Глава 5. Новичок на службе короля

После  обеда. Лувр. Королевская спальня

  - Итак, маркиз, я полностью полагаюсь на вас.

Переодетый в синий с белыми галунами камзол лакея службы Королевского Дома, полное облачение которого в строгой секретности было взято Бонтаном у дворцовых прачек, Людовик осматривал себя в зеркале.

  - Осмелюсь заметить, что есть нечто в вашем облике, сир, что выдаёт вас с головой. Причём с первого же взгляда, - дю Плесси-Бельер встал рядом с королём и положил ладонь ему на плечо.

 Эта вольность и до крайности дерзкая улыбка заставили Людовика недовольно дёрнуть плечом и обратить гневный взгляд на отражение маркиза в зеркале.

  - И что же это? Что, по-вашему, выдаёт меня? - скептично осматривая себя, спросил он.

  - Во-первых, это ваш взгляд, сир, - улыбнулся его отражению дю Плесси-Бельер и негромко рассмеялся. - Вот видите, вы даже в этом лакейском камзоле смотрите на меня как повелитель, как король. Поверьте моему слову, сир, я ни разу не встречал лакея с такими властными манерами и взирающего на меня столь гневно.

  - Ну, - смутившись, пробормотал Людовик и опустил голову ниже, пробуя смотреть в зеркало исподлобья. - Скажете тоже. 

  - Но это не шутка. Я не смеюсь над вашим величеством, - маркиз ещё раз с силой похлопал его по плечу и отошёл к другому зеркалу, которое украшало туалетный столик. 

Бросая короткие взгляды в сторону Людовика, дю Плесси-Бельер одёрнул задравшиеся манжеты на рукавах, расправил позолоченные воланы, пришитые к поясу волнами наподобие воздушных юбочек рингравов. Взглянув в очередной раз на своё отражение в зеркале, он закрылся ладонями и снова рассмеялся, но на этот раз над самим собой. 

- Я так ослепительно сверкаю благодаря кусочкам стекла, пришитым к камзолу, что мне и танцевать не придётся - публика будет ослеплена с первого же взгляда на меня.

  - Но вы же не просто так мне это сказали, маркиз? - чуть обиженным тоном заговорил Людовик, принимая перед зеркалом разные позы, чтобы найти верный способ не выглядеть самим собой.

  - Конечно же, сир. Позвольте, я поделюсь с вами кое-какими наблюдениями, - дю Плесси-Бельер подошёл к столу и налил в два высоких бокала немного вина, разбавленного с водой. - Например, человек, не имеющий положения при дворе, скажем так - никто - не привлечёт к себе ничьего внимания. Ну, разве что охраны. Потому что он никому не интересен. А вот, если на нём надета ливрея, это означает, что этот человек состоит на службе. Значит, у него есть покровитель. И это уже кто-то. А если он носит ливрею лакея Королевского Дома - это значит, что он служит самому королю, а, следовательно, у него имеется самое высокое покровительство. И к тому же достойное жалованье. Что ещё нужно для процветания и влияния во дворце? Этого человека замечают. Да. Но опять же, он всего лишь один из сотен таких же лакеев. Так что это не так уж страшно. Отличить одного лакея от другого способны, разве что их непосредственные начальники и, собственно, их  друзья, если таковые у них имеются. 

- Значит, меня не отличат от другого лакея Королевского Дома? Так? - уточнил Людовик, нетерпеливо поправляя упавшие на лоб волосы.

- Минуту, сир. Я ещё не сказал во-вторых, - мягко остановил его дю Плесси-Бельер и протянул ему вновь наполненный бокал.

- Ах да, всегда есть это самое - во-вторых, - усмехнулся Людовик и залпом отпил несколько глотков. - Ну что же, давайте! Продолжайте обучать новичка на службе короля.

- В столь юном возрасте молодые люди мечтают о девушке, о карьере, о славе в недалёком будущем, - с видом профессора классической философии продолжал маркиз, наслаждаясь взятой на себя ролью наставника. - Но пока они во дворце и на службе, то самое важное для них - это не попасться на глаза старшему камердинеру. Не получить ненароком нагоняя или какого-нибудь поручения. Не проштрафиться - одним словом. 

- Да это прямо как пажи королевы, - прыснул со смеху Людовик, вспомнив рассказы де Вивонна и де Виллеруа о строгих порядках, царивших в Корпусе Королевских Пажей. - Они пуще смерти боятся этого надзирателя - господина Мальфлёра.

- Мне знакомо это чувство, - маркиз улыбнулся собственным воспоминаниям о годах, проведённых на службе в Корпусе Королевских Пажей. - Значит, вы понимаете, что я подразумеваю под этим? Итак, во-вторых, первая и важнейшая заповедь прислуги - это как можно меньше попадаться на глаза начальству.

  - Как же не попадаться на глаза? Они же всегда должны работать то в залах, то в коридорах. Они всегда на виду. Их всюду можно увидеть, - возразил Людовик и оглянулся к Бонтану, который стоял у двери, наблюдая за их разговором в ожидании приказов.

  - Не совсем, - дю Плесси-Бельер с лукавым видом подмигнул отражению Людовика в зеркале. - Вот скажите, сир, вы можете отличить одного лакея от другого из тех, которые стоят сейчас в приёмной? А сможете вспомнить тех, кто принесли обед в ваши покои? Кроме Бонтана и двух-трёх камердинеров из старшей службы Королевского Дома, словом тех - кто помогают вам лично и чаще других заглядывают в ваши покои, кого ещё вы смогли бы узнать, если бы встретили их где-то в другой части дворца?

Сказав это, маркиз отпил немного вина и также обернулся к Бонтану. Тот, заметив столь необычное внимание к своей персоне, пожал плечами и глухо хмыкнул в ладонь.

  - А вы что скажете, Бонтан? - отвернувшись от зеркала, Людовик смотрел прямо ему в лицо.

  - Сир? - неловко ссутулившись, переспросил камердинер.

Посмотрев в глаза короля, Бонтан убедился в том, что от него ждали откровенного ответа, и решился заговорить напрямик. 

- Я скажу, сир, что господин маркиз правильно рассудил. Первая и наиважнейшая заповедь прислуги - оставаться в тени. Быть всегда под рукой, чтобы услужить, да. Но быть незаметным. 

  - И как же это сделать? Не могу же я взять и раствориться, - фыркнул Людовик и допил вино из бокала.

  - Если позволите, - маркиз забрал у него бокал и поставил на стол.

После этого он повернулся к Людовику и подошёл ближе, встав почти вплотную к нему и, глядя в упор, глаза в глаза.

  - Опустите голову, сир. Вот так. И не смотрите мне в глаза. Вообще не смотрите мне в лицо. Вы можете видеть мои губы и слышать мои приказы - этого достаточно, чтобы понять, чего от вас требуют. Вот так. Это, конечно же, не спасёт вас, если вы столкнетесь с кем-то из тех, кто знает вас в лицо. Но издали уже лучше. Держитесь мало освещённых мест. Избегайте больших залов и, особенно же, галерей - там много окон и света. Вообще, будет даже лучше, если бы вместе с вашим величеством пошёл Бонтан. Он отвлёк бы всё внимание на себя. И в случае чего, месье Бонтан всегда сумеет ответить или приказать. 

  - Но господин маркиз! Не должен ли я помогать вам переодеваться на репетиции? Любой другой камердинер мог бы помочь, но тот час же узнал бы вас, - неуверенно спросил Бонтан. - Ведь вы сами не слишком-то убедительны в вашей роли.

  - Туше! - обрадовался Людовик и подмигнул Бонтану, правда исподлобья, как и полагалось лакею. 

  - Да, это так. Да. Но ведь там будет мадемуазель Манчини, - маркиз потёр подбородок и глянул в зеркало. - Хотя вы правы, Бонтан. В ваше отсутствие мало ли кто захочет услужить королю.

  - Я принял во внимание всё, что вы мне сказали, господа, - Людовик встряхнул головой и откинул со лба мешавшие ему пряди волос. - Я постараюсь никому не попадаться на глаза. Мне всего лишь необходимо дойти до мастерской мэтра Морани. А для этого я воспользуюсь коридором для прислуги. Там никто не обратит на меня внимания. В конце концов, маркиз де Виллеруа постоянно бегает по этим коридорам, и до сих пор ни у кого не возникало к нему никаких вопросов.

  - Да. Однако каждый лакей во дворце знает маленького маркиза в лицо, - как бы про себя пробормотал Бонтан.

- И каждая горничная, - как бы невзначай добавил дю Плесси-Бельер. 

  - И тем не менее, господа! - тон Людовика сделался суровым. - Я пойду один.

  - Вы уверены, что это безопасно, сир? - ещё раз спросил маркиз. - А что, если из оставшихся без охраны мест для кражи грабители выберут именно мастерскую? Ведь там хранятся не только Часы Купидона, но, наверняка, есть и другие диковинки.

  - Для того, чтобы попасть в мастерскую, им понадобятся ключи, - поправил его Людовик. - И знание точного места, где она находится. А кроме того, - он отвёл рукой упавшую на лоб прядь волос. - Чёрт, как неудобно всё время смотреть вниз, - проговорил он. - И да, никто, кроме мэтра Морани и ещё двоих человек из личной прислуги кардинала, не знает куда именно перенесли часы Купидона. Там будет только вор часов, господа. В этом я уверен. Его-то я и ожидаю встретить. 

  - И вы уверены, что он не будет вооружен? 

  - Маркиз! Вы же прекрасно понимаете, в чём именно я практически уверен, - теряя терпение, воскликнул Людовик. 

  - Хорошо. Да, я понимаю. И всё же, не лучше ли вызвать его на прямой разговор, если вы почти убеждены в этом? 

  - Я не могу ни в чём обвинить человека, не имея прямых доказательств или фактов против него. Вы же знаете это, маркиз.

  - Но я также знаю и то, сир, что если вы ошибаетесь? - дю Плесси-Бельер дерзко вскинул подбородок. - И этот часовой вор окажется кем-то другим, вы значительно рискуете собой. Лично. Подумайте, сир, кто захочет попасть в руки гвардейцев, будучи пойманным на краже в королевском дворце? Только тот, кому нечего терять. Кто не боится в случае чего встретить смерть. А от такого человека можно ожидать всего. Вплоть до крайности. Самой непоправимой.

  - Нет. Но на этот случай у меня есть свой план, - поспешил ответить Людовик и резко отошёл к двери, ведущей в комнату дежурного камердинера.

  - Что же, не смею задерживать вас, сир. Я, со своей стороны, сделаю всё, чтобы никто из присутствующих в зале не вспомнил о деле с часами.

  - Да, да! Заручитесь поддержкой Олимпии! То есть я хотел сказать: «Мадемуазель Манчини». С её помощью и доверием вам успех гарантирован. Я описал ей в письме всё то, что я ожидаю от неё и что необходимо сделать, чтобы помочь мне. То есть вам в моей роли. Я уверен, что она согласится подыграть в дуэте и в этом маленьком розыгрыше с нашим переодеванием.

Людовик ушёл, оставив маркиза, переодетого в балетный костюм Короля-Солнца, и Бонтана в своей спальне. Дю Плесси-Бельер, в свою очередь, также не стал медлить и окинув себя напоследок придирчивым взглядом, направился к выходу.

  - Смелее, Бонтан! Глядите увереннее и бодрее, дружище! Нам с вами предстоит нелёгкая репетиция, - сказал он, подражая тону Людовика.

  Поправив ещё раз манжеты, пояс и смешно топорщившиеся во все стороны воланы своего костюма, маркиз вышел из покоев в Большую приёмную и направился прямо через расступавшуюся перед ним толпу придворных стремительной походкой, широко шагая, точь-в-точь повторяя величественную и, вместе с тем, нетерпеливую и быструю походку Людовика. От самых дверей королевских покоев к нему присоединился почётный эскорт  из личной гвардии короля и свита из десяти придворных, также переодетых в костюмы для балета. Два пажа бежали впереди этой колоритной процессии, громко объявляя выход короля в дверях каждого зала и галереи.

***

Мог ли он полностью положиться на понимание со стороны дю Плесси-Бельера - Людовик так и не успел окончательно решить для себя. Он не доверился маркизу до конца во всём и умолчал о главном - о своих догадках и подозрениях. Но было понятно, что кое о чём маркиз догадался и без откровенностей со стороны Людовика, а кое-что успел разузнать самостоятельно. Не зря всё-таки Мазарини отметил именно его. Людовик понимал, что всё это напускное легкомыслие и фривольные манеры дю Плесси-Бельера, как и громкая репутация волокиты и повесы, служили ему непроницаемой маской, за которой были надёжно спрятаны твёрдые принципы и высокие амбиции. И всё-таки даже, если бы кардинал не рекомендовал его лично, дю Плесси-Бельер был единственным из числа молодых дворян в окружении Людовика, кто мог его заменить, не вызвав ничьих подозрений. Оба они были одинакового роста, а худощавое, пока ещё юношеское телосложение Людовика, легко было скрыть под пышным костюмом, изобиловавшим лентами, воланами, рюшами и кружевами. Огромный парик с золотистыми локонами изменял не только лицо, но и весь облик Людовика до неузнаваемости. Так что отличить - был ли это сам король или дю Плесси-Бельер в его костюме выступал вместо него - было сложно, особенно на большом расстоянии. Добавить ко всему плотный слой белил на лице, кармин на щеках и губах - эти штрихи скрывали настоящее лицо от взглядов тех, кто по чистой случайности мог оказаться к нему ближе, чем на три шага. И да: самую важную роль в этом маскараде предстояло сыграть Олимпии Манчини. Если она не заметит подмену, то и у зрителей не может возникнуть никаких подозрений. На обороте записки с приглашением на репетицию Людовик написал Олимпии личную записку, в которой просил помочь ему в этом розыгрыше и подробно описал план её роли. Из её ответной записки он понял, что она была готова помочь ему и сделает всё, что от неё требовалось.

И всё-таки по какой-то неясной причине ему было страшно повернуть ключ в замочной скважине и выйти в коридор для прислуги. Прошло уже около четверти часа, а Людовик продолжал стоять посреди полутёмной комнаты Бонтана. Затаив дыхание, он прислушивался к голосам из спальни и шуму, который доносился из-за стен со стороны Большой Приёмной. О как же отчётливо он слышал свистящий шёпот сплетничавших между собой кумушек! Все эти сплетни и досужие домыслы, которые смаковали при дворе одинаково как дамы, так и вельможи, и прислуга, пересказывая друг другу на все лады! Как же они отличались от обычных бесед. И прежде всего тем, что своими шипящими звуками напоминали шелест листвы в саду. Людовик с детства привык различать шум голосов застольных разговоров, весёлых салонных бесед и лёгкого флирта. А этот - особенный, с присвистом шёпот, которым обменивались сплетники, скрывая шепчущие губы за веерами или ладонями, ни с чем не спутать - он такой же вездесущий, как ветер, дующий сквозь листву.

  - Нам пора... - раздался громкий голос дю Плесси-Бельера, и Людовик вздрогнул, словно эти слова относились к нему. 

У маркиза получалось копировать его голос и манеру речи так похоже! А что, если он займет его место? И нет, Людовика не пугало то, что маркиз мог подвинуть его на Олимпе среди признанных лучших танцоров при дворе. А саму мысль о том, что дю Плесси-Бельеру вздумается всерьёз узурпировать его титул и положение в корыстных целях, Людовик отмёл, как полный абсурд. Но мысли, которым он не мог запретить ворваться в своё воображение, принесли образ маркиза, танцующего в паре с Олимпией, дерзко ухаживающего за ней с этим его знаменитым безотказным шармом. Дю Плесси-Бельер был не только красив и дерзок, что само по себе безумно нравилось женщинам. Он был умён и умел использовать своё обаяние и харизму, оплетая ими наивную жертву. 

  Неприятное, почти тошнотворное ощущение заставило сглотнуть сухой комок, застрявший в горле, и прижаться к стене, ухватившись за дверную ручку, чтобы удержаться, остаться на месте и не броситься вдогонку за дю Плесси-Бельером. Ревность охватила его всего на доли секунды. Но он прочувствовал каждую из этих долей секунд, как многочасовые пытки. Это заставило Людовика едва ли не закричать, чтобы вернуть Плесси-Бельера. Отменить переодевания и все эти игры, отправиться на репетицию самому - вот что он хотел в ту минуту. Перебороть это желание помогла темнота и, как ни странно, теснота в комнате, где он оказался запертым. Даже если бы он сорвался и побежал назад, то не успел бы открыть замок и ворваться в спальню, так как дю Плесси-Бельер уже вышел в кабинет, а оттуда в Большую приёмную.

  - Боже мой, что я здесь делаю? - спросил Людовик самого себя и почувствовал, как по шее на спину скатились капельки холодного пота. 

  А ведь и в самом деле: зачем он здесь в лакейском камзоле, в грубых башмаках и с тяжёлой связкой ключей на поясе? А что, если дю Плесси-Бельер прав, и часовой вор вовсе не тот, кого Людовик ожидает встретить? Риск был велик, и всё могло вообще обернуться не так, как он представлял себе. 

И всё-таки Людовик напомнил себе, что прежде всего он решил спасти своего друга от разоблачения. Если до той поры он так и не попался никому на глаза, то это вовсе и не значило, что удача будет на его стороне и дальше. А если по роковой случайности он окажется там же, где и настоящие грабители, то это может обернуться не только скандальным разоблачением.  Смертельная опасность - вот что было реально и неизбежно. Сопоставив все установленные факты, в том числе и те обстоятельства, которые вскрылись по чистой случайности, Людовик понял, что причина тех шуток с часами была связана с попыткой помочь кому-то. Чувствовалась вера в силу некоего магического ритуала, в нечто запредельное, что помогло бы остановить или повернуть вспять ход времени. А что, если наивный мальчишка пытался таким образом помочь ему самому? Мог ли он предать его, зная, чем тот рисковал?

Ключ легко вошёл в замочную скважину и повернулся, поддавшись напору. Приняв окончательное решение, Людовик больше не стал медлить. До наступления мифического часа Купидона оставалось всего несколько минут. Он должен был дойти до конца и разрешить эту загадку.

Заперев за собой дверь в комнату Бонтана, он положил всю связку ключей в широкий карман камзола. Оттопыренные карманы; широкие кюлоты из жёсткой плотной ткани; тяжёлые башмаки на толстой подошве  - всё это изменило его походку и даже осанку. Он шёл вразвалку - ещё больше не похожий на самого себя. Повстречайся в эти минуты Людовику Бонтан или дю Плесси-Бельер в том коридоре, то они в один голос восторженно крикнули бы: "Браво!" Теперь Людовик был похож на настоящего лакея - одного из множества таких же лакеев из дворцовых служб: долговязый молодчик из тех, кто таскает воду на верхние этажи в комнаты вельмож или приносит дрова для растопки каминов. Даже самой Олимпии пришлось бы внимательно вглядываться в его лицо, чтобы узнать в нём его самого. Эта мысль особенно льстила ему, поэтому Людовик с ещё большим старанием вживался в свою роль.

  - Куда прёшь, невежда! - грубый оклик остановил его, стоило ему пройти всего несколько шагов по коридору для прислуги. 

Причиной окрика послужило отсутствие интереса и непроявленное почтение к лакею, бывшему старше его по годам и выше по положению на службе. На своё счастье, Людовик не успел понять, что именно задело этого человека, и обратил внимание на грубый оклик только тогда, когда они уже разминулись шагов на десять. Обернувшись, он увидел только спину спешившего по своим делам лакея и понял, что ответа или какого-то определённого действия с его стороны и вовсе не ожидалось. Он мог смело шагать вперёд и благополучно забыть об этом незначительном инциденте.