5. А-ха-ха! О-хо-хо!
Заняв столик в дальнем углу бара, Чапут неспешно распивал бутылку гнилостной настойки, знаменитой своим горьким привкусом и душком заплесневелых грибов. Данные недостатки компенсировались дешевизной и восемнадцатью градусами крепости. Заедал Чапут постными лепёшками.
Долговязый, костлявый, сутулый, с непропорционально длинными руками и ногами, весь какой-то нескладный, с тыквообразной головой, поросшей ломкими и рано поседевшими волосами, напоминающими паутину, Чапут походил на горбатую болотную поганку на длинной и тонкой ножке, особенно когда надевал свою старую шляпу с обвисшими краями.
Нелюдимому и вечно всем недовольному Чапуту не нравилось, что, экономя деньги, приходилось давиться гнилостной настойкой, а выпить хотелось почти всегда, что так же не нравилось ему. Не нравилось, что вместе с летом заканчивался основной сезон, с ферм распускали дополнительных рабочих, и приходилось искать новый заработок. Сезонников вроде Чапута называли наёмниками трёх жарких няш.
Не нравилось ему и то, что он стеснялся молодых муслинок, и все попытки познакомиться с ними или даже пригласить на свидание оборачивались провалами. Быть может из-за того, что он частенько забывал причесать свои паутинные волосы, и те самостоятельно укладывались в форму неряшливого, воздушного кокона, приобретавшего к концу дня весьма пугающие очертания.
Но когда он всё-таки набирался храбрости и подходил к понравившейся муслинке, сминая в руках и без того мятую шляпу, то от волнения начинал заикаться и нести такую ахинею, что мало кто удерживался от смеха, доводя и без того смущённого парня до душевной истерики. Чапут ещё больше путался в мыслях и словах и произносил нескладные, как и он сам, и путанные, как его волосы, фразы наподобие: "Эх, как ты там, а я? Ты кто? В смысле, кто я, ты знаешь? А я знаю, кто ты". Или: "Пошли куда-нибудь туда со мной... или с кем-нибудь ещё, а я с кем-нибудь тоже... Пошли, а?". Одна девушка всё-таки согласилась провести с Чапутом вечер, так тот чуть не рехнулся. Что-то отрывисто пробормотав, Чапут ретировался, вечером на свидание не пришёл, а утром уволился с фермы и переселился в другой район. Была бы у него возможность, он бы и на другой материк переселился, но больше материков не было. Улетел бы с Яппы, но лететь было некуда и не на чем. И однажды Чапут понял, что куда проще уверить себя, что все девушки любят только богатых за толстые пачки ерджи и блестящие стопки монет, а над бедными вроде него смеются.
Ещё причина могла таиться в военных историях, которые дед любил рассказывать Чапуту в детстве, отчего внуку снились такие красочные сны, что он писался и какался гораздо чаще положенного. Дедовские россказни изобиловали кровопролитными подробностями и героическими подвигами самого деда, по задумке которого внук благодаря этим байкам должен был вырасти настоящим муслином, бесстрашным и полным жажды жизни. Вместо этого Чапут вырос седой горбатой поганкой.
Не нравились ему и земляне. Не было у Чапута доверия к тем, кто сильнее. Прилетели откуда-то, кто такие? Чего им надо? Кто-то говорил, что Земля поможет муслинам в развитии и сделает их жизнь, если не более счастливой, то более удобной и разнообразной. Ага, как же... Живи Чапут на высокоразвитой Земле, ему бы и дела не было до каких-то там муслинов. Явно неспроста земляне наладили с ними контакт, затевают что-то. Ему не нравилось даже то, что его мать была западницей, а отец с Востока. К тому же, Чапут взял от родителей лишь самое плохое: от отца любовь к выпивке, а от матери мрачность, замкнутость, озлобленность и подсознательное недоверие ко всему.
Одна фермерша сказала, что скоро освободится место раздельщика десертных гусениц, велела зайти через полторы десятины. Но Чапуту не понравилась сумма, которую фермерша готова была платить за работу. Но всё лучше, когда есть работа, чем штаны дома протирать. Со скуки и голода подохнешь. Так и перебирался Чапут из посёлка в посёлок, устраиваясь то на одну, то на другую ферму. Но рано или поздно его всегда начинали раздражать то слишком привередливые хозяева, то слишком низкая оплата, то сама работа, то молодые работницы, которые, как окончательно убедил себя Чапут, тайно и поголовно смеялись над его нескладной фигурой, паутинными волосами и склонностью к заиканию.
- Для начала земляне в сонодом заселились, потом в наши дома переберутся, а нас на улицу выбросят!
Чапут поднял глаза. Старый муслин в затёртых пиджаке, штанах и пыльных башмаках ораторствовал на весь бар, вдохновенно размахивая рукой с кружкой, как дирижёр палочкой. Причём, кроме него, бармена и Чапута, в баре никого не было. Бармен с любопытством слушал, вдумчиво протирая тряпкой столешницу.
«Перебрал что ли?» - подумал Чапут.
- Да! – старичок потрясал кружкой. – Перебрали с наглостью! Сейчас их двое, а двое незаметно приведут ещё двоих, и станет их четверо! А где четверо, там и восемь, а восемь обратятся в шестнадцать! А шестнадцать в…
- Угомонись, - сказал бармен, который подумал, что так можно продолжать до бесконечности, - а то наш горовождь тебя суток на пять быстро оформит. Ещё и пару пальцев велит отсечь. А пальцы он любит отрезать. Если надо, то и руку по плечо отхватит. Это он запросто. Я слышал, у него вечно нехватка по пальцам в конце каждого круга. Охота тебе потом с отрезанными пальцами ходить? Одного уже оформил.
- Да? – насторожился старик. – И кого же?
- А такого же как ты. Он в сонодоме чикфаниловском остановился. Мне повар говорил, что он с ваших краёв и его Уддоком зовут. Так ему те земляне чем-то не понравились. Он и высказал им всё. Так земляне на него Трощу нажаловались. Горовождь Уддока тут же и упёк за решётку. На прощание сказал, сиди до лучших времён, и ушёл.
- Вот, вот оно! То, о чём я и говорю! Не будет у нас лучших времён, пока земляне здесь! – одержимо вскричал старик и через весь зал показал на Чапута кружкой: – Согласен?
Чапут, смешавшись от неожиданности, промямлил:
- Ну да, может быть. Не знаю. Да… или нет.
Старик, решительно прошагав зал, резво подсел к нему.
- Что это ты тут пьёшь такое вонючее? - брезгливо принюхался он.
- На что хватило, то и пью, - раздражённо ответил Чапут. – Есть что получше?
- Бутылку первосортного ешьчи! - крикнул старик.
Бармен принёс. Старик откупорил бутылку и деловито разлил вино по кружкам.
- Да ты угощайся, - подмигнул он, - я свой.
- Мы даже не знакомы.
- Верно. Меня Рехнуссеном зовут.
- Чапут.
- За знакомство! - Старик выпил. Чапут поддержал. - Но мы всё равно свои, сынок. Это я сразу понял, как земляне к нам прилетели.
- А что земляне?
- Сам не понимаешь? В карманах-то пусто, раз гнилостную настойку хлебаешь?
- Работы нет.
- Вот именно. Работы нет. А раньше всегда, везде, у всех была работа! Вокруг одна сплошная работа была! С раннего утра и до позднего вечера одна только работа! Так наработаешься за день, что к вечеру кости при малейшем движении трещат! А теперь что? Всё, нет работы. Исчезла работа, как земляне десять кругов назад явились.
- Так я на фермах работаю. Там землян нет.
- А как же! Разве станет землянин водоросли растить, червей выращивать, за мясоходами ухаживать? Станет дерьмо убирать, огнекамень добывать? Нет! Землянин влезет, где теплее. Половину Язды под себя подмяли, в Гимгилимы начали просачиваться потихоньку. Везде они, все тёпленькие места скоро займут. А нам только фермы и шахты оставят. А на фермах и в шахтах все не поместятся. Вот и нет работы. Свой космопорт два круга строят, всё построить эдакую махину не могут.
Чапут задумался. Он и сам не доверял землянам. "А ведь старик в чём-то прав, - подумал Чапут. - Почему та фермерша предложила такую маленькую зарплату? Желающих, наверное, много, вот и урезала. А куда денешься, если работы нет? Пойдёшь и будешь за крохи с утра до вечера спину гнуть... Всё верно говорит Рехнуссен, всё верно".
- А чего, спрашивается, нас не пустить строить этот космопорт? – не унимался старик. - Работой обеспечить? Что, строить не умеем? Умеем! Так нет же, близко не подпускают. А всё почему? А потому, что в этом их космопорте такое имеется, чего показывать нельзя. Ты погоди, еще выведут оттуда целую армию специально обученных против нас солдат.
- Даже не знаю, - неуверенно отозвался Чапут. - А почему еще не вывели?
- Знаешь, они тоже не дураки. Видят, что мы за себя постоять сможем. Солдатам подготовка нужна. А наши горовожди с горколдунами с потрохами продались! Вон, слыхал, что бармен говорит? Бросили муслина в тюрьму по первому слову землян.
- Мы же не знаем, как там дело было.
- А нечего знать, - махнул рукой старик. - Я и не такое видал.
Рехнуссен подал знак бармену.
- Принеси-ка ещё бутылочку, да жареного мяса и чтобы посочнее.
В животе у Чапута заурчало. Три постные лепёшки за целый день - маловато.
- И не надо отказываться, - замахал руками Рехнуссен, будто Чапут собирался отказываться. - Я, знаешь, в молодости тоже наголодался. Хоть бы один землянин помог, так нет же, свои помогали, востоковцы. А земляне, сынок, сам знаешь…
С мясом и вином вернулся бармен. Рехнуссен разлил, выпил и принялся с аппетитом есть. Чапут охотно поддержал его. Старик нравился ему всё больше.
- Что, сынок, впроголодь живёшь, совсем работы нет?
- Совсем, - с готовностью подтвердил Чапут, разрывая мясо зубами. - Сегодня искал. Одна фермерша вроде как согласилась взять раздельщиком десертных гусениц.
Рехнуссен поперхнулся и закашлялся.
- Кхе-кхе! Раздельщиком гусениц?! Попки сладкие отрывать?
- А что я сделаю? – пожал плечами Чапут. - Другой работы нет. Я почти все фермы обошёл. Была бы работа, чего бы я тут гнилостную настойку хлебал?
- Охо-хо, - вздохнул старичок. - Ты не из местных?
- Не из местных.
- Ночевать есть где?
- Есть. Одну ничейную халупу присмотрел на окраине.
- Вот так, - сокрушённо произнёс старик, - кому-то огромный многоэтажный космопорт, а кому-то развалина в один этаж. Ещё? - Рехнуссен щелкнул по бутылке.
Изрядно захмелевший Чапут кивнул. После пары бутылочек крепкого ешьчи он смутно помнил, как старик помог ему отыскать выход из бара и усадил в свою машину.
Утренние лучи солнца нарушили Чапутов сон. Муслин, щурясь, огляделся, стараясь припомнить, где он находится и что за старик сидит перед ним в кресле и таращится на него. Мало что вспомнив, он усилием воли переместился в сидячее положение. И взялся за голову.
- Доброе утро, - сказал старик, улыбаясь так, словно утро было добрым именно для него.
- Рехнуссен... – вспомнил Чапут.
- Да, а ты Чапут, - подтвердил Рехнуссен и внезапно рявкнул: - И с этой минуты работаешь на меня! У тебя нет выхода! Видишь бумагу на столе?! Это твое признание в убийстве, тобою же подписанное! Сейчас мы спустимся в ледник.
- Ох, - простонал Чапут и смежил веки. В затылке взрывались салюты из раскалённой картечи. – Не ори. И так ничего не соображаю.
- Ты хоть понял, что я сказал?! – прошипел Рехнуссен и вскочил с кресла.
- Нет, - честно признался Чапут. – У меня башка раскалывается, пить хочу.
Рехнуссен схватил признание со стола и выбежал. Вернулся он с кувшином холодной воды и сунул им Чапуту в лицо. Край горлышка стукнулся о зубы. Чапут с наслаждением присосался. И снова закрыл глаза, теперь от облегчения. Волна холодной, освежающей влаги окутала его. Рассеивая приятную иллюзию, Рехнуссен нетерпеливо затряс Чапута за плечо.
- Да что надо? – огрызнулся Чапут и отпихнул вредного старикашку.
- Идиот! – взвизгнул Рехнуссен, выхватил из кармана бумажку и задёргал ею перед лицом Чапута. – Видишь?! Это?! Ты видишь это?!
- А? – Чапут сощурился, фокусируя взгляд на бумажке, метавшейся в дрожащей от злости старческой руке. И руку ту ухватил, чтобы буквы не прыгали. Нервный старикан тут же вывернулся, врезал кулаком по макушке Чапуту и отскочил назад.
- Ааа! – заорал Чапут вне себя от нахлынувшей боли, спиной повалился на диван и засучил ногой по полу. Раскалённая картечь обратилась адовым пламенем и с вулканическим напором врезалась ему в затылок. – Проклятая сволочь! – Чапут готов был заплакать от ненависти к этому ненормальному и от собственного бессилия.
- Ага! – торжествовал сумасшедший старикан. – Думаешь, я старый, так меня за руки хватать можно? Пять кругов в разведшколе, два круга дополнительных курсов диверсий, четверть круга обучения на вербовщика и две десятины ускоренных курсов психологии! Я всё время начеку! Всё время! А-ха-ха! О-хо-хо!
Чапут, собрав остатки воли, сел и мутно поглядел на Рехнуссена. Затылок полыхал, словно в нём перерабатывали огнекамень.
- Да отстань от меня! – взмолился он. – Мне работу искать надо.
- Кретин! – гнусно рассмеялся старик и стал похож на зелёного стервятника. – Я твой работодатель! Я плачу, ты исполняешь! Уяснил?
Он вытащил из-за пояса пистолет.
- Читай своё признание в убийстве! – сказал он и кинул бумажку под ноги Чапуту. – Если не прочитаешь, я причиню тебе невыносимые муки, тыча в уязвимые точки на твоём теле. Я наизусть знаю их расположение! Четвёртый курс разведшколы! У меня и иголка есть специальная. А потом сходим в ледник.
«Вот навязался психопат», - обречённо подумал Чапут, поднимая бумажку с пола.
- И не думай рвать признание в клочья, - заявил старикан. – Во-первых, я могу убить, а во-вторых, я заставил тебя расписаться на трёх экземплярах. Видишь, я всё предусмотрел, со мной шутки плохи!
- Я и не собирался рвать его в клочья, - буркнул Чапут. Старикан бесил всё больше и больше. Если бы не пистолет, давно бы выпихал взашей.
Бумажка гласила, что он, Чапут Пач, признаётся в убийстве Ротофоры Уофоры. И подпись. Его.
- Какая чушь, - сказал Чапут и порвал признание в клочья.
Раздался хлопок. Из простреленной подушки вырвались перья и осыпали Чапута.
- Топай в ледник, сынок, - серьёзней некуда сказал Рехнуссен, – иначе следующая пуля пробьёт тебе коленную чашечку. Вторую я проткну специальной иголкой.
Выстрел потряс Чапута до глубины души. Раньше никто не стрелял в подушки рядом с ним.
Они вышли во двор и оказались перед обитой железом дверью, ведущей в ледник.
- Открывай и спускайся вниз, - приказал Рехнуссен.
Чапут открыл дверь и спустился по деревянным ступеням. Значительно похолодало. Прилипшее перо щекотало губу. Чапут неловким движением смахнул его. Посреди ледника лежало нечто накрытое шкурами.
- Приоткрой и глянь, - направлял голос Рехнуссена.
Чапут приоткрыл и глянул. На него застывшими глазами смотрело мёртвое лицо окоченевшей муслинки. Во лбу чернела дыра с замёршими сгустками крови. На несколько мгновений у Чапута перестало биться сердце. Он таращился на убитую как кобра на дудку.
- Теперь я твой работодатель, – сказал сверху Рехнуссен. – Я говорю, что делать, ты делаешь. Видишь дырку у неё во лбу? Она отказалась сотрудничать с нами. Теперь она мертва, Чапут... Мертва... Слушай, что я говорю. К старикам лучше прислушиваться.
Они вернулись в дом.
- Садись! – Энергичный Рехнуссен стал расхаживать взад-вперед.
Чапуту было дурно. Он сжимал голову руками и даже не пытался искать возможные выходы из ситуации, понимая, что выходов нет.
- Сынок! - воскликнул старый вербовщик и остановился. – Новобранец!
Глядел он победоносно, даже с некоторой бесноватой нежностью.
- Чего пристал, чего нужно? - пробормотал перепуганный Чапут.
- О, много чего! - радостно сообщил старый псих. - Нам с тобой повезло! Видишь ли, сынок, у меня есть чёткое задание сверху, но нет чётких инструкций по его исполнению, так что инициативу я беру на себя. Ты представляешь, новобранец, как нам с тобой повезло?
Чапут не представлял. Он поглядывал на пистолет и помалкивал. Холод ледника дал встряску его организму, и похмельные мозги потихоньку возвращались в строй.
- Итак, - многообещающе начал Рехнуссен, - приказываю собрать сведения о захватчике.
- О каком захватчике? - не понял Чапут.
Старик участливо поглядел на него.
- Уж не ошибся ли я с выбором новорбанца? – радостно спросил он. - Ты вроде бы как глупый. Наверное, придётся тебя немножко избить, а твоё признание отнести военным, раз не ценишь доброго отношения. - Последние слова Рехнуссен произнёс с лёгким сожалением, словно речь шла не более чем о выбросе на свалку поношенных, но полюбившихся ботинок.
- Просто объясни, кто захватчик!
- Ну хорошо, - смягчился старик. - Всё равно других новобранцев пока нет… Ты напряги свою память. Помнишь, о чем мы разговаривали в том заведении, где я, между прочим, накормил и напоил тебя?
- Ну, о том, что работы нет, - припомнил Чапут. - О землянах.
- Та-ак, - довольно протянул старикашка.
Чапут молчал.
- Ладно, для первого раза неплохо, учитывая обстоятельства, - проявил милосердие насильный работодатель. - Но память нужно тренировать. Твоя память, сынок, должна быть острой как… как моя специальная иголка!
Чапут затравленно смотрел на старого сумасшедшего. Сбежать из обители полоумного и про всё забыть было бы великим счастьем, но подписанное признание в убийстве и пистолет в руках безумца ограничивали волю. Чапут уповал лишь на то, что работа на Рехнуссена в итоге не подразумевает лежание под шкурами с дырой во лбу.
- Так вот, сынок, - начал Рехнуссен. - Если бы твоя память была такой же острой как моя, ты бы вспомнил главное. Бармен пролил свет на гадкую историю, в которую попал несчастный Уддок, тот муслин с Востока, мой земляк и соратник. Теперь вспоминаешь?
- Вспоминаю, - торопливо сказал Чапут. - Его посадили в тюрьму по жалобе землян.
- Молодец, сынок, молодец, - одобрительно покивал Рехнуссен. - И ты, конечно же, понимаешь, к чему я клоню?
- Мне нужно вытащить его из тюрьмы? – неуверенно предложил Чапут.
Рехнуссен разочарованно покачал головой. Бестолковость новобранца расстроила его, но опытный разведчик решил пока не доставать иголку.
- И как ты собрался вытаскивать моего соратника из тюрьмы? Нас интересует не он, а земляне. Кто такие, откуда, с какой целью. Почему здесь, а не там?
- Что я должен делать?
- Следить за ними, - твёрдо сказал Рехнуссен. - Ты получишь немного ерджи на расходы, а если хорошенько поработаешь, получишь ещё немного.
У Чапута вырвался нервный смешок. Он проблеял срывающимся голосом:
- Зачем всё это было надо?
- Это ты, сынок, о чём? - удивился сумасшедший работодатель.
- Об этом! - дрожа, воскликнул Чапут. - Об убийстве, о признании. Предложи ты деньги, я бы и так всё сделал!
- А я бы всё равно прострелил тебе коленные чашечки, а твоё признание отправил бы военным с припиской о том, где ты валяешься и корчишься от боли, ожидая их приезда! О-ха-ха! О-хо-хо! Ну! Выполнять задание!
- Уже?!
Старик вскинул пистолет, и Чапут быстрее пули вылетел из хижины.
И принялся следить за землянами. Один, полноватый, кудрявый и никогда не расстающийся с чемоданом, с утра уходил в дом исписанной бумаги, а вечером возвращался в сонодом. Другой, среднего телосложения и с вытянутым лицом, гулял по гимгилимским улицам, магазинам, заглядывал в армейский музей. И частенько встречался с местным горовождём. Иногда ходил с ним в театр на вечерние пьесы. Это показалось Чапуту подозрительным. Он не слышал, чтобы горовожди ходили на вечерние пьесы.
Рехнуссен, пропадавший целыми днями (У Чапута было соображение, что, когда он следит за землянами, то параноидальный старик следит за ним), к вечеру всегда неумолимо возвращался и выслушивал доклад новобранца. По завершению доклада Рехнуссен со значением произносил: «Мои догадки оказались верны!». Чапут иногда спрашивал у него про догадки, но старик ничего не объяснял, а говорил:
- Земляне плетут заговор. С Трощем этим активно общаются, в доме исписанной бумаги полезную информацию собирают... Но вот что именно они замышляют…
Чапут сидел на диване и думал о трупе в леднике и о том, зачем вообще понадобилось следить за землянами? Хотя следить не сложно, вдобавок ещё и Рехнуссен приплачивает. А муслинку жалко. Он ненавидел востоковца за то, что тот убил невинную женщину.
Слежка удавалась не всегда. Сказывалось отсутствие подготовки. Вчера, к примеру, он шпионил за Верумом (имена землян он узнал из подслушанных разговоров). Землянин прошагал грязевую канаву по дощатым настилам и зашёл в зоомагазин. Чапут едва ступил на срединную доску, как она с тонким и печальным хрустом сломалась, и он по шею провалился в вязкую коричневую жижу. Весь в грязи, Чапут выбрался на мостовую и побрёл домой умываться.
Вечером он мирно сидел на кухне, развесив одежду сушиться, когда явился Рехнуссен и тут же потребовал доклад. Чапут сказал, что слежки не получилось, потому что он провалился в яму и был вынужден вернуться. Рехнуссен рассвирепел. «Помни о трупе в леднике! Всегда помни о нём!» - приговаривал злобный старикан, отоваривая своего подчинённого белым в синюю крапинку полотенцем с двойным узлом на конце. Старик умело орудовал им как палицей. В другой руке он держал пистолет.
Одним ранним утром Чапут в ожидании торчал перед сонодомом. Оба землянина спустились с крыльца и свернули на главную улицу, а затем зашли в продуктовый магазин. Чапут - за ними.
Между собой земляне, конечно же, общались на своём языке. Улит, который с завитыми волосами, постоянно тыкал во всё лакированной тростью и беспрерывно брюзжал. Верум, который длиннолицый, говорил коротко и спокойно, после чего кудрявый принимался брюзжать ещё сильнее. Совсем разбушевавшийся Улит окончательно развопился и застучал тростью в пол. Его лицо приобрело жуткий, совершенно неестественный для кожи красный цвет. Чапут даже подумал, что землянин находится при смерти, но Улит, несмотря на критическое состояние организма, продолжал возмущённо орать. Верум вроде как старался успокоить его. Тут к землянам подбежала перепуганная продавщица, тётка со множеством косичек и заколок. Недовольство Улита заключалось в том, что он, полноправный гражданин Земли, не может понять, что именно лежит в упаковках, так как многие слова ему не знакомы и нет пояснительных картинок. Распалившийся Улит пнул свой чемодан, который от удара раскрылся и вывалил кучку ерджи в бело-розовых лентах. У Чапута, выглядывающего из-за полок с консервами, при виде такого количества денег свело грудные мышцы. От подобного зрелища он сам едва не покраснел. Верум принялся суетливо собирать деньги обратно в чемодан. Судя по всему, он был очень недоволен поведением своего напарника. Чапут обрадовался. Возможно, сведения о том, что у землян имеется столько денег, важны для Рехнуссена, и старикан выдаст ему премию.
Чапут вернулся в хибару и c нетерпением ожидал старика. Перед ним раз за разом представала поразившая его сцена. Кудрявый возмущается, пинает чемодан, чемодан раскрывается, и пачки ерджи в розово-белых лентах вываливаются на белый магазинный пол. Стоило, наверное, схватить денег, сколько схватится, и дать дёру. Чапут так бы и поступил, если бы не застыл столбом, рот раскрыв.
Рехнуссен, как всегда, ворвался в дом, словно навозная муха - такой же неутомимый и желанный. Он сходу потребовал полный и детальный доклад. Когда Чапут добрался до денег, старик взвился:
- Почему ты сразу не сказал о деньгах?! Деньги - это самое важное!
- Сам просил полный и детальный доклад, вот я и...
- Как интересно! - забегал по комнате возбужденный старик. - Деньги - это всегда интересно! Наша организация очень заинтересована в деньгах. И какой суммой располагают земляне?
- Откуда мне знать? - недоумённо сказал Чапут. - Я же не мог подойти к ним и пересчитать, сколько рассыпалось ерджи.
- Пожалуй не мог, - согласился Рехнуссен. - Тогда приблизительно.
- И представить не могу. Я еще никогда столько денег не видел, - сказал Чапут прежде чем старик вытащил пистолет и со словами «И больше не увидишь!» прицельно запустил в него кружкой. И той кружкой угодил Чапуту в лоб.
Искусству метания предметов Рехнуссен обучился на курсах психологии и любил говорить, что хороший агент обязан уметь использовать любой предмет в качестве оружия. Сам же при этом отдавал явное предпочтение пистолету.
- Говори! – закричал вздорный старик.
- Да не знаю я! Тысяч… - запнулся Чапут, опасливо закрываясь руками, - тысяч двести.
- Ты уверен?
- Нет... Вернее, да! Вернее, больше! Целая куча!
Старик спрятал оружие и снова заходил по комнате. Чапут потирал ушибленный лоб. Глаза Рехнуссена азартно блестели.
- Я как всегда был прав! Для чего землянам столько денег здесь, в маленьком городке? Ясно для чего! На подкупы, на взятки! Не напрасно горовождь встречал их оркестром. Не напрасно посадил в тюрьму Уддока, посмевшего сказать правду. Не напрасно горовождь ходит с одним из них на вечерние пьесы, когда другой штаны протирает в доме исписанной бумаги, выискивая там ценную информацию. Земляне до последней чешуи купили продажного горовождя Гимгилимов! Нужно действовать быстро, пока они не подмяли под себя все Гимгилимы. Мы с тобой - последний оплот правосудия! Помни об этом, сынок! Об этом и о трупе в леднике!
Старик достал бумажник и отсчитал приличное количество банкнот. Чапут обрадовался такой щедрой оплате. Было видно, что за все время слежки он заработал куда меньше. Чапут взял деньги и горячо поблагодарил.
- Здесь деньги на съём гостеквартиры, - сухо сказал Рехнуссен.
- Как? - не сдержался Чапут. - А моя награда?
- Ах награда... - проворчал старик и добавил несколько мелких купюр. Чапут разочарованно спрятал награду в карман и спросил:
- Но зачем мне гостеквартира?
- Завтра ты приступаешь ко второму этапу операции.
Чапут напряженно молчал. Он понял, что спорить с бешеным стариком опасно для жизни. Рехнуссен давал установку:
- Как и прежде, следи за землянами с утра до вечера. А вечером подслушивай. Для этого заселись в сонодом их соседом.
- А если не окажется свободных по соседству гостеквартир?
- В таком случае, займи любую другую, тогда подслушивать разговоры землян будешь, стоя в коридоре возле их двери.
- Но если я буду стоять возле чужой двери в коридоре, приложив к ней ухо, это будет выглядеть подозрительно. Меня могут заметить!
- Попадаться не советую, сынок, - мягко сказал старик, демонстративно поглаживая рукоятку пистолета. - Если тебя заметят, беги. Желательно, через чёрный ход.
- Почему через чёрный?
- Глупец, кто же убегает через парадную дверь у всех на виду? Настоящие разведчики всегда убегают через чёрный ход. Убегать, значит скрываться, а скрыться можно лишь тогда, когда тебя никто не видит.
Чапут решил, что просто чего-то недопонимает в объяснениях старика, имеющего за плечами высшее разведывательно-диверсионное образование и курсы психологии.
- Даже если я убегу, меня запомнят.
- Мне кажется, ты перестаешь доверять мне... сынок.
И Рехнуссен потянулся к ремню.
- Нет! - Чапут взвизгнул от страха. - Я ничего такого не думал, клянусь!
Старик передумал доставать пистолет.
- Но как я должен подслушивать? – воззрился на старикана Чапут. – Между собой они разговаривают на своём языке, я ничего не пойму.
- Тебе и не нужно ничего понимать. Твое дело запоминать, а понимать будут те, кто умеет понимать. Если не сможешь запомнить - записывай.
- Как я могу запоминать или записывать слова, если я их даже не понимаю? - сказал Чапут и, забывшись, добавил: - Ты сам-то слышал, как они разговаривают?
Рехнуссен со всей силы пнул Чапута в пах. Бедняга взвыл, схватился за ушибленное и осел. Рехнуссен всё-таки достал пистолет, приставил дуло к виску рекрута и пугающе спокойным голосом сказал:
- Сейчас мы сходим в ледник и поглядим, что бывает с теми, кто хамит мне.
- П-прости! - дрожа, взмолился Чапут. - Я ведь, правда, не знаю их языка! Я же не могу записать слова, если не знаю, как они пишутся.
- А ты прав, - кивнул Рехнуссен, - быстро учишься. Но хамить все равно не советую.
Чапут заверил старика, что больше не посмеет дерзить. Рехнуссен отечески пристукнул его рукояткой по темени и спрятал оружие.
- Мы поступим так, - сказал он. - Тебе необходимо в точности, как сможешь, записывать все звуки, которые издают земляне. Я отвезу записи нашим переводчикам. В штабе есть кустари, знающие земные языки. Понятно?
- Понятно.
- Ничего тебе не понятно! Пять кругов в разведшколе отучись для начала, а потом «понятно» говори. Понятно?
Чапут не знал, что и ответить, но догадался перевести тему.
- Записывать нечем, - сказал он, рассчитав, что если Рехнуссен даст денег на письменные принадлежности, можно будет выкроить и себе. - И не на чем.
Рехнуссен профинансировал.
- Я должен записывать все звуки? - спросил Чапут в приступе усердия, вызванном полученными деньгами.
- Все, - поразмыслив, ответил Рехнуссен. - Важным может оказаться любой звук.
И перед уходом сказал:
- Я загляну утром. Помни, сынок, земляне коварны и жестоки. Если они поймут, что ты следишь за ними, тюрьмы и пыток тебе не избежать. А если тебя поймают, и ты выдашь меня...
Старик, красноречиво не договорив, ушел. Чапут не знал, что будет в случае, если он выдаст Рехнуссена, но догадывался, что в своей жестокости он мог дать землянам фору.
Следующим утром к конторке Чикфанила подошёл некто с чемоданом и в длинном пальто вороньего цвета. Несмотря на теплую погоду, пальто незнакомца было застегнуто на все пуговицы. Бородато-усатое лицо крыл мелкий пот. Незнакомец нервно теребил клапаны карманов и постоянно поправлял очки. В нём без труда узнавался Чапут, но Чикфанил видел Чапута впервые.
Кряхтя и иэхая, хозяин сонодома водил пальцем по строкам учётной бумаги и неразборчиво бубнил.
- И-и-и...эх, гостеквартира двадцать один свободна. Будешь соседями землян.
Чикфанил едва не подпрыгнул от радости, но очки и без того спадали, а борода едва держалась на заушных резинках и от резких движений могла съехать на бок.
- Ваше имя? - спросил Чикфанил.
- Чач-п... э... р-рех-х, - зазаикался и запутался Чапут.
Рехнуссен велел зарегистрироваться в сонодоме под вымышленным именем, и Чапут полагал, что ляпнет первое попавшееся. Но от волнения все имена повылетали из головы.
- Так твоё имя Чачпэррехх Чач? - переспросил Чикфанил.
- Д... да, да-да, - неуверенно согласился Чапут и подумал: "Пусть будет так. Чем сложнее, тем лучше".
Показав кончик синеватого языка, престарелый сонодомовладелец сделал запись в учётной бумаге.
Чапут заперся в гостеквартире. Он скинул пальто, снял очки, сорвал бороду и облегченно вздохнул. Пока всё шло гладко. Комната землян за стенкой избавляла от необходимости выходить в коридор и подслушивать через дверь. Чапут приложил ухо к стене. Тишина. "Наверное, ушли, - подумал он. - Дождусь вечера".
Однако вместе с вечером он дождался разочарования. В окно Чапут видел, как земляне входили в сонодом, но прослушивание ничего не дало. Гостеквартира землян отличалась неестественной тишиной. "Может, они знают о слежке и общаются жестами или пишут на бумаге?" - подумал муслин. Он решил поведать об этом Рехнуссену. Возможно, старик найдет эти сведения полезными и ещё раз выдаст награду. К тому же, если земляне не разговаривают, может, в прослушивании нет смысла?
- Разочаровываешь меня, новобранец, - недобро поглядел Рехнуссен на своего агента. - Наша организация ждет важных сведений о противнике, а с чем являешься ты? Где звуки, издаваемые землянами, которые ты должен был в точности записать?
- Что я могу поделать, если земляне не издают никаких звуков?
- Совсем никаких? - подозрительно сощурился Рехнуссен.
- Никаких, я клянусь! - заверил его Чапут. - Даже шагов не слышно.
- А кружку к стене прикладывал?
Рехнуссен, делясь своими познаниями разведчика, говорил, если приложить к стене кружку, а к ней приложить ухо, подслушивание станет гораздо эффективнее, но Чапут в волнениях забыл об этом.
- Конечно, как ты учил, - смело соврал он. - Наверное, земляне подозревают о слежке, потому и общаются жестами или исписыванием.
- Хочешь сказать, тебя засекли?! – как умолишённый заорал Рехнуссен, хватаясь за пистолет.
- Нет! - завопил в ответ Чапут. - Я просто предположил! Безосновательно!
- Оставь предположения и догадки профессионалам, сынок, - посоветовал Рехнуссен. - А у нас в СЗН работают одни профессионалы. И я среди них.
- А кто вы такие?
- Думаю, тебе можно доверять. Мы через многое прошли вместе.
Чапут прикинул, сколько раз Рехнуссен целился в него из пистолета, лупил узловатым полотенцем и швырялся в него кружками.
- Мы тайная повстанческая организация "Скажи землянам нет!", - пафосно произнёс Рехнуссен. - Слыхал про взрывы в Язде?
- Нет.
- Ничего, скоро услышишь. Читай газеты.
"Серьёзные ребята, - с ужасом подумал Чапут, - вот влип-то!".
Распорядившись продолжать слежку и подслушивание, старикан укатил.
Теперь Чапут стал подслушивать правильно, как учил опытный Рехнуссен, прислонив кружку к стене. Он приготовил бумагу и ручку, чтобы записывать звуки, но звуки не звучали. Тогда Чапут перешёл к противоположной стене. За ней жила пара, которой перевалило едва ли за сотню на двоих.
- …блю тебя, - говорила она.
- И я тебя, - отвечал он.
Последовали чмоканья и бархатные шебуршания падающей на пол одежды.
Чапут отстранился и посмотрел на кружку. Попробовал подслушивать без нее.
- Ы-ы-ы! – женственно говорила она.
- А-а-а! - настойчиво перебивал он.
- Р-р-р! – нежно рычала она.
- Агр! – вторил он.
Слышимость была отличной, даже чересчур. И никаких кружек не надо. Внешне обе стены ничем друг от друга не отличались. Чапут с тоской посмотрел на листок и ручку. Ручка полна чернил, листок словесно пуст. Он уже начал привыкать к денежным наградам, к тому же не хотелось огорчать психа, который чуть что хватался за пистолет и полотенце одновременно. Или за пистолет и кружку. Варианты быть могли, но за пистолет Рехнуссен хватался в любом случае.
Чапут вернулся к стене, за которой жили земляне. Тишина. Собравшись с духом, он вышел в коридор и направился к их гостеквартире, но резко повернул назад. Надев пальто, нацепив бороду и очки, он повторно покинул номер. Приложив ухо к двери, он не услышал ни звука. Ну не могут же земляне совсем не общаться между собой? И возвращаться пустым не годилось. Хотелось бы награду, а не узловатым полотенцем.
Любвеобильная супружеская чета мычанием и рычанием подсказала, как можно избежать гнева Рехнуссена. Чапут подслушал их разговоры и записал их задом наперёд. И от удовольствия захихикал. «Стоит напрячь мозги, - подумал начинающий шпион, - и деньги сами потекут в карман».
Вечером Чапут с гордостью показал Рехнуссену два листа мелко исписанной бумаги. Старикан, нахмурившись, зашарил глазами по строчкам.
- Я тут пометил, кто что говорит, - объяснял Чапут, услужливо тыча в листок пальцем из-за шефского плеча. - Он – это Верум, она – это Улит. Ну, для шифровки.
- Молодец! – похвалил Рехнуссен. – Так держать, сынок! Сразу видать, моя школа! О-хо-хо! А-ха-ха!
- Мне пришлось слушать через двери, - сказал Чапут, надеясь, что старик оценит риск, на который он пошел. – Слышно хорошо, но торчать в коридоре опасно.
К разочарованию Чапута Рехнуссен не обратил на это внимания.
- Я немного знаю земной язык, - сказал он, продолжая хмуриться. - Ну-ка, ну-ка… о чём они болтают?.. Всё ясно! – Лоб опытного разведчика разгладился, а лицо просветлело. У Чапута едва не приключился сердечный приступ. – Они шифруются! Нам попались очень осторожные земляне, они общаются криптономически. Учись, сынок. Учись у меня, у врагов иии…
- У трупа в леднике, - услужливо подсказал Чапут.
- У него особенно учись. - Рехнуссен сунул листки в карман. - Жаль, что тебе удалось услышать их.
- Почему?
- Эксперты СЗН предположили, что земляне используют хитрый технический прибор, который приглушает все звуки.
- А такие приборы существуют?
- Этого эксперты точно не знают, и выяснить это я поручаю тебе. Это твое новое задание.
- Но ведь если я смог подслушать, то и никаких приборов у них нет, - слабым голосом промямлил мгновенно вспотевший Чапут.
- Руководство СЗН хочет знать наверняка, - ответил Рехнуссен. - Не стоит исключать наличие у землян других технических приборов, которые заинтересуют наших экспертов. Это, сынок, самое опасное и самое ответственное задание, может быть, за всю твою жизнь! Я тут кое-что разузнал у местного населения, которое наивно разболтало, что завтра начнётся ежекружная Фермерская Ярмарка. Так как почти все в Гимгилимах помешаны на фермах, большинство жителей отправится на ярмарку. Думаю, и земляне не упустят возможности что-нибудь разнюхать на празднестве. Сонодом опустеет. Останутся хозяин и прислуга. Ты проникнешь в гостеквартиру землян и обыщешь её. Первая твоя задача: найти любые доказательства их диверсионной деятельности и подозрительные устройства.
- А если доказательств или подозрительных устройств не будет? – спросил Чапут.
- Как не будет, когда будет! – обрубил Рехнуссен. – Они обязательно что-то прячут. Это же земляне. Они настолько развиты, что и шагу не могут ступить без устройств. И второе, наша организация не имеет официальной финансовой поддержки. Нам приходится доставать деньги самостоятельно, потому тебе надо выкрасть день...
Тут Чапуту явственно представилось, что Рехнуссен прикажет ограбить Гимгилимскую казну. Ему сделалось дурно.
- ...все понял, сынок?
«Сынок» понял лишь то, что прослушал инструктаж. Он собрался с духом и сказал:
- Понял.
Несмотря на безумие, старик оказался проницательным.
- Повтори.
- Я... - запнулся Чапут. - Мне... обыскать номер. Найти технические устройства и... украсть деньги.
Рехнуссен влепил звонкую затрещину. Чапут пошатнулся.
- Сынок, если ты и дальше будешь так относиться к своим обязанностям, мы расстанемся, - предупредил драчливый старикан и как бы невзначай махнул рукой в сторону ледника. - Так и быть, я повторю, и лучше запомни мои слова.
Потирая отбитое ухо, Чапут поспешно вскричал:
- Я запомню, обязательно запомню! А лучше запишу.
- Хо-хо! - обрадовался Рехнуссен. - Чему-то ты учишься! Я отличный учитель! Всегда хотел быть учителем. Бери бумагу и пиши.
И востоковец прочитал небольшую лекцию, как при помощи универсальной отмычки открыть любой замок, а, прочитав, дал фомку, поскольку: "Право орудовать универсальной отмычкой имеют лишь те, у кого есть диплом разведшколы и право иметь ответственность".
- А если в гостеквартире не окажется денег? - спросил Чапут. - Ведь этот Улит постоянно носит их с собой в чемодане.
- Согласно твоим же записям, после происшествия в магазине он не носит с собой чемодан, - возразил Рехнуссен. - Ты что, сынок, запамятовал?
- Так... спросил, - проблеял Чапут, которому очень не хотелось обкрадывать землян.
Старик дал листок.
- Здесь указания, как отыскать место встречи в лесу. Я буду ждать тебя в указанное время. Ничего сложного, если четко следовать пояснениям. Сделай всё как надо. Не люблю, когда меня подводят, сынок.
- Не подведу, - пообещал Чапут. - А награда за звуки землян будет?
- Я доставлю записи связному, он доставит их в штаб, в штабе за них примется специалист по земному языку и кодам. Как результаты станут известны, я подумаю о премии. Твоя премия будет зависеть от степени важности разговоров землян.
И Рехнуссен снова уехал, оставив Чапута в недоумении: как от него может зависеть степень важности разговоров землян? А ещё он сообразил, чем ему грозит, если в штабе СЗН “расшифруют” болтовню парочки. Вспомнил о признании в убийстве. А о трупе в леднике и не забывал.
В ночь накануне взлома гостеквартиры землян Чапуту снились кошмары. Снилась востоковская армия задодралов, вооруженная ручными задодральниками. Задодралы маршем двигались к космопорту, выкрикивая в такт печатному шагу: "Скажи! Землянам! Нет!". Они держали наперевес что-то вроде палок, оканчивающихся небольшим квадратным щитком стали с беспорядочно вбитыми в него остриями наружу крючками на крупную рыбу.
Снился Рехнуссен, гордо вещавший, что переносные задодральники - это изобретение СЗН, и что не только земляне умеют создавать полезные технические устройства. Лично, не жалея зада, вещал Рехнуссен, я участвовал в тестировании задодральников, и что каждый уважающий себя муслин ради Материка обязан подставлять свой зад специально обученным задодралам. И вскоре Чапута куда-то поволокли под радостные крики разведчика: "Попки сладкие отрывать!".
Чапут открыл глаза, не сразу поняв, что все ему только снилось. Муслин привычно приложил кружку к стене, за которой жили земляне. По-прежнему тишина. А если не ушли? Но как проверить, если потенциальные захватчики не издают звуков? Даже шагов, и тех не слышно. Конечно, он мог бы постучаться к землянам в гостеквартиру, притворившись, что перепутал номер. Но не слишком ли это опасно?
Но тут из коридора донеслись голоса. Их голоса! Земляне о чем-то спорили. Чапут напряжённо прислушивался. Когда разговор удалился, он украдкой выглянул в окно и увидел Улита и Верума, вышедших из сонодома.
Следуя советам Рехнуссена, муслин выждал несколько минут. В сонодоме тихо. Постояльцы ушли на Фермерскую ярмарку. "Теперь дверь", - подумал Чапут, сжимая фомку потливой ладонью. "Вставляй глубже, дави сильнее и быстрее", - вспомнилось напутствие старого разведчика.
Непрочные двери с коротким встреском легко поддались свинцовой загогулине. Чапут переступил порог. Комнату сплошь покрывала плотная ворсистая ткань. "Вот тебе и устройства, - подумал Чапут, истерично хихикнув. - Проклятые земляне, сколько я нервов испортил из-за них".
Каким бы психом не был Рехнуссен, пожалуй, в своих подозрениях он прав. Для чего землянам, общающимся на своём, никому неизвестном, языке, подобные предосторожности? Наверняка что-то затевают. Теперь Улит и Верум выглядели не менее опасными, чем Рехнуссен с пистолетом, трупом в леднике, признанием в кармане, полотенцем в ванной и кружкой на полке. Кто знает, что сделают с ним земляне, вернись они сейчас? Нужно спешить.
Чапут развернул скатанные на полу постели. Ничего. В первом шкафу, кроме одежды, белья и другой ерунды, тоже ничего не оказалось. Во втором лежало несколько шелковых сорочек с кружевными оборками. "Женское", - машинально отметил муслин. А в углу, едва прикрытый сорочками, серел тот самый чемоданчик. У Чапута ёкнуло в груди, участился пульс, задрожали руки и ноги. Он схватил вожделенную находку и, подгоняемый адреналином, покинул гостеквартиру землян. Не до подозрительных средств!
У себя Чапут сунул компактный чемоданчик Улита в свой, огромный, и туда же бросил фомку. Сохраняя видимое спокойствие, спустился в холл.
Чикфанил похрапывал в кресле у конторки. Чапут незаметно для всех покинул сонодом. На улицах было безмуслино. Почти все гимгилимовцы отправились на ярмарку. Чапут, в мандражном состоянии, поплутав в незнакомых дворах, насилу добрался до дома Рехнуссена. Больше всего ему хотелось как можно быстрее избавиться от денег землян и отнести их в лес востоковцу. Но идти туда было рано.
