II

От города лес отделяют поля Печали. Стало быть, чтобы добраться до него, придётся потратить пару часов, но Кери предпочитает ходить напрямик, пока это возможно. Сейчас она идёт быстрым шагом, изо всех сил стараясь не сорваться на бег — как бы ни хотелось поскорее увидеть родственников, следует держать себя в руках. В этом мачеха права. Плотные кожистые бутоны ещё нераспустившихся цветов время от времени задевают кисти рук, заставляя морщиться. Да, разумеется, Кери прекрасно известно, что сейчас выделяемый цветами сок неопасен, но… он же жжётся! Не так, чтобы уж очень сильно, но довольно-таки ощутимо. Но с этим можно было бы смириться, только вот дней через десять Белая Печаль расцветёт, после чего этот путь к лесу будет закрыт до самой осени. Пересечь поле цветущей Печали без применения чар, доступных королевским магам — тем самым, к которым Кери неспособна — невозможно… Почти. Встречала Кери описание способа в одной из книг, но плата за него такая, что уж лучше обходить цветочки стороной и не думать о недоступных сторонах магии. Иногда Кери жалеет, что родилась ведьмой.

Занятая мыслями, Кери не сразу замечает, что поле закончилось. Лес манит сумраком и прохладой, в которой даже полчища комаров не могут заставить вернуться под палящее солнце. Кери довольно жмурится, осторожно касаясь кончиками пальцев шершавой коры старой сосны. Лес отзывается коротким дуновением магии, радуясь возвращению одной из дочерей. Кери любит бывать здесь, хоть и не считает лес в полной мере своим домом. Как не считает им и городской дом отца. Но здесь хотя бы нет нужды в соблюдении этикета. Кери прижимается к сосне щекой, вслушиваясь в неясный шёпот. Лес торопится рассказать всё, что произошло здесь за то время, что Кери отсутствовала… даром, что она никогда не могла толком понять, о чём именно ей говорят. Кровь отца не позволила в полной мере проснуться способностям ведьмы, но и таланта к искусству королевских магов не дала. Впору обижаться. Только вот непонятно — на кого?

Момент единения с миром прерывает движение, замеченное краем глаза. Кери резко оборачивается. И сразу же понимает, что испугалась напрасно — перед ней стоит всего лишь молодой мужчина лет на пять старше её самой. В пропылённой дорожной одежде и с котомкой через плечо — он ничем не отличается от множества других путешественников. И выглядит вполне безобидно, что, впрочем, ещё ничего не значит. Большинство колдунов Ли-Лай тоже с виду невиннейшие создания, что не мешает им быть теми ещё тварями. Ну, так Кери слышала от бабушки. Но в любом случае ясный взгляд серых, слишком светлых для брюнета глаз и широкая улыбка не значат ровным счётом ничего. Но и пугаться пока рано.

— Доброго дня, красивая. Не подскажешь дорогу? А то я, признаться, заплутал. С самой ночи брожу по лесу — только сейчас на опушку вышел.

— А как в лес попал? Он не пускает чужих.

— Это я уже понял. Случайно, наверное, — вздыхает неожиданный собеседник. — Ты, я так понимаю, лесу не чужая? Помоги усталому путнику — укажи дорогу.

— Так она перед тобой, — Кери коротким взмахом указывает на едва заметную тропинку. — Она, конечно, даёт хороший крюк, но зато не соприкасается с полем Печали, хоть и идёт параллельно ему. Выведет тебя прямо к одним из обережных врат. Во время сбора слёз только по ней и можно ходить не опасаясь дурмана. Или, если хочешь, можешь пройти напрямик — через поле.

— Не-е, — мужчина испуганно пятится. — Не нравятся мне эти цветочки.

— Зря. Сейчас они ещё не опасны. Вот в период цветения их аромат будет в буквальном смысле сводить с ума.

— И всё-таки, прекрасная высокородная ведьма, у меня нет желания приближаться к этой красоте, — улыбается путник. И, видя удивление во взгляде Кери, добавляет, — «Параллельно» и «период цветения». Подобные словечки не встречаются в речи простонародья. В некоторых, особо отдалённых селениях, подобное вообще могут счесть за заклинания… да и твои слова про то, что «лес не любит чужих»…

Проговорив это, мужчина бодро зашагал по указанной тропинке прочь от леса. Кери же только и остаётся ругать себя на все лады. И в самом деле. От привычки ввернуть словечко позакавыристее стоит избавляться. По крайней мере, прикидываясь деревенской простушкой — не станет же она отказывать себе в удовольствии выставить дурой аристократочку Таго! Которая, как выясняется, не такая уж и аристократка. Если судить по уровню знаний. Но сейчас про неё думать не хочется — всё-таки лес не то место, где стоит помнить про городскую родню и прочий сброд. Кери прислоняется спиной к стволу сосны, совершенно наплевав на то, что одежда будет запачкана смолой. Куда важнее сейчас сосредоточиться на ворожбе, поскольку будить второй раз лес не очень-то вежливо. Придётся тратить собственные силы — спасибо улыбчивому бродяге!

***

Приглушённый голос жреца теряется под сводами храма, из-за чего приходится прилагать усилия, чтобы его расслышать. И это несмотря на то, что прихожане хранят молчание. Почти все. Льята, кажется, спиной чувствует пронзительный взгляд матушки — будь у неё хоть малейшая возможность добраться сейчас до дочери… Но шептаться с Рийси Льята не прекращает. К счастью, они стоят достаточно далеко от родителей. Следовало бы, наверное, уделить больше внимания тому, что происходит в храме — всё же одаривание не обычный праздник. Но. Не каждый день узнаёшь, что лучшая подруга собирается сбежать из дома! Услышав это, Льята только и могла поначалу ошарашенно моргать.

— Ты понимаешь, что творишь?!

— Не отговаривай меня, Лья. Я всё решила, — Рийси покрепче прижимает к груди атласный мешочек с дарами для Ньон. — Надеюсь, ты не станешь мне мешать.

Льята резко отворачивается, переводя взгляд на жреца, заканчивающего речь, которую, судя по ровному горению пламени в каменных чашах, Ньон приняла благосклонно. Льята выпутывает из складок юбки собственный мешочек для даров. Первыми по давней традиции к алтарю поднимаются господин Дене с женой. После них следуют отец с матушкой, начальник городской стражи и прочие знатные люди старшего поколения. Потом уже приходит очередь младших, а после того, как аристократы отойдут от алтаря, наступит очередь прочих горожан. Льята распускает завязки мешочка, высыпая дары в подставленную чашу — простенький самодельный браслетик из семнадцати (по числу прожитых годов) бусин, крохотную бутылочку с розовым маслом и прядь волос. Отходит в сторону, чудом не попавшись на глаза матушке — как-то не хочется сейчас выслушивать от неё замечания о неподобающем поведении.

— Жаль, что нельзя увидеть, какое решение принимает Ньон, — слышит Льята голос позади себя. Рийси теребит завязки уже опустевшего мешочка. — Мне бы хотелось знать ответ.

Ответ неведом даже жрецу, — Льята пожимает плечами, произнося известную всем истину. — Но я готова спорить, что у тебя будет всё замечательно!

— Тебе же неизвестно, о чём я просила… Лья, поможешь мне? Я хочу встретиться с одной… с одним человеком, — Рийси замирает на середине шага, оборачивается к Льяте. Та видит, что подруга пытается выглядеть спокойной, только руки продолжают судорожно стискивать несчастный мешочек. — Это ведьма. Её зовут Тисс.

— Сестра сейчас…

— Не надо! — обрывает Рийси. — Я не хочу слышать про твою сестру. Ты ведь и сама бывала у старухи, правда? Вот и замечательно. Проводи меня к ней.

— Хорошо, — кивает Льята, мысленно прикидывая, получится ли эту самую старуху Тисс уговорить помочь подруге… и заодно было бы неплохо порасспросить её о нападениях тварей. Ведь должна же Тисс хоть что-то об этом знать? — Но сейчас ведьмы нет в городе. Кажется, она должна вернуться через дня три… так Кери говорила.

— Значит, через три дня… Благодарю, Лья. Ты не представляешь, как для меня это важно.

Рийси коротко кивает и присоединяется к родителям. Льята вздыхает. Выбираться из прохлады храма в полуденный зной совершенно не хочется, но и задерживаться в его стенах дольше положенного не стоит — это только жрецам позволено. Хоть и жутко хочется побродить по коридорам и узнать, что же скрыто в тех переходах и помещениях, куда не пускают обычных людей? Да и… стоит только подумать, что там, у входа её ожидает матушка, как ноги сами прирастают к полу. Впрочем, ведь можно же выйти и другой дорогой, не правда ли?

Все коридора храма похожи друг на друга. Остаётся только радоваться, что севрасский храм Тринн не такой уж и большой — главный зал с тремя алтарями, к которым ведут три коридора для прихожан и ещё один, соединяющий зал с внутренними помещениями. Как правило, посетители идут по дороге, которая — неофициально, конечно — «принадлежит» определённой богине. Той, к которой пришли. Так по правому коридору приходят к Нарт, через центральный — к Ньон, а левый отдан Нэй. Но никто и слова не скажет, если, например, в день одаривания Ньон уйти по пути Нэй. Ведь так? Льята медленно возвращается к алтарю с дарами. Поток прихожан и не думает иссякать, но она не обращает на это внимания, сразу же сворачивая в левый коридор. Который сейчас пуст — до того дня, когда придёт пора славить младшую сестру, ещё немало времени, а по пустякам к богине смерти не ходят.

После короткой пробежки по мрачноватому коридору… да ничем он не отличается от прочих, Льяте прекрасно об этом известно, но коридор, ведущий в богине смерти не может не быть мрачным, ведь так?.. После пробежки Льята покидает стены храма. Щурясь от слишком яркого после полумрака солнца, она с любопытством осматривается. По эту сторону храма Льята бывала лишь раз, что и понятно — зачем дочка главного мага города может прийти к седой богине, держащей в руке букет исверских колокольчиков? Следует исправить это упущение, ведь остальной Севре изучен вдоль и поперёк. Льята неспешно шагает вниз по узкой тропке. Да уж. Эта дорога далеко не такая удобная, как та, по которой Льята пришла сегодня в храм. Выглядит неухоженной и запустелой, вроде старой дороги на юг, которой уже лет семьдесят не пользуются — слишком уж близко она проходит от Лассайской Скалы. Видимо, Нэй не пользуется популярностью у людей, пусть жрецы и твердят, что сёстры равны… Льята неодобрительно морщит нос, рассматривая камни под ногами и вокруг — здесь даже трава не растёт! И так до самой опоясывающей храм ограды, через которую Льята, подвернув мешающуюся юбку, легко перелезает.

***

Каждый шаг по тропе сродни полёту. Словно бы и не было прогулки по солнцепёку через поле ядовитых цветов. Кажется, что трава, стелющаяся под ноги, вливает в тело силы, но это лишь иллюзия, ведь стоит только сойти с тайного лесного пути, как усталость повиснет кандалами на ногах, стянет мышцы цепями. Но пока можно наслаждаться краткими мгновениями свободы.

На тропе никогда не удаётся ничего рассмотреть — растительность, её обрамляющая, сливается в единое цветное пятно. Поэтому Кери бежит с прикрытыми глазами, лишь изредка посматривая вперёд, чтобы не пропустить выход. Бывало уже такое. Приходилось потом добираться кружной дорогой. А! Вот, наконец, впереди мелькает хайн — сероватое облако выхода. Кери замедляет бег, чтобы успеть проскользнуть в «калитку», мысленно ругая пакостную хайн. Почему-то, при всей дружелюбности леса, она всегда старается сделать Кери какую-нибудь гадость… да-да! Кери готова чем угодно клясться, что хайн обладает разумом и использует его, чтобы испортить жизнь одной конкретной ведьме. Чем она хайн так не угодила — непонятно, но тем не менее… Вот и сейчас: едва только Кери дотрагивается до хайн, как та моментально ощетинивается угрожающе поблёскивающими иглами.

— И не надейся. Я в любом случае выйду с тропы.

Иглы едва заметно шевельнулись, мол, скажи кому другому! Кери тоскливо вздыхает и делает шаг вперёд. Взвизгнув от короткой жгуче-холодной боли, она вываливается на поляну посреди леса. Прямо под ноги заливисто хохочущей Мире. К затихающей, уже ставшей воспоминанием, боли от пакостной хайн моментально добавляется привычное чувство стыда — опять она попала в идиотскую ситуацию. Вот чего сестрица хохочет? Могла бы и сделать вид, что ничего не произошло. Кери криво улыбается.

— Ты, как обычно, не поладила с хайн? — участливо интересуется Яра из-за спины.

— Она меня не любит, — Кери старается произнести это как можно безразличнее. Ещё бы хоть что-то сделать с покрасневшими ушами. Тогда, возможно, и получится обмануть сестричек. Ага. Мечтай.

— Хайн не обладает разумом. Она не может любить или не любить. — Мира явно копирует манеру речи кого-то из наставников. — Сдаётся мне, что обвиняя творение, не способное мыслить, ты, дорогая сестра Керья, просто ищешь оправдание своей неспособности правильно использовать тропу… да, думаю, именно в этом всё дело.

Кери морщится. Вот как объяснить этим уверенным в своей правоте ведьмочкам, что им известны далеко не все тайны мира? Впрочем, если бы в числе не верящих ей были только сёстры, с этим можно было бы смириться. Но ведь и более опытные колдуны лишь снисходительно улыбаются, стоит лишь завести разговор про регулярно устраивающую пакости зловредную хайн. Только ей. Причём проделывает она такое лишь тогда, когда Кери путешествует в одиночестве. При любой попытке открыть кому бы то ни было глаза, эта… эта тварь прикидывается паинькой.

Продолжая подшучивать над Кери, Мира и Яра помогают ей подняться. Ожидаемая слабость после прогулки по тропе облепила тело вязким туманом, делая движения рваными и замедленными — мышцы пронзает короткими уколами боли, которая моментально тает, стоит лишь обратить на неё внимание. Счастье, что такое состояние не длится долго: уже у кромки леса Кери чувствует, как силы возвращаются, сметая паутину усталости… В чуть влажный у самой земли, пропитанный запахом разогретой смолы сумрак леса она шагает уже сама.

— Что нового дома?

— Что может быть нового в этом болоте? — фыркает Мира, откидывая со лба лезущие в глаза тёмные пряди. На взгляд Кери не так уж они и мешают. Скорее, Мира тренируется, чтобы потом очаровывать небрежным жестом кавалеров. — Всё идёт, как обычно. Хаг Лонт страдает над «попранными» заветами предков. Хагари целительница Аим мечтает отравить своих учеников и тех, кто обращается к ней за помощью… и цапается с бабулей, а та делает вид, что выше всего этого, и тишком пакостит уже самой хагари Режес. Иногда я не верю, что им обеим уже по семьдесят лет.

— А глава охотников, хаг Тош, рвёт и мечет, — подхватывает Яра, на ходу переплетая косу. — И никто не понимает, из-за чего тот не в духе. За то время, что тебя не было, даже зайцы на овощи в огородах не позарились! Я не понимаю.

— Зато в городе произошло… — Кери легко перепрыгивает поваленное деревце, размышляя, как бы выцарапать из сурового колдуна то, что он знает. Может, бабулю попросить? В молодости, говорят, Динор был в неё не на шутку влюблён. Кто знает, а вдруг в память о минувшем (или не минувшем?) чувстве он поделится информацией? — На сегодняшний день там уже несколько жертв, загрызенных тварями. Не то, что бы раньше такого не было — каждый год кому-то да не везёт с ними повстречаться — но не столько же!

— Что?!

— Ага. Последний так и вовсе около обережи, с которой тоже непонятно, что творится. Моя городская сестричка утверждает, будто обережный круг около места смерти истончился.

— Ну, это уже бред! — решительно заявляет Ярана, перебираясь по шаткому плетёному мостику на другую сторону оврага. Остановившись на самом краю, дожидается сестёр. — Только не говори, что веришь этому! Твоя городская сестричка способна и не такое придумать. Чего стоит только её прошлая выходка! Помнишь, ты рассказывала, как она собиралась взобраться на Скалу? Мол, там спрятаны несметные сокровища…

— Об этом очень вовремя узнала хагари Лайгана, — хмыкает Кери. Уточнять, от кого мачеха узнала, она не собирается. — Я и не утверждаю, что верю ей. Но тем не менее я хочу поговорить с бабулей и матерью. Может быть, они знают что-то.

Тропинка за оврагом резко сворачивает вправо, в самую гущу малинника, пробираться через который то ещё удовольствие. Кери едва слышно фыркает, ворожбой раздвигая колючие ветки. Остаётся радоваться, что это не шиповник или барбарис. Натыкается на два удивлённых взгляда. Ну разумеется! Сестрички-то — чистокровные ведьмы. Им ничего не стоит скользить сквозь переплетение веток. Кери давит в себе липкую мутную зависть. Неправильно это. Непозволительно. Стоит напомнить себе, что, в отличие от прочих колдунов, она может без опасности для жизни и здоровья находиться в городе, и ни один маг её не учует (отец, во всяком случае не сумел). И что по происхождению сёстры ей не ровня — Кери запросто может на равных общаться с высокородными… главное, не вспоминать, что им и вовсе это не интересно. В общем, нужно прекратить думать о том, что никогда не будет ей доступно в полной мере. Тем более, что впереди уже показались аккуратные домики Ли-Лай — не хватало ещё в таком настроении зайти в родной дом.

Ли-Лай ничем не отличается от других деревушек, разбросанных по стране. Небольшие домики, огороды, домашняя скотина — ничто не выдаёт в здешних жителях колдунов, находящихся, помимо прочего, в сложных отношениях с Кругом Магов. Во всяком случае, пришлому и в голову бы не пришло заподозрить в переругивающихся соседках, к примеру, тех самых грозных лесных колдунов. Слишком уж непохоже на то, какими их себе представляют прочие люди. Никакой тебе загадочности, мрачности. Нет ни зловещих черепов, ни всевозможных амулетов — ничего… Здесь, по крайней мере. Потому, что Кери точно знает, что немного дальше на юг от Севре существует деревенька, где всё устроено так, как ожидают приходящие за помощью. Те, у кого не хватает средств, чтобы обратиться к королевским магам.

Улица пустынна. Даже злющий сторожевой пёс из крайнего от леса двора лишь лениво провожает их взглядом. Оно и понятно: зачем лишний раз шевелиться по такой-то жаре? Сёстры поднимаются на крыльцо потемневшего от времени деревянного дома с полосатой крышей и такими же ставнями. Кери морщится, вспоминая, как перекрашивала их весной при помощи чар — так бабуля велела. Кери сломала себе весь мозг, пока поняла, как это делается. И всё равно бабуля сказала, что Кери могла бы справиться и получше… Дверь едва слышно скрипит, на что Мира недовольно цокает:

— И ведь только пару недель назад смазывали! Что им ещё надо?!

— Домушку приструнить. Он у вас совсем распоясался.

Мира слова Яраны демонстративно не замечает. А Кери злорадно ухмыляется. Домушка не подчиняется никому, кроме бабули, а потому с ним приходится договариваться. Что Мира не раз пыталась сделать. Только «наглая тварь», в зависимости от настроения, либо ехидно скалится, либо корчит показательно смиренную мордашку, а потом вновь принимается за своё… Не любит домушка младшую дочь Шианн Ассано. Хм… повторить Мире её же слова по поводу хайн? Нет, не стоит. Обидится. И будет мстить.

Кери, не глядя, выуживает из подвязанного к юбке мешочка припасённую булочку с ягодами и слегка отводит руку с в сторону. Мягкая лохматая лапка чуть касается кожи, забирая угощение. Кери проходит внутрь дома.

***

После духоты городских улиц потайной ход встречает приятной прохладой. Льята бочком протискивается через тесный коридор, затянутый кое-где паутиной, в который раз обещая себе навести здесь порядок. Сейчас неприбранность коридора раздражает особенно сильно — сказывается накопившаяся за день усталость. Льята не задерживается около замаскированной двери, выводящей на кухню, хотя в другое время обязательно бы послушала сплетни служанок. Лишь выхватывает часть фразы: «…а чего бы это ему на сторону смотреть-то? А? Небось, колд…», после чего ускоряет шаг. Про повинных во всех бедах колдунов она сегодня наслушалась, пока добиралась до дома. И в разрушении дороги, и в раннем цветении Печали, и в смертях… в чём только колдуны ещё не виноваты? Льята диву даётся, слыша всё это. Что происходит с людьми?! Не они ли всегда шли со своими бедами к лесным чародеям? Не они ли… или это она, Льята, привыкнув жить рядом с ведьмой, перестала видеть правду? Может…

— А что же на одаривании не было вашей воспитанницы, дорогая Лайгана? — раздавшийся голос вырывает Льяту из размышлений. Она вздрагивает, понимая, что стоит посреди коридора. Следует порадоваться тому, что её ещё никто не заметил.

— Девочка неважно себя чувствует сегодня, — слышит Льята расстроенный голос матушки. Притворно расстроенный, но хагари Аисана Таго вряд ли захочет это понять. — Весь день провела в своей комнате, бедняжка. Она всё ещё переживает.

— О, я понимаю. Это просто ужасно — потерять жениха за два дня до свадьбы! — в голосе хагари Таго проскальзывают сочувствующие нотки.

Льята торопится проскользнуть мимо гостиной, где расположились матушка с подругой. Сегодня Льяте не хочется выведывать чужие секреты, подслушивая под дверью. Сегодня эти тайны вызывают лишь раздражение. До своей комнаты Льята добирается почти бегом. Запирает дверь на ключ, разувается, аккуратно ставя туфли у входа. Падает на кровать и бездумно смотрит в потолок. Денёк выдался не из лёгких — храмовые праздники всегда отнимают много времени, которое Льята с радостью потратила бы на что-нибудь более приятное. Она лениво разглядывает потолок, жалея, что на том нет ответов на крутящиеся в голове вопросы. Потому, что Льята совершенно не представляет, как же поступить. Помочь Рийси? Или рассказать о её затее? И кому рассказывать? Ох…

***

Ночь ещё толком не наступила, но густеющие сумерки прекрасны. Тьма ведёт ладонью вдоль вспыхивающей огнём обережи. Забавно. И как только местный городской маг, которого, если честно, следовало бы отправить назад в академию, сумел создать такое? Или это не его заслуга? Колдуны постарались? Нет, не похоже. Обережь, разумеется, не проблема. Совсем нет. Хотя тварей через неё не провести. А жаль. Придётся отказаться от некоторых задумок… Что ж. Так тому и быть.