"...нам с тобой тёмная ночь, а в реке вода,

Нам с тобой и беда станет не беда,

Уезжай, эх, была не была..."

Голос певца разносился над заполненной притихшими байкерами площадкой, удивительным образом сливаясь с синевой ночи, потрескивающим костром и общим настроением. Для непосвящённых было настоящим откровением, что здоровяк Орк отлично играет на гитаре и обладает таким приятным, проникновенным голосом.

Стас с Никой, обнявшись, сидели между Баламутом и Лисом, и хотя в руках у каждого было по бутылке пива, пить не хотелось. И без него на удивление хорошо.

Вообще, проводить вечер в компании байкеров никто не собирался, но так получилось. Сначала принесли куртку и шлем, перекинулись парой слов с Баламутом, нарвались на Лиса, и в конечном итоге оказались возле костра.

Впрочем, Стасу ли жаловаться? Ника рядом, её волосы пахнут ветром и солью, а упругое тело прижимается к его боку, обжигая даже через футболку. И если б не подозрительные взгляды Лиса, заботливого старшего брата...

Орк закончил песню, картинно раскланялся и вернулся на своё место, справа от Баламута.

- Когда-то он мне нравился, - сказала Ника тихо.

- Кто? - не понял Стас.

- Юрка, - хмыкнула она. - Правда, недолго. У него в голове одни мотоциклы, и поговорить не о чем.

Стас промолчал, а Ника рассмеялась.

- Не дуйся. Это тебе моя маленькая месть.

- За что? - не понял он.

- За твой незамолкающий телефон!

Стас лишь руками развёл. Насчёт телефона и не поспоришь: Дашка, получив возможность, названивал через каждый час, так что никакой тебе личной жизни. Угомонилась лишь после девяти, когда вмешалась бабушка. Впервые в жизни Стас был ей благодарен: при всей любви к дочери, к вечеру он порядком устал от её звонков.

- Сегодня уже никто не побеспокоит, - сказал он.

- Тогда пошли танцевать!

- А музыка?

- Сейчас будет, - пообещала Ника и, легко вскочив на ноги, потащила его за собой. - Ты, кстати, танцуешь что-нибудь, кроме медляков и брейка?

- Например?

- Танго.

- Здесь?

- Какая разница где, - пожала она плечами и пошла договариваться с парнем, что крутился возле стереосистемы.

Стасу оставалось только вздыхать. Не то, чтобы он вообще никогда в жизни не танцевал танго, но вряд ли это можно назвать "умеет", да и было это так давно, что сразу и не вспомнишь. Впрочем, убегать поздно.

А потом заиграла музыка, и оказалось, что танго - это совсем не сложно, особенно с такой партнёршей. И когда танец закончился, и образовавшуюся тишину взорвали одобрительные крики зрителей, Стас сжал руку девушки и спросил:

- Идём?

Они посмотрела на него с хитрым прищуром, быстро поцеловала и, под свист и улюлюканье, повела прочь.

Впрочем, далеко не ушли. Они целовались за цветущими кустами гибискуса, потом на пляже, и Стас чувствовал, как летят к чертям собачьим все тормоза и надуманные запреты. Ему нужна эта девушка: как солнце, как воздух. Здесь, сейчас и, возможно, навсегда. Впрочем, так далеко загадывать ещё слишком рано.

А ласки всё жарче, и остановиться уже не возможно. Или всё же нужно? Ну, хотя бы на несколько минут, чтобы перебраться в более подходящее место.

Хорошо, ещё не слишком поздно, и друзья традиционно заседают в "Шторме"... Но дверь комнаты всё равно лучше закрыть на ключ.

И это была последняя связная мысль, после которой не осталось ничего, кроме них двоих и страсти вперемешку с нежностью.

***

Вернувшись домой, Анри отстегнул перевязь со шпагой, стянул сапоги и, не раздеваясь, упал на кровать. Сил не было - ни физических, ни душевных. Словно избиение этого канальи д'Арья убило что-то в нём самом. Может, веру в братство, в лучшие качества? Впрочем, он и раньше имел представление, что за человек его товарищ, но до Фламель это не имело значения. Значит, изменился не Клод, а он сам. И то, что все ребята встали на сторону несчастного избитого, только подтверждает выводы и не сулит ничего хорошего. Впрочем, если бы можно было отмотать назад, Анри поступил бы точно так же. Так что совершенно не о чем сожалеть.

В дверь тихонько постучали. Анри не горел желанием с кем-либо встречаться, но всё же поднялся и поплелся открывать.

На пороге, скрыв волосы под кружевной накидкой, стояла Фламель.

- Мы завтра уезжаем, - сказала она.

- Так быстро?

Она кивнула и шагнула вперёд. Анри посторонился, пропуская её в комнату, прикрыл дверь.

- После сегодняшнего оставаться в городе стало небезопасно, - вздохнула девушка.

Анри вздохнул.

- Прости, я... - он осекся, не зная, что сказать, за что именно просит прощения. В конце концов, не он это начал.

- Что ты! - Фламель порывисто схватила его за руки, заглянула в глаза, - Анри, ты... Никто и никогда не делал для меня того, что ты. Ты - храбрый, благородный... - она не договорила и поцеловала его.

От её поцелуя закружилась голова, но Анри всё же нашел в себе силы отстраниться.

- Мне не нужна такая награда, Фламель, - выговорил он.

Девушка не обиделась. Она провела кончиками пальцев по его щеке, покачала головой.

- Ты в моём сердце с первой встречи, Анри. Все эти дни я танцевала только для тебя. Я не могу уехать, не сказав тебе этого...

- Правда? - счастливо улыбнулся он.

- Ну, конечно...

Он перестал сомневаться и потянулся к её губам. Нежность, страсть, безумие... Тонкие руки, загорелые плечи, мягкость её тела, шёлк волос... Под аккомпанемент стонов и вскриков они всю ночь танцевали огненный танец страсти. За одну такую ночь можно продать душу дьяволу, и Анри очень надеялся, что ночь эта не станет единственной.

Утром, пьяный от счастья, Анри провожал свою любимую. Да, сегодня им придётся расстаться, но он завтра же возьмёт отпуск и догонит циркачей. А потом... Какая разница, что потом. Главное, они будут вместе.

До базарной площади оставалось два поворота, когда дорогу им перегородил отряд гвардейцев во главе с Тьереном.

- Именем короля! - провозгласил тот. - Схватить ведьму!

- Ты чего, белены объелся? - поинтересовался Анри, одновременно выхватывая оружие и заслонив собой Фламель.

- С дороги, де Суолле! - бросил Тьерен раздражённо, - Ты ещё можешь спасти свою честь офицера, если поможешь нам.

Анри отрицательно качнул головой и ввязался в бой. Один против семерых - почему бы и нет? Дуракам и влюбленным везёт!

- Беги, Фламель! - успел крикнуть он, и краем глаза заметил, как мелькнула пестрая юбка, скрываясь за углом.

- Ты - идиот, де Суолле, - сплюнул Тьерен. - Что, так хороша в постели?

Анри не ответил, отчаянно отбиваясь от наседавших со всех сторон бывших сослуживцев. Он понимал, что, при любом исходе, его военная карьера закончена. Но отступить? Ни за что!

И он дрался, дрался с отчаяньем обреченного. Он даже не понимал, что никто и не пытается его убить, а стараются лишь разоружить и обезвредить. Он не помнил, где и как обзавелся вторым клинком, но теперь ловко орудовал двумя сразу и пятился назад, надеясь скрыться в том же переулке, которым ушла Фламель. А там оторваться, махнуть через забор - только его и видели.

Не вышло. Пущенный чьей-то меткой рукой цветочный горшок угодил прямо в голову, и хоть Анри не упал, но пары секунд дезориентации хватило, чтобы его успели скрутить. Потом уложили лицом в грязь мостовой и от души отпинали по рёбрам.

- Тебе конец, Суолле, - зловеще предрёк Тьерен, грубо подняв его на ноги. - А ведьме твоей всё равно деваться некуда, поймают как миленькую.

Анри дернулся, попытался вырваться, но следующий удар по голове заставил его вырубиться.

***

В замке провернулся ключ, дверь противно заскрипела, и в камеру вошёл тюремный священник: низенький сухонький старичок с фанатичным блеском в глазах.

- Как самочувствие, сын мой? - традиционно поинтересовался он.

- Вашими молитвами, - не особо почтительно отозвался Анри.

Он лежал на набитом прелой соломой тюфяке, и даже не пытался подняться при виде визитёра. Впрочем, он очень сомневался, что смог бы: за три дня заточения его избили так, что на теле места живого не осталось.

Священник пододвинул единственный стул и сел.

- Палач говорит, ты продолжаешь упорствовать в ереси и защищать ведьму!

- Она не ведьма, - устало произнёс Анри.

- Твои слова лишь доказывают, что эта дрянь околдовала тебя. Покайся и прими волю божью. Признай, что околдован.

- Отстаньте.

- Молчанием ты ей не поможешь, - священник поднялся на ноги. - Только усугубишь своё положение.

- Не обмани. Так, кажется, сказано в Писании? - ввернул Анри, чем окончательно разозлил священника.

- Видит Господь, я всегда был против пыток! - провозгласил тот и быстро выскочил за дверь.

Последующие дни слились в бесконечный поток из боли, когда короткое забытьё казалось счастьем, а смерть - избавлением. Но местный палач был настоящим мастером своего дела, так что о смерти оставалось только мечтать. А больше мечтать и не о чем: Анри знал, что живым ему отсюда не выйти. И лишь где-то в глубине души теплилась надежда, что Фламель каким-то чудом удалось уйти. Впрочем, надежда слабая: уж слишком старался палач добиться от него признания.

Кроме священника, к Анри никто не приходил. Потому он очень удивился, увидев на пороге свой камеры Клода. Тот выглядел вполне упитанным и довольным жизнью, а на плече красовались свежие капитанские эполеты.

- Дурачина ты, де Суолле, - произнёс он с лёгким сожалением. - Героя из себя корчишь? Ну и кому это надо?

Анри молчал, лишь сверлил визитёра ненавидящим взглядом. Палач ещё в первые дни рассказал, что всё это - дело рук д'Арья. Как оказалось, у того достаточно связей при дворе, чтобы отомстить обидчикам.

- Да ты молчи, молчи, - хмыкнул Клод. - И ненавидь меня, сколько твоей душе угодно. Только вот что я тебе скажу. Фламель твою распрекрасную схватили в тот же день, и пытают так же как тебя. И будут продолжать, пока кто-нибудь из вас не сознается.

- Врёшь, - выдохнул Анри.

- Не вру. Анри, не будь идиотом, прими обвинение. Дай ей умереть быстро, без лишних мучений.

Клод ушёл. Анри прикрыл глаза и впервые за время заточения обратился к небесам, моля указать ему правильный выбор.

Фламель... Прекрасная, любимая, неземная... Что же они с тобой сделали?!

***

На площади собралась огромная толпа - куда больше, чем во время выступления циркачей. Оно и понятно: циркачи каждый год приезжают, а ведьм не жгли уже лет десять. Народ переговаривался, пересказывая друг другу страшные злодеяния богомерзкой колдуньи.

На высоком, сооруженном за ночь помосте возвышался столб, обложенный сухим хворостом. На краю, скрыв лицо под маской и оперевшись на огромный топор, стоял палач.

Анри бы лучше умер самой мучительной смертью, чем находился здесь, но его мнения никто не спрашивал. Приволокли, привязали к столбу - так, чтобы помост для казни находился прямо напротив. По бокам - конвой, как будто он сможет чем-то помешать.

Потом привели ведьму, привязали к столбу. Анри с трудом угадывал в этом избитом, грязном создании с колтуном на голове свою прекрасную Фламель. За что, Господь? Почему так жестоко?!

Толпа бесновалась, выкрикивала оскорбления, швыряла в ведьму комья грязи. А Фламель как будто ничего не замечала, глядя поверх голов на Анри. Как ни пытался, он не мог прочесть выражения её глаз. Было ли там что-то, кроме презрения к тому, кто стал причиной нынешнего приговора?

А ведь мог и догадаться, что обещания Клода - лишь пустой звук. И вместо быстрой, безболезненной смерти - вот это. Будет ли прощение его грехам? Вряд ли. Сам Анри точно себя не простит. Но поздно, слишком поздно для сожалений.

Он почти не слышал, как зачитывали приговор, лишь видел, как палач опустил зажженный факел в хворост, как полыхнуло пламя, взметнувшись вокруг тонкой фигурки как юбки в танце...

- Видишь, что ты наделал, - прошипел над ухом Клод и вогнал стилет в сердце Анри.