Глава 4 Последние дни лета

На дворе стоял август. Скоро снова надо было идти в школу. Как же я её ненавидел! Но ещё больше я ненавидел каждый день наблюдать противную рожу своего отца. За последний год он совсем спился. После того, как его с позором уволили из общежития какое-то время он работал грузчиком, но, когда батя разбил ящик с кефиром, его выкинули и из магазина. Матери пришлось выплатить ущерб, а отец снова на неделю запил. Где он находил деньги на водку, я ума не мог приложить.

Чуть позже, проспавшись, он заявил нам с матерью, что август он решил отдохнуть, а осенью либо устроится на завод, либо уедет на заработки на Север. Мамка ничего не сказала на это. Я знаю, если бы она могла, то устроилась бы ещё куда-нибудь, но две работы забирали почти всё её время. Да и вряд ли бы кто её взял официально. Я знал, что за уборку подъездов ей платят мимо кассы. А это значило, что скорее всего, меньше, чем положено.

Сашка уехал с родителями на юг, и я не знал, чем себя занять. Обычно мы играли у него во дворе или меня приглашали в гости.

Я уже так привык бывать у Иващенко, что порой казалось, что я живу у них.  Иногда по выходным родители Александра брали меня с собой в кино, когда решали выбраться с сыном посмотреть какой-нибудь детский фильм.   Не думаю, что дядя Коля был от этого в восторге, но он ничего не говорил. Да и что ему стоило заплатить лишние десять копеек за билет, а потом ещё двадцать копеек за стаканчик пломбира? Я, конечно, всегда старался отказать от угощения, строя из себя хорошего скромного мальчика. Но я же знал, что родители друга никогда не посмеют обделить меня. Попроси я их купить мне какую-нибудь игрушку, они, наверное, и это бы сделали.

И вот уже больше недели я маюсь от ничего не делания. Нужно было, конечно прочитать херову кучу книжек, что нам задали на лето. Но я не большой любитель чтения. Мне больше нравиться играть на автоматах в парке. Но это стоило денег, которых у нас в семье едва хватало на самое необходимое.

Другие ребята, кроме Сашки, со мной не водились. Я подозревал почему. Но и я не очень-то рвался дружить с детками партийной номенклатуры. Единственный, то со мной общался, это был Серёга из соседней квартиры. Он конечно был дебилом - заикой, которого отец называл олигофреном или имбецилом, но с ним иногда всё же можно было потусить. До недавнего времени.

Я сидел в песочнице у нас во дворе и скучал, когда увидел Серёгу.

Отец был трезвый и поэтому очень злой. Мамки не было, она была в садике. Поэтому я с утра выпив молока с чёрным хлебом, слинял на улицу, чтобы не видеть мерзкую рожу бати.

Я потихоньку таскал у мамки деньги из кошелька. То две копейки, то копейку. А вчера обнаружил на полу аж двадцать копеек, которые закатились за поломанный плинтус, который отец так и не удосужился починить. В общем, на кармане у меня за лето накопилось чуть больше рубля, так изредка мамка всё же выдавала мне деньги или на ситро из автомата, или на мороженое. А я их не тратил, копил.

Я сходил в кино и посмотрел индийский фильм «Танцор Диско». С Иващенко я бы точно не попал на подобный киносеанс, а тут у меня была какая-то свобода выбора. После фильма я пару раз сыграл на автоматах, объелся мороженым, после чего прокатился на карусели. У меня осталась ещё какая-то мелочь, но я не знал, чем ещё себя можно было занять. День едва перевалил за полдень, на улице было душно и жарко, и я, не зная, что делать, всё же поплёлся домой, надеясь не застать отца дома.

Когда я подходил к подъезду, возле него остановилось такси из которого вышла тётя Марта, мать Серёги. Как всегда, от неё чем-то очень вкусно пахло. И одевалась она в отличии от других женщин, которых я знал очень ярко и вызывающе. Обычно это была короткая юбка из варёнки; блузка, сквозь которую просвечивал бюстгальтер; колготки в сеточку и туфли на шпильке.

- Привет малыш, - улыбнулась тётя Марта, потрепав меня по отросшим за лето волосам. Я не понимал в тот момент, что со мной. Но меня вдруг накрыло жаркой волной. Тётя Марта рассмеялась и поцокала во внутрь. А я стоял и зачем-то смотрел на её попу. Тут я заметил в окно отца, глаза которого были налиты злобой. По его губам я прочитал:

- Шалава, бля.

Домой резко расхотелось. Я развернулся и пошёл в песочницу. Я искренне не мог тогда понять, за что батя так ненавидит тётю Марту. Только позже до меня дошло.

Когда спустя года три я лишился невинности с этой самой женщиной. Но об этом мой отец к счастью так и не узнал, а то он, наверное, убил бы меня за то, что мне, малолетке перепало то, что он не мог себе позволить.

Тётя Марта вскоре уехала, а ещё спустя какое-то время из подъезда выперся Серёга с вечно идиотской улыбкой на тупом лице. Но то, что было у него в руке, заставило меня с удивлением поднять брови. Мои небольшие познания в английском позволили мне прочитать этикетку. Что такое вермут, я не знал. Да мне на это было плевать. Вкус мне тоже не очень понравился. Зато понравился эффект от этого «компота».

А спустя какое-то время я уже орал на весь двор разные песни. Начиная с непонятного мне «Джимми, Джимми, Джимми, аджя, аджя, аджя» и кончая «Катюшей».

Веселье кончилось внезапно, когда вышел отец и, схватив меня безжалостными жёсткими клешнями за ухо, потащил домой.

- Если я тебя ещё раз увижу с этим выблядком шлюхи, я тебя убью, - прошипел он мне в то самое ухо, за которое держал, обдав своим противным горячим дыханием то ли из-за гниющих зубов, то ли больного желудка.

А потом я пошёл в третий класс.

Когда вернулся Сашка, весь такой довольный от поездки к Чёрному морю, я всё ещё едва мог нормально сидеть. В тот день, когда я напился вермута с Серёгой батя задал мне хорошего перцу, отлупив пряжкой от своего солдатского ремня. Но я не подавал вида, что жопа ещё побаливала. А после торжественной линейки и Урока Мира, на котором братец Соколова хвастался повесткой в армию мы пошли в кафешку, где друг как обычно башлял деньгами.  Я не дурак и согласился на мороженое. А потом ещё и на ситро. Почему я должен был отказываться? С отцом я не согласен. Если мне судьба подарила такого друга, как Сашка Иващенко, я должен его держаться, как бы мне от этого ни было противно. При его родителях я буду строить из себя скромного и несчастного сына алкоголика, который безумно благодарен тёте Оксане за то, что пристроила меня в элитную школу. Конечно, я бы с удовольствием послал эту школу к чертям собачьим. Но я не собирался жить в дерьме, как мои родители всю оставшуюся жизнь. С Сашкой же я изображал из себя настоящего корефана. Сашко и правда был бы неплохим другом, но что-то в нём было такое, не пацанское, что ли? Наверное, он был слишком мягкотелым, крайне уступчивым мальчиком.  В общем, чистеньким, холёным и правильным сынком партработника.  Но с другой стороны, не будь Сашки, я бы в будущем не имел того, чего достиг не без помощи своего друга. Поэтому я старался засунуть свою зависть куда поглубже и уже не выходил из себя как тогда, в то лето перед школой, когда сломал его игрушку. Тот грузовик оставался со мной ещё очень долгие годы, как напоминание того, кем я был и кем стал.