Глава 1

- И что, это все? - редактор журнала нетерпеливо отбросил в сторону отпечатанные на машинке листы.

- Нет, сэр. Это только начало. Для затравки, так сказать. Чтобы вызвать читательский интерес, - отвечал молодой журналист, без особой надежды в голосе и проводил взглядом отложенные в сторону материалы.

- Ну, что вы можете мне рассказать? Ну же, давайте, выкладывайте, что вам удалось разузнать об этой так называемой гадалке из Лафайета, - потребовал редактор, между тем, погрузившись в чтение колонки спортивных новостей «Трибуны Нового Орлеана».

Мистер Юзерс, редактор журнала "Еженедельный Курьер" был настолько же обыденным и неприметным, как и его журнал. Подписчики давно уже перестали листать страницы «Курьера» дальше объявлений о продажах и некрологов. Если кто и выписывал его, так, то было всецело ради плотной газетной бумаги, которая была чертовски хороша в хозяйстве от мытья окон и зеркал до упаковки стекла и посуды. Да мало ли, еще для каких нужд, ведь рачительная хозяйка найдёт применение всему, даже кипе пожелтевших страниц журнала, за десятки лет сделавшегося частью обыденной рутинной жизни небольшого пригорода Лафайета. Редакция журнала давно уже не нанимала постоянных работников кроме редактора и наборщика текстов, журналисты сменялись регулярно и настолько часто, что их никто не помнил по именам. Так что, когда Саймон Уэст заглянул в контору «Еженедельного Курьера» насчёт вакансии, ему сразу же предложили место внештатного корреспондента. Он подписал контракт на полгода, и в бухгалтерии ему выписали чек на недельный аванс, случившийся очень кстати для молодого пока только подающего надежды выпускника филологического отделения Колледжа Свободных Искусств.

Со своим первым заданием Саймон справлялся без труда, ведь для записи некрологов по строго разбитым шаблонам и тарифной сетке особых усилий и не требовалось. Однажды после полутора месяцев этой своеобразной переписи медленно и неуклонно пополнявшегося населения Центрального кладбища Лафайета, Саймон случайно обратил внимание на короткую приписку к одному из сопроводительных писем с заказом. Он тут же почувствовал веяние свежего ветерка долгожданных перемен в опостылевшей ему карьере ведущего колонки некрологов. Его заинтересовала история Лафайета. Точнее, биографии отшельников, живших в городке, на месте которого разросся современный город, людей, которые ещё века три тому назад избрали болота Луизианы для своего прибежища.

Следует отметить, что Саймону стоило немалых трудов, и не только красноречия, но и фантазии для того, чтобы уговорить редактора согласиться дать ему направление для разработки новой темы. По надеждам молодого журналиста, эта тема могла со временем перерасти в постоянную рубрику журнала. И вот, он, окрылённый наконец-то свершившимся фактом - полученным впервые в его карьере самостоятельным журналистским заданием, отправился на поиски старожилов Лафайета. Уже через неделю у него были собраны первые материалы для пилотной статьи, а через месяц они переросли в целую серию заметок для предполагаемой рубрики. А ещё через два месяца редактор, скрепя сердце подписал контракт на повышение Саймона из внештатных сотрудников на постоянную работу в журнале в качестве ответственного за новый раздел «История Лафайета в лицах».

После нескольких успешно опубликованных статей, в ходе сбора новых материалов Саймон прослышал о настоящей сенсации. Причем, не просто о сенсации на уровне их маленького «Еженедельного Курьера» с тиражом в тысячу экземпляров, продававшихся в качестве расходной бумаги, годной разве что для упаковки старой посуды! О нет, у этой сенсации были все шансы оказаться лакомым кусочком, на который польстились бы даже именитые журналы и ежедневные газеты из Батон-Ружа или Нового Орлеана. А дело было в следующем. В одном интервью с очередной пожилой знаменитостью Лафайета, Саймон услышал зацепившую его историю. Старушка, делившаяся с ним воспоминаниями о карьере покойного мужа, основателя бейсбольной команды городского университета, упомянула про некую Мадам Ру. Та была известной гадалкой, к ней приезжали за советом не только из соседних штатов Алабамы и Техаса, а со всего Восточного побережья вплоть до Нью-гемпшира. Заинтересовавшись этой самой Мадам Ру, Саймон долго собирал о ней сведения. Но поначалу, к своему разочарованию, не нашел ничего кроме слухов и полулегендарных историй. Одни уверяли его, что Мадам Ру это миф, такой же старый, как и кипарисы, что росли на месте некогда осушенного болота в центре Лафайета, другие утверждали, что бывали у Мадам, но так давно, что и позабыть успели, где она жила. И никто не знал, где искать ее, да и жива ли эта самая Мадам Ру, которую даже старики помнили из своих детских лет, как неувядающую, но повидавшую многое на своем веку старушку. Потребовался месяц на то, чтобы выудить из слухов хоть мало-мальски годную информацию для отчёта перед редактором. Но тот лишь махнул рукой и сказал, что для подобной статьи сгодится разве что раздел "Сказки на ночь" в журнале для молодых мамаш, и отправил Саймона нарыть информацию о футбольной команде Университета Лафайета, тех самых легендарных «Кажюнов», которые некогда лет двадцать тому назад выиграли турнир Южной Конференции университетов. Вот тогда-то, в поисках одного из ветеранов той легендарной команды, Саймон и забрел в затерянный и отрезанный от всего мира тупичок Аланвер, где под сенью старых кипарисов на берегу пруда затерялся коттедж одинокой старушки, которую в Лафайете и за его пределами знали как Мадам Ру. Случайно или нет, а знакомство со старушкой продвинуло не только застопорившуюся работу над статьей, но и помогло Саймону принять важные решения в собственной жизни. Спустя неделю после публикации статьи о «Кажюнах» он наконец-то получил приглашение от более крупного издательства в Батон-Руже, причём, речь шла и о переносе его собственной колонки «История в лицах», только уже не просто Лафайета, но всей Луизианы. Оставалось лишь расквитаться со старой редакцией и сдать последние материалы для «Еженедельного Курьера».

- Ну, рассказывайте, - ещё раз повторил редактор, наконец-то удостоив Саймона своим драгоценным вниманием. - Впрочем, можете положить материалы на край стола. Я позже просмотрю и отберу, ежели найдется что-нибудь, годное для печати. Если там вообще есть хоть что-то интересное. Гадалка, хм, - он ещё раз глянул в лицо молодого человека поверх очков, поправил их на переносице и пристально посмотрел на него. - Что-то ещё?

- Нет никакого материала. Я не справился с этой статьей, - солгал Саймон и, собрав листы с материалами, отступил к двери. - И вообще, я зашёл, чтобы уведомить вас о моем увольнении. Я не буду продлевать контракт. Я ухожу.

- А, - коротко отозвался на эту новость редактор и снова уткнулся носом в свои записи. - Расчет получите у Марты в бухгалтерии, - не поднимая головы, напутствовал он уволившегося сотрудника.

Саймон был рад освободиться от тяготившей его должности писателя колонки в увядшем еще задолго до его рождения журнале, а особенно же от работы составителя объявлений в разделе некрологов. Да, он слукавил насчёт статьи о Мадам Ру. Но, только потому, что не хотел продавать эту историю второсортному журналу, где ее вряд ли заметят среди объявлений о покупке спаниелей, замене масел для моторов и некрологов. И пусть призрак временного безденежья и маячил впереди, подобно дорожному плакату, гласившему о необходимости пристегиваться во время вождения, Саймон знал, что для него куда важнее была не сама публикация рассказов о Мадам Ру, а знакомство с этой незаурядной женщиной. Он надеялся, что долго ещё не соберёт необходимого для печати объёма информации, и это позволит ему чаще и надольше заглядывать в коттедж в затерянном тупичке старого Лафайета.