Трехглазые

Когда народ Безнебесья еще назывался Трехглазым, им доступно было Высшее Сияние Неботворцев, и Трехглазые воспринимали их Радужные Цвета.

Но те времена давным-давно прошли…

Мехтильд был рожден в Новой Айэде, среди Трехглазых, когда их слава уже померкла, и они перестали быть Трехглазыми.

Мир, в который Мехтильд явился, недалеко отстоял от собственных Начал.

Ибо Законы только вступали в силу, и мировоззрение не допускало чужие законы и воздвигало на пути таких законов всяческие препятствия и веру.

Но Трехглазые, хоть и перестали быть таковыми, по-прежнему именовались Трехглазыми.

И восприятие Трехглазых охватывало лишь то, что допускалось их Священными Писаниями.

Умы нынешних Трехглазых почитали землю под ногами, служили творениям ее, среди коих были цветы, травы и деревья.

Как божествам служили природе, молясь в Священном Свете, который от нее исходил.

Их умы были заняты только рачением о земле и о том, чтобы не угасало Сияние её Творений.

И своими телами, и мыслями, и духом своим несли они службу своим землям, чьи Дети порождали Свет для их Глаз.

С высоких башен Новой Айэды, в каком направлении ни глянь, до краев горизонта, пока они не терялись в темноте Безнебесья, простирались сияющие плантации, на которых трудились культоры от народа Трехглазых.

И земли вокруг сияли как драгоценность собственным светом, а Пустое Небо над ними погрузилось в Вечную Темноту.

Но Мехтильду среди прочих было дано знать о том, о чем не знали иные из его народа.

И Знание это терзало его, и противоречило писаниям святых.

В пятнадцатилетнем возрасте Мехтильд отправился из дома странствовать по Святыням и Городам и входил в храмы, как то предписывалось, босым.

И в храмах стремился отделить ложное от истинного, и непрестанно задавался вопросом о судьбе своей и о том, почему имеет в себе знание, которого не имеют иные?

– Почему? – так и спрашивал самого себя полушепотом, и слушал громогласные голоса предикторов в Палатных Атриумах Сакрарий, что проповедовали учение праотцов и праматерей о Пустом Небе или Безнебесье.

И они неустанно повторяли:

– Безнебесье... Безнебесье, Пустое Небо... Пустое Небо! Небо пусто!

Но Мехтильд в сердце своем протестовал.

Однажды приблизился он к предиктору, который зло и отстраненно посмотрел на обратившегося к нему, и Мехтильд спросил:

– Что есть Безнебесье? Что значит Пустое? Как мне понять значение этого слова? И что есть Небо? И что вы называете небом? И что значат слова эти по отдельности и в совмещении своем?

И хотел задать еще множество вопросов, и сердце его рвалось к истине, но в ответ предиктор лишь презрительно фыркнул и, махнув рукой в широком рукаве, прогнал Мехтильда, чтобы он не оскорблял Священные Писания сомнениями, не отвлекал его праздными разговорами и запрещенным любопытствованьем о Предметах Творения.

И Мехтильду хотелось ответить:

– У меня нет сомнения о Предметах Творения и Творце их, однако есть сомнения в том, занимаете ли вы пост свой по праву!

И хотя был сильно огорчен, удержался, ибо знал, что власть предержащие карают противных им.

С трепещущим сердцем выскочил он на ступеньки храма и перед малочисленной публикой нищих, слепых, калек и попрошаек, изрек:

– У них нет Знания! Нет! Остались только слова! Пустые слова!

Но собравшиеся, кажется, не поняли его речей, тогда Мехтильд вытащил из сумки несколько монет и бросил нищим в чашу для подаяний, а затем быстрым шагом скрылся. Но монеты те уже вышли из обращения, ибо элементы, из которых их делали, принадлежали к исчезнувшим землям вдалеке.

Потому с тем же успехом Мехтильд мог насыпать им в чашу горсть бесцветных камней и песка с пыльной дороги.

Когда же один из нищих догнал его, то сообщил об этом Мехтильду, сказав:

– В этих камнях, что ты дал, нет ценности!

А тот радостно отозвался:

– Вот именно! У них нет Знания, понимаете?! Остались лишь слова! Пустословие – вот их знание!

Мехтильд продолжал путь свой, слушая проповедников и миссионеров на большаках и площадях, и в замкнутых помещениях.

И в помещениях этих было множество народу среди множества искусственных вещей, и Мехтильду было противно находиться среди вещей.

– Как же все это… Излишне.

– Зато нет Пустоты, – отвечали ему полушепотом.

Они страшились Пустоты, но Мехтильд знал, что искусственно заполненное пространство хуже Пустоты.

И знал он, что умы заполнены ложными отражениями искусственных вещей, и хотя уподоблены храму, но лишены Сияния, лишены силы, лишены Знания.

Собрания возглавляли предикторы, вместе вещая единым неослабевающим голосом, всюду твердя и утверждая для всех:

– Пустое Небо... Пустое Небо...

И вслед за ними повторяли:

– Безнебесье! Вещай истину! Оно Пусто! Только у нас Свет!

– Да!

И малые из народа заливались беспричинными слезами, сами не зная, чему радуются и о чем ликуют.

И отовсюду Мехтильд уходил, но если встречал незнакомцев, что трудятся и честно зарабатывают на свой хлеб, и скромны, то улыбался им, а они улыбались ему.

А потом расходились каждый своей дорогой, но в тайне знали, что не одиноки, и будут добры друг к другу повсюду, и доброта их едина, а они едины в ней.

Тем временем же предикторы учили сыновей своих и дочерей своих.

Учили они Великой Беспредельной Тьме, которая похитила Сияние Дальних Земель и сделала их непригодными для жизни.

– И Тьма сжигала Дыхание Небес подобно пламени!

И учили:

– Темное Пламя опустошило Небеса! Дыхание их… Небеса обесплодились Огнем...

Дальние земли, прежде принадлежащие Трехглазым, когда тьма поглотила их, сделались Безземельем. Безнебесьем же сделалось то, что над ними.

И хотя Безземелье наречено Дальней Землей, оно было Ближней Землей, пока Тьма не уничтожила Свет, что имелся в ее творениях.

Творения же ее были таковыми:

– Как трава, деревья и всякий минерал, что сияли своим светом!

И Учили предикторы такими словами, говоря:

– Всюду были Земли, сияющие подобно слитку золота или морю, в котором флюоресцирует планктон! И Сияние земель излучалось ввысь и отражалось в Зеркалах Пустого Неба. Сияющая земля внизу и Безнебесье вверху сливались в Отражении своем и взаимодействием порождали Сумрак!

Когда Мехтильд услышал проповедников о Сумраке, то заинтересовался, чтобы послушать.

– Если вы, Малые Формы, зрите Отраженную Землю в Безнебесье или на поверхности Сияющих Вод, то ваше зрение возможно благодаря Сумраку! Ибо Сумрак – содержание всяческих отражений, будь то рожденных от Ложных вещей или Истинных!

В храмах учили, что Великая Беспредельная Тень всегда оставалась далекой, пока ей противоборствовал Священный Свет земли.

Но в один проклятый день служители и хранители земли, даже Великий ее Хранитель Гамгаллат, отвергли веру отцов и матерей и предались Пустому Небу, и вошли в Отражения свои!

И отражения поглотили их, и земля, которую они хранили, сделалась беззащитной, и Великая Тень взяла ее и связала своими сетями.

И те от народа, что были в Ближних Землях, устрашились для себя подобной участи.

Они узнали, что произошла трагедия, и причиной ее было то, что многие хранители из Дальних Земель соблазнялись Ложными Путями, которые Отражались для них в Безнебесье.

– И ступали на Ложный Путь, и уже не возвращались обратно! Пути Лжи и Тьмы, они совратили Хранителей!

Истинный же Сумрак являлся Драгоценностью, он почитался Трехглазыми соответственно.

И все, что входило в истинный Сумрак, приумножалось в ложном Сумраке.

И поэтому войти в истинное пространство Сумрака означало осквернить Сумрак, и Трехглазый Народ верил в это, и предикторы говорили:

– Никто не войдет в Истинный Сумрак! Никто не войдет впредь! И никто не может Осквернить его!

Трехглазые знали, что Истинный Сумрак не возьмет в себя ничто, потому он порождает Ложный Сумрак для тех, кто идет Ложными Путями, и повторяли:

– Ложный Путь! Ложный! Ведь никто не уподобится Истинному Сумраку, ибо в нем нет отражений, которые бы он Принял! Ибо они Нечистые!

Но Мехтильд лишь сильнее запутывался в их словах и учениях, в том, как отражались они в уме его.

И потому он решил обратиться к мудрецу, умевшему, как говорили, растолковать речи предикторов.

Мехтильд направил к нему огнеподобную поступь свою, а когда пришел, то поклонился и обратился к мудрецу, которого все просто называли Трехглазым, с такими словами:

– Что есть Сумрак? И кто впервые употребил это слово? К чему воистину оно было употреблено? Что им названо?

Но Трехглазый поднял иссохшую руку и прервал вопрос Мехтильда, отвечая ему:

– То, что есть! Слышано было мной, что у вас называют Истинным, Ложным и Темным...

– Да, называют, – сказал Мехтильд.

– И если так, то я изрекаю следующее! Истинный Сумрак воистину Несотворенный Сумрак, а его сила пробуждается вами самими, а Ложный Сумрак воистину это то, что Проявляется в Темном Сумраке, хотя Темный воистину даже не Сумрак! И для существования Темного Сумрака и для сохранений Ложных имеется нужда в Форме, в Большой или Малой, но в Форме. Ты это понимаешь?

– Нет.

– Темный есть сама форма, которую Несотворенный Сумрак принял здесь согласно Законам, а Ложный есть Содержание Формы. Ты это понимаешь?

– Вроде бы…

– Хорошо. В Истинном же Несотворенном Сумраке нет Содержаний, нет Форм. Послушай меня, парень! Пока твое Желание стремится к Слову и когда схватывает его, то, что словом было названо, уже отсутствует там, и ты стоишь посреди пустыря...

Мехтильд задумался.

– Эти вещи есть просто Ложные подобия Истинных. Эти странные явления, не успеем мы узреть их, чтобы наименовать, как они ускользают и трансформируются так, что их не признает даже первый очевидец! А кто был первым очевидцем? Кто назвал их? Где он?

– Наверное, давным-давно умер…

– Вот именно. Остаются только Слова, и только они внушают ложное доверие. Они будто неизменные, хотя бессмысленные. Нет смысла в них, нет никакой необходимости интерпретировать откровения предикторов и пытаться объяснить одни слова другими словами, заменять их и переставлять между собой! Слова мертвым окаменелым грузом падают на сухой грунт твоего заскорузлого сердца, будто бы Зрелые Плоды с Деревьев в Небе. Но растлевающий Сок их Умонастроений быстро иссякает, и мы ищем для себя новых слов, новых названий, чтобы повторять их во сне, в бреду, в горячке и заражаться ложными настроениями их как неизлечимой болезнью! Вот что представляет опасность для нас. Это Тень Ума. Великое Ложное Настроение. Тень, которой заслоняют от себя Свет…

– Слова?

– Слова. Мысли. Ты замечал ли, как предикторы оживленно жестикулируют, потому как большинство символов, входящих в Разум их, они не способны передать в словах и постичь, они передают их через подражания, через жесты, рисуя в воздухе невообразимые цепи и узоры, соединенные в сложные чередующиеся схемы, которые перемежаются со звуками. Они не успевают ухватить Единое Целое, они просто расхитители, что хватаются здесь за Вещи, за Звуки! Слепцы!

И мудрец рассмеялся собственным словам и махнул рукой, и вручил Мехтильду длинный шест, а на конце его щетка, и сказал ему:

– Ты, я вижу, стремишься учить других. Но среди Трехглазых полным-полно учителей, а вот полы в храмах убирать никто не хочет, потому займись лучше этим, а об умствованиях своих забудь!

– Но что же такое, в конце концов, все эти... слова?

– Они есть только то, что ты понял.

– А если я ничего не понял?

– Разница несущественна.

Когда Мехтильд покинул Трехглазого мудреца, то некоторые сомнения его были рассеяны.

В то время предикторы продолжали учить по-своему:

– У Великой Тени, господина Пустого Неба, в подчинении состоял Слуга Ее, чье имя звучало как Сорфенталь.

И Великая Тень перепоручила Сорфенталю захватить Дальние Земли на западе.

И подобное поручение было Сорфенталю как дар за его вернослужительство в прошлом.

И он возрадовался, и Дыхание Сорфенталя задуло Свечи, задуло Священный Свет и погрузило Дальние Земли во мрак.

Но случилось это не сразу, ибо Сорфенталь был тем, кто долго трудился для совращения Хранителей земли и принятия их под темное крыло свое.

Он переменил направление ветра для них!

И обдавал их Светочи Дыханием, и под Куполами Крыла своего Сотворил для Хранителей Небесный Храм Зеркал.

Он увлек Хранителей от земли в Дальнее Сияние, но то было Сияние Пустого Неба и его Ложных Зеркал…

Так учили предикторы, повторяя:

– Пустой Свет Неба!

Когда же Хранители поднялись в Небесный Храм, то Сорфенталь согнул крыло свое и тем самым сокрыл Храм Ложного Сияния в самом себе.

И Хранители стали заточены в храме, и без Хранителей земля сделалась беззащитной.

Травы, цветы и деревья ее становились безжизненны и более не производили Сияние.

И наконец-то Великая Тень, чье имя звучало как Антипонтий, взяла ее под господство свое.

Когда же Антипонтий возблагодарил Сорфенталя за вернослужение, то дал ему Западную Землю, которую Сорфенталь для него взял.

Антипонтий наказал, чтобы Сорфенталь распространил его Учение по остальным пределам Сияющей Земли и возвратил Трехглазый народ в Истинный Дом их, а именно в Безнебесье!

И Великая Тень Антипонтия склонилась к Сорфенталю и обдала его Жаром своим и объявила ему:

– Мои Силы отныне будут твоими!

И Дыхание мое будет твоим Дыханием!

Но за всякую напрасную трату, если вздумаешь расхищать их, тебя настигнет возмездие!

И покуда ты, Сорфенталь, будешь служить верно, то свободен в том, чтобы брать себе столько Силы и Дыхания, сколько потребуют нужды Слуги.

Но если вздумаешь своевольничать и расточительствовать, то я узнаю об этом!

И когда Антипонтий повелел Сорфенталю направить Дыхание и Силу в Сумрак, то преследовал цель распространить через Сумрак свои Дыхание и Силу, и приумножить их, а с ними и Тьму Пустого Неба, ибо Сумрак воспроизводил то, что наполняло его.

И за пределами этой пустой наполненности существовал лишь несотворенный Сумрак.

И Сумрак был подобен Пламени, и если Дыхание раздувало Пламя, то Пламя перемещалось подобно волнам, а там, откуда Пламя уходило, не было ничего.

Глас же Антипонтия изрек для Сорфенталя, что существует еще множество Великих Сил, каждая из них может обрести отражение свое в Сумраке и не истощить его, ибо они сияют в Иных Пределах, а здесь лишь совмещаются Нерукотворные Образы Их.

– Но когда Разум мой, что Даровал я, проникает в Сумрак с Силою Желания, то истощает Сумрак!

Но то, что истощилось, не исчезает бесследно. Оно принимает Новые Формы.

Эти Формы хранятся про запас в Ложном подобии того, что мы называем Сумраком, хотя у него нет ни сущности, ни имени.

И покуда твое Желание, Сорфенталь, едино с моим Желанием приумножать плоды нашего Разума, ты будешь моим вернослужителем, а я тем, кто дарит тебе Силу и Дыхание, потому Служи мне!

Твое Желание пробуждает мое Дыхание, мою Силу.

Они направляются и движутся, ибо их высвободило желание, наше общее намерение!

Именно наше общее желание стоит за силами здесь, как командир за войском, чтобы иссушать и выветривать Сумрак, и давать ему Форму, как ветра дают форму скалам!

Жги Сумрак своим Желанием, дабы мы сотворили подобие Его, но подобие Темное, наш Дом!

Не оставляй здесь даже песчинки Творения, пусть все будет опустошено!

Так мы, в конце концов, освободим здешние Малые Формы и воссоздадим их подобия в Бессмертных Планах!

И Сорфенталь подчинился Великой Тени и Великому Гласу Антипонтия.

И употребил Силы и Дыхания, и Ветры к Сумраку.

И создал богатейшее пространство Ложного Сумрака, и в нем множество роскошных отражений и явлений, и с ними воцарились Законы.

Отражения эти были подобны миссионерам, что были направлены Сорфенталем по сторонам света.

И миссионеры распространяли Учение, но Учение было Тьмой, Ложным Светом, наполняющим умы Ложными Подобиями Знания.

Безнебесье и всякие воды в окраинах Дальних Земель наполнились отражениями Сорфенталя и месторождениями Темного Сумрака, и так появлялось еще множество Ложных проявлений Сумрака в Дальних Землях.

В Высших же Сферах, где пребывал Сорфенталь по указу Господина своего, почти не осталось уже Подлинного Сумрака.

Ибо Сорфенталь наполнял его силой и Дыханием, и одна разновидность Сумрака очень быстро истощалась, чтобы порождать иную.

И в том они походили на волны, когда одна опадала в океан, то вздымалась другая.

И от Несотворенного Сумрака, из самого Океана, выходили формы творения, которые именовались поначалу Истинными, но с каждым проявлением они истощались, и Истинное порождало более слабую волну, называющуюся Темным, а Темное порождало еще более слабую волну, называющуюся Ложным, а Ложное порождало лишь колебания в Океане Ума.

Но еще прежде, чем истощить Сумрак, Сорфенталь сокрыл частицу этого таинственного вещества в Иммунате, Храме Обскураций в Дали Безнебесья.

Ибо Сорфенталь пожелал сохранить Знание о происхождении Сумрака.

Храм же Иммунат Сорфенталь воздвигнул Голосом, произнеся слово:

– Воздвигнись!

И в Форме Голоса его перемешались Дыхание и Сила, и Слово отлилось в Форму.

И далее Сорфенталь сторонился производить мысли и сдерживал Желания, ибо ум его и ум Антипонтия были Единым Умом.

И Сорфенталь творил тайно от Владыки своего.

Предикторы учили, что Сорфенталь желал предать господина своего и воспроизвести Сумрак, как наименовал его, Первородное Вещество, в первоначальной форме его.

Желал его видеть именно таким, каким это вещество порождалось прямым Знанием. Знанием о Веществе, о нем самом.

И предикторы, уча этому, повторяли:

– Знание о Сумраке. Знание и Сумрак единородны. Неотделимы друг от друга.

Хотя есть ложный Сумрак, и подобия его, коих сотворено Великое Ложное Множество!

Но учили дальше:

– Сорфенталь не умел воссоздать Сумрак, ибо знанием о Сумраке не обладал. И знание располагалось вне его Ума.

И Сорфенталь не мог сотворить условия, в которых зерно подобного Знания могло бы взойти.

Все, что имелось у Сорфенталя, была крупица Сумрака, которую он похитил у владыки.

И Сорфенталь нередко посещал Иммунат в своем Безмолвии, и не оставлял заметных следов, по которым Антипонтий мог бы узнать о его своеволии.

В Иммунате Сорфенталь всматривался в Сумрак, темным он был, истинным или ложным, какую Форму имел, неизвестно, но Сорфенталь не решался употребить к нему Силу или Дыхание, а только всматривался.

И взгляд его блуждал все дольше, уходил глубже, но никаких отражений он не узнавал, только лишь незаполненное пространство Пустоты.

Наконец к Сорфенталю пришло Озарение, к которому он устремился в Безмолвии своем.

Он осознал: то, что породило Вещество, не содержится в самом Веществе!

Незримые Законы, Несотворенный Сумрак, который сила призывает в мир для Творения!

Но Несотворенный Сумрак не порождает самого себя.

Сумрак не порождает Сумрак, а только ложные подобия Сумрака и пустые отражения.

Таково было объяснение предикторов, но вскоре предикторы переиначивали собственные слова, говоря:

– Сумрак не порождает ничего. Вещество это не Сумрак, оно следствие Сумрака! И ложные отражения его и пустые подобия его порождаются Силой...

Истинный Сумрак есть Закон, происходящий только из Высших Сфер Несотворенного Сумрака, куда не проникал и не заглядывал Ум, ибо Ум есть Взгляд из Глаз, а Глаза Высшие Сферы!

Отсюда Сорфенталь хранил в Храме своем крупицу Сумрака, но не полноценное Знание, родившее его.

И Сорфенталь был как похититель яйца.

И хотя имел власть над яйцом, но не имел власти над Хищной Птицей, что взмыла подобно ветру в темноту Безнебесья.

Сорфенталь не умел сотворить саму Птицу, которая откладывала бы для него яйца.

И вот как описывался предикторами Темный Сумрак, такие слова они употребили:

– Сумрак как Шар без формы, без цвета, без свойств. Темный...

И повторяли:

– Сумрак, Сумрак… это только Сумрак… Это значит только Самородный!

Затем рассказывали так:

– Пусть Слуга Великой Тени, Сорфенталь, пребывал взглядом своим в крупице Сумрака долгое время, но видел лишь отражения себя...

Хотя Мехтильд мог поклясться, что предикторы прежде Учили, будто Сорфенталь ощущал только Пустоту, глядя в Сумрак.

Но теперь повторяли:

– Он и был Пуст. В своем Отражении. Пуст и безграничен, как само Небо. И отсюда же ощущал содержание свое! Ибо все мы пусты как Небо!

И Мехтильд, окончательно запутавшийся в Учении, ощущал себя Сорфенталем, который вынужден скрывать похищенное знание от Господина.

Будучи осторожен в направлениях мышления своего и сокрытии всяких путей, Сорфенталь возвратился к началам своей Памяти и узрел, что Память его началась с тем, как Владыка Антипонтий поместил его в здешние Сферы.

До того же, как Сорфенталь вошел в Темный Сумрак и Темный Лик его Воссоздался в нем, он не мог вспомнить себя.

То было первое, что узрел он. Свое отражение.

Это показалось Сорфенталю странным, и чем дольше он размышлял о природе своей, о том, что истинно, что ложно, то все глубже погружался в непонимание.

Его жизнь ограничивалась Служением Хозяину, он жил Слугой!

И тайные опасения поселились в разуме его.

И сделался Сорфенталь заперт словно Огонь между Двух Зеркал.

И побоялся, что если Сумрака не останется в здешних Сферах, то это будет подобно Смертному Концу и для него.

Когда Служение кончится – кончится и Жизнь! Когда кончится Сумрак – исчезнет и он сам!

Ибо Сорфенталь поразмыслил так, что Сумрак был для него памятью и жизнью, и Целью Служения.

И последовал за этой мыслью ряд неразрешимых безответных вопросов.

В то же время Антипонтий ощутил сомнения Слуги своего, Сорфенталя, ибо Сорфенталь погрузился в Сомнения, и они порождали в Уме безграничное волнение и хаос.

Когда к Сорфенталю вторично были направлены Великая Тень и Великий Глас Антипонтия, то Слуга предчувствовал их скорое появление и остался присутствовать там, где они распрощались прежде, и ожидал их.

И они явились в Двуединстве своем, и Тень изрекала Чужим Гласом. Но для Сорфенталя они принесли недоброе Слово.

– Плоды твоих трудов оскудели, а последний бастион Ложного Света и его Ложных Хранителей остается нерушим, как прежде!

Неужто иссякло Служение твое как Слуги моего? И преданности и веры твоих сделалось недостаточно, чтобы Воззвать к моей Силе и к Дыханию Моему?

И на что ты расточил Службу, если не Угождал твоему Хозяину?

На сомнения и размышления употребил их? Отвечай! Почему не употребил Силу мою и мое Дыхание к Сумраку! Почему до сих пор в землях жив Свет?!

Но Сорфенталь затрепетал пред Великой Тенью и склонился, и солгал:

– Хранители, завлеченные мною обманом, выкрали Сумрак для себя и вернулись в Священные Земли...

И Великая Тень переменилась в настроении своем, и разочаровалась в Слуге своем, и тогда она пробудила Тьму над Дальним Простором Востока.

И Тьма эта получила форму Крыла, и Голос Великой Тени нарек ее именем, которое звучало как Архевальт.

И отсюда сделался Архевальт Левым Крылом Великой Тени, а Сорфенталь Правым Крылом.

И Антипонтий расправил Крылья, и излил Дыхание свое и Силу, и они опоясали Два Края Безнебесья и сформировали вокруг земель будущей Новой Айэды замыкающееся кольцо.

И как случилось сие, вокруг Сияющих Земель пробудилась невиданная тьма Безнебесья, и стояла над ними как Страж, чье Око неусыпно бдит и выискивает слабость в сердце врага своего.

Тогда Глас Антипонтия произнес:

– Вот, Раб мой, Архевальт. Ты отныне мое Крыло здесь. И Два Крыла будут делить Одно Безнебесье, и Оба скроют мои Сокровища от Неверных и Затмят Сияние Дальнего Неба, пока Последний Бастион Ложного Света не вернет то, что Взял себе!

И Два Дыхания мои, и Двуединые Силы мои сольются, дабы сломить сопротивление глупцов!

И волей моей я передаю под Крылья просторы, и пусть они будут подобны Двум Ладоням, что надежно Стерегут Свет Здешней Свечи! Стерегут во Тьме!

И пусть этот Ложный Свет не ищет для себя Отражения в Выси.

Ибо недостойный не Сольется с истиной, а они недостойные, ибо они воруют в надежде разжиться Чужим Сиянием!

И, произнеся громогласно слова эти, Глас Антипонтия вернулся в Тень Антипонтия, и та скрылась в Единоприродном с ней полумраке, ибо так учили в Храмах Новой и Старой Айэды предикторы-чтецы, что возвещали Святые Писания для народа Трехглазых, и средь них был Мехтильд, который тщился знать.

И повсюду с собой Мехтильд носил мешок, а в мешке том были каменья различной формы, и на каждом камне он записывал одно слово, которое слышал от предикторов, и были там следующие слова:

– Вещество, Правещество, Сумрак...

Было там и Безнебесье, и Безземелье, и Пустое Небо, и Сияющие Земли, и Дальние и Ближние, и Центральные...

И Темный, и Истинный, и Ложный, и все Сумрак, были там Архевальт и Сорфенталь, и господин их Антипонтий.

И, случалось, что Мехтильд высыпал каменья из мешка, чтобы разложить из них картину мира, и располагал Сияющие Земли, где жил, по центру, ибо то была земля Трехглазых, лишившихся Третьего Глаза, от которых происходил сам Мехтильд.

А вокруг Земель раскладывал множество каменьев, где краской написал Безнебесье, ибо Безнебесья было множество, хотя Едино, и границами его определялись пределы восприятия Трехглазых, кроме Мехтильда.

Ибо он Зрел в запретную высь Сияющего Неба и видел Свет, невидный иным.

Другие же камни, где были написаны слова как, например, Сумрак или Вещество, Мехтильд не употреблял к своей картине мира.

Ибо они оставались всегда в мешке, на дне, во тьме, и некуда было применить их, некуда разместить их.

И Мехтильд сам ощущал себя подобным этому мешку, где заключена пустая терминология.

Один-единственный лишь камень Мехтильд извлекал наравне с иными, а именно тот самый камень, на котором написал слово:

– Знание…

И камень сей сжимал в кулаке, пока изучал картину мира, охватываемую Писаниями, сидя со скрещенными ногами где-нибудь среди сияющих полей, чьи травы оживали на ветру, а воздух был пронизан Незримым Сиянием Безнебесья и лучистой дымкой Священных Земель, соединяющимися вместе.

В одну из ночей, которые Мехтильд провел под Пустым Небом, на него снизошло сновидение.

И уже после, когда Мехтильд пробудился от него, то оглянулся по сторонам и осознал, что в сновидении блуждал по окружающим его просторам.

Здесь проживал Трехглазый народ еще до того, как они были Отлучены от Света, который Мехтильд видел.

В Запрещенном Писании утверждалось, что Трехглазых встарь Отлучил от Безнебесья единственный муж от народа, которого одни стали именовать Освободителем, а иные проклинали как того, кто обессмыслил жизнь их.

В сновидении Мехтильд узрел, что до того, как в мир явился Освободитель, Трехглазый народ существовал, находясь в подчинении неведомых Великих Форм.

И они, похожие на Сферы, находились повсюду в Небе, которое не было Пустым, но сияло – и его Формы сияли.

И Великие Формы руководили Трехглазыми по собственной прихоти с помощью Сияния своего, полностью подчинив их Разум и сковав их Волю, взяв под единоличное управление Малые Судьбы.

Великие Формы натравляли Трехглазых на иные неугодные им Малые Народы, чтобы истреблять их.

Они использовали знания и ресурсы Трехглазых для войны, и Трехглазые из года в год становились отверженцами среди прочих Малых Народов.

И длилось это многовековое рабство благодаря тому, что Трехглазые могли видеть Сияние, кое для иных было Незримым.

И пока Трехглазые пребывали в рабстве Незримого Сияния, то оставались под властью Великих Форм.

Великие Формы сотворили из них охотников и непобедимых воинов, и вскоре Трехглазые возвысились над прочими Малыми Народами.

У Трехглазых, как у прочих, было Два Глаза и Третий, но Третий Глаз был Сокрытым.

И Сокрытый Глаз противовольно зрел Сияние, которое было, как сам Глаз, Сокрыто и Незримо.

В этом Сиянии царствовали и излучали свою власть Великие Формы, которые захватывали и связывали восприятие зрящего Третьего Глаза, а через восприятие захватывали они и Ум, переделывая его под нужды войны и службы.

Хотя вскоре среди Трехглазых появлялись те, кто проявил сострадание к поверженным врагам и сочувствовал горю побежденных.

Но они все были теми, кто еще не достиг Зрелости.

Эти святцы-сыны среди Трехглазых покинули свои дома и земли, чтобы пойти против Отцов.

В сострадании своем Сыны направились к поверженным чужакам, которых их родители и прародители истребляли по воле и приказу Великих Форм.

Среди побежденных Сыны сотворили великие и чудесные знамения, продемонстрировали Силу, которой знаменит Трехглазый народ, и направляли ее на исцеление немощных и больных, и давали успокоение умирающим.

Когда их приняли среди чужих, то Сыновья сотворили то, что переменило восприятие для всех народов.

В непобежденном Единстве своем Сыны сотворили, чтобы Третий Глаз у народа Трехглазых стал видимым, как Два Других Глаза, сразу после рождения дитя, но не терял своих Свойств.

И когда Сыны это сделали, то посмотрели друг на друга и увидели, что их Третий Глаз скоро достигнет Зрелости, чтобы Воспринять Незримое Сияние и тогда их рабство будет окончательным.

И они взяли кинжалы из священного альмадина, чтобы вырезать Третий Глаз из сформировавшейся на лбу Глазницы, а саму Глазницу выскоблили добела.

Когда же Сыновья возвратились в свой народ, то увидели, что Третий Глаз у их братьев и сестер в соответствии с их замыслом сделался видимым и излучал чужое Сияние, неизвестное в здешней Сфере.

В последующие годы множество Трехглазых приняли Учение Сыновей и забинтовывали головы новорожденных, всячески деформируя Третий Глаз, чтобы не дать сформироваться его взору и препятствовать его восприятию иных Сфер.

Ибо окончательное зрение Третий Глаз обретал лишь в период полового созревания.

И тогда муж или жена теряли невинность свою и окончательно вступали во власть Великих Форм.

Среди Отцов как в ранний период становления Учения Сыновей, так и в поздний период его, были те, кто последовал примеру самих Сыновей.

Они выжигали или вырезали своим сынам и дочерям зачаток Третьего Глаза почти сразу после рождения, а Пустую Глазницу выскабливали и помещали в нее каплю святой воды.

Над каплей воды зажигали Свечу, а по тому, как отражалось Пламя, по цвету его, по тому, отличается цвет пламени в отражении от источника своего, по движениям его, по тому, как деформируется капля воды от жара пламени и еще по множеству мельчайших признаков Трехглазые устанавливали многочисленные вероятности происхождения и Судьбы сына или дочери, а также выявляли, может ли Третий Глаз начать расти заново.

И если так, то к какому возрасту? И, узнавая, пресекали это Зло еще в зачатке.

А до тех пор сына или дочь направляли в храмы Древней Айэды, где проповедовалось Учение Сыновей для них.

Там за ними устанавливался надзор и шло обучение, и воспитание, и каждому, кто из неподготовленных покидал пределы храма, заповедовалось при себе иметь молитвослов и бревиарий с подробным изложением основных догм.

Вскоре то, чему учили сыновья Трехглазых, постепенно стало менее важным, чем само Учение.

И становилось больше Слов, больше Слов.

Но знание оттого не преумножалось, а напротив.

Среди Трехглазых оставались и противники Учения Сыновей, которые еще являлись сторонниками, слугами и просителями у Великих Форм.

И они не желали утрачивать с Господами Связь, и в народе Трехглазых созрел раскол.

Однако вскоре пришел тот, кого некоторые из Трехглазых почитают Освободителем, ибо он прошел по пути сыновей, установивших новый закон и Новое Учение.

Но, в отличие от Сыновей, Освободитель пошел дальше.

Из Точки, где Пересекаются Все Явления, он изъял ту линию из миллионов иных линий, которая порождала остаточные вибрации и отвечала за формирование Третьего Глаза у народа.

Усилием Свободной Воли он вытолкнул линию из точки пересечения в ту область, где она утратила свою функцию и отношения с иными связями.

А затем Освободитель, чье имя звучало как Шахаллим, возвратился в Древнюю Айэду, где ему повстречался изумленный народ, и среди толпы Шахаллим узрел женщину с новорожденной дочерью на руках.

И когда он к ней приблизился, то осторожно прикоснулся большим пальцем к опустевшей глазнице на лбу.

И дети приступали к Шахаллиму, и он касался их глазниц, а некоторые были размером с яйцо на широких лбах.

И детей новорожденных несли матери и отцы, и Шахаллим прикасался к ним.

И каждому, к кому Шахаллим прикоснулся, он отмерял благословение в соответствии с наследием своим.

Среди потерянных руин Древней Айэды, что канули во Тьму Безземелья, до сих пор сидит бронзово-красная высеченная в камне фигура Шахаллима с младенцем на руках, застывшего в благословляющем жесте.

В народе считается, что дух Шахаллима нашел для себя прибежище в последней Сияющей Земле Трехглазых, где он до сих пор снисходит к новорожденным сынам или дочерям, чтобы коснуться их лба подушечкой большого пальца, тем самым благословляя их и отмеряя им Долю, Дары их, Качества их, даже Судьбы их.

После смерти и при жизни Шахаллима в Сияющих Землях более не рождались Трехглазые.

А сам народ остался Трехглазым только по названию, и Третий Глаз постепенно редуцировался.

Глазница же во лбу заросла под загрубелой складкой новообразованной кожи, которую, согласно Учению Новой Айэды, половозрелым сынам и дочерям предписывалось пронизывать ритуальным инструментом, пока острие ее не упиралось в дно глазницы.

Совершается этот ритуал для того, чтобы упросить кастовый отбор.

Для этого нужно первоначально определить глубину глазницы и то, соответствует ли она назначенному стандарту благословленного.

Деяние Шахаллима спровоцировало и иные последствия, ибо когда Трехглазые перестали быть под властью Незримого Сияния Дальнего Неба, то сделались отлучены и от Господ.

И слава их, оставленных Великими Формами, стала меркнуть среди прочих Малых Народов.

И Малые Народы тогда узрели, что среди Трехглазых более нет неодолимых врагов, и они замыслили атаковать Трехглазых и мстить им за пролитую кровь и принесенную смерть.

И вновь Сияющую Землю окутали войны, и длились долго, и земля окроплялась кровью.

И в сновидении своем Мехтильд наблюдал за чужеземцами, что порабощали Трехглазых.

А потом проснулся среди утра, в ранний час, среди Незримого Сияния Неба, доступного лишь его Мехтильдовскому взору, и слабого, украденного сияния земли!

И оба сияния сливались в расколотом воздухе, и воздух здесь был подобен букету цветов, поставленных в причудливой формы вазу Мехтильдова восприятия.

Когда же Мехтильд отправился дальше, то у храмов раздавались голоса предикторов.

Они учили Пустому Небу и последней земле, где Укоренился Истинный Свет!

И Мехтильд втайне посмеялся над ними, ибо они живут во лжи.

И продолжал слушать он с момента, как закончил.

До того, где Антипонтий воззвал к Архевальту.

Когда же случилось, что Архевальту отданы были Земли Востока, Сорфенталь воззавидовал ему.

И возмутился против Господина своего, чье имя Антипонтий.

Сорфенталь усмирил Дыхание свое, в котором перемешались настроения его, и не позволил ему распространиться в Сумраке, и отсюда стал своевольно размышлять, как бы сберечь крупицу Сумрака, которую он украл.

И неожиданно ум его всколыхнулся, и тогда Сорфенталь понял:

– Ложь моя оставила след здесь! Хранители... Но Трехглазые не украли...

И чтобы дать следу исчезнуть, Сорфенталь задумал обращение к народу Сияющей Земли, к народу Новой Айэды.

Сорфенталь знал, что никто из Трехглазых не обладает силой и дыханием, необходимым для того, чтобы направленно воздействовать на Сумрак и истощить последнюю крупицу его.

И отсюда он решил, что преподнесет ее им в дар.

Свое дыхание Сорфенталь обратил в Слово, и оно пролетело подобно ветру от края до края над Сияющей Землей Новой Айэды.

И высшие от Трехглазых, что мужи и жены, что сыны и дочери, восприняли Тайный Зов.

Когда же уразумели, в чем зов Сорфенталя, то распорядились послать за архитекторами, а через год воздвигли в башне Новой Айэды Центурию, чтобы суметь расшифровать Слово его.

И когда Сорфенталь узнал о том, что в народе Трехглазых воздвигли механический аппарат, то дивился их сообразительности.

И направил Дыхание свое, в котором соединил Силу и Слово, и подобно ветру ворвалось оно в ветвистые рупоры и расширяющиеся трубы Центурии, как воздух врывается в грудь.

И оттуда дыхание активировало механизмы, и механизмы отреагировали на определенные для них настройки, и сила отлучилась от Слова, хлынув по одному потоку, а Слово по иному, и Центурия преобразовала дыхание в речь.

И Трехглазые поняли ее, и Сорфенталь изрек для них предупреждение:

– Грядет для вас Мировое Солнце, о котором слышали ваши прародители из давным-давно запамятованных мифов, но Солнце не мифическое!

Огненным Монументом зажжется оно в Глотке Великой Тьмы!

И великолепие его ослепит вас Сиянием Нездешним!

И вы сделаетесь народом Трехглазых Слепцов!

Когда же Трехглазые смутились, Сорфенталь ощутил их невысказанное смущение и изрек:

– Я укажу вам Путь, ибо только лишь Луна, о которой ваши прародители знали и о которой вы слышали лишь в мифах, лишь Луна способна отразить пламя Великой Тени и обратить его!

И излить в Безнебесье Отраженное Сияние, чтобы вам возвратить Дальние Земли и раскрутить иные Пламенные Колеса и заставить вращаться мельницы, чьи жернова есть Сферы Миров, а зерна в них есть вещества для Творения!

Пока же я перепоручу вам то, что мной было похищено у Господина, а именно крупицу Сумрака!

И Сорфенталь призвал Хранителей Святой Земли к ее краю, где блуждали ветра на границе света и тьмы.

И двое Хранителей с несгибаемой волей по собственному решению направились среди прочих к краю Сияющих Земель, где им была перепоручена крупица Сумрака.

А Сорфенталь же наказал им:

– Вот, я окутал Дыханием эту драгоценность, самопорожденную Законами и воплощающую Их, чтобы утаить ее от господина своего, а теперь дарю ее Трехглазым, чтобы они воздвигли Храм.

И Слово его сбылось, и Трехглазые возвели в Новой Айэде Храм Мифического Солнца и Мифической Луны в самом центре Нерушимой Обители Истинного Света.

В Храме был возведен белокаменный маяк, а к жаровне его Трехглазые употребили крупицу Сумрака.

И так как пламя было одним из первоначал, естественной стихией, то оно отразилось в Сумраке, не затронув сам Сумрак.

И Пламя Новой Айэды воссияло в единстве четырех направлений и приумножилось, и отдалило Безнебесье, сделавшись символическим прибежищем для правоверных мужей и для жен их.

То был момент торжества для Трехглазых, ибо они верили, что повернули вспять Пустое Небо, прогнали его.

Сорфенталь же более не произносил Слов для них с тех пор, как зажглась Звезда Новой Айэды.

Так проповедовали предикторы в Палатных Атриумах Храмоподобных Сакрарий, где вдоль заполненных слушателями рядов горели сотни и тысячи свечей, олицетворяющих Сияние Земли и Даров ее, а вверху темнело пространство куполов отражением Безнебесья.

И убеленные одежды вещающего предиктора и огненного цвета высокий цилиндрический головной убор предикторов символизировали Башню Айэды.

И учили они о Безнебесье, о Пустом Небе, о Сиянии Святой Земли, противостоящем Тьме, и повторяли: 

– Мы, мы есть Хранители! Трехглазый народ! Хранители последнего Истинного Света в Мироздании!

Когда же проповеди заканчивались, те слушатели, в которых зародилось верующее умонастроение, погружались в него и внутри него размышляли, не выходя за его границы.

И это умонастроение продлевая и расширяя своими мыслями, что соответствовали этому настроению, размышляющие направлялись, сложив молитвенно ладони, короткими шажками после слушания проповеди в речитарий для изучения священных текстов, а затем в уединенные кельи оратории, где воздвигали молитвы в настроении истинной веры, истово вопрошая о возвращении Дальних Земель.

А Мехтильд же тем временем изучал камни, которые раскладывал в соответствии со своим взглядом на мир, и избранный Путь привел его в конце-концов к краю Сияющих Земель, к границе их.

По окоему Земель построено множество храмов и святилищ, где зажжены Светочи, сдерживающие натиск Тьмы.

И сияли эти храмы на земле и на всех возвышенностях ее.

Случалось и такое, что где-нибудь на границе схождения Истинного Света и Тьмы гасло пламя зажженных свечей, а зажигали их в числе тысяч и миллионов вдоль сплошной Стены Тьмы.

И если пламя свечей или пламя храмовых жаровен на границе неожиданно гасло, это приписывалось Злому Дыханию Архевальта, которое выискивало слабые места.

Так они узнавали, что в этом месте Дыхание Архевальта начинает пересиливать Сияние.

И нездешние ветра чужой воли гасят Святой Огонь Веры.

И к погасшим светильникам направлялись из Новой Айэды снаряженные ритуальными принадлежностями монахи и сакрии от мужчин, и священнослужительницы от женщин, которые совершали возжигание заново.

Они зажигали свечи и жаровни, а в пламя подсыпали лепестки алого люксолиума, чей душистый аромат смешивался с воздухом и отпугивал Дыхание Архевальта, верного слуги Антипонтия.

И Дыхание не порождалось из в своего Истока, а ветра – угасали.

Проведя службу, монахи и сакрии от мужей и священнослужительницы от женщин скоро возвращались в Новую Айэду.

С ними же возвратился и Мехтильд, хотя был не из них, однако поспособствовал им в деле зажжения свечей.

И прежде, чем возвратиться, Мехтильд постоял у границы, отделяющей Свет от Темноты, обдуваемый ветрами и дыханиями из Древней Утерянной Айэды.

И, стоя столь близко, знал, что обращены на него тревожные взоры священнослужительниц и сакриев.

– Что этот глупец делает? Неужели собирается шагнуть во тьму?

И вот, когда Мехтильд смешал свое дыхание с Дыханием Архевальта, олицетворяющего Ночь, то ощутил, что граница Тьмы не есть стена нерушимая, но зыбка и подобна трепещущей опоясывающей их земли портьере.

Само Безнебесье же или ночь, благоухающая и неповоротливая тьма, что громоздилась в одном шаге, напоминала сумрачное существо, свернувшееся, как кот или змея, вокруг их Земель и взирающее на них множеством глаз.

Но глаза сии никто не видел, кроме Мехтильда.

Когда же отступился он, то возвращался в Новую Айэду, где ощутил ароматы, сродные с теми, которые доносились до него из Древней Айэды.

В Новой Айэде декоративные сады сияли ослепительно ярко, а святое Сияние их многократно усиливалось куполоподобными отражателями.

Свет терялся в выси Безнебесья, образуя на переливающемся шелковистом теле тьмы, на телах облаков, причудливые магические символы для защиты.

И в Священных Землях не было деления на День и Ночь, а лишь круглосуточный свет.

Специально обученными культорами здесь выращивалось множество растений, самопроизвольно флюоресцирующих подобно месторождениям фосфоритов и гнейсов.

И их Священному Свету, последнему в мире, служили и поклонялись, защищали его как Единственноистинный!

Но Мехтильд ведал о заблуждении Трехглазых и о том, что свет даров их земли есть Чужой Свет.

И Мехтильд принял в своей судьбе то, что в здешние Сферы его явило противное Трехглазым Знание.

Когда же принял он это, то отступился от храмов их, где проповедничествовали Ложь.

И взошел на рыночную площадь, взобравшись на ларь, а оттуда похлопал в ладоши и пропел:

– Послушайте о Незримом Свете, о котором вы забыли! Пространство пронизано Невидимым Излучением, который есть аспект пространства! И это всюдупроникающий Свет!

Незримый Свет этот является основой всякой сущности!

И всякая сущность излучает не свой, но чужой Свет как отражение в зеркале!

И проповедь свою Мехтильд пел для малых народов, среди которых были и Трехглазые, и поблуждал он по множеству городов.

– Незримым, – говорил Мехтильд, – пронизано все зримое! И то, что было незримым, становится зримым для вас, когда войдет в зримое! И, выйдя из зримого, оно остается зримым, пока не возвращается обратно к незримому, откуда и произошло!

И земля под вашими ступнями священна не сама по себе, но потому как пронизана Незримым Светом! Творения земли сияют украденным Светом, это не Истинный Свет!

И Безнебесье, от которого вы отгородились за Ложным Светом, не Пусто!

Оно наполнено Великими Формами мирозданий, которые для вас незримы, хотя пронизаны Истинным Саморожденным Светом!

Невидимый Свет нельзя узреть глазами, что есть у вас, но надо уподобиться земле, воде и всяческим высшим стихиям, и деревьям, и атмосферам, дабы ощутить всепроникающее присутствие Света!

Его пространство подобно поверхности чистого непоколебленного ветрами океана, который слепит глаза отраженным светом, а отражения в нем – это мы, я, Мехтильд, и вы, Трехглазые!

И почему все вокруг сияет Светом, который зрим, а вы побираетесь в потемках как нищие?

И никто из вас самих не просиял внутренним Знанием и Светом!

И Тьма и Страх окутали ваши спрятанные лица, ваши спрятанные сердца, которые вы зажали в ладони, словно украденную драгоценность!

Слышал я проповеди предикторов в больших залах, где множится пустое эхо их Пустых Слов!

И где зажжены многочисленные свечи в сизом тумане, но свет их ложен, он не проникает в вас!

И слова предикторов это Сумрак в их устах! Вот что есть Сумрак – и ничего больше!

Слова их порождают лишь иные Слова, ложные подобия Знания! Они есть Сумрак, которому учат Древние Мудрецы! Это ложные подобия Знания их прародителей!

И знания ваши все мельчают, заменяются Словами, пока не исчезают вовсе!

Вы сами запутались в собственных Словах!

И по Пустым Делам и Словам предикторов я вижу, что они Пустые как Небо, которое сами и проповедуют!

Хотя небеса переполнены сокровищами, и в Дальних Просторах сияют планеты-фонари, ваши слепые проповедники не узрят этого вовек!

По словам их услышите, что они есть Эхо, которое вторит само себе в глухонемой глуби пещер Безнебесья!

Безнебесье – это их сердце, это их Разум, в котором иссяк всякий светоч!

Иное Безнебесье, которому они Учат вас, есть ложь! Обманом они ввели вас в заблуждение!

Я же изобличу истину, ибо Незримый Свет, которому я вас учу, есть Истинное Сияние!

Незримое Солнце сияет Незримым Светом, наполняя Безнебесье, как и ваши Земли!

И то Солнце, что Сорфенталь пророчествовал для вас, которое взойдет в Глотке Великой Тьмы, уже давным-давно взошло для вас и над вами, и его Светом живете, и дары земли вашей живут!

Поэтому я описываю так, вы и ваши царства, и природа, впитываете в себя Незримое, чтобы возвратить как Зримое!

И плоды, что вкушаете от Земли и деревьев, и иных Творений ее, все произошло от Тел, что висят в атмосферах неба как плоды на яблонях!

Ваш Ложный Освободитель, которого теперь почитают и именуют как Шахаллим, отнял у ваших прародителей Око, зрящее Небеса и славу его!

И то, как обесплодились они и ослепились, это стало наследием вашим и ваших Сынов!

И теперь вы смотрите двумя глазами, но наблюдаете Свет ложный, Свет отраженный, Свет отработанный фабриками и механизмами земли, чтобы вы могли видеть его!

Мне же, Мехтильду, созерцателю Подлинных Поднебесных Амфитеатров, против воли моей было даровано Знание.

И Знание это привело меня в чрева матерей Трехглазого народа!

И вероучения ваши есть Лунный Щит, что Отражает обратно в Безнебесье Истинный Свет!

Им вы оградились, ибо Сорфенталь обманул вас!

Я же, Мехтильд, намереваюсь сотворить для вас Зановообретенные Небеса, Возвратить для вас Сияние Небес.

И ваша опустевшая глазница наполнится живой водой.

И вновь от нее Сотворится Око, умеющее Видеть Небо и Славу его!

Но прежде того вы научитесь небу своими глазами, как я научен был знанием своим!

Повсюду Мехтильд давал эту проповедь, лишь в некоторых случаях различались слова в ней.

За годы странствований темноволосый и длинноносый Мехтильд исхудал, он окончил свою очередную проповедь на площади Геоксюра, затем закутался в непромокаемую и запылившуюся в долгой дороге винсарду, распустил публику, слушавшую его изречения, а сам направился в Терроптикум, что в Новой Айэде.

Но от народа один муж, чье имя звучало как Ексидох, последовал оттуда за Мехтильдом.

И когда остались наедине, то Ексидох отважился приблизиться к Мехтильду и предостерег его:

– Слова ваши, когда войдут в уши, то услышаны будут и поняты, но народ не обратится в слух, он изольет на вас гневные речи!

И Мехтильд согласно покивал, выслушав Ексидоха, и оба шли по улицам Геоксюра, пока не оказались посреди излучающей сияние безлюдной поляны, где Мехтильд спросил у Ексидоха:

– Самопроизвольно ли сияют эти травы? Беспричинно ли? И свечение, что от них исходит, их собственное? Или же оно чужое?

Ексидох ничего не ответил ему, и тогда Мехтильд обратился к нему с такими словами, спрашивая, слышал ли он, что жаровня Терроптикумского маяка сияет ярко благодаря крупице Сумрака, употребленной к ней?

Ексидох ответил, что это общеизвестный факт, и что Сумрак этот Даровал Сорфенталь для Храма в Айэде.

– А учит ли вас Священный Текст, что Слуга Антипонтия, известный как Сорфенталь, употребил к Сумраку Дыхание и Силу?

Ексидох ответил Мехтильду, что в народе этот факт общеизвестен, и что Сумрак от этого истощался.

– Да, – прервал его Мехтильд, – сказано так, что Сумрак выдохся и выветрился, когда Сила вошла в него?

Ексидох подтвердил и этот факт.

Затем же Мехтильд произнес то, что поставило в тупик Ексидоха:

– Я размышлял долго над тем, как оно происходит, придя к выводу, что...

И долго Мехтильд не мог подойти к формулировке своих взглядов, а когда же подошел, то сказал так.

– ...получается, что отражения зримого мира сотворены силой? Но содержатся отражения эти в первичном Сумраке, который остается Несотворенным и поэтому отражения его неуничтожимы, пока их связывает Сила?

И Ексидох сказал, что это ошибочно, ибо предикторы учат, что в Несотворенном Сумраке не содержится ничего.

– Но есть ли иной Сумрак, кроме того, который Несотворен? И разве то, что предикторы называют Темным, Истинным или Ложным Сумраком, отделено от Высшего Сумрака? И разве способно оно покинуть пространство и сформировать для себя иные Пути для самостоятельного существования? Как ты думаешь?

– Я не знаю… Что такое Высший Сумрак?

– Сумрак – это Сумрак. Как океан – это океан.

И тогда Мехтильд разложил для Ексидоха картину мира из камней, как уже делал прежде наедине с собой, и Сумраку не нашлось места здесь.

И Ексидох спросил, что за камни в мешке и почему они остались там, и почему их много?

И Мехтильд ответил, что в мире много тайн, а затем улыбнулся Ексидоху, повторив:

– Много тайн, но еще больше того, в чем я не нуждаюсь! А я не нуждаюсь в звучании слов внутри меня, ибо слова, произнесенные чужими, складываются в ловушки, они определяют для меня углы, решетки, отбрасывают тени среди множества зеркал.

И поэтому я отсортировал то, что могу от себя отделять, а иное вовсе оставил безымянным, каким ему и следует оставаться, ибо даже Слово это Форма, из которой жаждет выйти Сила.

Содержание этого мешка недоступно слабосильному и безвольному, ибо их Сила и Воля их была употреблена к иному и безвозвратно завязана, опутана и обручена с Ложными Отражениями!

И для нас, для меня, Мехтильда, и для тебя, Ексидоха, нет большой разницы, опустошен этот мешок или до краев наполнен, потому что мы не знаем, что содержится в нем и почему. И оно не для нас. Я знаю только, а если не знаю, то верю, что в жаровнях Терроптикумского Маяка хранится некий артефакт, чьи свойства окутаны тайной и ложными речами незнающего народа, ибо артефакт этот не представляет никакой ценности в руках того, кто не обладает Силой, достаточной для того, чтобы употребить ее к нему!

Из Священных Писаний я почерпнул то, что Сорфенталь был ветром, Силой, Пустотой и Дыханием, однако он не относился к Знанию!

Во мне же, Мехтильде, отсутствует Знание о Сумраке, на обладание которым претендуют предикторы Трехглазых!

Я не знаю, что есть Сумрак, какая сила названа этим словом, я ничего не знаю о ней...

Мехтильд прервал свою речь и задумался, а затем произнес, что он должен направить свои стопы в Терроптикум, к Новой Айэде, где был рожден, когда вошел в чрева матерей народа.

– Я сделаю то, что должен был сделать. Употребить к Сумраку или к тому, что названо им, свое Знание!

Тогда Сумрак отразит мое Знание, которое привело меня к Трехглазому народу, ибо без Знания, без содержания, я только пустая форма.

И если я не сделал Знание доступным и вам, значит не употребил жизнь как следовало бы.

Мехтильд направился в Терроптикум.

Ексидох же последовал за ним в глубокомысленном молчании, размышляя о словах Мехтильда.

Ексидох ощутил, что теперь его ведет нечто внутри него, а не снаружи, ведь прежде он слушал, смотрел и повторял Учение, которому учили предикторы, и жил среди Трехглазых, но чувствовал, что отличается от них, что его ведет нечто иное, отличное от того, что вело народ.

Он размышлял о том, что движет здесь народом, пытался понять, как действуют они. От чьего лица совершаются поступки их? Но не обнаруживал ту же движущую силу в самом себе.

Ексидох не понимал, что глаголет их устами, но отчего не проникает в его уста, отчего сердце его опустошено? Неужели у иных не так? Неужели он одинок?

Он не понимал, откуда происходит то, что происходит от Трехглазых, но не происходит от него самого.

И почему Ексидох всегда был отлученным от собственного единокровного и единоплотного народа и имел в себе участь, непохожую на их участь?

И не имел в себе достаточной Силы, чтобы эту участь пробудить и действовать от нее!

Разве он был обделен участью или же, напротив? Среди иных, что опустошены? Или же полны, но чем? Но нет, они опустошены, как и сам Ексидох, иначе почему бы им не согласиться и хоть бы минуту провести наедине с самими собой без гримас на лице?

Им откроется весь ужас, Древние Ветра, откроется их Опустошенность, они не могут примириться с тем, что происходят от нее.

Ексидох слышал их Голоса, а когда предлагал кому-то из народа остаться в одиночестве, то они глядели на него, возвышающегося над ними подобно тени, словно он само зло...

Они пусты и знают это. И множество размышлений появлялось в его уме, и множество размышлений исчезало.

Он вспомнил Шахаллима. Вспомнил, как обращался к его Духу с молитвами.

Ексидох просил у Великого Святого, назначенного Благословителем, выделить ему участь, что превзошла бы участь иных, ибо страх его быть определенным в низшие касты оказался велик.

И Ексидох молился от лица своего страха, и тем самым молитвы его обретали невиданное величие.

Однако иглоукалыванием, проведенным над ним в Зрелости, выявилось, что Доля, которой Ексидох был благословлен от Шахаллима, напротив его прошению и молитвам оказалась недостаточно велика, чтобы дать ему право войти в Касту и заключать союзы, поэтому Ексидох оказался среди тех, кто вне этой Касты.

Когда они приблизились к светоотражающим просторам Новой Айэды, то вдалеке над ней поднимались в лучистой дымке металлоблеска инновационные остроконечные строения последнего бастиона света, Терроптикума, с древним символически белокаменным Маяком и Жаровней его, чье приумноженное пламя сияло во всевозможных направлениях трех измерений, обусловленных конструкцией Маяка.

Ексидох же приблизился к Мехтильду и рассказал ему о противоречиях своих, тогда Мехтильд ответил ему:

– В тебе, как во мне, имеется Знание или участь, которой не имеют в себе иные. И Знание делает тебя отличным от них.

Оно направляет тебя от собственного лица, оно не предпочитало тебя среди прочих. Мы не избранные, мы – само оно.

Это Знание вырастило твою расходуемую плоть, как мое Знание вырастило мою плоть, чтобы облечься в нее, и мы не имеем иной воли в себе, кроме той воли, которую нам даровало наше Знание или наша Участь в мире.

Но, по крайней мере, она присутствует в нас среди этой холодной Пустоты!

Среди прочих из публики только ты, Ексидох, был единственным, кто имел в себе нужную участь, чтобы обратиться в слух на мои слова.

Но если мне ведомо, в чем мое Знание и как я могу употребить его и сотворить доступным, то я не могу объяснить или раскрыть тебе, в чем заключена твоя Участь, ибо это вопрос иной осведомленности, которой я не обладаю.

И подобное откровение способно совершиться двумя путями: либо естественным в свое время и в свое место, либо же принудительным, то есть с помощью Сумрака ты можешь заглянуть в себя.

И Сумрак обнаружит то, что было сокрыто.

Ексидох же потребовал от Мехтильда, чтобы он растолковал ему.

Тогда Мехтильд над этим задумался, но вскоре ответил следующими словами:

– Ты почувствовал, что Участь твоя созрела для осуществления, когда услышал речи мои и узрел тело мое, потому твоя воля, действующая независимо от тебя, повела тебя за мной.

И хотя ты, Ексидох, не за мной следуешь, не за Мехтильдом, но все же моим путем, а путь этот определился согласно тому, как определил его Закон.

Твои сомнения ясны мне как Незримый Свет, что пронизывает все окружающее, ибо ты ощущаешь страх и самообман, и ложь, в которой живут Трехглазые. Это ваш Незримый Свет, что пронизывает ваши умы!

Ты ощущаешь страхи и сомнения так, словно они твои конечности, что приросли к тебе, неотчленимые, неотделимые от тебя, лишние и сковывающие! Они держат тебя за руки и за ноги!

Но с другой стороны, всякий раз, слушая речи предикторов, ты понимаешь что их речи не принадлежат им, даже в тот момент, когда сходят с их уст!

Но их устами не вещает Высшее Знание, как они хотят то представить, напротив, все они глупы!

Ибо случилось, что они не поняли и заново не обнаружили то, что произнесли их уста. Поэтому и у них нет права произносить это и разглашать это!

Мехтильд и Ексидох вошли в Новую Айэду, а затем сквозь ее иллюминацию и многолюдные улицы направились к Терроптикуму.

– То, что порождает тебя, – обратился Мехтильд к своему единомышленнику, – по причинам мне неизвестным остается от тебя сокрытым, и предназначение твое утаено от тебя.

И ты не можешь предугадать, где свершится твоя Участь!

Однако то, что тебя порождает, ищет свои Пути для свершения, в этом оно подобно моему Знанию, ибо оно породило меня, срастило мои кости, дало мне Дыхание свыше, дало мне Сияние свыше, связало меня Узами свыше!

Это Знание есть мой Нексус! И твоя Участь есть Нексус! Закон!

И среди множества путей Участь твоя избрала путь следования за мной, за Мехтильдом.

Теперь мы идем в Терроптикум, где артефакт белокаменной башни откроет для тебя Путь.

Ексидох поинтересовался, означает ли это, что его Участь осуществится лишь в момент его вхождения в Сумрак, а до тех пор ему будет неведомо?

Мехтильд резко ответил, что Участь его лишь прояснится, но осуществить ее должен он сам.

Ексидох остановился и высказал то, что его тревожило, ведь Жаровня Маяка – это Место Поклонения, а артефакт, который Трехглазым даровал Сорфенталь – это святыня.

– Позволено ли нам, мне, Ексидоху, и тебе, Мехтильду, сотворить запрещенный срам над народной Святыней и употреблять к ней нашу Силу, что будет причиной вреда?

Мехтильд заметил противоречие Ексидоха и объяснил, что они, даже вдвоем, не сумеют употребить к Сумраку или к тому, что называется таковым, достаточно Силы, чтобы повредить ему.

Более того, Мехтильд и не думает употреблять Силу.

Вместо того они употребят Знание и Участь.

А они, подобно пламени, подобно Первоначальным Стихиям, являются естественными и происхождение их естественно. Они войдут в Сумрак неизменными.

Ексидох же вновь засомневался, спрашивая у Мехтильда, а не опасно ли давать свободу и волю Знанию, а в моем случае, Участи, коя не раскрывается даже своему обладателю?

На этот вопрос Мехтильд поразмыслил дольше обычного, а затем ответил так:

– Само по себе Знание не представляет угрозы, ибо является Силой, которую ограничивают Законы. Я не могу привести в Сферы Творения то, что здесь недопустимо, более того, я не Неботворец подобно Древним, а всего-навсего стремлюсь сорвать многовековой покров тьмы с Пустого Неба!

Ведь оно не Безнебесье! Если, к примеру, говорить о Силе, которую никакие Законы не ограничивают и не связывают, то Знание само по себе не сотворит ничего нового в Планах Мироздания, не разрушает ничего старого. Нет. Знание касается нашего ума!

Оно открывает для нас новые возможности восприятия и меняет наш укоренившийся, ложный зачастую взгляд.

Что же касается тебя, Ексидох, то твоя Участь единолична и происходит от тебя, ты сам волен предпочесть, как распорядиться ей, когда наступит необходимый момент для Свершения ее!

Ты не задумывался, например, почему в Священном Писании говорится, что Сумрак был употреблен к пламени жаровен?

Ведь Огонь – это Знание, это Знание об Огне. Как и Вода – это Знание о Воде. Воздух – это Знание о Воздухе.

Даже если Огонь погаснет, Знание о нем сохранится, ты сумеешь пробудить его, даже если вода испарится, ты можешь вернуть ее, покуда тебе ведомы пути, ведущие к этим знаниям!

Сумрак был помещен здесь в жаровни и употреблен к пламени, ибо ваша вера и мировоззрение имеют нужду в Огне, Жаре и Свете превыше остального.

Ибо вы во тьме, в бесславии, в страхе, в одиночестве и нужде!

Мехтильд, произнеся это, продолжил свой путь к Терроптикуму с его светоотражающими пирамидальными строениями. Пламенеющим плацдармом святая столица очерчивалась в металлической дымке и жужжании Новой Айэды.

Когда же Ексидох и Мехтильд проследовали вверх по белокаменной винтовой лестнице внутри Маяка, то приступили к Жаровне, и когда совершили это, то в умах их неожиданно переменилось настроение и прояснилось то, что долго блуждало в лабиринтах отражений.

И Ексидох ощутил в себе поднимающееся откровение, подобное прозрачному пузырю с заключенными в нем фигурами, среди которых он узрел тень Мехтильда.

И отраженная тень Мехтильда употребляла свое Знание к Сумраку.

И когда Мехтильд сотворил это, то Безнебесье обрушилось на Земли водопадом радужных цветов. Пустое Небо наполнилось Сиянием, а в глубинах его подобно фонарям вырабатывали свой ослепительный свет сферические объекты, и Трехглазые прятались в темноте, чтобы сберечь глаза, многие потеряли зрение, иные его сохранили.

Но среди множества Великих Форм планет-фонарей, освещающих Небо, были существа, внешность которых соответствовала описанию, данному в Святых Книгах.

И существа эти, остававшиеся Незримыми для Трехглазых, до того не представляли для них угрозы. Однако Знание Мехтильда расширило границы восприятия Трехглазых, как это понял Ексидох.

Знание сместило их мироздание в область Незримого Света и спровоцировало кровопролитную войну между Древнейшими из Безнебесья, Неботворцами и Небожителями, а против них народ Трехглазых.

И помимо того было множество последствий разрушительного и созидательного толка, и все потому, что Мехтильд употребил к Сумраку свое Знание и направил взор Трехглазых за пределы Пустого Неба, которое вовсе не было Пустым.

И Ексидох ощутил свою Участь, которая призывала остановить Мехтильда прежде, чем случится катастрофа.

Но вместе с тем он почувствовал и то, о чем Мехтильд не упомянул. Ибо Ексидох здесь узрел свое желание, а желал он для себя Участи, которая отлична от Участи народа Трехглазых.

Но вослед за этим желанием простиралась вдаль Тень Возмездия, которое Ексидох призывал на свою голову.

Ведь он воистину желал для себя Участи лучшей, чем у народа. Участи лучшей, чем заслуживал, а с ней получал и воздаяние большее, чем мог стерпеть.

Воздание, которое он вынужден был терпеть в одиночку, ибо Участь отлучила его от народа.

И то Великое, что Формировало их Глаза, их Тела, их Умы, их Участь, то Великое формировало и Ексидоха тоже. И Даровало Жизнь, которую он не хотел принимать.

И то, что он не принял в первоначальной форме, подалось ему в иной форме.

И Ексидох зрел себя коронованным огненной Короной, и в ладони его была огненная Сфера, а в другой пылающий Жезл, а за спиной его сиял царственный темно-синий полюдамент с неисчислимыми созвездиями, но в свете этих артефактов Ексидох сделался малозаметной Тенью.

И Сияние их расправило над его унесенной волей, подобно Хищной Птице, собственные Пламенные Крылья.

И он оказался беспомощен против той Участи, что была уготована ему.