Глава 5

Стекло крякнуло и расселось. Паша, обмотав руку майкой и поминая Великую Мать, вытолкал крупные осколки наружу, где они с глухим лязгом скользнули по борту автобуса и канули в воду. В салоне повеяло свежим воздухом с воли.

Паша взял нож в зубы — цеплять его к карману не было времени — подтянулся и вылез на борт, превратившийся в крышу.

— Вылезайте! — крикнул он. — Скорее! Девчонки, давайте первые! Только осторожно, на окна не наступайте!

Первой из салона поднялась Женя. Антон и Вася подталкивали её сзади, Паша тянул за руки. Оказавшись наверху, под солнцем, Женя покачнулась, и Паша приобнял её, чтобы поддержать.

Следом подтянулась Вася, сквозь зубы пожелав полового счастья чьей-то матери. Следом за ней, громко плеща, карабкался Антон.

Что-то залязгало в стороне. Женя ойкнула и вцепилась в Пашу — ей показалось, что автобус сейчас разъедется под их ногами, они рухнут вниз и непременно напорются на что-то острое. Но это всего лишь открывался водительская дверь.

Первым вылез водитель, украшенный огромной ссадиной на лбу, следом показался пассажир со шрамом. Что-то в его лице изменилось — неуловимо, бесповоротно и жутко, но четверо собравшихся на «корме» не поняли что именно.

Последним вылез толстяк — его вытянули за руки водитель и пассажир со шрамом.

Автобус покачнулся. Женя тихо ойкнула. Антон, который успел вылезти, поспешно опустился на четвереньки, точно катастрофа отбросила его на несколько миллионов лет назад.

— Так, вы как хотите, а я отсюда сваливаю, — сказала Вася. Она осторожно сползла в воду. — Тит твою мать, профессор!.. глубоко! Ну ладно… — Она оттолкнулась ногами от автобуса и широкими мужскими сажёнками замахала к ближайшему берегу.

...Через несколько минут насквозь мокрые и дрожащие — не столько от холода, сколько от нервного напряжения — пассажиры злополучного автобуса стояли на берегу и смотрели на реку.

Воды реки равнодушно обтекали нагромождение брёвен, которым в несколько секунд обратился деревянный мост, и автобус, торчащий посередине реки, точно подвсплывшая субмарина.

Толстяк, переваливаясь, подошёл к водителю и схватил его за рубашку.

— Сука! Тварь! Ты где права купил, гнида?

Водитель, который во время аварии получил лёгкую контузию, посмотрел на злобно пыхтящего толстяка пустыми глазами и медленно прихватил его за рукав.

— Чё надо? — спросил он.

— Техники на миллион! Всё утонуло! Камера! Айфон! Одна тренога стоит дороже, чем за твою жопу пидорасы заплатят! Ты мне, урод, всё вернёшь! Ты знаешь, кто я вообще?

— Ну-ка остынь, толстушка! — Пассажир со шрамом тронул разгневанного фотоблогера за плечо. Толстяк оглянулся и шарахнулся назад. Позади был обрывчик, прикрытый осокой, и толстяк полетел в реку.

Он заворочался и скоро поднялся, стоя по колена в воде. Напротив на берегу стоял пассажир со шрамом.

— Если тебе, пельмеха очкастая, так дорог твой яблофон, что без него кющать нэ можыщь, нырни за ним. Заодно мой глаз пошукай, он где-то там.

Он повернулся, и все увидели, что вместо левого глаза у него пустая впадина, прикрытая запавшими веками.

Впечатление было сильное, и Паша, старательно державший образ крутого парня, растерянно выругался.

Одноглазый усмехнулся.

— Глаз стеклянный… был. Хороший был глаз. Не отличишь от настоящего. Эх, мать твою так, и полгода с ним не походил.

— Братан, извини… — заговорил шофёр, но одноглазый предупредительно поднял ладонь.

— Расслабься. Твоей вины тут нет. Я же видел, как мост заплясал. Видел, как несколько брёвен сломались. Гнильё… Для всех! — он возвысил голос. — Если кто захочет нашего водилу засудить и на бабки поставить — я в суде выступлю за него. Я, может, не адвокат-шмадвокат, но я рядом сидел и всё видел. Это случайность. Непреодолимое действие стихийных сил.

— Да ладно, — сказал за всех Паша. — Мы ж не пидоры последние. Хорошо, что все живы.

— Вот укулельку мою жалко! — полушутя вздохнула Женя.

— Утонула? — спросил Антон.

— Хуже, ей шею сломали.

— ЧТО? — хором спросили Вася и одноглазый.

— Гриф. Ну… для меня она была как живая. Мне её родители подарили на десятилетие.

— Сегодня у тебя, девочка, второй день рождения. Предки тебе должны новую подарить, лучше прежней, — сказал одноглазый. — Ну что, братцы, давайте думать, что дальше делать. Есть идеи?

— Доломаем мост, построим плот, переправимся через реку и доберёмся до цивилизации! — предложила Женя. Паша её обнял, чтобы погреть, ей было тепло, уютно и нестрашно, пережитая авария воспринималась как забавное приключение.

— Вот ты, девочка, и будешь строить, — проворчал топ-блогер Ностравита, вылезая на берег.

Одноглазый ухмыльнулся.

— Вот она, цивилизация! — он кивнул в сторону дороги. — И вон, в речке валяется, ещё движок не остыл.

— Так в чём проблема? — спросила Паша, покрепче прижимая к себе Женю. — Подождём, пока кто-нибудь подъедет.

— Это можно до утра тут куковать, — сказал одноглазый. — Наш автобус — последний…

— Это уж точно! — вставил Ностравита.

—…какой-нибудь местный кузьмич, может, поедет на ночь глядя к куму самогонку пить, а может, и нет.

— А чего Муму валять, ё-моё?!. — вступил водитель. — Пошли в Гранитные Столбы пёхом. Семь километров. За два часа как раз.

— В Гранитных Столбах сейчас никого, — сказал одноглазый. — Там дюжина дач, все разъехались... я знаю, я ж сам там садился. А до Семёновского по просёлку ещё три кэмэ. Топать десятку в мокрых портках и ботинках — это половина отсюда в больницу поедет. Положуха жопная, это я вам говорю.

— ...Слушайте! — сказал водитель. — Раз пошла такая пьянка… Тут, вверх по течению — он махнул рукой, — лесное озеро, а на нём — лагерь не лагерь… в общем, в лесу устроены беседки.

— Чьи? — спросила Вася.

— Ничьи. То есть их местные сколотили, приходят на озеро рыбачить, купаться, отдыхать вообще, ну, и там тусуют. Можно переночевать. Не дворец, конечно, но всяко лучше, чем на голой земле.

— Это далеко? — спросил Паша.

— Два километра, может три. Вон там начинается тропа, пойдём по ней — не промахнёмся.

— Ну охренеть, — покачал головой толстый фотоблогер. — Вот, мать твою, мечтал тусить с местной гопотой.

— Да ты сам как гопота, пельмешка! — усмехнулся одноглазый. — На людей бросаешься, предъявы кидаешь…

— Да не ссы, рыхлый, нет там щас никого! — сказал водитель. — Вот летом, с середины июня — да, каждую ночь там тусят. Молодняк в основном. А сейчас… вряд ли.

— Да мне… Мне плевать! — истерически подвизгнул толстяк. — Я уже три часа как должен быть в Юхтозере! Меня люди ждут! Я с них предоплату взял, вы это в состоянии понять, или как? А вместо этого…

— Расслабься, пухляш. — Одноглазый положил ему руку на плечо. — В любом нормальном договоре есть пункт про непреодолимую силу обстоятельств. Я не адвокат-шмадвокат, но я это знаю.

— Так, ну мы идём, или тут будем околевать? — настырно спросила Вася.

— Идём, идём.

— Ну, веди нас, Сусанин герой.

* * *

— Ну и где эти грёбаные шалаши? — в пятый, а может, и в десятый раз спрашивал толстяк.

— Не гони волну, жирный. Уже близко, — отвечал водитель.

— Колян, да не обращай ты на него внимания! — крикнула Вася; она и Женя шли в хвосте вереницы. — Пузявка у нас — командный нытик!

За время незапланированной прогулки путники успели мало-мальски перезнакомиться и если не сдружились, то и перестали быть друг другу совершенно чужими.

— А можно без оскорблений? — проворчал «командный нытик».

— Ты, рыхлый, в армейке не служил и в зоне не был, вот и не знаешь, где оскорбления, а где — дружеские подколы, — ответил одноглазый.

— А ты, значит, служил? Или сидел? — спросил осмелевший фотоблогер.

— Я-то? Не-е. Не довелось, — усмехнулся одноглазый. — Я — простой музыкант. Бродячий.

— А я служил, представляешь? В желдорвойсках. Ефрейтор запаса! И на нарах посидеть пришлось!

— Серьёзно? — искренне удивился одноглазый. — За что?

— За дебилизм.

— ?

— За дебилизм, говорю. За чужой и за свой. Снимал чемпионат пауэрлифтинга в каком-то Запердюйске, и у одного качка там была здоровенная синяя свастика на бицепсе. Бройлер-нацист не дошёл до финала, я вставил его фото в репортаж с подписью что, мол, арийский дух не сильно помог. А через год на меня завели дело по два-восемь-два. И всем плевать, что я опубликовал фото со стопроцентно антифашистской коннотацией — мне влепили год колонии-поселения…

— Это тебе за коннотацию, — вставила Вася. — Нефиг было умничать.

— Я давно заметил, что сильно умных здесь не любят, — согласился блогер. — Меня арестовали в зале суда, я просидел два месяца в СИЗО и уже готовился к этапу, но тут подоспела частичная декриминализация два-восемь-два *), меня освободили и даже сняли судимость.

— М-да-а, — протянул одноглазый, то ли с насмешкой, то ли с сочувствием. — Нормально тебя жизнь покидала, толстый.

— Вот именно. И поэтому не люблю быдлячество во всех видах.

Неудачливые автопутешественники шли по лесной тропинке, всё менее различимой в сумерках. Шли быстро — мокрая одежда кое-как разогревалась от тела, но только при движении. Паша и Антон тащили свои рюкзаки, за которыми им пришлось нырять в затонувший автобус. Женин рюкзак, невзирая на её протесты, взял «простой музыкант».

— Пришли! — провозгласил водитель.

— И где?.. — спросил Антон.

— Прямо! Вон озеро светлеет, а вон беседки. Я ж говорил, близко, а вы — «Сусанин, Сусанин»!..

* * *

Николай («Колян», «Водятел», «Сусанин»)

Игровой юнит

Гендер: M

Возраст: 42

Класс сложности: 2 из 10

Класс опасности: 3 из 10

Фраг: 1/7

. . . . .

*) Речь идёт о федеральном законе №519 от 18 марта 2019 г. о частичной декриминализации статья 282 УК РФ («Возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение человеческого достоинства»). В новой редакции уголовная ответственность наступает только в случае неоднократных публикаций «экстремистских» материалов в течение одного года. Однократный «розжиг» влечёт за собой административную ответственность: штраф в размере от 10 тыс. до 20 тыс. рублей или обязательные работы на срок до 100 часов, или административный арест на срок до 15 суток.