Глава 2

Солнечный полдень на исходе осени особенно красиво наблюдать в лесах, которые не только окружают Лафайет, но и вторгаются в пределы города. Стоит лишь уйти вглубь старинных улочек, и окажетесь среди поросших мхом и лианами старых кипарисов, лиственниц и неувядающих ив, полощущих свои гибкие длинные ветви в воде. Болота там повсюду. Их осушали, зарывали землёй, пытались даже перенаправить их притоки в другую сторону. Но, раз выбрав для себя эту местность, байю – луизианское болото навсегда остаётся здесь. Гуляя по красивым тропинкам, протоптанным вдоль берега, нужно бдительно следить за тем, куда ступает нога для следующего шага - твёрдая ли почва окажется под ботинком или зыбкая трясина, настолько похожая на твердь, что ошибиться проще простого.

- Эй, милый! Что это ты удумал, ходить по болоту? В эдакой грязи увязнешь, ввек не выберешься, - послышался голос из зарослей ивняка.

Молодой человек, одетый, как и все туристы в длинные до колен шорты, пёструю рубашку и шляпу панаму, вскинул руки от неожиданности и огляделся. Он не видел никого, но голос привыкший отдавать советы и распоряжения, повторил снова:

- Что это ты удумал? Стой. Стой, говорю! Не двигайся. Стоишь на самой кочке. Сейчас я тебе шест перекину. Ох, несёт же нелёгкая этих любопытных проходимцев... Туристы, тоже мне.

На фоне золотистой выцветшей на солнце листвы показалась фигура женщины. Она шла к кромке берега, опираясь на изогнутую чёрную палку, изобиловавшую глазками от срезанных сучьев. Пройдя ближе к самому концу тропинки, она постучала палкой впереди себя, проверяя, достаточно ли твёрдо, и ступила ещё на шаг вперёд. Затем она протянула палку к молодому человеку и кивком дала понять, что тот может довериться ей.

- Спасибо, но я и сам бы справился, - ответил тот и, прежде чем одуматься, ступил вперёд. Под тяжестью его ноги зыбкая поверхность трясины закачалась и хлюпнула. Ботинок начал быстро уходить вниз, скрываясь в жидкой грязи.

- Держи! - крикнула ему женщина и сунула палку прямо в руки. - Держи и, не мешкая, теперь ступай прямо ко мне. Не дожидайся, пока трясина засосет тебя по колено. Тогда уж выбраться будет непросто.

Поверив ей на этот раз, молодой человек энергично схватился за конец палки, которая к его удивлению оказалась в весьма крепких руках. Он с трудом высвободил ногу из грязи и ступил на возвышавшуюся над водой кочку. Пока его вес держался на её мягкой поверхности, он успел перешагнуть дальше. Шаг, ещё один - шлёп, шлёп - и вот он оказался в дебрях ивняка. А помогавшая ему женщина продолжала тянуть его за собой, приговаривая:

- Держись. Держись, милый. И не останавливайся. Вот так-то лучше.

- Чёрт, ботинок! - с досадой воскликнул турист, но из вязкой грязевой каши ему удалось вытащить только босую ногу.

- Брось! Его уже не вытащишь. А ежели и так, то после такой ванны, ни за что надеть не захочешь. Ступай вот сюда.

- Там же кусты!

- А ты напролом лезь. Знаю, что кусты. А у них корни крепкие, вот по ним и ступай. Ага, сюда.

Выбравшись, наконец, на твёрдую почву, молодой человек с облегчением вздохнул и принялся отряхивать с себя брызги от грязи и воды, налипшие всюду сухие стебли и ивовые листочки. Всё это было безуспешно, так что, после нескольких попыток, он прекратил и с виноватым видом поводил по земле пальцами ноги, на которой все ещё красовался дырявый грязный носок.

- А я вас знаю. Вы же та самая Мадам Ру! Я и шёл сюда, чтобы отыскать вас. Вот, друзья посоветовали идти до тупика. А я увидел в парке тропинку вдоль пруда, так и пошёл. Напрямик.

- Ага, - усмехнулась Мадам Ру, постукивая перед собой палкой. - Пруд, как же. Это и есть настоящее болото. Никуда оно отсюда не делось. А тропинки здесь, хоть и подсохли после лета, да всё же желающих прогуляться по ним мало. Ну, коль ты меня искал, милый человек, то, милости прошу. Заходи в дом. Я воды согрею, кофе поставлю. И сандалии подыщем. Удумал тоже, в таких щегольских ботинках в наших топях гулять.

Она повела его через густой пролесок к маленькой изгороди, отгораживавшей неширокую поляну, где красовались несколько цветочных клумб и ровно отмеренные грядки с весело торчавшими из земли зелёными хвостиками посадок. Это и был огород Мадам Ру, который она возделывала ещё с тех времён, когда её домик был единственным жилищем на несколько миль в округе.

Тихое урчание кошки, проснувшейся от звуков шагов незваного гостя, заглушил голос хозяйки, уже суетившейся у плиты.

- Тихо, Ману. Я всё слышу, - произнесла Мадам Ру, и Саймон удивился тому, как удивительно отчетливо и ясно звучал низкий и глубокий тембр её голоса, его мелодичность напоминала ему о звучании блюзовых песен.

- Проходи! Проходи, раз уж забрел в эту глушь. Я кофе ставлю. Будешь?

- Нет. Да. Спасибо, мадам, - неуверенно ответил Саймон и, повинуясь приглашению, прошёл вглубь комнаты, погруженной в таинственный полумрак.

Повсюду на стенах висели старые почти истлевшие от времени и сырости гобеленовые картины и фотографии в коричневатой гамме на пожелтевшей бумаге. С них на него смотрели лица людей, давно ушедших из этого мира. То есть, в том, что это были люди из далёкого прошлого и вряд ли они дожили до наших дней, можно было догадаться по их виду. Да хоть бы и по тому, насколько старыми были снимки. К тому же, и одежда на запечатленных на них людях выглядела похожей на ту, которую носили в викторианскую или георгианскую эпоху. Смотрелась она довольно странно, даже вычурно в сравнении с более современными костюмами из тридцатых и сороковых годов минувшего столетия на персонажах других снимков. Так что, на всех тех фотографиях были запечатлены образы давно ушедших времён, целые эпохи, застывшие в прошлом. Вот только лица на них вовсе не казались застывшими. Они словно цеплялись за взгляд, не отпуская, как будто собирались сказать что-то в ответ на проявленный к ним интерес. Странно, Саймону, который попал в домик Мадам Ру впервые в жизни, показалось, что он когда-то встречал людей со снимков, развешанных на стенах. Но, вовсе не это было самым странным, а ощущение, что изображения не были застывшими и статичными. Всякий раз, когда он не смотрел на них, ему казалось, что в изображенных сценах происходило какое-то едва заметное движение. Вот и опять, стоило ему отвести взгляд от одной из фотографий, как краем глаза он заметил, что механик, запечатленный на фоне своего новенького Форда, вдруг наклонил голову набок и ухмыльнулся.

- Не обращай внимания, - сказала Мадам Ру, прошелестев за его спиной в старых стоптанных шлепанцах. - Они пытаются привлечь внимание к себе. Всё это от скуки. А сказать-то им давным-давно нечего.

- А кто же это? - спросил Саймон и стянул с головы шляпу панаму, давно утратившую щеголеватый вид и первоначальный цвет.

- Это всё те, кто заглядывали ко мне. А до меня к моей крёстной, а до неё, - Мадам Ру указала сухощавой жилистой рукой на единственный портрет, выполненный маслом, выделявшийся среди этой своеобразной галереи фотографических карточек в дешевых металлических рамках своей массивной позолоченной рамой и матовым отблеском на потрескавшемся от времени лаковом покрытии. - До моей тётушки здесь принимал сам Жако. Слыхал, небось? Нет? Ну, что ж взять с людей. Все помнят Жана Лафита, головореза, вора, пирата. Корсар - как же! Даже город в его честь назвали. А про старину Жако вспомнит разве что декан факультета истории или профессор оккультных наук в университете. Да, мельчают нынче и люди, и память людская.

Она прошаркала мимо, оставив Саймона, застывшего напротив портрета с дурацким выражением лица, и скрылась за занавеской из нитей с нанизанными на них бусами, которые свисали с дверной притолоки.

- Звать-то тебя как? Или думаешь, мне карты уже нашептали всю твою подноготную? - с усмешкой спросила Мадам Ру, громыхая кастрюльками и ковшиками для варки кофе всех возможных размеров.

Выбрав маленький ковшик турку из чеканной меди, она всыпала в него чёрный порошок и смешала его с приправами, по запаху сильно напоминавшими восточные специи вроде корицы и мускатного ореха. Погрузив ковшик в песок в небольшом жестяном ящичке, стоявшем поверх плиты, она плеснула в него воды и разожгла огонь. Все эти её манипуляции с завариванием кофе для незваного гостя ничем не отличали её от обычных бариста, которые заваривают вам магический эспрессо в барах. И всё-таки было что-то неуловимое, колдовское в том, как она замирала на секунду перед каждым действием, шепча что-то себе под нос, делая пасы и потирая кончики пальцев вытянутой вперед правой рукой.

- Меня Саймоном звать, - откликнулся на её вопрос молодой человек. - Саймон Уэст. Я вообще-то случайно сюда забрел. В путеводителе было сказано, что здесь, в этом тупичке находятся одни из самых старых особняков в Лафайете и в целом в Луизиане. А мне любопытно взглянуть на настоящую старину.

- Всех сюда ведёт любопытство, - хмыкнула Мадам Ру, разливая густой чёрный напиток в маленькие фарфоровые кружки, всё украшение которых было в синих ручках и тонкой полоске позолоты на верхнем краешке.

- А вы сами-то давно здесь живёте? Знаете про особняки эти? - расхрабрившись, Саймон принялся засыпать её вопросами.

- Я на этом конце байю живу, сколько себя помню. Помню даже те времена, когда хижина моя стояла одинокой на краю болот, и сюда изредка только лодка с торговцами с Больших вод приставала. И уж точно, тогда мой дом никаким особняком не прозывали. А потом, вот же нате, город и сюда пришёл. Они его строили-то там, далее отсюда миль на десять. А вот же, во время Депрессии и до моего болота достроились. Все эти особняки, - она с особенным презрением глянула в сторону окна, занавешенного похожими на паутины полупрозрачными гардинами из чёрного тюля. - Коттеджи эти. Их тут чуть ли не на болоте построили. Места не хватало, так осушать байю принялись. Ну, дак, природа им за то и ответила. Когда ливни начались, да старое болото пошло из берегов, все соседние улицы затопило. И этот квартал сделался безлюдным заброшенным островком. Переулком Аланвер его потом уже прозвали. Одна я здесь. Как была, так и осталась.

- А все те коттеджи так пустые и стоят теперь? - поинтересовался Саймон, отпив первый глоток обжигающе острого кофе.

- Да разве же дома бывают пустыми? - подивилась наивности его вопроса хозяйка и принялась смаковать кофе медленными глоточками, потягивая при этом носом дивный аромат, который поднимался над чашкой струйкой густого пара. - Есть там, обитатели. Только никто с ними связываться не станет. Так что, дома эти стоят себе, что старые кипарисы на болоте. Обрастают мхом да паутиной. Скоро и вовсе сделаются такими же трухлявыми, что пни.

Задумавшись о перспективах выставить на продажу старые заброшенные особняки с историей, да наверняка, еще и непростой, Саймон медленно отпивал кофе. После нескольких глотков он уже смотрел вокруг себя повеселевшим взором человека, внезапно увидевшего солнечный свет на краю сумрачного леса. А что, вот бы облагородить слегка эти улицы, расчистить проходы к краю болот, провести водоотвод - да из этого квартала можно изюминку сделать! И, если правда то, что кроме призраков прежних времён в этих домах никто не живёт, так и сэкономить на приобретении прав можно.

- Ну-с, с чем пожаловал-то, я понимаю. А вот чего с собой унести желаешь? - заговорила Мадам Ру, после того как кофе был выпит, и устроилась в глубоком кресле напротив низкого столика, заваленного всевозможными бутылочками, банками, бусинами и картами.

- Садись. В ногах правды нет. Ману, - она строго посмотрела на кота, развалившегося на табурете возле столика. - Сколько раз повторять, чтобы не занимал табурет, когда у нас гости. Брысь!

Кот вальяжно потянулся, потрясая по очереди каждой лапой, и выгнул спинку, явно напрашиваясь на то, чтобы его погладили. Но, через секунду, так и не получив желаемого внимания, он нехотя спрыгнул на пол и бесшумной тенью скрылся за занавеской из бусин. Саймон занял его место и с интересом наклонился над столешницей, разглядывая этикетки и надписи на каждой склянке и коробочке.

- Так что же, сам-то знаешь, чего спросить хотел? - спросила его Мадам Ру.

В её длинных, сухих пальцах показалась колода карт. Эти карты выглядели очень необычно и отличались от тех, которые Саймон привык видеть за игрой в покер или в буру. Они были длинные и узкие по величине, с рисунками, похожими на гравюры из старинных манускриптов. На оборотной стороне каждой карты была необычная рубашка в виде рисунка из тонких как паутинка золотых нитей, переплетающихся в замысловатых узорах, которые напоминали собой не то скандинавские руны, не то восточную вязь.

- Предупреждаю, карты сами заговорят с тобой, готов ты к этому или нет, - заговорила Мадам Ру, получив от гостя утвердительный кивок головой. - Понравятся ли тебе ответы, разглядишь ли в них пользу для себя - всё зависит от того, насколько серьёзно ты понимаешь вопросы, с которыми пришёл. Ну как, начнём?