Глава 29

— Оп, давно не виделись, — позлорадствовал доктор, поймав девушку за бёдра и крепко за них ухватившись.

В «предсмертной» агонии Рейчел начала неистово дрыгать телом и истошно вопить, но за всеми этими жалкими попытками уйти от нежеланной ей близости скрывалось понимание, что с этого момента она стала всего лишь вещью в руках похотливого и деспотичного животного, которое не отпустит её до тех пор, пока вдоволь не насладится её страданиями и болью.

Не желая больше расставаться со своей пироженкой и тем самым оттягивать сладкий момент вкушения, Лэмб ещё сильнее впился лапами в воздушный крем её бёдер, слегка колеблющихся от бессмысленных попыток девушки улизнуть. Вид трясущейся девичьей попки карамельного отлива, ощущение её бисквитной нежности, ласкающей пальцы доктора и проступающей сквозь них, — всё это опьяняло Лэмба, напрочь отключая его верхние отделы мозга, а осознание всей полноты своей власти в этом упоительном мире и понимание, что хрупкое, ничем не защищённое тело, бьющееся в его руках, словно мотылёк в банке, ещё ни разу не было запятнано мужским естеством, приводило игрока в экстаз и действовало как магнит, притягивая его саднящий от возбуждения член к сотканной из сладострастия киске девушки.

Вновь пристроив алчущий женского тепла болт вплотную к сочащейся соком похоти пещерке Рейчел, доктор поведал девушке с едкой улыбкой на лице:

— Сейчас будет очень больно.

В ту же секунду, сжав бархатную мякоть её ягодиц, он резко насадил девственное лоно студентки на свою видоизменённую елду, сплошь покрытую твёрдыми буграми-наростами. Уровень мгновенно накатившего удовольствия был настолько высок, что у Лэмба перехватило дыхание. То, чего он так сильно жаждал последнюю пару суток, наконец свершилось — его орган был полностью погружен в мокренькую девичью щёлочку — до невозможности узкую, но вместе с тем обладающую прекрасной проходимостью, так что член доктора, цепляясь кожаными наростами за истекающие смазкой половые губки и впиваясь ими в трепещущую нежность влагалища, без особых проблем проник в Рейчел на всю свою длину.

Приняв в себя исполинскую палицу мистера Нолана, девушка мучительно встрепенулась, а затем болезненно ахнула так, будто была японским самураем, проткнутым насквозь смертельным ударом катаны. Далее её голосовые связки исторгли протяжный вой — сначала громкий, а после плавно угасающий в недрах её горла.

— Это ещё не всё, — проворковал Лэмб и интонация его была настолько сладка, что от неё тошнило.

Вызывав в голове нужную мысль, мужчина стал наслаждаться ощущением, с коим чувствительные наросты на его приборе стали увеличиваться в размерах, буквально вонзаясь в жаркую слизистую влагалища. Громкий стон огласил залитый неоновым светом кабинет мистера Нолана, в завершение которого девушка дрожащим голосом начала умолять:

— Нееет, ну пожалуйста, не надо.

— Не надо? — сюсюкая повторил за Рейчел мужчина. — А может мне вытащить его? — не дождавшись ответа, он отлепил свой пах от упругой задницы и начал медленно снимать со своего достоинства нанизанную на него киску. В этот раз наросты были значительно больше, из-за чего они с трудом продирались через сжавшуюся вокруг них райскую пещерку девушки, принося ей тем самым нестерпимую боль, о чём свидетельствовали льющиеся из неё жалобные стоны и завывания. Сам же Лэмб смаковал и наслаждался каждым сантиметром, который проходит его модернизированный член, впиваясь своими кожаными выбоинами в тесное влагалище Рейчел. В какой-то момент кабинет мистера Нолана, как и вся его обстановка, исчезли, оставив блаженствующего Лэмба наедине с тёплым и нежным девичьим телом, жалобные повизгивания которого то и дело срывались на сдавленные всхлипы. Подрагивающую студентку переполняла горечь досады: её тело — чистое, как слеза, беспрепятственно использовал в своих грязных целях учитель, в садистские лапы к которому она попала лишь из-за собственной глупости и наивности.

В свою очередь доктор уже вырвал свой прокаченный наростами инструмент из сладкого лона девушки и теперь любовался его окровавленным видом. «Чего-то не хватает, — подумал Лэмб. — Точно, клубника со сливками, — название десерта само по себе всплыло у него в голове при мысли о недостающей сперме.

Ничего, сейчас мы это быстренько исправим.

Хоть увеличенные наросты и приносили Рейчел намного больше боли, однако они значительно снижали чувствительность, поэтому мужчина уменьшил их до небольших выпуклостей, а после вновь резко вошёл в узенькое лоно, жар и нежность которого создавали ощущение, что Лэмб проник в свежеиспечённый кремовый торт.

Вновь приняв своей неразработанной пещеркой твёрдый пупырчатый член учителя, девушка вздрогнула и синхронно с этим издала надрывный вой, напоминающий звук полёта истребителя. Она одновременно чувствовала своим девственным нутром несколько десятков выбоин, врезающихся в её девственную плоть. В этот миг душевная и физическая боль, страх, отвращение и чувство, что твоя личность кинута в грязь и растоптана, полностью заполнили её и, продолжив прибывать, выплеснулись наружу в виде горьких слёз, аккомпанементом которым было пронзительное рыдание, полоснувшее слух доктора.

«Нет, так не пойдёт», — огорчился Лэмб и мысленно отключил у девушки возможность плакать. Он не любил женские слёзы, умиротворяюще действующие на него. Они обезоруживали его и делали послушней Кейт, в те моменты, когда та без трусиков, но с огромным желанием получить внеочередную премию, заходила в его кабинет и закрывала дверь изнутри. Девичий плач надевал поводок на зверя доктора, сидящего в его нутре, а он этого никак не хотел. Ему нравилось давать волю своим демонам, зажимая молоденьких аспиранток по подсобкам и стягивая с них трусики, наблюдать, как под действием его увещеваний их твёрдое нежелание перетекает в неуверенное «нет», а спустя ещё несколько минут они, и думать забыв о презервативе, раздвигают обтянутые чулками ножки c мыслями о своих зачётках, которые в скором времени наполнятся положительными отметками. Он наслаждался, когда его демон подчинял себе очередное аппетитное тело, размазывая по стенке женское достоинство и обильно заливая его конскими дозами спермы, однако животный настрой Лэмба всегда сбивали слёзы, мгновенно отрезвляя его, словно пост ДПС, увиденный пьяными школьниками, едущими на отцовской машине.

Забрав у Рейчел возможность плакать и тем самым вновь спустив своего внутреннего пса с цепи, изнывающий от похоти Лэмб, покрепче схватившись за бёдра висящей на цепи сучки, без лишних промедлений начал активно драть сладенькую пилоточку девушки. Пах мужчины с бешеной скоростью начал долбиться об упругие округлости студентки, заливая комнату звонкими шлепками, которые так хорошо сочетались с дребезжанием трясущейся цепи и страдальческими стонами Рейчел, что для слуха доктора было равносильно нахождению в бельэтаже на концерте всемирно известного оркестра «Los Angeles Philharmonic», чьи выступления чуть ли не буквально сводят людей с ума.

Целую неделю Лэмб не пихал свой причиндал в женские прелести и сейчас, когда наполнившие его кровь дофамин, окситоцин и тестостерон в одно мгновенье забросили мужчину на вершину Олимпа, он не смог сдержаться и блаженно застонал.

— М-м-м-м, боже, да, как же я этого ждал, — приговаривал Лэмб не прекращая при этом завывать, из-за чего его слова накладывались на собственный скулёж, как текст песни на музыкальный минус.

Первый десяток фрикций нетренированная узенькая киска всячески противилась пупырчатому достоинству, и доктор не без усилий насаживал на свой шампур мягкую попку Рейчел, колышущуюся, будто побеспокоенное заливное, после каждой встречи с таранящим её пахом мужчины. Но кожаные наросты, разрабатывающие влагалище девушки и выделяющаяся внутри неё смазка сделали своё дело, — каменный член мужчины, словно нож по маслу, заходил в сахарной щёлочке новоиспечённой шлюшки.

Пребывая на самом высоком облаке лазурного небосвода эйфории, Лэмб инстинктивно захотел поднять планку удовольствия и причинить обслуживающему его телу ещё больше боли. Мужчина находился на пике упоения, из-за чего его мыслительная деятельность была полностью отключена, поэтому садистские амбиции доктора, основываясь на его тактильных ощущениях, направились на самое уязвлённое место, а именно на податливую бархатную попочку Рейчел, точёные выпуклости которой он с жадностью мял с самого начала соития.

Не осознанно, а скорее по наитию, Лэмб активировал максимально подходящую для его ситуации опцию. Как по волшебству пальцы его массивных ладоней, тискающих ягодицы девушки, начали темнеть и удлиняться. Одно мгновенье — и в попку студентки впились десять чёрных острых когтей, покрытых мелкой паутинкой, шелушащегося хитина. Реакция истязуемой не заставила себя ждать, и в уже приевшейся доктору жалобно-страдальческой симфонии: «Этот шипастый дрын разрывает меня изнутри», вырывающейся у неё изо рта стонами разных тональностей и протяжённостей, появилась новая высокая нота, сообщающая Лэмбу своей мученической мелодичностью о том, что его острое нововведение пришлось по душе оттопыренным близняшкам, изнеженным сиденьями люксовых автомобилей и мягкими креслами стилистов. Этот пропитанный болью возглас стал отправной точкой предоргазменного состояния доктора и, когда пространство в его глазах начало расплываться, а в периферии зрения протянулись тысячи тончайших белых линий, он ещё сильнее вонзил чудовищные вогнутые когти в кремовую попку Рейчел, начав в прямом смысле слова вдалбливаться в её сладостное нутро, увеличив темп фрикций до скорости отбойного молотка.