Глава 2 Сашко

Почему я сдружился с этим мальчишкой? Я до сих пор не могу понять. Мы были совершенно разные. Во-первых, он был из неблагополучной семьи. Отец алкоголик, а мать… Мать работала нянечкой в детсаду, где в основном были дети партработников. Поэтому Ярику повезло. Повезло ещё и с элитной школой, куда помогла ему попасть моя мать. Она чувствовала себя почему-то обязанной матери Ярослава. Кроме основной работы в детском садике, Светлана Петровна мыла полы в нашем подъезде. Насколько я помню, дядя Миша, Михаил Иванович, постоянной работы не имел, много пил и, кажется, даже побивал свою жену. Во-вторых, Ярик очень был явным лизоблюдом. Всегда подлизывался. Особенно к учителям. Всегда старался выслужиться. Я всё это видел, даже знал, что другу это всё поперёк горла.

Наше детство пришлось на то время, когда вера в светлое будущее уже начала пошатываться.  В интеллигентских кругах набрало полную силу диссидентское движение. В нашем классе даже училась девочка. Кира Вахер. Её мать – Вилма Вахер была научным сотрудником в каком-то НИИ. Она была не замужем, всегда носила брюки, даже джинсы и короткую стрижку. И мы, дети, перешёптываясь, называли её непонятным словом «феминистка». Значения слова мы не знали, и считали, что её заслали из Америки шпионить. Кира была похожа на маму: у неё не было косичек, как у всех девочек, она была дерзкой, но на зависть всем – лучшей ученицей в классе. Уже позже, когда мы учились в пятом или шестом классе мы узнали, что Вилму Марковну уволили за антисоветскую агитацию и Кира уехала с мамой на родину в Эстонию.

Встретили мы нашу бывшую одноклассницу только спустя несколько лет. Но о ней я расскажу позже.   

- Вахер – на хер! – сказал тогда Ярик. – Мочалка стрёмная.

Мы в тот день стояли за школьной теплицей: я, как всегда на стрёме, а Ярик смолил отцовскую Приму. Через пару лет я тоже начал таскать у отца сигареты. Но то были импортные Мальборо.

Я искренне не понимал, почему Ярик вдруг так возненавидел Киру. Ведь несмотря на свою мать, да и несмотря на свой дерзкий характер, Кира, в принципе была нормальной девчонкой. Мало чем отличающейся от нас.

Всё, наверное, началось с песочницы. В последнее лето перед школой. Тогда, наверное, я в первые осознал, кто такой Ярослав Макаров. До того дня мы с ним никогда не ссорились.

Мой батька вернулся из ГДР, куда его отправляли в командировку по каким-то партийным делам. Я не вникал, да и мне, шестилетнему хлопцу, это было по барабану. Для меня было главное подарки, которые он привёз. Впрочем, наверное, как и любому пацану в моём возрасте.  

Ярику на следующий день я подарил шоколадку, как сейчас помню, с индейцем на упаковке. Пробормотав «спасибо», он тут же убежал домой. Я подумал, что его смутил этот маленький презент, поэтому он так быстро и слинял со двора.

На другой день мы сидели в песочнице, и я возил грузовичок, что мне привёз отец. Я размышлял, могу ли я подарить игрушку своему другу и, если я это сделаю, не отругают ли меня родители. Не знаю, с чего Ярик вдруг обозлился и, черпнув песка кинул им в меня. Моя новая футболка была запачкана.

- Ярик, не кидайся песком!

И в следующий момент в меня полетел совок. Как я умудрился увернуться, чтобы в меня не запендюрили деткой опасной игрушкой? Советские совки были металлические, да и если бы пластиковый совок угодил в лицо, он мог бы нанести хоть и небольшую, но рану. Что уж говорить об игрушке из металла. Друг обозвал меня дураком, схватил самосвал и со всей дури стукнул им о борт песочницы.  Пластиковое стекло кабины вылетело, а дверца сильно погнулась.

- Сраный мажор! И батя твой голимый мажор!

Как мне стало обидно в тот момент! Я даже забыл про грузовик, который собирался подарить Ярику. Слёзы горечи навернулись мне на глаза. Мне будто отвесили пощёчину, до того я почувствовал себя униженным. Я вскочил на ноги и побежал прочь из песочницы, которая стала мне ненавистна. Хотелось убежать, запрятаться, забиться куда-нибудь, чтобы никто меня не трогал. Но вместо этого мои ноги понесли меня домой. Дома была мама, которая меня обняла и утешила. Она прижала меня к себе и погладив по непослушным вихрам сказала, что я не должен обижаться на своего друга. Другая бы мать после такого могла бы и запретить общаться с Яриком, но моя же сказала, что он не виноват в том, что у него нет того, что есть у меня. Что мне повезло, но кичиться этим нельзя.

Помню, что на следующий день мы как ни бывало снова сидели в песочнице и уплетали какие-то мармеладки, которые тоже привёз отец и я постарался простить своего друга.

Когда нас приняли в октябрята, Ярик ходил гоголем, гордо выпятив грудь. Знаю, он хотел стать командиром Звёздочки, но у него было две тройки: по чтению и по русскому. Пятёрка только по физкультуре. А командиром мог быть только отличник. Его хотели назначить физруком, но он как-то извернулся и ему присвоили должность политинформатора. И каждый понедельник перед уроками он рассказывал нам про угнетённых капиталистами рабочими в Америке и о том, как нам повезло родиться в Советском Союзе, где всё было для всех и каждого. Верил ли он в то, что говорил тогда? Да ни за что не поверю!

Впрочем, длилось это лишь до Нового Года, вроде бы. А потом Ярик сильно заболел. Его едва не перевели потом в обычную школу. Но моя мать опять как-то подсуетилась и моего друга не исключили. И он даже смог закончить первый класс без троек!
 Почему я это помню? Да потому что он был так горд этим, показывая свой табель всем и каждому, что как уж тут забудешь такое?