Глава 3
А на утро Шарес проснулся с трудом, с отчаянно гудящей головой, покосился на дрыхнувшего неподалеку в палатке «пленника» и, со вздохом потерев виски, выбрался наружу. Первым делом наломал сухих веток и, обустроив заново костер, подвесил над ним оставшуюся со вчерашнего дня уху. Компот, почти не початый, был поставлен на покрывало рядом с корзиной ягод. Мужчина, тихо хмыкнув, отправил в рот горсть дикой малины, а затем, отстранившись, пошел к ближайшему дереву. На птиц чары действовали хуже, но уже спустя полчаса одна из живущих неподалеку лесных куропаток рухнула ему прямо в руки. Заморачиваться не хотелось. Ободрав перья вместе с кожей, он насадил птаху на гладко оструганную палку и устроил над жарко тлеющими углями.
Салим медленно перевернулся на живот и открыл глаза. Разбудила его бабочка, случайно севшая на нос и щекотавшая кожу своими лапками. Теперь она летала над светлой макушкой, норовя усесться обратно. Салим чихнул, потер нос и наконец-то понял, где он находится. Однозначно не дома. А жаль. Дома было и мягче, и спокойнее… Но дома не пахло чем-то заманчиво вкусным… Вставать решительно не хотелось. Парень еще некоторое время полежал, борясь с естественными позывами организма, намекающего, что пора бы сходить за кустики. Организм все же победил, заставляя подняться. Лень на время отступила.
Зато в кустах, подальше от импровизированного сортира, Салим нашел крупные ягоды, а еще чуть в стороне — грибы. Что было довольно удивительно, ведь дождь шел уже давно. Вот только… стоит ли срывать грибы и нести их новому знакомому? Быть может, это будет считаться чем-то неправильным?
Решив, что хуже не будет, Салим потянулся телекинезом и сорвал пару грибов. Спросить же можно, если Шарес не ест, он сам съест, не беда… Попутно он не удержался и все же нарвал ягод и напихал в рот, пачкаясь липким сладким соком. Летом хорошо. А вот зимой будет полная лажа…
Шарес радостно скинул на берегу одежду и, оставшись в одном ошейнике, двигался к спокойной, почти зеркальной глади озера, отражающей блики рассветного солнца. Да, это отлично рассеивало сонную одурь, а за мясо можно было не бояться — дружественный дух огня не позволит готовке пропасть. Уже по шею в воде заметил проснувшегося «пленника» и, хмыкнув, в пару гребков оказался на мелководье, опираясь о дно руками.
— С пробуждением, малыш, вон компот и уха, грибы можешь положить рядом с куропаткой, пусть пекутся. Специи и соль в тех двух баночках у костра! — негромко, но четко прокричал он, замирая в холодной водице.
— А? — Салим едва смог рассмотреть торчащую над водой голову Шареса. Так вот откуда он говорит! — Хорошо.
Он неловко нанизал грибы на импровизированный вертел, едва не уронив куропатку, но смог удержать руками и телекинезом. Зачем такие сложности с готовкой, парень не особо понимал, но пища была действительно вкусной. Трогать соль и специи не решился, понятия не имея, сколько и чего нужно класть в еду. Так что оставил все как есть и просто выпил компот. Идти никуда не хотелось, ничего делать тоже не хотелось. Говорить с непривычки было трудновато. А он за два года впервые действительно много говорил! Так что Салим просто уселся на песок и принялся рассматривать лес, отвернувшись от озера с купающимся драконидом.
Драконид, радостно рассмеявшись, одним мощным гребком опустился на глубину и, поплескавшись еще самую малость, вернулся на берег. Стоило его ноге ступить на сухой песок, как вода с его тела с пшиком испарилась. И уже в клубах рассеивающегося пара он спокойно надел свои свободного кроя черные штаны и подвязал шнурком волосы. Подошел к костру и, заметив нетронутые специи, слегка присолил грибы, притрусив их вместе с куропаткой смесью перцев с укропом и петрушкой. Залпом допил прямо из котла остатки компота и, широко улыбнувшись, принялся раздувать угли, переворачивая да подрумянивая уже близкую к готовности птицу.
— А притяни-ка сюда мою сумку, малыш, вместе со вчерашним тарелками, сейчас такая вкусняха будет! Кстати, хочешь ягод — их у нас почти полная корзина. Сам вчера набрал, — проговорил он, улыбаясь так, что некоторые барышни явно залили бы все вокруг восхищенными слюнями, плюнув на то, что оно — драконид.
Салим молча притянул сумку и тарелки, вообще не понимая, чему радуется этот странный мужик. Ну птица какая-то, ну грибы… Парень скривился, представив, что это ему пришлось бы все ловить и жарить… Не, это не для него. И вообще, что тут хорошего — сидеть на берегу хрен знает с кем и ждать не пойми чего? Уже искал бы быстрее ту проклятую казну и отстал бы. А то слюнит и время тянет с чего-то…
Он копнул ногой песок, но смолчал. Возмущаться — гиблое дело. Все равно все его претензии окружающим до одного места.
Шарес же, опять громко фыркнув, разложил по тарелкам две половинки румяной, печеной на углях куропатки, положил печеных грибочков, добавил кусочков мгновенно расплавившегося от жара козьего сыра с чесночной лепешкой и вручил вторую тарелочку Салиму.
— Держи, а то выглядишь так, будто вот-вот упадешь да помрешь, — ухмыльнулся он, садясь на выступающий из песка массивный камень. А затем смачно зажевал грибочек. И так внезапно хорошо стало на душе! Наконец-то можно, не сопротивляясь приказу, быть подальше от гильдии! Не быть чертовым боевым рабом.
— Спасибо, — пробурчал Салим, взяв еду. Отказываться от еды глупо. Дают — бери, бьют — терпи. Эх… — Не помру я, — вдруг, не понимая зачем, выпалил он. — И рад бы помереть, так не умирается.
Парень задумчиво жевал и вспоминал. Да, так вышло, что жизнь его не баловала от слова вообще. И любовно выпестованная лень и апатия не позволяли радоваться даже таким крохам позитива, как настоящий момент. И Салим понимал, что следующую зиму он не переживет. Две прошлые зимы он худо-бедно догрызал отцовские запасы и подъедал кое-какие свои нычки. Но эта зима… Запасов он уже не делал специально. Чтобы все закончилось побыстрее. Летом и осенью еще как-то перекантовался бы, но зимой… Проще было зарыться в снег, уснуть и замерзнуть. Навсегда решив все свои проблемы. Поскольку убиться как-нибудь вычурно Салим не мог. Ножи в доме были еще тупее, чем его башка, веревки сгнили, когда он их нарочно забыл под дождем еще при жизни отца, а мухоморы он уже пробовал. Пробегавшись же, решил, что смерть от поноса не стоит таких мучений и оставил все на потом. Да и вообще, даже будь у него желание заниматься домом и запасами, кто знает, сколько этот странный драконид будет держать его при себе? Вдруг до самой зимы не отпустит? И тогда действительно только умереть и останется.
Шарес же с неожиданной серьезностью уставился на него почти зло, проглотив кое-как разжеванный кусок. И хмыкнул как-то понимающе.
— Не говори так, малыш. Знаешь, я был намного моложе нынешнего тебя, когда твоя распрекрасная мамочка надела на меня это украшение, — он зло сжал пальцы на своем ошейнике, который, казалось, уже врезался в его плоть, и просто не смог сказать ни слова из наболевшего и накипевшего за долгие годы. Просто… Это ведь действительно было мучительно больно. — Так или иначе, а я был совсем не против сдохнуть. А потом понял, что на этом ничего не закончится и дальше плохо будет мне одному, — сказал он со вздохом, запив ком в горле налитой в кружку ухой.
— Разве после смерти может быть плохо? — удивленно поднял взгляд на драконида Салим. Он искренне не понимал, как так может быть. — Мне кажется, наоборот, умерев, нам уже все равно, что здесь происходит. И все здешние проблемы перестанут волновать. И вообще… — он запнулся, не сумев подобрать нужных слов, и вяло махнул рукой. Какая разница? Этот мужик слишком отличается от него, чтобы понять, что в жизни его, Салима, нет никакого смысла. Он — абсолютно бесполезное существо в мире, где выживают сильнейшие и богатейшие. Так зачем страдать?
Драконид вновь дрогнул, оставляя на кружке едва заметные вмятины от пальцев.
— Еще как, малыш.
Салим непонимающе пожал плечами в такт своим мыслям и покосился на зло стиснувшего кружку Шареса. Да уж, вот уж кто и силен, и умен. Вон мускулы какие… и магией он хорошо владеет. Не то что Салим, который с горем пополам освоил один телекинез и парочку простейших заклинаний. И то только потому, что они были ему жизненно необходимы…
— Хотя, конечно, у тебя нет такой чудной вещички на шее, и тебя никто не вернет против твоей воли. Но поверь мне, там — дерьмо, — вздохнул и продолжил после некой паузы Шарес, с трудом не теряя нормальное по сути настроение. — Прости, что вечно поминаю твою мать, но… Уж прости. Я мало кого в этой жизни ненавижу ТАК сильно.
— Да не извиняйся, — буркнул Салим, вновь покосившись на рыжего чудика. — Мне ничего не говорит слово «мать», так что какой бы она ни была, мне нет до нее дела. Я ее никогда не видел и, знаешь ли, видеть особо не желаю. Думаю, если она вполовину такая же странная, как отец, то лучше ее и не знать…
На это Шарес лишь громко хмыкнул. По его мнению, этому дурню реально лучше было никогда не знать эту женщину.
Парень взглянул на небо и понял, что солнце поднялось уже достаточно высоко, они уже доели свой завтрак и пора бы заканчивать все эту ерунду. Он дернул за рукав Шареса, отвлекая драконида от неприятных мыслей, и попросил:
— Давай уже искать те ваши амулеты, а? Раньше найдем, раньше распрощаемся.
— О, какое похвальное рвение! — с фальшивым энтузиазмом воскликнул драконид, очень жалея о том, что не может себе позволить тянуть время нарочно. Все же ошейник уже нехило так подстегивает импульсами боли. — Отлично, доедаем и идем к тайнику, заклинание указателя уже активно.
Салим отдал Шаресу посуду, слегка отряхнул штаны от песка и поднялся, не имея ни малейшего представления, где же его родимый папаша мог закопать амулеты. Лес большой, озеро глубокое и холодное, возле дома скала с кучей пещер, где можно самому потеряться и уже никогда не выйти наружу… Да уж, вариантов для поиска просто море. И предугадать, куда эксцентричный Иденир зарыл украденное, просто невозможно. А зная характер папочки — чтоб сарай сгорел и у соседа — Салим не удивился бы, обнаружив искомое где-нибудь на дне озера или в какой-то такой горной трещине, куда даже гибкий эльф не пролезет. Чисто, чтоб назло и никому не досталось.
Драконид собрал остатки еды и закопал поглубже объедки, после чего, наконец, сложил все вещи и палатку в один плотный, туго стянутый тючок.
Обманчиво безобидный, без оружия и брони и с грузом за плечами он приглашающе махнул в сторону леса.
— Пошли. Надеюсь, мне не придется опять тебя нести? Я, конечно, и так могу, но… Тебе еще вот корзину с твоим вчерашним уловом нести, — он демонстративно качнул головой в сторону корзины ягод. — Все равно сам это на ходу будешь трескать.
— Да чего там, пойду сам. Теперь хотя бы понятно, зачем и почему, — пробубнил Салим и походя закинул себе в рот горсть ягод. — Кстати, там еще грибы остались. Могу достать, пока не ушли далеко…
Он потянулся к знакомым кустам, отрывая и притягивая к себе достаточно крупные боровики.
— Для ужина, — пояснил в ответ на удивленный взгляд рыжего. А как еще-то? Кто знает, будет там, куда они идут, еда или нет.
— Хорошая мысль, валяй. Судя по данным поискового заклятия, надо углубиться в лес всего на пол-лиги, — улыбнулся в ответ на это Шарес. Что и говорить, то, что мальцу все же не плевать на свою жизнь, его здорово обрадовало!
«Всего на пол-лиги» растянулось на целое утро. Салим не понимал, то ли время тянулось так медленно, то ли он так много прошел, но пока они спустились от озера по небольшой тропе по склону, а потом обошли это озеро и углубились в лес, он устал как собака. Искать папашины нычки ему перехотелось еще на спуске.
А солнце, набрав обороты, уже даже сквозь листву жарило как проклятое. Безусловно, что лес стал глуше, было к лучшему. Ибо в тени было все же малость комфортнее. Очередное лесное, пусть и отчаянно заболоченное, озеро стало сюрпризом. Еще большим сюрпризом для Шареса оказалось то, что поисковое заклинание указывало именно на это скопище ряски, грязи, тины и камышей.
— Да, малыш, у твоего отца всегда было чувство юмора, — вздохнул мужчина, останавливаясь прямо рядом с этим болотцем на привал. Радовало, что сие все же не настоящие топи.
Салим радостно грохнулся на траву там, где стоял. Ноги отчаянно болели, и он решил, что уже вообще никогда не встанет. До сих пор ему никогда не доводилось ходить так много и далеко. Да и полулежащий образ жизни здорово подточил и без того слабую выносливость парня. Так что когда он, наконец, перевернулся на спину и попытался потянуться, расправляя ноги, то получил довольно болезненные судороги в икрах. В первую секунду Салим взвыл совсем уж громко, но потом закусил губу, костеря себя на чем свет стоит. Вот уж точно, подарочек упырям и волкам — сам пришел и уже никуда не уйдет. Судороги-то никто не отменял.
Вцепившись кое-как рукой в правую ногу, он только и смог что прикрыть глаза и терпеть. Молча. Нужно переждать, само как-нибудь пройдет…
