Глава 23
— Мне всегда не везло в жизни, — сказал дракон и отхлебнул ананасовый сок из высокого стакана.
Я мысленно поморщилась — если Шеат начал изливать душу, то на пару часов нужно отложить все (абсолютно все!) дела и слушать. Иначе обидится смертно и влезет в какую-нибудь авантюру, и не факт, что мы сможем его вытащить. Но сейчас время есть, можно и подставить жилетку парню. Не оставлять же в таком настроении его?
— С самого начала… да, думаю с самого начала не повезло. Дурацкая первая жизнь! — он стукнул стаканом по столу и обхватил голову ладонями, медленно провел по лицу. — Вот скажи, ты когда-нибудь хотела переиграть все? Изменить свою жизнь?
Я задумалась, медленно откусила яблоко. Ночные откровения на кухне не совсем то, чем положено заниматься порядочным людям по ночам, но раз уж начали… Поспать сегодня не даст точно.
— Думаю, да. Есть две ключевые точки, которые могли бы радикально изменить мою жизнь.
— И какие же? — второй стакан появился в тонкой руке. А ничего так, потихоньку наращивает мясцо. Сунула ему в прикуску пирожные, чтоб зря свой ананас не жевал.
— Ну, первая ключевая точка — нужно было не жрать камень безумия. Тогда всего этого просто-напросто не было бы, — я обвела рукой крохотную кухоньку «для своих», в которой мы и устраивали свои посиделки на Приюте, чтобы не мешать работать и отдыхать остальным сотрудникам отделения «для иномирян». — Вторая точка — нужно было не убивать тебя. Стоять на месте, орать, лупить по стенам, но не трогать тебя… Тогда бы мы переждали приступ и снова занялись поисками лекарства.
— Не помогло бы, — помотал головой Шеат, подчищая тарелку с шоколадными пирожными. Внутри для большей удобоваримости находились маленькие кусочки ананаса. — Я бы все равно умер года через три. Все же снимать проклятие с… а, впрочем, не важно…
Он помусолил последнее пирожное, откинул прядь в кои-то веки распущенных волос и продолжил философствовать:
— Мне почему-то кажется, что я сейчас сплю. Или лежу где-нибудь в лаборатории нашего главы, чтоб ему там заикнулось, и ловлю качественный глюк от убойной дозы экспериментальных препаратов. Иначе я не могу объяснить всей той легкости, с которой ты рулишь по жизни. Драконы? Подать их сюда! Демиурги? Дайте, побольше, побольше. Миры? Тоже все сюда, всех облагородим, всех обустроим и живите счастливо. Не бывает так гладко! Просто не бывает…
Шеат откинулся на спинку стула и закутался в пижаму. Протянул тонкую руку, и я ее слегка сжала в своей руке. Так ему будет легче высказаться. Может быстрей дойдет до сути того, что хочет сказать.
— Сколько себя помню — мне всегда мешали. Мешали жить, учиться, мешали любить… особенно любить. Мешали с мирами и сокровищами. Постоянно ставили палки в колеса. Собственные соклановцы, золотые уроды! Да и демиурги со сверхами не церемонились. За что бы я не взялся — все мои начинания шли прахом. Раньше или позже, все шло к одному — дело всей моей жизни, весь мой смысл исчезал в пучинах разрушенных миров, те, кто был мне дорог, умирали, зачастую жестокой и мучительной смертью… а я… я всегда был последним. Всегда меня заставляли наблюдать, как рушатся надежды, как умирают мои родные… нет, не кровные родственники, а те, кого я считал родными…
Дракон внезапно уткнулся носом в мою ладонь и застыл на несколько секунд, переживая не самые приятные воспоминания. Его спина содрогнулась, и я принялась наглаживать это худенькое тельце, пересчитывая позвонки. Да уж, ему еще расти и расти. Это только с виду он такой крутой герой, способный завалить всех одной левой. А вот в душе это нежный ранимый мальчик, которому нужно много любви и тепла. Шеат подавил всхлип и продолжил, не разгибаясь:
— С женщинами мне тоже не везло. Не смейся, ты самая удачная попытка в этом кошмаре.
— Я и не смеюсь, — тут нет ничего смешного, в самом деле.
— Их было много, не отрицаю, очень много. Многих убили, большинство — на моих глазах. Это было… мучительно… — он поднял лицо и закусил припухшую губу, по подбородку в мою ладонь стекла капелька крови и легко впиталась.
— Все, закругляйся. Сейчас ночь, нужно поспать… Днем будет тяжело, — я пересадила его себе на колени и прижала дракона к груди, запустила руку в густые волосы, стала почесывать и наглаживать — он от этого балдеет, как кот. Второй рукой держала нашего Кощея, чтоб не свалился.
— Нет! Я скажу… не могу держать все в себе, извини. Это очень больно — держать в себе все.
Несколько минут он просто лежал на моем плече, собираясь с духом, потом отстранился и встал, выглянул в ночь за окном. Там нет ничего — ночь время отдыха в Приюте, поэтому рынок, магазины и лотки не работают. Единственные места, в которых и ночью кипит жизнь — больничные отделения, где круглосуточно лечат, осматривают и помогают страждущим. Все остальное спит мертвым сном.
— У меня было две жены, — дракон снова бередил себе душу, — и дети. Сейчас, скорее всего, уже никого нет в живых. Да и не в том дело… Просто… да, все слишком просто. Они были мне дороже всего, и враги знали, на что нужно давить. И ни разу не прогадали. После этого я старался держать себя в руках и ни разу больше не брал себе никого в жены, хотя были желающие, да…
Я слушала это откровение души, заедая яблоком. Цинично, скажете вы? Обычно, скажу я. Дракон ест только пока рядом с ним кто-то жует или когда смотрит фильмы. Тогда в него можно запихать что-то вкусненькое, кроме ананаса. В противном случае этот паразит тощий есть отказывается.
— И ты представить себе не можешь, как же я удивился, когда встретил тебя… Сначала не понял ничего, слишком был занят своими проблемами. Мой очередной приют сносили, моих друзей захватили в плен… А тут ты с окровавленными руками в доме и с мордахой, перемазанной в крови и еще чем-то… — он уселся на подоконник и свесил ноги вниз. Не убьется, в крайнем случае обратится и порадует жителей Горного города драконьей ипостасью побольше знаменитого Боинга…
— Потом прислушался к своим ощущениям… Знаешь, это было странно. Настолько странно, даже не знаю, как тебе передать… Вот будто ты стоишь на эшафоте, рядом палач с секирой, сбоку толпа жаждущих твоей крови и головы врагов, а рядом… рядом идет что-то волшебное, чуждое этой кровавой вакханалии и одновременно родное ей.
— Сказать тебе я не смог. Слишком ты была… не в себе. Да и смысл? Я смотрю, ты и сейчас не богата на эмоции, но уже получше, чем тогда. По крайней мере, твои слезы и страхи искренние и настоящие. А тогда и вовсе рассмеялась бы мне в лицо и ушла громить каких-нибудь жалких смертных, как любят пафосно выражаться мои бывшие родичи… Тогда я сказать не смог…
— Я пытался… пытался найти лекарство для тебя. Перерыл несколько магических библиотек, растормошил затворников, сходил даже на поклон к нашему знакомому Библиотекарю демиургу… И везде был один ответ — это безумие сможет убрать только смерть… — дракон вымученно рассмеялся. — Я думал, что смерть твоя, поскольку все известные на тот момент носители камней безумия были уничтожены. Но только в последний момент догадался… Как видишь, помогла и моя смерть. Камня в тебе нет. И безумия тоже.
— Спасибо… — тихо прошептала, снимая дракона с подоконника. — Глупо, да, говорить простое спасибо в ответ на такое, но мне нечего больше сказать и нечего тебе дать. Это был бесценный дар…
— Нечего дать? — вскинулся Шеат, хватая меня за плечи. — Нечего? Дорогая, да ты дала нам всем больше, чем мы могли мечтать! Каждое утро я просыпаюсь с ужасом от того, что этого всего может не быть. Мне кажется, что вся эта распрекрасная жизнь всего лишь сон и иллюзия, а я сам снова в пыточных застенках…
— Пошли спать, — я взяла дракона за руку и отвела в комнату, сменила свою одежду на аналогичную пижаму. — Уже два часа ночи, нужно выспаться. Завтра у нас с тобой много работы…
Нет, я не бесчувственная скотина. Просто мне нечего сказать на его откровения. Мне нечего ему дать. Да, можно скинуть к его ногам все эти миры и насоздавать новых хоть тысячу, хоть миллион… Ха, миллион миров! Да мы поимеем всех демиургов в разных позах с таким богатством! Но это все мелочи, которые не стоят чужой жизни. Жизни этого почти святого существа. И я не заслуживаю его любви, хотя уже вижу знакомое свечение и огоньки в глазах. Мне жаль, древний дракон…
— Хочешь, я скажу тебе, почему у меня получилось? — Я подбила подушку и обняла Шеата. Тот положил голову на свою руку и преданно посмотрел в глаза. — Потому, что меня, как и когда-то давно всю мою расу, никто не принимал в расчет. Ну бегает себе там где-то дурной кусок плазмы, ну гребет себе биоников в одной вселенной, подумаешь… Ну подумаешь, привела в порядок один магический мир и скидывает туда все, что собрала. Подумаешь, лупит паразитов любимых. Подумаешь, общается с отступниками, у нас тут интриги поважнее есть. А потом, когда пригорело в попе, стало уже поздно. Сейчас им уже поздно метаться. Им нечего сделать больше, кроме как затеять войну, и не факт, что уважаемые демиурги победят. Ведь каждый день к нам приходят бедные демиурги с детьми и предлагают себя и свою помощь в нашем деле. У нас скоро будет больше тысячи драконов, которые, став хотя бы подростками, будут затыкать демиургов за пояс, потому что будут готовы. Обучены, натренированы, сыты и довольны. И наши демиурги будут такими же. А мы вместе с ними будем такими сильными, что тебе тогда даже не снилось… Ведь мы учим их не умирать во благо родины, а жить. Теперь спи.
Я поцеловала дракона в лоб и укрыла одеялом. Ночи здесь прохладные, а кое-кто забыл закрыть окно. Шеат завозился, зевнул и сонно пробормотал фразу будто из стиха какого-то:
— И слабый станет сильным, и бесчувственный заплачет…
Но добиться внятного ответа от спящего не получилось.
