Я переступила через порог и остановилась, задохнувшись от восхищения. Прихожая чрезвычайно мала, шага четыре в длину и на расстоянии вытянутых рук в ширину. Плоскость левой стены скругляется, переходя в пространство маленькой комнаты. И в этой скруглённой стене – окно.

Мягкий тычок в спину – и я делаю еще один шаг вперёд. Невольно оглянулась, но муж уже повернулся с сумками к встроенному шкафу. Я успела только заметить его снисходительную усмешку, он знает, как я обожаю гостиницы. Сам же, он их терпит, но совсем не в восторге. Совсем домашний.

Я снова оборачиваюсь к нашему номеру, мне не терпится обследовать территорию. Что может быть лучше самого счастья? Только его предвкушение!

Чтобы пройти дальше, мне приходится сдвинуть железную кровать на колёсиках, что стоит под скруглённой стеной и мешает. Но, она не тяжёлая и, скрипнув, подаётся вперёд. Жадно охватываю взглядом пространство. Небольшая комнатка, по форме как четверть окружности – один угол прямой, дверь в ровной стене ведёт во вторую комнату отведённого нам номера, в углу – маленький рукомойник, в другом углу – унитаз. А посредине, мешая проходу и занимая всё место – выдвинутая из прихожей железная кровать. 

Просто отлично! Задвигаю её к круглой стене и пробираюсь к двери в ту, другую комнату.

Здесь тоже есть дверь в коридор и откроется она только завтра, после восхода солнца. Двуспальный подиум, с подушками и покрывалом, и – окно в полукруглой стене. После этого я не думаю ни о чём. Долго. Смотрю, приникнув лбом к холодному стеклу и упираясь ладонями в шершавую неровность стены. 

Там, за окном дождь. Мелкая-мелкая морось. Там низкие, ватные тучи и туман над крышами города. Я вглядываюсь так, что забываю моргать и, наверно поэтому, так слезятся глаза, как будто бы взвесь водяных капелек из другого мира могла проникнуть сквозь стекло и осесть на них. Там, в этом тумане над серым городом, я вижу ажурный силуэт металлической башни и неяркие, мокро блестящие крыши. Тёплая мужская рука ободряюще жмёт мне плечо, а потом нам стучат в дверь.

Невысокая, как и я, женщина заходит и тоже окидывает взглядом нашу первую комнату. Сравнивает со своим номером? Ничего не поймёшь по выражению этих глаз. Это мне никогда не удавалось. Ни сейчас, ни тогда, во время свадьбы отца, ни все эти годы после. Я могу точно предугадать её поведение, научилась, но не могу узнать мысли – Род, из которого её взял отец был так же хорош в охоте на чужие мысли и силы, как наш на физические тела. Присоединившись к нашему Роду она с лёгкостью сменила вид питания, не утратив при этом и своего.

***

Я вспомнила оранжевые отблески на серой, смазанной специальной мазью коже, её, обнаженную и босую, лишь в кожаной юбке, с лысой головой, фигуру. Такой же, лысый, с голым торсом и в кожаных штанах, здоровяк рядом, отец. И я между ними. Мои тонкие ручки цепляющиеся за канат, холодок от серой мази, размазанной по телу, и обида и чувство потери от сбритых волос. Свадьба отца.

Наши свадебные обряды просты и содержат всего два пункта. Это «Стена Непонимания» и «Объединяющий Огнь». Да, именно так: «Огнь». Вначале, сочетающуюся пару подтягивают канатом наверх бревенчатой стены, что символизирует преодоление непонимания между собой. А потом, цепляясь за тот же канат, они кидаются вниз, сквозь костёр, который их и объединяет, всё просто. Поэтому и тканые одежды меняют на кожаные, поэтому и мажутся серой защитной мазью, поэтому и сбривают перед обрядом волосы. Иначе сгоришь.

Да, всё быстро и просто, и было лишь одно отклонение – я. Повторных браков у нас почти не бывает, а если когда и были, лишь в случае бесплодия и смерти одного из супругов. У отца же была я. Наиближайшая родня по крови первого порядка, куда меня деть? И старейшины постановили участвовать.

Непреодолимая и неумолимая сила потянула нас вверх, вцепившихся за канат и друг в друга, перед глазами замелькали брёвна, сливаясь в одно полотно своими очищенными от коры кругляками…

Долго ли это длилось? Не знаю. Простые люди нашего рода строили «Стену непонимания» на свою свадьбу в один, ну два, своих роста. В рост жениха и невесты, чаще всего. Для отца же, весь клан расстарался. Значит ли это, что в семьях правителей, непонимание между ними высотой до небес? Похоже. Точно помню, что моего задержанного дыхания не хватило, пришлось втягивать воздух еще по дороге. Секундная остановка на вершине. Зрачки пытающиеся перестроиться от густой тени Стены к яркому световому удару от Объединяющего. Почти ничего не видно…

А потом – вниз. Ладони скользили по канату, на периферии зрения мелькали фигуры в белых рубахах, открытые рты на бородатых и безбородых лицах, тягучая, как вся жизнь, нота песни, цветы в волосах…

Знакомая тёплая рука сжала мне локоть, и упавшее от воспоминаний сердце вернулось из желудка на место. Именно поэтому мой муж – из другого Рода, их свадебные обычаи не требовали, ни огня, ни сбритых волос, ни падения с высоты вниз. И, главное, их Род не питался ни кровью, ни жизнью других и считался… ущербным. Мне было плевать, что об этом думают мои родичи, а его родичи не приняли меня. Мы этим не были расстроены, получив внезапно свободу от жёсткого уклада жизни обоих и путешествуя через Гостиницы по разным мирам. Однако, после смерти отца, мачеха выразила желание уйти вместе с нами, почему-то никого из её Рода не пускают в Гостиницы в одиночку. Вернее, пускают, но дверь для перехода в другой мир перед ними не открывается, только если они в составе другой Семьи.

***

Нам вежливо постучали, и я открыла. В коридоре массивный парень в белом халате, с металлическим столиком на колёсах, интересуется, не нужны ли нам полотенца. Мачеха разглядывает его с предвкушающим любопытством, у меня же горечь расходится по крови, слишком хорошо я знаю это выражение её лица и всё, что может последовать. Впрочем, это же Гостиница, и пустить кровь Администратору или Служителю даже моя мачеха не решится, хотя… пить кровь она может и не буквально.

Она поднимает глаза и сладким голосом интересуется, всегда ли служки гостиниц так по-бабски одеты? У неё самой, ни волосинки не выбивается из-под платка, и лишь кончик чёрного бота выглядывает из-под юбки. Служитель пожимает плечами. Оказывается, ей не нравится цвет, но чем ей не угодил цвет халата – не ясно. Да и не имеет значения. Она требует убрать непотребство и парень, хоть и хмурится, но снимает халат. Под ним – точно такой же, но коричневый, до самого пола, из жесткой, кусачей шерсти, из такой ткани была школьные платья девочек, в одном из миров. «Что-нибудь еще?» - интересуется он. Мачеха хлопает глазками, пряча торжествующую улыбку и украдкой облизываясь, я лишь качаю головой. Он уходит.

Мой взгляд скользит по окну в скруглённой стене, но… она тоже уходит. И я должна проводить. Это знак почтения к старшим в Семье, который не отменяется даже после того, как у меня появилась собственная семья в виде мужа. Уж, не за этим ли она приходила? Вздыхаю и иду провожать.

Дверь её номера недалеко, напротив. Подозреваю даже, что нас хотели поселить вместе, отсюда и одинарная кровать в нашей первой комнате, но… Она устроила мерзкий скандальчик и все мы узнали, что конечно, особа её уровня, никогда не станет ночевать в помещении, где есть рукомойник и унитаз, даже несколько часов, никогда! В результате Администратор, так же, как парень в халате, пожал плечами и выделил ей другой номер, отдельный. Мне было стыдно и так тошно, будто я потеряла на охоте половину своей крови и неделю после того не ела, а она торжествовала, принимая их покладистость за признак своей силы. Противно.

Мы молча подошли к её двери и она, так и не обернувшись, захлопнула её перед моим носом. Понимания между нами – не больше, чем при первой встрече. Вздыхаю. А ведь предполагалось, что она должна была заменить мне мать… Горько, обидно, не справедливо. Но, ничего не изменишь.

***

Я не первый и не второй раз в гостиницах, но всё равно, не понимаю, как они работают. Оглядываюсь в один конец коридора – грубая, из бревенчатых кругляков, дверь. Другой конец – застеклённая, сверху до низу, дверца, в раме металлопласта, сквозь которую падает свет дождливого дня. И всё. В коридоре двери и того и другого типа, в каждом номере – две. Постояльцы заходят в одну, а после восхода солнца – выходят в другую и могут выйти с другой стороны гостиницы, в новый мир. Если могут. Если же вторая дверь не пропустит – вернутся, откуда пришли. И чёрт его знает, как оно устроено!

Движение серого света привлекает внимание, и я подхожу к двери с выходом в этот дождливый мир. Там, расплющив о стекло нос, и прикрывшись от света ладошками, стоит кудрявый черноволосый мальчик, лет пяти, и, серьёзными глазёнками рассматривает меня. Повернулся и уморительно осторожно, сошел с мокрых ступенек, наверно, не интересно.

Я сползаю спиной по стене и сажусь на пол, благо, дверь застеклена до самого низа. Туманный горизонт со светлым силуэтом ажурной башни, красные цветы и сочные листья герани покачиваются от падающих с крыши капель, узкие и длинные цветочные горшки верёвочкой примотаны к кованой решетке крыльца. Удивительный мир! Такой беспечный… Я бы хотела тут жить.

Опускаю глаза, сжимаю и разжимаю руку. Крепкие ногти, прочные удлинённые кости, прохладная кожа. Я давно не тренируюсь, лет двадцать, с тех пор, как вышла за мужчину другого Рода и в этом беспечном мире я могу сойти за свою. Мне не понадобится даже платочек и смиренная юбка до пола, чтобы маскировать свою сущность, наверно потому, что меня не привлекает власть. Никогда не привлекала. Я могла бы… затеряться и жить. Ну, просто жить, никому не делая плохо. Но в этом же мире будет бродить она. Конечно, такая восхитительная игрушка, целый мир! И уж она не откажет себе в удовольствии поразвлечься!

Снова тёрпкая горечь разлилась по крови. Надо возвращаться в номер. Я встала и потащилась к себе, разглядывая двери, то грубые, то с небольшими, окошечками. И на тех, и на других, снаружи – щеколды. Как-то раньше я не обращала на это внимания, зная непреложный закон гостиниц – за прикосновение к чужой двери – смерть. Еще одна непонятная технология – дверь каждого номера настроена на своего постояльца.

Я еще затормозила и, остановилась перед её дверью. Да, преодоление Стены Непонимания нам не помогло, сто процентов, но, может, и не должно было? Ведь её мужем был мой отец, но никак не я! И ведь они как-то ладили, и умер он своей смертью! А вот как относительно Объединяющего Огня? Верю ли я в это, в мистическую силу Обряда? Действительно ли люди могут стать Одной Семьёй, или это бредни романтиков и враки шаманов? Действительно ли мы Одна Семья, независимо от того, любим мы друг друга – или ненавидим? И можно ли так не любить и огорчаться из-за кого-то, если вы совершенно не связаны?

Хмурюсь и кусаю губы, думаю. Если мы – Семья, прикосновение к щеколде не убьёт меня. Если же нет – муж меня не дождётся. Но, стоит ли оно того? Что мне до этого мира? Как решиться на такую проверку, когда разум, вёрткая тварь, может обосновать любое решение?! В каких категориях мыслить, когда логика – совсем бесполезна? Где найти точку отсчета? И имею ли я право решать за других?

Моё дыхание становится глубже, страх и надежда текут по крови. Никто и никогда не слышал о том, чтоб двери закрывались снаружи. Служители гостиницы, чей единственный бог – Судьба, никогда не примут решения. Постояльцы? Закрыть самого себя – невозможно. В тех случаях, когда в номере двое, семья, например, нет, невозможно тоже… Зачем же, тогда, щеколды?

Моё сердце бьётся быстрее, в нём кипящая горечь, обида и страх. Нет, страха уже нет. Думаю. Если постояльцы вселяются в номер, но раздумывают переходить в другой мир, они просто ночуют, а утром возвращаются в свой, через первую дверь, для этого не надо трогать щеколды. Думаю дальше.

Теоретически, один из двоих постояльцев, мог бы закрыть другого. Закрытый тогда исчезнет, не выйдет ни туда, ни сюда, история его Судьбы будет стёрта. Тот же, кто останется в коридоре – погибнет, после захода солнца в коридоре – смерть. Это… сложно представить. Для того, чтобы суметь закрыть обе щеколды, тот, кто это делает, должен иметь доступ, то есть, быть членом Семьи. Страшно, если подумать, что может на это подвигнуть. Но это возможно.

Волосы шевельнулись на моей голове, а кипящая горечь стала горячей. Ну а что в моём случае? Буду ли я рисковать? На секунду я представила как мой муж выходит из нашей двери и видит напротив чёрную кучку пепла… Нет, вот об этом я думать не буду… Оказывается, в моём сердце есть не только горечь… Ладно, пойдём дальше. Я, несомненно, считаю её своей Семьёй. Как бы я к ней не относилась. Иначе я не стала бы соблюдать условные формы почтения. А она? Считает ли она меня своей Семьёй? А вот это совершенно не факт, по крайней мере, за все эти годы я этого так и не почувствовала. Но может ли так быть?

Может ли быть такое состояние реальности, когда один субъект является для кого-то Семьёй, а тот для него не является? И оба состояния, одновременно, верны? И от чего это зависит? Ведь ты либо жив, либо мёртв? Или это зависит от веры? Своей? Проверить это можно лишь одним способом.

Я вспоминаю лицо мужа, тёплую руку на своём локте, силуэт кудрявого мальчонки на фоне дождливой улицы, покачивающиеся, от тяжелых капель цветы и листья герани и… задвигаю засов. Вспоминаю оранжевые отблески на серой коже, открытые в песне рты, надменный взгляд её хищных глаз – и закрываю второй. Смотрю на свои руки – они не превратились в пепел. Она сама отселилась от нас.

***

Вернувшись, я долго-долго смотрю на город, в то окно, в скруглённой стене, пока голубовато-серые, потом сиреневые, а потом тёмно-синие сумерки не скрывают его. Муж негромко ворчит, копаясь в наших сумках, в поисках чего перекусить. По коридору прошел Администратор, останавливаясь возле каждого номера и громко напоминая уважаемым постояльцам не выходить до утра. В комнате неярко загорелся свет, через три часа его выключат, чтоб уважаемые постояльцы могли выспаться и набраться сил перед выходом в совершенно новый, не знакомый им мир.

А я всё стою и смотрю на свой силуэт в тёмно-синем, почти чёрном стекле. Я не воин. Я не герой. У меня нет амбиций, и нет стремления к власти. Я не знаю, как сделать мир лучше. Но если есть хоть один шанс не дать ему стать хуже – я рискну.

Я смотрю на тёмный силуэт на уже чёрном стекле и вижу в нём едва уловимый проблеск. Я знаю, что это. Это улыбка.

Да, я, всё-таки, очень люблю гостиницы!