Глава 8. Розыгрыш с королевским размахом

После  обеда. Лувр. Коридор и Большой зал для репетиций

Напевая легкомысленную песенку, молодой человек, одетый в костюм Короля-Солнца, летящей походкой пересекал то вдоль, то поперёк длинный коридор, оттачивая знаменитый Солнечный шаг Люлли, когда парящие воздушные подскоки сменяют фуэте с поворотом вокруг себя прямо в полёте. Удерживаясь на ногах в недостаточно идеальном балансе, танцор то и дело ошибался и повторял заново. Тот самый Солнечный шаг. 

Парик из туго завитых, сиявших золотистым отливом локонов съехал набок, а солнечная корона, украшенная венцом из пышных перьев, едва не слетела при очередном подскоке.

Остановившись напротив распахнутого настежь окна, танцор опёрся обеими ладонями на карниз и выглянул, высунувшись по самые плечи наружу. Он с наслаждением ловил лёгкое дуновение ветерка на своём лице, скрытом под маской из слоя густых белил. В послеобеденное время дня солнце щедро одарило всё вокруг ярким светом, а дворец и окружавшие его сады утопали в его золотых лучах контрастировавших с ещё холодными тенями.

  - Ах! Какой же красивый день сегодня! - нежно прошептала девушка, вот уже несколько минут стоявшая у него спиной. А в следующее мгновение, захваченный врасплох Король-Солнце почувствовал на щеках тепло от ласковых прикосновений тонких девичьих пальчиков.

  Но он не успел повернуться лицом к девушке, которая с нежностью, вызывающей трепет в глубине сердца, потревожила его уединение. А юная прелестница подтянулась выше, привстав на цыпочках, и пальцами обеих рук закрыла прорези его золотой маски.

  - Сюрприз, мой Солнечный король, - прошептала она ему на ухо и по-детски озорно запечатлела несмелый поцелуй возле уголка губ.

  - Сюрприз! И какой! - восхитился молодой человек, быстро обернулся и поцелуем заглушил испуганный вскрик. - Я обожаю сюрпризы, - прошептал он и обнял девушку за талию. Через секунду он отпустил её, но только на миг, чтобы позволить вздохнуть и снова поцеловал её, ошеломлённую от первого в жизни настоящего поцелуя.

  - Вы! - воспользовавшись моментом, когда руки чересчур предприимчивого кавалера ослабили хватку, Олимпия отпрянула назад и занесла было ладонь для хлёсткой пощёчины. Но, сдержав первый порыв гнева, она рассмеялась и опустила руку.

  - И это вы, - также смеясь, ответил дю Плесси-Бельер и приподнял золотую маску, скрывавшую верхнюю часть лица. - Я бесконечно рад видеть вас, моя дорогая. 

  - Что ж, надеюсь, что этой вашей бесконечной радости хватит на нас двоих, - уже строгим тоном произнесла юная особа, поправляя оборки на измятом платье и рукавах. - Лично я нисколько не рада встрече с вами, сударь.

  - О, моей радости хватит на целый кордебалет, моя дорогая! Не так уж часто доводится получить столь упоительное и страстное поощрение перед выходом на сцену. А тем более перед дебютом на публике. Поверите ли, но для меня всё это впервые.

  - Поверить? Вам? - слегка изогнув бровь, усмехнулась Олимпия. - Надеюсь, сударь, что впредь вам никогда не придётся выступать в этой роли.

  - Я согласен! Если мне оставят поощрительные поцелуи, - поспешил с ответом Франсуа-Анри, не скрывая удовольствия, которое испытывал от этого обмена колкостями. - А заглавную партию Солнечного короля я с радостью готов уступить. 

  - Как бы ни так! - грозно сверкнула чёрными, как омуты, глазами Олимпия и немедленно отступила от полковника на шаг назад. - И кстати, с чего это вдруг вам вздумалось разгуливать в королевском костюме? Этот парик и корона... - она с подозрением нахмурила брови. - Это же костюм короля? А где же он сам?

  - Вот видите, даже вам не сразу удалось заметить подмену, - с лукавым прищуром усмехнулся дю Плесси-Бельер. - Значит, и зрители не увидят ничего странного. Никто не заметит подвоха.

  - Я бы заметила, что это вы! Если бы вы не стояли спиной ко мне, - надулась Олимпия и перебила его вопросом в лоб. - Что это? Розыгрыш? Луи решил отказаться от своей роли? Или от дуэта со мной? И чем же он решил удивить почтенную публику?

  - Нет, мадемуазель. Это никакой не розыгрыш. Вовсе нет! Но постойте, - маркиз прошёл к Олимпии и, мягко перехватив её за руки, привлёк к себе прежде, чем она успела выставить локти и отодвинуться. - Ради него, ради короля, останьтесь! Пожалуйста.

  - Что? Что вы себе позволяете? - прикосновения его пальцев, близость разгоряченного после разминки тела и сбитое дыхание после короткой, эмоциональной перепалки между ними - всё это оказалось слишком волнующим, чтобы можно было оказать серьёзное и долгое сопротивление. Впервые в жизни Олимпия ощутила по-настоящему чувственные объятия мужчины, но глубокая личная неприязнь и острое осознание неправильности всего, что происходило, добавили ей сил, чтобы не обмякнуть.

  - Это необходимо королю. Поверьте мне, мадемуазель! Ваша партия сегодня - это не просто танец в дуэте с Солнечным королём, кто бы ни танцевал эту роль. Ваша партия нынче состоится в куда более важном представлении, чем балет.

  - Это в каком же? - слова дю Плесси-Бельера казались ей издёвкой, но в его тоне слышалась просьба, а самое страшное - взгляд его синих глаз умолял, убеждая её остаться.

  - Его величество доверился мне. Он просил меня танцевать его партию Короля-Солнца на сегодняшней репетиции. Ему это необходимо для того, чтобы никто не заметил его отсутствия.

  - Но где же он сам? Боже, - крупные слезинки скатились по щекам мадемуазель Манчини. - С ним что-то случилось? Да? Он заболел? Да говорите же!

  - Нет. Он здоров, - спокойствие в его голосе при этом ответе не помогло остудить её пыла, но Олимпия всё же замерла с тем, чтобы выслушать. - Дело в том, что ему необходимо быть в совершенно другом месте. И так, чтобы об этом не узнал никто. Только вы можете помочь ему в этом. Подумайте, мадемуазель. Только вам решать: помочь ли королю или нет? И кое-кому ещё. Тоже очень важному человеку. Для всех нас.

  Маркиз прижал ладони Олимпии к своей груди и умоляюще смотрел в её глаза.

  - Я не понимаю, почему он не объяснил вам всё. Мне показалось, что он сделал это. Но по-видимому, у него не хватило для этого времени, и позднее он всё объяснит вам, мадемуазель. Поймите же, ведь вы его самый важный союзник. Если вы будете танцевать со мной, то никто из присутствующих не заподозрит подмены. Парик и маска - они скрывают меня, но вы правы: я остаюсь собой, и любой может заподозрить подмену. Даже не смотря на то, что мы одного роста с королём. Только благодаря вам, вашему доверию мне, со зрительских мест никто не заметит, что это вовсе не Людовик танцует с вами, а я.

  - И вы решили воспользоваться этим обстоятельством? - в чёрных глазах Олимпии вспыхнули огоньки. - Берегитесь, сударь! Если я узнаю, что вы всё это затеяли только для того, чтобы посмеяться и воспользоваться мной, я отомщу вам! Впрочем, я всё равно отомщу вам, - и она обратила на дю Плесси-Бельера сверкающий молниями взгляд.

  - Неужели мой поцелуй пробудил в вас страсть, моя дорогая? - вместо испуга на лице маркиза играла довольная улыбка, но за показной иронией скрывались хорошо замаскированные чувства - нежность, смешанная с долей страсти, которая превращает мужчин в героев или в глупцов, но чаще всего и в тех и в других одновременно.

  - Вы ещё узнаете, сударь, что вы сумели пробудить во мне, - мстительно прошептала Олимпия.

  - Эй! Вот вы где!

  Этот не слишком почтительный оклик позволил себе мэтр Бошан, выглянувший из Большого зала для репетиций. 

  - Немедленно в зал! Мы уже начинаем. Сир, вы обещали мне полное согласие на всё, о чём мы говорили. И я бы не хотел снова обсуждать вашу партию. Вы справитесь?

  Вместо ответа, маркиз отвернулся к окну. Он принялся поправлять парик и корону, которая съехала набок после слишком бурных объятий.

  - Мы сейчас прибудем! - крикнула Олимпия и посмотрела на Бошана тем самым неотразимым взглядом с нежной улыбкой на чуть приоткрытых губах и ямочками на щеках, против которого ни у одного мужчины не нашлось бы достаточно мощной брони.

  Бошан скрылся за дверью, оставив пару наедине.

  - Вы с ума сошли! - прошипела Олимпия. - Вы же не знаете партию короля! Как вообще вы додумались танцевать?

  - Танцевать будете вы, моя дорогая, а не я. Окружите меня любовью и почитанием - у вас это замечательно получится, если вы всё-таки позволите себе представить, что я и есть он, - дю Плесси-Бельер с довольной улыбкой повернулся к ней, и в тот же миг тишину в коридоре нарушил хлёсткий звук пощёчины.

  - Буффоне! - вскричала возмущённая до крайности Олимпия. 

  - За что? - маркиз прижал ладонь к щеке, вспыхнувшей ярко алым цветом даже под слоем белил. - Разве я не сказал правду?

  - За то, что вы сказали её, - тихо ответила Олимпия, взяв себя в руки. - Если это действительно необходимо ему, то я сделаю всё, что необходимо. Но не воображайте и думать не смейте, что хотя бы один па, один единственный взгляд или даже вздох я сделаю ради вас. И я ещё не простила вам тот поцелуй!

  - О, я искренне надеюсь, что вы не забудете его так скоро! - дерзко улыбнулся маркиз и перехватил её запястье. - Прошу вас, поберегите ваши прелестные пальчики, моя прелесть. И пожалейте белила на моих щеках. Но если пожелаете повторить, то после репетиции я с удовольствием предоставлю вам вторую щёку. Для симметрии, - он с чувством поцеловал ее пальчики.

  - Не дождётесь, - процедила сквозь зубы Олимпия, одёрнув руку. - А теперь слушайте! После выхода на сцену оставайтесь в центре и кружитесь в фуэте. Сколько сможете. А я буду танцевать вокруг вас. Отрепетируем этот дуэт, и я уйду. Сразу же!

  - Нет, мадемуазель. Вы останетесь. И потом присоединитесь ко всем остальным. Ваше присутствие очень важно. Что бы вы ни чувствовали сейчас, поверьте мне, его величество доверяет вам гораздо больше, чем вы думаете. 

  - Что вы говорите, - иронично проговорила Олимпия, нехотя уступив маркизу, чтобы войти в зал вместе с ним.

  - Я говорю, как есть. Всем известна моя репутация и мой неотразимый шарм. И не говорите, что не прислушивались к сплетням на мой счёт. Я не поверю! Однако король поручил эту роль именно мне. И он попросил вас танцевать со мной. Он ведь написал вам обо всём. Так он мне сказал. Кстати, вы же получили ту записку от короля? Или нет?

  - Я... Я не поняла, что он имел в виду, - покраснела Олимпия, вспомнив, что на радостях сложила записочку от Луи и спрятала за корсажем, так и не удосужившись прочесть вторую часть, которая была написана на оборотной стороне.

  - Теперь ещё не поздно. Вы можете отказать ему в помощи. Но кто я, а кто он! Подумайте, отказываясь танцевать со мной, вы подведёте Людовика. А он полагается на вас. И на меня отчасти.

  - И он, он знал, что я не... Он доверяет мне? - спросила она, обратив на дю Плесси-Бельера блестящий от набежавших слёз взгляд из-под влажных ресниц.

  - Больше, чем самому себе. Это точно, - ответил маркиз с сожалением вместо прежней весёлой иронии.

***

Зрители начали собираться в зале ещё задолго до начала репетиции. Тут же выяснилась любопытная вещь: никто не знал точного времени начала первого акта, и все явились, рассчитывая оказаться в числе первых зрителей, и, конечно же, ни в коем случае не среди опоздавших. Опоздание на репетицию балета, в котором предполагалось участие самого короля, мог позволить себе разве что герцог Анжуйский, его младший брат или же их кузен Великий Конде. Но первый не собирался опаздывать потому, что принимал участие в балете, а второй, как известно, бежал в Испанию, где спешно собирал силы для продолжения теперь уже своей личной Фронды против короля, его матери и кардинала.

  - Её величество Анна Австрийская! - торжественно объявил церемониймейстер, которого специально пригласили для проведения церемонии объявления почётных гостей, чтобы придать ещё больше блеска и помпезности происходящему.

  В зал вошла королева и следом за ней дамы её свиты, всюду сопровождавшие её. Своим видом, выражением лиц с неизменно приподнятыми бровями и лёгкой скептической усмешкой, эти дамы показывали, что между их мнением и мнением простых зрителей пролегала глубочайшая пропасть. Впрочем, среди собравшейся публики было достаточно и тех, кто был готов аплодировать от души каждому понравившемуся моменту в спектакле или в балете. Но здесь присутствовали и те, которые всячески старались противопоставить своё личное отношение любому другому.

Королева не спешила. Она прошла вдоль длинного ряда ламп, расставленных у самой сцены, внимательно вглядываясь в красочные декорации и все доступные её близорукому взгляду мелочи, которые можно было разглядеть за кулисами. 

  - Мы пришли не вовремя? - она обернулась к мадам де Ланнуа, шедшей слева от неё на расстоянии всего одного шага.

  - Я думаю, что дело не в часах, ваше величество. Дело в волнении. Его величество затеял слишком грандиозную игру и теперь старается привести всё в соответствие со своими планами.

  - Не понимаю, - пробормотала Анна, но её слова относились не к собеседнице, а к пустующим креслам, стоявшим за большим, похожим на трон, креслом для короля и в паре с ним, чуть пониже, для неё самой.

  - Мне послать за мэтром Бошаном, ваше величество? - спросила герцогиня де Ланнуа, присев в коротком реверансе.

  - Нет-нет! Не нужно. Мы проявим терпение. Как и подобает королям. Присаживайтесь рядом со мной, дорогая герцогиня. Мне хочется обсудить: в самом ли деле замыслы моего сына настолько ли грандиозны как о них говорят?

  Заметив обращённые к ней завистливые и любопытные взгляды придворных, которые стали привычными за долгие годы, проведённые ею при дворе, мадам де Ланнуа дождалась, когда лакеи принесли для неё стул с прямой высокой спинкой, но без подлокотников. Она скромно заняла место слева от кресла королевы и положила на колени небольшую холщовую сумочку-ридикюль с неизменным вязанием. И даже самый внимательный взгляд не заметил бы лёгких морщинок в уголках глаз герцогини, когда та усмехнулась, подумав о двойственном смысле слов королевы. То, что её крестник маркиз дю Плесси-Бельер попытается изобразить на сцене не просто Короля-Солнце, а исполнить роль самого Людовика, - было занятным само по себе. Но куда интереснее было то, что же на самом деле планировал делать сам Людовик? До мадам де Ланнуа дошли только общие сведения о готовящейся ловушке для воров. Так что в этом вопросе она и сама была в ожидании сюрпризов, как и все остальные.

Раздались громкие звуки фанфар. По зрительским рядам тут же всколыхнулся ветерок от десятков вееров в руках придворных красавиц. Повсюду начались разговоры, в которых на все лады от восторженных похвал до критического осуждения обсуждали новую моду на включение в состав оркестров духовых инструментов - эти оркестры играли не только на открытом воздухе в садах и парках, но и во дворце на представлениях для придворных.

  - Дамы и господа, мы начинаем! - на сцене появился раскрасневшийся от волнения мэтр Бошан и взмахом руки пригласил из-за кулис кордебалет, состоявший из четырех танцоров, среди которых особенно старательно подпрыгивал и кланялся Филипп, герцог Анжуйский. 

  - Браво! Браво, ваше высочество! - со зрительских мест раздались жиденькие рукоплескания, которые, превратились в бурные овации, стоило лишь самой королеве со снисходительной улыбкой коснуться ладонями одна другой, выражая одобрение и восторг. Нет, безусловно, Анна Австрийская была безмерно рада успехам Филиппа, каждый раз отмечая его выступления ничуть не меньше, чем достижения Людовика, но в этот раз она ожидала увидеть первым своего старшего сына, и появление Филиппа в первом акте несколько удивило её. Впрочем, сольное исполнение герцогом Анжуйским блестящего танцевального номера, вместе с кордебалетом задело струнки материнского тщеславия.

  - Ах, всё-таки он так хорош! Не совсем ещё, как Луи, но как же он прекрасен! - прошептала королева, не считая зазорным для себя открыто показать на публике то, что она поддалась вполне естественному порыву материнской нежности к младшему сыну и гордилась им.

  - Прекрасно подобранная роль, - уверенно высказался кто-то из мужчин, стоявших за креслом королевы.

  - А, герцог! Да. Да, вы правы... - чуть обернувшись к нему, согласилась Анна. - А что ваш сын? Мы увидим его на репетиции? - осведомилась она скорее ради ответной вежливости.

  - Маркиз? О нет, нет, что вы! Служба. Долг превыше всего! - горделиво приосанился герцог де Невиль, готовый часами разглагольствовать о своём сыне - Франсуа де Виллеруа, о долге и ещё больше о тонкостях воспитания молодёжи. 

  - Какая досада, однако же, - дипломатично высказалась мадам де Ланнуа, про себя подумав, что для мальчика в возрасте юного маркиза, не могло быть наказания хуже, чем заточение в четырёх стенах ради призрачного долга и отцовского тщеславия.