Глава 6

Есть три вида неприятных состояний. Когда нужно принимать решение, но не знаешь какое. Когда знаешь, как именно ты должен поступить, но не хочешь. И когда знаешь и хочешь поступить правильно, но не можешь себя заставить.

Мартин держал в руках вскрытый шелестящий пакетик и извлечённое из него нечто, такое тонкое, нежно скользящее в его грубых пальцах, невесомое. Круглое плоское колечко с натянутой почти прозрачной плёночкой.

– Что эт-то? – спросил он.

– Никогда не видел? – спросил Баз. – Вот они, деформации мира, в котором невозможно забеременеть – четыре-пять поколений и уже даже не каждый медик может опознать примитивный презерватив!

– Откуда бы ему знать, если их производство почти прекращено и из средств контрацепции их перевели в статус редкостных и не пользующихся спросом штук для особо брезгливых субъектов, – заступился за него Ит.

– Нет, я знаю, что это, теоретически… Просто не видел раньше. Вживую. Это обязательно, хм…

– Да, к сожалению, – сказал Ит. – У Базиля аллергия на человечес… На чужеродный белок. Так что, вспоминайте свои теоретические познания и надевайте. Помочь я вам не могу, поскольку обещал вас не трогать. И, я подумал, что мысль о том, что тонкая плёнка латекса фактически будет отделять вас от прямого контакта, в каком-то смысле должна вас успокоить.

– В каком-то смысле, – усмехнулся новообретённой шутке Мартин.

То, что Итон подумал о его чувствах, переживал о них – заботился не только об этом чёртовом блонди – грело сердце и воодушевляло, даже больше, чем было допустимо из соображений здравого смысла. И всё же, только благодаря этому воодушевлению, он сумел преодолеть собственные смущение и косорукость и справиться с непривычным заданием.

Дальнейшее запомнилось Мартину сла́бо, какими-то урывками, наплывающими друг на друга, как сцены из сна.

Кровать, возле которой он оказался, хотя не помнил, как подходил.

Базиль, злобно глянувший на него и снявший белый махровый халат.

Руки Итона, положившие уже свёрнутый халат на край тумбочки.

Базиль полулежал на кровати, опираясь на локти и смотрел на Мартина в упор. Красивый, вынужден был признать он. Тело худощавое, но с заметным рельефом не очень больших мышц, широкие плечи, узкий таз, стройные ноги – Баз наверняка серьёзно и регулярно занимался в спортзале. Почему Мартину казалось, что он будет слабым и рыхлым слизняком, непонятно, из-за его дёрганного поведения? Зависимости от Ита? Бесящей и так идущей ему модной стрижки? Из-за общей предубеждённости и зависти?

Он скосил глаза ниже – поперёк бёдер всё ещё было накинуто полотенце. Уф, видеть, что там, под ним, у Мартина не было ни малейшего желания. Он сделал последний шаг и попытался развести ноги.

Секундное сопротивление и новый неприятный взгляд.

– Слушать – это очень опасно: тебя могут убедить. Правда, рыжий? – спросил его Базиль с той кривой улыбочкой, которую Мартин, о ужас, теперь хорошо понимал. И не нашёлся, что на это ответить.

– Не называй меня рыжим, – пробормотал он. – У меня есть имя.

– Мартином ты был для меня, когда был охранником, а сейчас – ты только живой вибратор, рыжий.

Это было неожиданно больно. Но не успел Мартин прочувствовать оскорбление или отреагировать, как услышал:

– Не уподобляйся Отцу, Базиль. Это тебя недостойно.

И, подняв глаза, Мартин увидел Ита. В той же серой майке, он сидел на кровати за спиной Базиля и положив узкие ладони ему на плечи, заставил откинуться назад, ему на колени. На – Господи спаси и помилуй! – его обнажённые колени, сверкающие белоснежной кожей. Итон поймал его взгляд и ободряюще кивнул.

– Всё будет хорошо, – добавил он непонятно кому, но после этих слов Мартин почувствовал, что тело Базиля расслабилось. Хорошо, наверно, когда тебя касаются белые прохладные руки, а голова лежит на худющей белой ноге…

Мир взорвался. Перевернулся. И рухнул…

– Аш-ш-ш-ш… Что ж ты творишь?! Поаккуратней нельзя?! – рявкнул Базиль, сгибаясь навстречу и едва не стукаясь с Мартином головой. – Эй, рыжий, это ещё что? Слёзы? Ты чего?!

– Ты… – пробормотал Мартин дрожа и зажмурившись, – т-ты… Ты хоть, представляешь, какой ты, сука… классный? Какой… жаркий? Нежный…

– Эй, рыжий… Что это с ним?

– Мне кажется, – тихий голос Ита заставил его разлепить мокрые глаза, – его реакция слишком сильная. Почему?

– Эй, рыжий, я, конечно, догадываюсь, что с мужчинами у тебя никогда не было, но… Это что, у тебя вообще первый раз? У тебя вообще, секс когда-нибудь был?

– С живыми людьми? – жалко переспросил он.

– С мёртвыми, блин!

Мартин зажмурился и отвернул голову. Почему, почему он вечно позорится, что бы только не делал?

– А что, – вклинился спокойный голос Ита, – для людей имеет особое значение порядковый номер их полового акта? Но, почему?

– Заткнись, – сказал Баз, – ты не понимаешь. Эй, Рыжий! Посмотри сюда! Мне в глаза, я сказал! Слушай, Рыжий, мне жаль. Жаль, что это был я, и жаль, что это происходит так. Я не знал.

– Но, почему это имеет значение? – снова спросил Ит.

– Потому что для людей важно, чтобы первый раз происходил по любви. Иначе… внутренние настройки сбиваются. Так понятно? Баг в системе. Неверная настройка определяющих директив. Могут возникнуть… моральные повреждения. И проблемы с получением удовольствия, если слишком много об этом думать.

– Понятно. Единственным надёжным средством от сверхдумания остаётся погружение в удовольствие от процесса, в противовес размышлениям о результате, – с нечеловеческим отстранением выдал Итон. Или Лилит? Вернее, существо, равно чуждое обоим полам и нормальной человеческой логике.

– Ит, ты хочешь, чтобы у нас обоих эрекция упала? Заткнись, ради бога! Когда мне понадобятся цитатки на умную тему, я у тебя спрошу!

Баз его совсем не боится, своего сида, почти с благоговением вдруг подумал Мартин. И смутился, перехватив кривую улыбочку База, заметившего это восхищение в его глазах.

– Ещё раз извини, Рыжий, что так вышло. Давай сделаем так, чтобы ты не очень жалел.

И Баз сделал. Как-то по-особому расслабился, как-то по-особому двинул бёдрами – и в голове Мартина потемнело, а тело начало двигаться абсолютно самостоятельно, утратив всякую связь с сознанием и самоконтролем. Единственная мысль, с лёгким удивлением повисшая на втором плане – слово «рыжий» в устах База, кажется, обзавелось большой буквой…

И мир снова раскололся. Взорвался фейерверком. Рассыпался осколочной гранатой по закоулкам сознания. Полыхнул свето-шумовой, перед закрытыми веками…

Мартин обессилено жмурился, задыхаясь. Руки дрожали и почти не держали вес.

– Кажется, я орал? – спросил он, с трудом сглотнув пересохшим горлом.

– Рыж, ты удивительный. Жаль, что мы не встретились раньше.

– Ещё чего, сумасшедший Блонди. И этого раза больше, чем надо…

Базиль засмеялся и притянул голову Мартина себе на грудь, заставив подламывающиеся руки упереться локтями.

– Умница, Рыжий, всё правильно!

Мартин приподнял голову и совсем рядом увидел глаз Базиля с голубой радужкой и тонкие белые пальцы, убирающие золотистую прядь волос с этого глаза в сторону. И круговое движение глаза, проследившего за этими пальцами.

– Почему? – спросил Ит. – Что «правильно»?

– Потому что Рыжий дал мне прозвище. Считай, сакральное имя.

– Это так важно? Но у нас нет никаких прозвищ.

– Именно. У нас всё чрезвычайно серьёзно. Убийственно. А взаимная любовь предполагает равенство. Игру. Лёгкость. Невозможно играть в неё в одиночку, – он перевёл взгляд на Мартина и добавил, криво усмехнувшись:

– Так и живу.

А потом, прижал его голову к своей груди, потянулся, потёрся носом о его скулу и прошептал:

– Не выходи. Сейчас снова накатит, – и скрестил ноги за его спиной, прижимая ближе.

И точно. Тут же и накатило.

Но Мартин был благодарен, что этот сумасшедший пижон умудрился вывернуть ситуацию изнасилования, где ему отводилась роль «живого вибратора» в то, что было сейчас – ощущение симпатии, приятия, единения, крышесносящее чувство того, что ты с другим человеком – одно целое. Несмотря на тонкую плёнку латекса. И то, что недавно казалось грязным позором, сейчас, благодаря Блонди, представлялось уже подарком Судьбы.

***

Ночь тянулась и тянулась, разбивалась на эпизоды, смешивалась, взрывалась фейерверками, покрывалась патиной текучего чувственного восторга, окатывала волнами изнеможения, но иногда… Иногда она попахивала и свежим ветром безумия.

Тогда, например, когда Мартин открыл глаза и увидел повёрнутое в сторону лицо Базиля, который прижимался лбом и губами к обнажённому белому колену Ита (или Лилит?). И рука База почти охватывала и гладила пальцами тонкую белую щиколотку.

Мартин потянулся, чтобы тоже коснуться белоснежной кожи – действительно ли на ней не было ни одного волоска? – но его ладонь вдруг перехватили и сжали, до хруста в пальцах.

– Больно, придурок, пусти! – зашипел он.

– Не смей. Его. Трогать, – незнакомым страшным голосом вдруг сказал Баз. – Меня можно. Его – нет. Он мой! Понял?!

– Понял, понял! Пусти!

Вот, псих ненормальный, думал Мартин, сжимая и разжимая едва не сломанные пальцы. И что это только что было? Его, значит, можно драть, как непонятно что, а это его сокровище даже пальцем не тронь?

Да ну их обоих, нафиг, с их высокими отношениями!

Заразишься ещё от них подобной х…ёй!

Чёртовы извращенцы…