда. То, что писака про тебя в прессе статью тиснул, нам может и в масть сыграть. Ты теперь у нас борец с преступностью! Пламенный комсомолец, бл…-муха! — хохотнул главарь. — Может даже получится тебя по партийной линии наверх двинуть. Будешь нас от ментов прикрывать.
— Да… — угодливо хихикнул Валя. — Мы тогда ух как развернёмся…
— Рот закрой! — снова взбеленился Карп. — Я щас говорю!
Соболевский испуганно осёкся и принялся молча поедать глазами главаря, не решаясь даже шелохнуться. Однажды он стал свидетелем расправы Карпухина над неугодным подручным и теперь отчаянно боялся повторить судьбу несчастного. Наконец, Карп продолжил:
— Далер сказал, что из-за твоей тупости вы нарвались на очень крутых бойцов. Он, как ты сам знаешь, спортсмен бывший, боксёр-перворазрядник. Так один из «терпил», которых вы решили нагнуть, метелил его с такой силой, что у Далера теперь не лицо, а отбивная. А твой «клетчатый» вообще троих наших за несколько секунд положил, пока ты, гнида, за деревом прятался.
Карпухин сделал небольшую паузу, ещё раз всё взвесил и озвучил своё решение:
— Носом землю ройте, но найдите этих двоих раньше ментов! Такие бойцы, если они ни с кем не связаны, нам самим пригодятся. Ну, а если они из «южных» или «заводских», то придётся их грохнуть, иначе пацаны не поймут. Ты лично, падла, их исполнишь, а я прослежу!
Услышав это, Валя затрясся, как осиновый лист, но, зная крутой нрав Карпа, возражать не осмелился. Только сейчас он начал понимать, в какую беду его завёл собственный язык, когда он так неосмотрительно решил нагнуть «лоха» в клетчатом пальто…
* * *
Стоило мне только прочесть сегодняшние газеты, как в номер вломился осточертевший Василич, торжественно нёсший на вытянутых руках допотопный телефонный аппарат, который днём ранее у меня же и забрал.
— Наконец-то! — заявил старик, воткнув шнур в розетку. — О нас вспомнили, Дима! Сейчас будет звонить товарищ Петрищев из Пензенского обкома, поздравлять тебя с медалью.
Глядя на мою недоумевающую физиономию, «нянь» пояснил:
— Намекнёшь ему на проблемы с жильём, и квартиру тебе, оболтус, дадут быстрее. А если женишься на Марфуше, то и вовсе получишь двухкомнатную!
Не успел я открыть рот, чтобы послать усатого гада подальше, как телефон, доселе спокойно стоявший на тумбочке, душераздирающе зазвенел.
— Петрищев Сергей Валерьевич, — успел просветить меня Колыванов, после чего схватил трубку с рычагов и сунул её мне.
— Дима, приветствую, — тут же услышал я напористый и немного хрипловатый голос невидимого собеседника, — это Петрищев Сергей беспокоит. От имени и по поручению первого секретаря обкома партии товарища Калявина поздравляю тебя с завоеванием медали чемпионата СССР!
— Спасибо… — ответил я, уловив паузу в речи чиновника, — и Вам, и товарищу Калявину.
— Тебе спасибо! — тут же отреагировал Петрищев. — Ты ведь у нас первый призёр в таком турнире за последние пятнадцать лет. Так что имей ввиду — мы ждём твоего возвращения в Пензу…
Не успел я понять, к чему он клонит, как энергичный собеседник развил свою мысль:
— Вокруг тебя уже начали суетиться «покупатели» из других регионов? Золотые горы сулить, и всё такое? Если нет, то скоро начнут. Поэтому твёрдо знай — мы о тебе не забываем и любые вопросы, в том числе жилищные, решим на раз-два!
Поблагодарив Петрищева ещё раз, я распрощался и положил трубку.
— Ну?! — нетерпеливо уставился на меня «нянь». — Что он тебе сказал?
— Василич, дай отдохнуть, в конце концов, — возмутился я. — Завтра обо всём поговорим.
Услышав это, усатый кровопийца принял вид оскорблённой добродетели, кряхтя, поднялся из кресла и безмолвно покинул комнату, демонстративно подволакивая ногу. Никакой хромоты раньше я у него, к слову, не замечал, так что на будущее сделал себе зарубку в памяти ещё и об актёрских талантах моего чудо-тренера.
В следующие пару часов я отдыхал и вновь прикидывал планы на будущее. По всему выходило, что сразу после окончания турнира мне следовало поскорее уезжать в Пензу, поскольку в Казани меня искала вся городская милиция.
В углу древний ламповый телевизор что-то бубнил о росте надоев молока и о происках коварного Запада, задумавшего это самое молоко у СССР непременно забрать, вкупе со всеми остальными ресурсами и богатствами. Под эти занимательные рассказы меня вскоре потянуло в сон, и я непременно заснул бы, если бы гадский телефон не затрезвонил опять. Звонила Динара.
— Спишь? — каким-то чудом угадала она. — А я к тебе в гости собираюсь. Пустишь?!
— Да, конечно, — зевая, согласился я. — Салатов по пути захвати каких-нибудь.
— Наглый, капец, — возмутилась девушка. — Скоро буду.
Её «скоро» растянулось на добрых два часа, и первым, что она произнесла, переступив порог моего гостиничного номера, стало:
— Так что там за невеста, Калитенко? Я не поняла.
Пришлось срочно что-то выдумывать, а главной линией моей защиты был тот факт, что так называемую «невесту» я практически ни разу и не видел. Сущая правда, к слову.
Неотрывно глядя на меня «детекторами лжи» серого цвета, девушка, вроде бы, пришла к выводу, что я не лгал, постепенно смягчилась, и дальнейшее общение стало развиваться по сценарию двухдневной давности.
Вечерние проводы Динары домой на этот раз прошли без каких-либо приключений — улицы были темны и совершенно безлюдны. И всё же, когда я уже развернулся спиной к её подъезду и сделал несколько шагов, меня словно кольнуло под лопаткой. На улице не прибавилось ни одного человека, но кто-то явно поедал меня глазами. И каким-то шестым чувством я понимал, что этот кто-то был мне совсем не друг.
На следующий день, когда мы с Василичем приехали в спорткомплекс для тренировки, я увидел то, о чём Петрищев талдычил по телефону. Интерес к моей персоне у окружающих вырос невероятно.
Как только я переоделся в спортивную форму и вошёл в тренировочный зал, совершенно незнакомые боксёры со всех сторон кинулись пожимать мне руку, хлопать по плечу и желать удачи в финале.
— Матусевич, кстати, волнуется, — хохотнул кто-то. — Ты, Димыч, для всех тёмная лошадка!
— Ага, реально нервный ходит, — тут же подтвердил другой спортсмен. — Он понять не может, правша ты или левша.
— Да я и сам не всегда понимаю, — повеселил я собравшихся. — Хотя Василич утверждает, что правша.
Помянешь чёрта, он — тут как тут. Вздорный старик, материализовавшийся буквально из воздуха, разогнал всех меньше, чем за пять секунд, после чего, сердито на меня уставившись, сунул мне в руки скакалку. Пришлось начать тренировку.
Вскоре привычный процесс поглотил меня целиком, и я, работая по боксёрскому мешку, вновь погрузился в воспоминания…
После второй недели обучения Мэт организовал мой поединок с пареньком из нашего зала, который был на пару лет меня старше, немного тяжелее и прилично выше ростом. Дилан — так звали мальчишку — занимался уже больше года и ближе к концу первого раунда основательно расквасил мне нос.
В перерыве растерянно глядя на кровь, которая часто капала на полотенце, я пытался понять, что делать дальше. В этот момент ко мне приблизился Мэт, сурово на меня глянул и спросил:
— Ну что, пацан, останавливаем бой или хочешь продолжить?
— Я... готов продолжить, — замявшись на секунду, упавшим голосом сказал я. Мне почему-то казалось, что так легко пустивший мне кровь Дилан в следующем раунде меня просто прикончит. И всё же я решился биться дальше и в этот самый момент словно переступил в себе какую-то черту.
— Молодец, Тим! — впервые назвав меня по имени, расцвёл вечно суровый тренер, а затем неожиданно заявил. — Спарринг окончен!
В следующие две недели Мэт ставил мне удар, требуя, чтобы в момент, когда я бил по тяжёлой груше, я старался её не толкнуть, а словно пробить на глубину своего кулака, после чего руку требовалось обязательно остановить. На долю секунды костяшки пальцев должны были чуть ли не прилипать к боксёрскому мешку. Когда же не получалось, Мэт требовал начинать заново, добавляя лишние отжимания на кулаках.
Что касается стойки, то подметив за мной такую особенность, как стремление по ходу спарринга переходить из левосторонней в правостороннюю, тренер только обрадовался и заявил, что со временем это будет помогать мне в ринге.
Тренировочные поединки с Диланом постепенно становились для меня обыденностью, и я пропускал всё меньше его ударов. Сам я, однако, был не способен нанести ощутимый урон сопернику. К тому времени я уже немного освоил джеб и кроссы, мог пробить хук и апперкот, но Дилан, будучи прилично выше ростом, просто не подпускал меня на ближнюю дистанцию.
Так продолжалось ещё пару недель, пока однажды Мэт после окончания очередного спарринга не подвёл меня поближе к груше и показал странную комбинацию — обозначив два быстрых джеба в голову и корпус левой рукой, наставник неожиданно добавил правую по дуге сверху вниз.
— Последний удар в серии называется «оверхенд», — сказал тренер. — С его помощью ты сможешь атаковать более высокого противника. Повтори!
Я повторил.
А ещё через три дня я разбил Дилану нос.