Условности
Рубашка смирительных дум:
условно все, условно все, условно.
за стенкой - мелкозубый шум
с шатающейся пломбой
стука.
приятельница-пища
держит дома и
на коротком поводке желудка.
не жалимся и ничего не ищем.
до моих
доходит весь избыток промежутка.
ты смотришь, эти буквы
нижут звук на
бечеву твоих же ожиданий.
и клюквой
бус описываешь круглый
мирок моих преступных показаний.
и вот моя смирительная дума
рубашкой сыплется тебе на плечи.
условно все, приятель,
мимо дома
не проходи:
хвачусь, да кинуть в тебя нечем.
* * *
Ты думал: я забыл.
Ты думал: трупы откачали.
Я отсеваю чернобыл
в полях болотистых. Едва ли
ты поминал меня без смеха.
Я брал черпак и воду рыл,
когда тонул у Теплотеха
в пруду, который не застыл.
Какое – ты?
Я.
Тот, который
пугает сыпью вокруг рта.
Лицо мертво, и смотрят поры,
и рвутся с кожи, как с куста.
И нет ни пригоршни без тифа.
И нет кусочка без чумы.
Крутись-крутись, моя шутиха,
как будто – мякоть из хурмы.
Я полюбил в вас тыкать пальцем,
у вас в проборе мой плевок,
я посмеялся во весь кальций,
над тем, как рвался ваш пупок.
Я – недоумок, злой, упертый.
Я – похоть, зверство, пасть, живот.
Но когда меня
ковыряют отверткой,
я кричу:
«Сука, блядь, мне больно!»
и, ёбаный в рот,
кровь из меня течет.