Интерлюдия 3. Раздумья
В моих пальцах возникла роза и мягко слевитировала на подушку. Кремовая чайная роза на кремовой же подушке. Интересно смотрится, по цвету почти совпадает. Я вздохнул и провел кончиками пальцев по слегка спутавшимся рыжим волосам супруги. Так странно жить и осознавать, что теперь у тебя есть жена. После всего того, что мы преодолели вместе и порознь.
Это тяжело помнить. Очень тяжело. Порой мне совсем не хочется вспоминать те последние минуты моей жизни. Иногда хочется выпросить у Зеры какую-нибудь дрянь и забыть. Забыть все, уничтожить прошлое и начать жить заново. Здесь и сейчас, с семьей, с родней, с друзьями. Не помнить ни оскаленных пастей врагов, ни маньяческих ухмылок моего персонального палача, до сих пор не оставляющего надежды получить меня в свое абсолютное пользование. Не хочу помнить и своих смертей — каждый раз разных, но одинаково болезненных, бессмысленных и, как ни странно, необходимых. Каждая смерть — выход из жизни, каждая жизнь — новая пытка.
Иногда мне кажется, что я все же умер окончательно и нахожусь в драконьем раю. Не бывает все так гладко, так просто, так легко. События ложатся в стройную канву, враги лишаются головы, нейтралы переходят на нашу сторону… Это сон. Хороший, добрый, приятный, но сон. И я боюсь проснуться. Открыть глаза, увидеть или тюрьму, или пыточную. Или великое ничто… И понимать, что такой чудесный сладкий сон уже никогда не повторится.
Потер заспанные глаза, но наваждение не прошло. Девчонки тихо спали в обнимку, укрывшись легким одеялом. Жена и… сестра, пожалуй. Называть самого себя женского пола еще как-то не доводилось. Шиэс — сестра нам всем, а мы все друг другу братья, пусть и из разных кланов. Так легче воспринимать действительность, чем постоянно помнить, что ты — это ты, вот эта милая золотистая дракоша — ты, вон тот угрюмый дракон смерти — ты, и сопящий носом кровавый дракон, роняющий слезы во сне — тоже ты. Так недолго сойти с ума, причем каждому из нас. Потому считаем друг друга братьями и сестрами.
Я передвинулся поудобнее — рука в локте затекла от неподвижного сидения. Но так не хотелось будить девчонок — пусть еще поспят. Сейчас редко выдаются минуты спокойствия, и долгий сон сойдет за неплохой подарок. Лэт чихнул, поднял заспанную морду, нащупал собственный комм и долго тыкал в него когтями, пока не сообразил нажать пальцем. Чертов сенсор… глупая игрушка. Кровавый выматерился под нос, бросил комм на тумбочку и зарылся в одеяло с головой. Ему тоже снились кошмары.
Окно показывало какой-то простенький пейзаж с облачками и светло-зеленой травой. Какая разница, что там, если картинку можно настроить по собственному желанию… А реальность за бортом корабля — глубокий космос, где нет ни дня, ни ночи, только тьма и холод. Я поежился, втянул замерзшую пятку под одеяло и прижался к девчонкам. Ничего, еще можно побездельничать, еще час времени… а может чуточку больше.
Ровное лицо Оллы скривилось в болезненной гримасе. Тоже что-то снится. И это что-то слишком нехорошее. Загодя убирал чуть выше розу, чтобы дамы не покололись острыми колючками. Странный подарок — всего одна роза. Но она должна помнить, должна вспомнить ее. Другую розу, похожую, только с алыми лепестками и такими же острыми колючками. Сорванную тогда в нашем саду. Наш сад… как давно это было… Кажется, миллион лет назад. Но драконья память иногда бывает просто ужасной. Я помню этот сад. Сейчас у нас есть целые миры: леса, сады, поля, моря и океаны в нашем распоряжении. Но тот сад я запомнил навсегда. Там я впервые дал клятву ей помочь. И помог ценой своей жизни. Кто же знал, что тогдашняя девчонка превратится… во что? Пока не понятно и будет не понятно еще долго. До тех пор, пока она полностью к нам не вернется.
Ее губы болезненно скривились. Ладошка легла на живот. Мне это дико не нравится. Что-то происходит нехорошее. Я же всем говорил, что не все тут гладко. Что если… кто-то нарушил запрет? Подлили яда? Или это всего лишь фантомная боль от ужасных воспоминаний, вылезших в обыкновенный кошмар? Шиэс сонно муркнула под нос и потерлась щекой о руку Оллы. Я укрыл золотую, поскольку та раскрылась, ворочаясь. Глупости это все. И домыслы мои глупы. Я стал трусом и паникером, я сдался уже заранее и сейчас изображаю ополумевшего пророка, орущего на городской площади о конце света. А потом, когда мы нечаянно оступимся, буду ходить и ворчать, мол, я же предупреждал, я же говорил… Ничего не могу с собой сделать… Но и чувствовать, что все слишком гладко, мучительно. Невыносимо каждый день ждать подлянки от судьбы.
На всякий случай просканировал два плазменных тела. Сестра в своем репертуаре, даже внутренности оставила для качественной подделки. У Оллы внутри плавали запасенные апельсины. Хитрая бестия, научилась уже. А когда-то едва не зажарила меня первым файерболом. Внезапно мелькнула какая-то искорка. Этого здесь не должно быть! Глаза подстроились, превращаясь фактически в живой рентген. Нет, просто отблески от светящегося будильника на стене. Скоро эта падла станет засветится красным, включив премерзкий сигнал побудки.
Вернул себе нормальное зрение и облегченно выдохнул. Пусть все идет как идет, я готов ждать столько, сколько нужно. До тех пор, пока… пока она не созреет. А стимулировать можно по-всякому. Покосившись на чуть потрепанную розу, думаю о том, что мы все здесь шизики. Параноики, страдающие фобиями. Я вот, к примеру, боюсь, что что-то случится. Войны с хаоситами и со сверхами уже были. Мне страшно представить, что однажды все эти силы объединятся и ударят по нам. И уже не будет всего этого, а я снова окажусь в бесконечном кошмаре, именуемом реальность. Страшно…
Мы все чего-то боимся. И все вращаемся вокруг одного стержня — Оллы. Она то, что нас притянуло сюда и держит. Она не дает нам развалиться на маленькие винтики, держит весь этот механизм, и он как-то работает. Странно, но работает ведь.
У каждого своя фобия. О своей я уже говорил. У Оллы боязнь мужчин и детей, у Шеврина — боязнь пережить еще раз смерть любимой. Не дай боги пережить то, что пережил он. Шиэс боится оставаться одна. Она никогда не говорит об этом, может только Ольту и сказала, а так молчок. Сильная, волевая, маленькая золотинка боится одиночества. Лэт боится спать. Он сидит до последнего, читает, рисует какие-то свои идеи. Его кошмары так ужасны, что иногда их миражи появляются над головой кровавого.
Эти два золотых придурка боятся семьи, точнее родителей. Я бы смеялся, если бы не понимал их. Но я их понимаю, и мне их жалко. Несмотря на то, что они придурки. Они даже есть поначалу боялись, стремались каждого шага, пока не свыклись с нами жить. А вон тот сопливый сверх, метр с кепкой, а все же сверх… он боится быть ненужным. Так боится, что готов сделать что угодно, даже перерезать себе глотку и вспороть брюхо, лишь бы только это кому-то понадобилось. Дурак, в общем.
На счет Ольта не знаю. Сверх ничего не говорит, но тоже, наверняка, чего-то боится. Не зря сидит с нами, ковыряется в наших головах и лечит нашу шизу. Потому что у него тоже есть своя шиза, схожая с нашей. Нормальные психиатры уже давно упекли бы нас всех в антимагических ошейниках в дурку и лечили бы добровольно-принудительно. А он стал на одну ступень с психами и пытался достучаться. И чаще всего у него получается.
Олла поморщилась, потянулась и открыла глаза. Натолкнулась рукой на розу, понятное дело, сжевала не вовремя попавший под руку листок. Недоуменный взгляд, полный подозрения и немой вопрос «Какого хрена?». Все предсказуемо, тут к гадалке не ходи. Вопросительно-строгий взгляд на меня. Понятно, ауру считала, создателя вычислила. Эх, не так положено девушкам цветы в постели встречать. Они улыбаться должны…
Я опустил глаза и выдавил улыбку. Хотя больше всего на свете мне хочется взять того придурка, который с ней это сделал, и разорвать пополам. А потом исцелять и разрывать снова и снова, пока он не выучит урок и не научится обращаться с женщинами. Увы, убить его я не могу. Он для чего-то нужен. Без понятия, для чего, но чутье никогда не ошибается. Недодемон-недобионик нужен. Иначе он бы уже давно подох мучительной смертью. Он как Горлум во Властелине колец (занятная книжка, однако). Тоже когда-то где-то сыграет свою партию. А пока пусть бегает, главное, чтоб под ногами не путался, срань собачья.
Потушил искорки ненависти в глазах и уже спокойно взглянул на проснувшихся девчонок.
— Помочь заплести? — предложил свои возможности и способности Шиэс. Супругу пока трогать не стоит. Видимо, переборщил я с розами. Вторая роза, кажется, это слишком.
Чтобы дракоша не обижалась, тоже дал ей розу. Чистую, снежно-белую в знак наиневиннейших братских чувств. Шиэс довольна улыбнулась — вот так и должна встречать девушка подарок. Впрочем, розы ни в чем не виноваты. Это все наша шиза в головах. Чем дольше живешь, тем больше шизы копится за века. Никто не признается, никто не скажет, что боится снега или там речной воды. Потому что подыхал в проклятом снегу, замерзая, или топился в речке связанный, в метре от берега, а на тебя смотрели твои мучители и смеялись. Вот уже готовая фобия нарисовалась. Бессмертные тоже боятся и тоже видят кошмары. И самые страшные чудовища в их кошмарах — они сами.
Закончив с косой сестрички, приступаю к волосам Оллы. Тут уже швах. Волосы вырывались и пытались вообще убраться подальше. Значит нервничает и нервничает сильно, раньше никаких проблем с рыжими косами ведь не было.
— Не бойся, мы со всем справимся, — вздрогнула от слов и от моей руки на плече. Надо поговорить с Ольтом, это не может продолжаться вечно. — Усекла?
Легкий щелчок по носу, бледные губы расплылись в скромной улыбке. Вот это уже лучше, мы ведь действительно справимся. И фобии будем лечить. Для бессмертных это длительный процесс, но и времени у нас много. Тысячи, сотни тысяч лет. Вылечим. И это тоже вылечим.
Гребень раз за разом приходился по апельсиновым завиткам, пальцы сами собой укладывали прядки. Мы все преодолеем, дорогая… Жаль, очень жаль, что так получилось. Что встретились мы все здесь уже искалеченными, морально раненными или даже почти убитыми. Жаль, что обстоятельства были такими. Но мы сможем вылечить друг друга только вместе.
Я убрал в прическу последнюю прядь и вдруг, поддавшись внезапному порыву души, поцеловал пушистую макушку. Не дрожит. Значит, что-то получается. Значит, мы все сможем.
Это будет мой девиз…
--------------------------------
По хронологии действие происходит где-то через месяц после событий «Демиургов».
