Глава 17

Утро первого дня рабочей недели начал с визита в химическую лабораторию. Английская поговорка про то, что понедельник — день тяжелый, подошла как нельзя лучше. На меня с яростью набросился один из сотрудников, выдававший результаты и оставшуюся часть предмета исследований, пообещав спустить с парадной лестницы, если я еще раз притащу к ним подобный мусор. Ничего не ответив, направился сразу в кабинет заведующего лабораторией за разъяснениями. Разговор начал с раскрытого удостоверения, легшего на стол начальника.

— Понимаете, — было видно, как он пытается сдержать себя и найти подходящие слова, — у нас прекрасные отношения со Службой древностей еще со времен доктора Хавасса, мы очень рады сотрудничеству. Но… — запнулся заведующий. — Но Ваша круглая штука нам чуть уникальное оборудование не испортила. Мало того, что еле соскребли необходимое количество, так при добавлении реактивов так бабахнуло! Столько дыма едкого было… Пожарные, скорая, полиция… Объяснительные… Штрафы… Там, в результатах, почти везде прочерки, только медь уловили наши приборы, а вот по ржавчине получилось составить таблицу. По каждому мелкому кусочку — отдельный результат. Папку заберете на выходе. И, прошу Вас, пожалейте наши пробирки и людей.

— Простите, не знал, что будет такое… — принес свои извинения. — Больше не потревожу с подобными вещами.

— А, что, если не секрет, это было? — в его глазах сверкнул огонек.

Сказать правду? Тогда, прощайте раскопки в пирамиде Джесеру. «Черные археологи» опустошат ее до начала новых работ. Делать нечего — пришлось искать другой путь во имя науки…

— Это было медное зеркало, которое жрецы переделали под астрономический прибор для наблюдения за Сириусом и вычислением даты очередного разлива Нила, — впервые так бессовестно лгал.

— Понятно, — вздохнул пожилой мужчина, — археологическая тайна.

— Типа того… Не хочу огласки по этой находке. Поймите меня правильно…

— Так сразу и сказали бы. Я устал от лжи, недомолвок, фантазий. А ведь так хочется узнать больше об истории своей страны.

— Вы правы, но всему свое время, и спасибо за помощь!

Упаковав в рюкзак диск и результаты, я решил прогуляться пешком до Службы древностей. Дошел до площади, на которой стоял один из обелисков с выточенными на боках огромными символами. Приблизившись к нему вплотную, заметил внизу еще одну надпись, мелкую, легко читаемую. Все это обилие хвалебных воспеваний я бы заменил короткой фразой: «Найден, привезен, поставлен по приказу царя Хатасу». И главное слово здесь — «найден».

За спиной раздался грохот, который сменили громкие мужские голоса. Обернулся. На перекрестке столкнулись два стареньких автомобиля. Водитель одного жестами показывал на дорожный знак и что-то несвязно тараторил. Второй же указывал на яму на дороге, ограждения. Я снова посмотрел на обелиск. Огляделся вокруг: указатели со знаком музея, пешеходного перехода, парковки, пересечения дорог… А что, если… Если древние иероглифы не слова и не буквы, которые необходимо прочитать, а знаки, которые обладают смысловым понятием. «Круг» — это не просто «солнце», а «солнце как ориентир по стороне света на нужной грани для правильной установки», «треугольник» — «техническое сооружение пирамидальной формы», «летающая тарелка» — «камнережущий станок», «прямоугольник с вертикальными палочками сверху» — «строительный блок с креплением» или «определенное количество блоков, уточненное сверху»... Обелиск в одно мгновение стал не каким-то подарком богам или хранителем царских достижений, а обычным указателем строительных работ: где, чем, как далеко и прочее, что обычно пишут на стенде перед въездом на стройку. Или такие «столбы» могли стоять в самих каменоломнях как «накладные на материал», который нужно доставить на место строительства. Если с этой точки зрения подходить к текстам на дисках, то они никогда не поддадутся переводу, ибо нужно знать, какой смысл был заложен в каждый знак.

Продолжение рассуждений натолкнуло меня на еще одно предположение: Древние никуда не вывозили обелиски из каменоломен, они оставались там как жаропрочные источники информации по месту выхода и добычи незастывшего гранита. Тогда версия, что шурфы доходили до мягких слоев земной коры, не совсем бредовая идея. Обелиски растащили по храмам страны уже во времена фараонов как «частички» мира «богов». Подобное можно наблюдать и в современных религиях с вещами, имеющим отношение к святым людям или местам.

Вывод из новой лингвистической гипотезы меня очень расстроил: папирусы Птаххетепа, годы его упорной работы, как и моей, больше не имели смысла. Но если я ошибаюсь, как ошибался и раньше? Сейчас все это отходило на второй план. Мои мысли были заняты Эмилией. Рашид оказался прав, сказав, что не стоит зацикливаться на прошлом, надо жить сегодня и думать о завтрашнем дне, любить, быть счастливым, а не посвящать себя всецело науке. Мудрые слова, запавшие в душу и ставшие теперь путеводной звездой в моей жизни.

По пути в Службу древностей возникла еще одна гипотеза: если картуши содержат имена, то, вполне возможно, что гранитные «иглы» могли оказаться пограничными столбами землевладельцев. Чем позднее столб и чем именитее хозяин, тем больше надписей на гранях. Вполне логично. И эта гипотеза вполне заслуживала право на существование, как и ей предшествующая.

Добравшись до работы и устроившись в своем кресле, за чашечкой цветочного чая стал изучать результаты лабораторных исследований. И если по диску была скудная информация в виде основного металла — медь, то по ржавчине столько интересного… Состав у всех образцов был сходный с небольшими отклонениями: две трети железа, треть меди с добавлением редкоземельных металлов, количество которых было намного выше, чем в естественных условиях. Покопался в справочниках: никель, кобальт и хром увеличивали прочность железа. Но почему такой большой процент меди? Или это медно-редкоземельный сплав, введенный в железную массу? Что они могут вместе дать? Устойчивость к коррозии в условиях высокой влажности? Решил озадачить своего помощника: пусть с этим вопросом обратится к специалистам в области металлов и инструментов из них, займет их работой на пару месяцев. Тем более, что эта информация могла и подождать.

На личном фронте пока было затишье. Эмилия больше не беспокоила приготовлениями к свадьбе. В кабинете делать было нечего, и я отправился в музейную лабораторию проведать фамильные драгоценности. В торжественной обстановке мне вручили две шкатулки: отреставрированную старую с царскими украшениями Шепсескафа и новую с моим полным именем и титулом на крышке, хранившую в себе отцовский подарок. Выслушав поздравление от каждого лаборанта и поблагодарив их за работу, а также пригласив весь коллектив на свою свадьбу, я направился к директору музея.

— Такого не может быть! — возмущенно ответил он на мою просьбу выставить принадлежавшие фараону Шепсескафу вещи. — Подделка! Умелая подделка! Золота четвертой династии в музее нет и никогда не будет — его давно переплавили грабители могил. Ставить под удар свою репутацию я не буду, даже если об этом просит сам глава Службы древностей.

Такая реакция была вполне ожидаема.

— А что думаете об этом? — полюбопытствовал я и открыл перед ним вторую шкатулку.

— Владыка Обеих Земель, — он прочитал на пекторали первую часть титула и запнулся на следующих иероглифах, — Сехе… Сахме… Сахем… — не закончив, директор поднял глаза и пристально посмотрел на меня. — Такого фараона не было!

— Знаю.

— Это тоже подделка, потому что на украшении стоит Ваше имя… Я не знаю ни одного царя и ни одного принца Древнего Египта с такими иероглифами в картуше. Не надо выдавать желаемое за действительное, даже если Вы мой начальник. Если это была шутка, то подобными вещами я бы не шутил!

Он бросил последнюю фразу с таким презрением, что дальше продолжать разговор уже не хотелось.

— Я Вас услышал, — произнес в ответ, закрыл обе шкатулки и покинул его кабинет.

Непререкаемая классическая история давно пустила корни и надежно закрепилась ветвями в стенах музея. Было немного обидно, но от такого решения директора я даже выиграл: фамильные драгоценности не привлекут внимания в музейной витрине, поэтому не будет трат на охрану и ответов на бесконечные вопросы об их происхождении, а также отказов продать заграничному музею или частному коллекционеру. За столько лет я уже должен был научиться отделять «свое» от национального достояния…

Получив необходимые бумаги от Арафа, нанес визит в налоговую инспекцию. Пообивав пороги кабинетов и добравшись до ее самого главного начальника, предложил свои варианты налогообложения ремесленников и торговцев сувенирами. Не думал, что юридические вопросы могут отнимать столько времени и сил. Пришлось просить помощи у Министерств культуры, туризма, финансов, не говоря уже о специалистах в политической и экономической областях. Но итогом многодневной совместной работы стало создание «Отдела Службы древностей Египта по законной реализации сувенирной продукции». Оставалось только отладить механизм этой новой финансовой машины, чтобы в выигрыше были и простые люди, и выросшая в размерах Служба древностей.

Почти три месяца пролетели незаметно. Погрузившись с головой в бурлящий водоворот работы, я совершенно забыл не только о времени, но и о предстоящем знаменательном событии в моей жизни.

Вернувшись за полночь домой, обнаружил торчавший в двери конверт с моими адресом и именем. Долгожданная записка от Эмилии? Но почему так официально? Сел в кресло, вскрыл конверт, отделанный золотым тиснением в древнеегипетском стиле, и растерялся от неожиданности: это оказалось приглашение на собственную свадьбу. Текст внутри удивил не меньше внешнего вида. Вместо стандартного набора фраз, которые уже напечатаны внутри открытки, там было от руки написано «Мой любимый Сахемхет! Воскресенье, десять утра, мэрия Каира. Машина приедет за тобой. Смокинг передам с твоим водителем. Я жду тебя! Э.К. P.S. Не забудь взять свои сокровища». Заглянул в телефон. Календарь показывал уже субботу. Значит, у меня остался всего один день, чтобы привести себя в достойный вид.

За завтраком, глядя на свое отражение в чашке с кофе, поймал себя на мысли, как же я должен выглядеть на торжественном мероприятии. Опыта в таких делах не было, поэтому позвонил помощнику и попросил его приехать ко мне домой.

Через четверть часа стук в дверь прервал мои размышления по поводу самой свадебной церемонии и моих действий. Открыв дверь, ожидал увидеть коллегу, но передо мной стоял незнакомый мужчина с запакованным в полупрозрачный чехол парадным костюмом и коробкой в руках.

— Вы господин Аджари? — деловито произнес гость, осматривая меня с головы до ног.

Этот британский акцент коренного лондонца я бы не спутал ни с каким другим звучанием английского языка.

— Допустим, я.

— Леди Карнарвон попросила меня доставить одежду для Вас и стать Вашим помощником в создании неповторимого облика жениха.

— Хорошо…

Впустил его в дом, но бдительность решил не терять.

— Кто Вы? — спросил, забирая костюм и коробку.

— Я личный стилист семейства Карнарвон уже больше десяти лет. У Эмилии невероятно наметанный глаз на вещи, недаром она палеоантрополог. Примерьте и поймете!

Мужчина расположился в кресле, я же ушел в соседнюю комнату. Мне не составило особого труда облачиться в рубашку с высоким накрахмаленным воротником, жилет, застегнуть манжеты на запонки и заколоть шейный платок причудливой булавкой. В свое время Джон научил меня одеваться согласно английскому дресс-коду, мотивируя, что в жизни может все пригодиться, особенно, ученому. Черные классические брюки идеально подошли под мой рост, как и такого же цвета пиджак. Мягкие кожаные туфли также оказались впору. В таком виде я покинул свою «гардеробную».

— Восхитительно! — с наигранным восторгом воскликнул англичанин. — С первого раза и без ошибок!

Промолчал в ответ. Ощущение фальшивости его эмоций и слов не оставляли меня. 

— Знаете, — продолжил он, снимая резинку с моих волос и распуская их по плечам, — длинные волосы сейчас не в тренде. Чем короче — тем лучше!

За всю жизнь у меня была короткая стрижка лишь после того, как Стефания предложила через год после пробуждения отрезать локон юности. После долгих уговоров согласился, но ненавидел свое убогое отражение в зеркале еще очень долго. С тех пор длина волос была всегда ниже лопаток. К счастью, мой новый мир, в отличие от старого, был менее закоснелым в плане зависимости внешнего вида от статуса в обществе. В плане прически я выглядел так, как хотел. Так почему сейчас нужно поступиться своими принципами в угоду моде ради одного дня?

— Нет! — отрезал я, дав понять, что решать мне, а не постороннему человеку.

— Я вот не понимаю, что такая аристократка, как Эмилия, нашла в заурядном египетском мальчишке? — он резко сменил тему разговора, как и тон с заискивающего на унижающий. — То есть в Вас! Десять, пятнадцать лет разница?

Конечно, по моей юношеской внешности нельзя было определить реальный возраст, а тем более сказать, что я старше своей невесты. Для непосвященных это было простительно. Но последовавшей далее жесткой психологической атаки я никак не ожидал.

— Ее первый муж, Ричард, — богач, дворянин, англичанин, — гость продолжил нападки в мой адрес. — Аристократ до мозга костей в своих манерах, речи. Потомок одного из рыцарей Круглого стола. Его предки всегда были в чести у королей Британии! А Вы кто? Нищеброд со смазливой мордашкой? Ни рода, ни имени, ни денег… Бросить графа Броуди ради ничтожного арабского выродка, променять прекрасный Лондон на зачуханный Каир? Как глупо с ее стороны! Вы встали между ней и ее мужем, разбили счастливый брак!

Его слова выбили землю из-под моих ног. При первом знакомстве Эмилия сказала об идущем разводе, и причиной этому был не я. Зачем лгать мне? И кто лжет? Так захотелось прижаться к родному, близкому человеку, попросить защиты и совета, но рядом никого не было. И снова перед глазами появилась полуразвалившаяся хижина в Вади-Натрун, два стола с телами дорогих мне людей, два гроба в запаснике музея. Я всегда был чужим в этом мире. Глаза закрылись сами собой, мысли были не в силах сопротивляться воспоминаниям, зыбучие пески прошлого затягивали и были готовы похоронить меня под своей толщей…

 — Сахемхет?!

Громкий знакомый голос заставил открыть глаза. В дверях стоял Рашид, опираясь на трость, и держал под руку внучку (Примечание: за весь дневник отец всего лишь раз упомянул имя девушки только в этом абзаце, но я так и не смог разобрать его на сильно измятом листе. В «Предисловии» я писал о скомканных и заново расправленных страницах — ими и оказалась большая часть этой главы. Через полвека после описанных далее событий я нашел внучку Рашида, дополнил текст ее рассказом, но в знак уважения к народным и религиозным традициям не стану называть ее по имени.)

— Что с тобой? Плохо? — воскликнул бывший экскурсовод.

— Зачем вы здесь? — произнес, с трудом понимая, что происходит.

— Твой заместитель позвонил. Просил передать, что тоже неважный знаток в свадебных делах. Он в Александрию по делам поехал, а мы — сюда, — улыбнулся Фархази.

— Свадьбы не будет, — безразлично ответил ему. — Я передумал. Стану вторым Захией Хавассом или Джоном Брайтоном.

— Конечно, станешь! — он подошел вплотную ко мне, бросил взгляд через плечо на англичанина. — Понятно… А это что за траурный вид? Думаешь, тебе идут черные тряпки? Куда старше становиться, чем ты есть на самом деле? Смотри, что с тобой они делают! Мрачнее тучи стал! Ну, живо, снимай!

Рашид расстегнул пуговицы на смокинге и принялся стаскивать его с меня. Пиджак упал на пол, рядом с ним оказались жилет и шейный платок.

— А теперь оденься так, каким хотели бы видеть тебя отец и мать в праздничный день! — рявкнул старый араб и вытолкал в соседнюю комнату.

Остатки одежды цивилизованного человека полетели на кровать. Без нее я почувствовал себя свободным от предрассудков уже современного мира. С нескрываемым удовольствием закрепил широким передником длинное опоясание из тонкого, жатого в складку, льна, вынул из шкатулок драгоценности. Именная пектораль легла поверх оплечья, браслеты украсили запястья и предплечья, тяжелые серьги — уши, перстни-печати — указательные пальцы. Тряхнул волосами, которые легли волнами на плечи, подвел глаза… Вот чего добивался Рашид: чтобы я вспомнил, что из другого мира, где был бы царем достаточно большой и богатой страны. И пусть в списке Манефона не значилось фараона Сахемхета Неферефкары Хора Ахета — он есть, и он правит современным Древним Египтом!

Я с грохотом распахнул дверь и вошел в кабинет.

— Приветствую Владыку Обеих Земель, — Фархази склонил голову, внучка последовала его примеру.

Англичанин испуганно посмотрел на меня, затем на старика с девушкой.

— Завтра Эмилия станет мой женой, — твердо произнес я, глядя в глаза обидчику, — царицей Та-Кем, «Госпожой Большого дома» и любимой супругой фараона Сахемхета. И ей не будет никакого дела до вашей чопорной и эгоистичной страны. Мой дом станет и ее домом, мои друзья — ее друзьями, а ее враги — моими врагами… Вон отсюда!

Тот попятился, роняя журнальный столик, опрометью бросился к двери и с громким хлопком исчез за ней. Я помог сесть Рашиду на диван, принес для девушки стул, сам опустился в любимое кресло. Первая победа в негласном поединке титулов оказалась за мной, но кому, как не человеку, прожившему полтора десятилетия в Великобритании и вращавшемуся в высших научных и светских кругах, не знать, насколько истинные английские аристократы могут быть коварными. Теперь я понял, что друг семьи, еще не значит, что он друг моей невесты или мой. Пусть только титулованная родня еще раз попробует встать между нами или испортить завтрашний день…

— Такой изысканный воротник, — с грустью произнес Рашид, внимательно разглядывая украшения на мне, — и так расколот временем. Отнеси к музейным реставраторам, они починят… Никто не отличит от оригинала.

— Нет, — снял его и поднес ближе к старому другу, — это не время, а три пули, застрявшие между ограненных камней.

— Пули? — девушка побледнела, схватила деда за руку.

— Какие пули во времена Четвертой династии? — попытался успокоить ее Фархази.

— Они разбились семнадцать лет назад в тот день, когда погибла Стефания, — ком подступил к горлу, не давая нормально говорить.

— Как погибла? — старик задрожал, положил руку на оплечье. — Мы все считали, что она тяжело заболела, подцепила какой-то вирус на раскопках и умерла, а ты к Джону оттуда сразу уехал. Так Хавасс всем сказал. Когда и где ее похоронили — никто не знал…

— Ее мумия покоится в красивом антропоморфном гробу в бывшем кабинете Брайтона в запаснике музея рядом с найденным ею жрецом Птаххетепом. Поймите, я не мог бросить ее тело в той деревне в обычную могилу. Она моя вторая мать! Они обе в тот день мне жизнь спасли!

Нервы сдали, и я разрыдался, уткнувшись лицом в лазуритовый воротник. Дождавшись, когда успокоюсь и смогу объяснить произошедшее, Рашид тихо попросил:

— Расскажи, что случилось. Не держи в себе.

— Это Хавасс приказал наемникам убить Стефанию, чтобы освободить меня из клетки ее слепой материнской любви. Только ее. Захия сознался в этом, просил прощение… Тогда, в больнице… Он видел во мне своего преемника, а не заурядного полевого археолога. Убийцы не нашли нас в лагере и прошли по следам до селения, куда ее, меня и рабочих достаточно вежливо пригласили. Наемники не знали, как выглядит их жертва, только то, что она — женщина. В лагере была лишь одна, а в деревушке — много, поэтому они расстреляли всех жителей, чтобы выполнить заказ, и заодно убрать свидетелей. Помню только силуэты в черном, крик Стефании, как она повалила меня на землю, боль в голове…

Замолчал, пытаясь взять под контроль эмоции. Несколько раз глубоко вздохнул и продолжил:

— Три пули прошли грудь Стефи насквозь и застряли в этом оплечье, которое носила моя родная мать и подарила его, когда Птаххетеп забрал меня, трехлетнего, к себе в храм. Она сняла лазуритовый воротник со своих плеч и надела на меня, поцеловала в щеки на прощание. Больше я не встречался с ней. Даже имени не помню… А эти серьги подарил отец. Знаю, что плохой сын, раз забыл женщину, что дала мне жизнь.

— Столько веков прошло, — произнесла девушка, расплакавшаяся от моего рассказа, — Вы не должны…

— Все годы, что жил в Англии и готовил работы для защиты ученых степеней, искал упоминания о ней и своих сестрах в текстах папирусов, стел, на стенах гробниц и храмов. Джон думал, что меня интересовали иероглифы Древних, а я, молча, тосковал по родной семье. Так ничего и не нашел. И, все равно, я верю, что настанет день, и мне попадутся несколько слов об их судьбе и имена.

— Да, Сахемхет, да! — приободрил экскурсовод. — Тайное когда-нибудь, все равно, станет явным… Только, давай, сейчас подумаем о свадьбе. Не хочу видеть тебя в черном или сером. Такой знаменательный день бывает только один раз в жизни!

— Дедушка, — смущенно улыбнулась внучка Рашида, — знаю, ты будешь против, но разреши показать господину Сахемхету лучшие свадебные салоны в городе. Может, что-нибудь понравится ему?

— Конечно, я против! — рассмеялся старик. — Вдруг он снова передумает жениться на своей невесте, а я виноват буду!

— Уже не передумаю, — успокоил его, понимая, что это была шутка. — Чувствуйте себя здесь, как дома. После обеда вернемся.

— Идите, — произнес Фархази и одобрительно кивнул.

В компании симпатичной девушки я пустился в нелегкий путь по магазинам. На европейский манер продавцы предлагали черные, серые, синие добротные смокинги и даже фраки, но мне хотелось светлого, если не белого. Устав от многочисленных примерок, я взмолился:

— Больше не могу. Хочу домой…

— Остался последний магазинчик. Потерпите немного, — попросила она и, помолчав, добавила: — а если и там ничего не подойдет?

— Значит, оденусь как полагается полевому археологу. Я же глава Службы древностей. Эмилия поймет, гости тоже.

Она улыбнулась в ответ. Конечно, рабочие рубашка и брюки были самым безвыходным вариантом, а с льняным шарфом на шее — еще безвыходнее.

Переступив порог последнего магазина, понял, что тут на меня вряд ли что подойдет. И если классический европейский костюм мог еще принять, то современную египетскую национальную одежду, пусть и парадную, я ни за что бы не надел на собственную свадьбу. Моя спутница о чем-то пошепталась с продавцом, тот ушел. Ожидание затягивалось. Я стал изучать вещи на вешалках, мысленно примеряя их на себя. Когда мужчина вернулся и снял чехол с костюма, что он принес, я невольно замер. Это были классические белая рубашка, брюки и жилет цвета слоновой кости, но вместо смокинга оказалось что-то похожее на длинное тонкое пальто или плащ из узорчатого жаккарда того же оттенка.

— Друг заказал из Европы по интернету, да размером ошибся. Попросил продать. На Вас должно подойти, — рассказал продавец историю вещей и, улыбаясь, добавил: — за примерку денег не беру.

— Пожалуйста, — прошептала внучка экскурсовода.

Мне и самому подобный костюм понравился, осталось только примерить. Пока возился с многочисленными пуговицами, невольно подслушал разговор продавца со своей спутницей.

— Ваш жених, да? — произнес торговец.

— К сожалению, нет, — тяжело вздохнула она. — Завтра он станет мужем странной англичанки, которая предпочла его любимой палеоантропологии. Думаю, они прекрасная пара, но никогда ее не видела.

— Завтра увидите… А вы не замужем?

— Нет.

— А могут ли мои родители послать сватов к Вашим?

— У меня только дедушка остался, — снова вздохнула девушка.

— Тогда…

Но продолжению их диалога помешал я, покинув примерочную.

— Ах, господин Аджари! — воскликнула она. — Вы! Вы!..

Я бросил довольный взгляд на свое отражение, подошел к стойке с шарфами, выбрал шелковый короткий белый и вернулся к зеркалу. Завязав его на манер шейного платка, снова посмотрел на отражение. Рашид был прав, говоря, что светлое мне больше к лицу. После всего, что пережил за утро, последняя примерка действовала на меня, как баночка «энергетика», давая силы идти вперед.

— Если у Вас серьезные намерения насчет этой очаровательной девушки, — обратился я к продавцу, — можете посвататься. Но учтите, что она внучка моего учителя и лучшего друга, и любой обидевший ее будет иметь дело не только лично со мной, но и со всей Службой древностей Египта.

Мужчина испуганно посмотрел на меня, потом на нее. Закивал головой, что-то бормоча под нос. Я переоделся и расплатился за костюм. Покинув магазинчик, прошептал своей спутнице:

— Если он, действительно, Вас полюбил, то найдет через меня — имя и место моей работы он уже знает, если нет — не переживайте, у Вас все еще впереди.

Она смущенно заулыбалась и предложила по пути заглянуть за подобающей обувью.

Под вечер мы вернулись в квартиру, где в гордом одиночестве коротал время старый экскурсовод. Пока нас не было, он изучал книжные стеллажи. Мне об этом рассказали книги, стоявшие не на своих местах или задвинутые чуть глубже соседок по полке. Я с удовольствием продемонстрировал Рашиду свой завтрашний наряд, на что он вынес одобрительный вердикт. После ужина вызвал такси, проводил Фархази и его внучку до дома, чтобы удостовериться, что они хорошо добрались. Уставший, счастливый, я вернулся обратно, принял душ, растянулся на еще холостяцкой постели и, любуясь висевшим на шкафу свадебным нарядом, спокойно заснул.

(Примечание: отцу было присуще особенное, трепетное отношение к вещам, связанными с приятными воспоминаниями. Так, с легкой руки матери он сделал своей незыблемой традицией надевать этот костюм цвета слоновой кости каждую годовщину свадьбы и сохранил ее до самой смерти, несмотря на то, что время сказалось на внешнем виде одежды.)