Глава 9 Александр Иващенко

Время шло…

Кроме брата Ваньки Соколова из нашей школы ещё отпарились в Афган три пацана. Двоих из них привезли в цинковых гробах. Третий потом приходил к нам в школу. Тот день ещё долго вспоминался мне. Мне, подростку, которому было 12 или 13 лет. Юрию было чуть больше двадцати, но мне он, в отличии от Вениамина Соколова, который запомнился мне щегольским франтом, показался чуть ли не старцем тогда: худой и сутулый.  У него были впалые глаза; редкие седеющие с залысинами волосы; кожа, почти пергаментного цвета. Быть может виновато было моё подростковое, даже детское воображение, что мне он виделся не парнем, а мужчиной преклонного возраста, который пережил многое на своём веку. Хотя про пережитое, я оказался прав.

Юрий был невысокого роста, наверное, поэтому его взяли в танковые войска. После прохождения учебки его назначили наводчиком орудия и отправили в Кандагар, как рассказал он сам.

- Учебку я проходил в Прибалтике. В Гайжунае, Литве, - встреча проходила в актовом зале школы, куда пришли все ученики. Парень был слега сгорблен, но скорее всего это было из-за протеза и трости, на которую тот опирался. Одет он был в потрёпанную, но чистую и отглаженную афганку. Только на ногах были не ботинки или кирзачи, а кроссовки. Адидас уже перестал быть редкостью, так как эту обувь с недавнего времени стали производить в Москве. Она стоял перед микрофоном, рядом с партой, на которой был графин с водой. – Неожиданно, где-то за неделю, нам сообщили, что нас отправляют с интернациональным долгом, - слово «интернациональный» ему далось с трудом. Он и так говорил с затруднением, а это слово произнёс едва ли не заикаясь. – Это была честь для нас. Помогать братскому афганскому народу бороться с угнетателями-моджахедами. Может быть кто-то боялся. Но я нет. У матери с отцом ещё есть мои брат и сестра. Саня… Александр, в прошлом году вступил в комсомол. Александр, - кивнул парень и все обратили взор на щуплого ботаника, который встал с одного из кресел. Было заметно, что он не хотел такого внимания, стеснялся. Снял и снова надел очки. – Александр посещает кружок юных техников и хочет пойти по стопам Королёва, запускать в космос ракеты. Света ещё ходит в сад, но в следующем году пойдёт в школу, - Александр быстро сел обратно, он не хотел, чтобы внимание всей школы было обращено на него. Он был хорошо известен в школе. Саша всегда занимал первые места на городских и федеральных олимпиадах по физике и математике. Ему, кажется, было 15 или 16 лет, но летом он собирался поступать в Бауманку. – После того, как нам сообщили про Кандагар, переживать о том, что мы попадём на войну у нас, не было. Хотя начальство сказало, что мы можем отказаться, что нам за это ничего не будет. Нас переведут в другие части, и мы дослужим свой срок спокойно и вернёмся домой. Но кто хочет прослыть трусом? Все ребята с нашего призыва, как один, заявили, что поедут. Все оставшиеся дни мы продолжали тренироваться, как и прежде. Если бы нам позволили расслабиться, то при выполнении боевой задачи было бы намного хуже. Думаю, да, намного хуже. Нас муштровали, но так было надо. Мы просыпались, завтракали, потом была учёба, потом тренировка. Марш броски на десять километров, порой пятнадцать, по пересечённой местности. Потом обед, небольшой отдых и практические занятия на танках. После ужина был информационный час, где нам рассказывали о предстоящих задачах, про душманов. Если бы мы не пришли в Афганистан, то наше место заняли бы американцы. Но к счастью этого не произошло, мы не допустили, чтобы они пришли туда со своим миропорядком. Кстати, вы знали, что они обучают детей подсовывать мины под танки? Э… Не американцы, а духи, моджахеды. Было дело зайдёшь в деревню, там только женщины и дети. Дети, такие же, как и вы. Но нас предупредили, что даже их стоит опасаться. Многим уже с детства промыли мозги, и они готовы умереть во имя какого-то их аллаха. У вас очень счастливое детство, вы должны быть благодарны Правящей коммунистической партии и нашему лидеру Беленко Кириллу Устиновичу, что вы не знаете горестей войны и у вас светлые головы, не затуманенные религиозной ложью, что все, кто не покланяется вашему богу тупые и грязные свиньи, - Юрий немного смутился, похоже увидев предостерегающий жест, что он немного перегибает палку. – Простите за такие слова. Мне просто ещё очень сложно прийти в себя после того, что я пережил за несколько месяцев войны. На моих глазах убивали моих товарищей. В деревню, в которую мы однажды вошли и думали, что там все мужчины ушли в горы, оказалось совсем не так мирно. Мы проигнорировали всё то, от чего нас предостерегали. Те, кто первые покинули боевые машины, были убиты. Под паранджой оказались вовсе не слабые женщины, а бандиты. На моих глазах расстреляли несколько ребят из моего взвода. Никогда, слышите ребята, - парень поднял вверх указательный палец и вдруг немного покачнулся. Но устоял. Мне он в тот момент казался страшным демоном, с перекошенным от злобы и ярости лицом, потрясающий пальцем, направленным в небо, и я думал, как же война покалечила его. Не только внешне. Его душа была прожжена насквозь. Война убила его, хотя он и ходил, спал, ел. Но это была лишь оболочка, а не человек. Через пару лет мы узнали, что Юрий спился и, подсев на иглу, умер от передоза. Война всё же настигла его.  Даже здесь, в Москве, в мирное время. – Никогда не нарушайте правила. Остерегаться там нужно любого встречного. Даже если это будет семилетний ребёнок. Даже девочка. Такая вот девочка сумела усыпить нашу бдительность. Мы думали, что она испугалась чего-то и поэтому забралась под наш танк… - На какое-то мгновение Юрий замолчал. Он плеснул себе из графина воды и залпом выпил. – Мне часто по ночам сниться это. Как взрывается наша машина, как полыхают языки пламени. Вокруг взрывы снарядов, автоматные очереди, небо заволокло чёрным дымом… Что меня спасло, я не знаю. Я сумел выбраться. Сколько длился бой, я не знаю, я потерял сознание. А когда пришёл в себя, то был уже на базе. – Он снова покачнулся и не выдержав напряжения, почти упал на стул. Вытер пот со лба и снова налил себе воды. – Но я горд, ребята, - сказал он спустя какое-то время, которое мы провели молча, боясь шелохнуться, наблюдая, как дрожит его рука со стаканом, как он судорожно пьёт, - что с честью отдал свой долг нашей родине. И если бы я не лишился в бою ноги, то я бы снова вернулся в Афган, добивать эту… - он чуть запнулся, - врагов, помогал бы нашим афганским братьям-коммунистам строить светлое будущее. Я знаю, я уверен, ребята, что победа будет за нами. И вы, подрастающее поколение, уже поедете в эту страну не как воины-освободители, а как строители счастливого завтра. Поможете детям понять, что такое счастье. Научите их верности и любви. Познакомите их с делом Ленина. Они достойны этого. Детей ещё можно перевоспитать. А со взрослыми нужна лишь жёсткая военная рука. 

Но вы же знаете, что всё произошло совсем по-другому… 

Я, тогда, почему-то не мог взять в толк для его и кому нужна была эта война. Не понимал, зачем отправлять на смерть наших солдат, в чужую страну. Нет, это конечно всё политические игры, я это осознавал. Хотя не понимал причины. Но чисто по-человечески. Зачем?  Если кто-то бы напал на мою родину, то я бы не раздумывая взялся за оружие. Но на нас никто не нападал. Да, так называемая «невидимая война» с Западом шла уже долгие годы, но настоящих военных действий не происходило. И я не был уверен, что Америка хочет сбросить на нас ядерную бомбу. Вот Ярик в это безоговорочно верил и считал, что рано или поздно кто-нибудь из глав противоборствующих стран решится нажать на кнопку. 

- Сашко, я не хочу, чтобы повторилось то, что произошло в Японии, - сказал он в тот день, когда мы слушали Юрия. Мы возвращались домой, была весна, начало мая и мы уже шли нараспашку, спрятав шапки в дипломаты. – Светило солнце и о войне вообще не хотелось говорить. -  Нельзя сбрасывать ядерные бомбы, ведь там есть коммунисты. Там есть дети, которые, как и мы, мечтают стать пионерами, - верил ли он в эту чушь, что говорил? Наверное, пытался поверить. Иначе бы он не совершил позже то, что совершил. – Но мы должны сражаться со всеми нашими врагами так, как делаем это в Афганистане. Сегодня победим душманов, завтра буржуев в Европе. Наш сапог пройдётся по всему миру и раздавит капиталистическую нечисть как тараканов. Советский человек победил фашизм, справится он и с другой чумой. 

Наверное, Ярослав был чуточку сумасшедшим уже тогда. С годами это стало прогрессировать. К тому же, увлечение боксом, наверное, сыграло в этом не последнюю роль. Когда тебя постоянно молотят и частенько по голове, мозги съедут у кого угодно. Но в те дни я пропускал все эти тирады мимо ушей, делая вид, что соглашаюсь с ним. В принципе, он был нормальным пацаном, как многие вокруг. Только с более фанатичным складом ума. 

- Хочешь мороженого? – спросил я. Ярик почесал отросшие вихры и белозубо улыбнулся во весь рот. Я знал, что он не откажется. А мне было приятно посидеть с ним в кафе и поболтать о чём угодно, только не о политике. 

- Слушай, а у тебя сиги есть? А то меня батя сегодня чуть не спалил. 

Я кивнул. Не так давно я стал таскать у отца Мальборо и иногда делился с Яриком. Пачки нам хватало на неделю, а отец даже никогда не замечал пропажи. Мы зашли за угол в какой-то двор, и я достал из внутреннего кармана куртки запретное курево. 

Уже позже, перед тем как отправиться в армию, я задал вопрос отцу про войну. Мы с Яриком сидели с ним на нашей кухне, пили пиво и курили.  Тот лишь пожал плечами. 

- Я не знаю, сынку… - пожал он плечами. За все годы, проведённые в Москве, он так и не избавился от украинского акцента. Но это делало его речь мягче. И он для меня всегда отстаивался батькой, тато. – Наверное, такова природа человека. Сильного человека. Он добился чего-то, но ему мало. И он хочет ещё больше. Даже я. Смотри, я родился в простой семье, но у меня всегда были большие амбиции. И я сказал себе, я не буду Миколой Иващенко, если не добьюсь в жизни чего-нибудь стоящего. Некоторыми поступками в своей жизни я не горжусь, но если бы не они, то я бы не занимал такое положение, как сейчас, а продолжал бы работать на заводе. И, быть может, спился, как папка твоего друга, - отец вздохнул с грустью посмотрел на Ярика. - А войны, войны были всегда. Сейчас, как никогда остро стоит вопрос противоборства нашей родины и американских штатов. И, если честно, я не знаю, кто в конечном счёте одержит верх. Они вынудили нас уйти из Афганистана. Теперь вот мутят возле наших западных границ. Если мы сейчас дадим слабину, то мир, который вы знаете, ребята, рухнет. Наша страна не захватчик, наша страна – объединитель. По крайней мере нас так учат. Почему мы тогда, в сорок пятом, позволили американцам разделить Германию, а вместе с ней и Европу? Некоторый считают, что на Восточном Берлине нельзя было останавливаться. 

- Но американцы, французы, англичане... они помогли нам в войне против фашистов, - возразил я. 

- Ага, - встрял Ярослав, - пока они открывали второй фронт, мы всех фашисов уже успели перебить. Эти же просто повесили главных обвиняемых. И всё! Я согласен с твоим отцом. Мы должны были дойти до самой Португалии, объединяя земли Европы. 

Я улыбнулся. Я видел стремление друга к знаниям. Последние два года Ярик кардинально изменился. Повзрослел, что ли. Успеваемость его, на удивление учителям, изменилась. И если до девятого класса в его дневнике преобладали тройки и четвёрки, то в десятом все тройки он подтянул до четвёрок. Увлёкся географией, историей и литературой. Скорее всего это было благодаря мне, думал я не без гордости. Я сказал, что собираюсь после службы в армии поступить на разведчика. До того момента мой друг думал окончить общую среднюю школу и пойти в колледж милиции. Его мечтой было служить в органах, в КГБ, и он решил это сделать через работу в милиции. Мне его даже уговаривать не пришлось. А ещё я предложил подтянуть его по предметам, за которые у него плохие отметки.  У нас была общая цель с Ярославом – стать разведчиками и работать на благо родины. И мне эта цель грела душу. 

Я ещё даже не подозревал, что все мечты рухнут. И рухнут очень скоро.