Глава 17

        «Серая пустынная равнина. Мокрый серый пепел под ногами. И дождь, льющийся потоками за шиворот комбеза. Да, почему-то я здесь в комбезе, хотя обычно предпочитаю тряпичную одежду. Или предпочитала…

        Не помню. Ничего не помню. Я помотала головой, отгоняя дурные мысли. Мой взгляд попытался зацепиться хоть за что-то, но здесь ничего не было, кроме пепла и дождя. Под ногами чавкала серая каша, с неба лилась серая вода, серые тучи плотно закрыли солнце и сливали все, накопившееся в их недрах. Порывы ветра трепали короткие волосы, серая жижа затекала в ботинки, переливаясь через верх.

        Внезапно появилось светлое пятнышко, оно медленно и как-то траурно приближалось, неотвратимо, как финал всего, как судьба. Я поморгала, изгоняя из-под век затекшую влагу. Плазма уже напилась по самое не хочу, больше не лезет. Но сил все равно не было, как будто вся вода и еда ушла в песок…

        Светлое пятнышко обретало контуры, видно, что это человек. Или не человек, но в любом смысле гуманоид. Я неосознанно сделала несколько шагов вперед, подстраивая зрение, чтобы рассмотреть его. Белый плащ на плечах, белые штаны, светлые волосы в косе. Шеат? Что он здесь делает?

        Дракон приближался медленно, как-то печально торжественно, как при ритуале похорон в одном из миров. Его сапоги равномерно ныряли в серую грязь, но оставались все такими же чистыми и светлыми. Мокрая серебристая коса тяжело свисала, не двигаясь от ветра. В руках он держал какой-то сверток из тряпья.

        — Все, это конец, — наконец он увидел меня, отрываясь от свертка. — Это последняя жительница умирающего мира.

        Я подошла и рассмотрела сверток. Ребенок. Мелкий совсем, может грудной. В крепких руках Шеата он кажется игрушкой или куклой.

        — Зачем она? — мой голос хриплый. Кажется, я уже давно не разговаривала словами…

        — Последнее доказательство сволочизма этих уродов.

        Дракон был раздражен, но держался. Сверток завозился, запищал тонким жалобным писком.

        — Ты можешь сделать молоко? Мне сейчас не вытянуть нужное, — он качал ребенка под дождем, но тот пищал все громче.

        — Могу, — банка с молоком появилась в моих руках.

        — Не так, — зашипел дракон на грани обращения. — Нужна бутылочка, смотри.

        Принятый мыслеобраз прояснил проблему. Ребенок не мог пить из банки, его рот нуждался в другой посуде. Странные они существа, эти гуманоиды, право слово…

        С трудом и матом мы отрегулировали температуру молока, пытаясь не залить в банку и в бутылку дождевой воды. С небес за компанию посыпался пепел.

        — Ты пей, — он ткнул девчушке в рот бутылочку со странной насадкой, — а ты собирайся, мы уходим отсюда. Быстро.

        — Всегда готова, — засмеялась я. Обстановка нагнетала новый приступ безумия. Мелкий сверток в руках казался помехой к буре силы. Хотелось впитать весь этот дождь, переработать весь пепел и стать самой сильной, самой-самой…

        — Дай сюда, — он вырвал ребенка из моих рук, видя, что я на грани. Девчонка в свертке пищала, что раздражало меня и камень неимоверно. Я знала, что мне достаточно щелчка пальцем по ее горлу, чтобы писк прекратился навсегда. Но Шеат вряд ли позволит мне это сделать. И терпела, изо всех стараясь побороть приступ безумия.

        — Здесь так прекрасно… — протянула я, раскидывая руки в стороны.

        Вокруг моего тела обвился магический жгут, меня сдавило, безумие бурлило в теле, требуя выхода и чтоб меня оставили в покое. Но дракон неумолим, он тащил и тащил меня сквозь мглу, сквозь дождь, поближе к ему одному известной горе. Его крылья из частичной трансформации хлопали над моей головой. А я с открытым ртом ловила дождь и пепельные куски. В его руках там, высоко, трепыхался слабый огонек чужой жизни, до которого мне не достать…

        Мы поднялись над горой и перед нами раскрылся портал. А позади рушился мир, еще один из тысяч и тысяч миров. Но что мне мир?..»