Сломанная Башня. Так зовётся это полуразрушенное недоразумение. С её вершины легко можно разглядеть всё, что захочется. Хоть храм Тринн, хоть отцовский дом, хоть… когда-то Кери и правда верила, что всё на свете видно с Башни. Сейчас знает, что это самое «всё» ограничивается обережным кругом и слегка за ним. Сегодня Кери по сторонам не смотрит — подъём по искрошившимся за многие годы ступенькам не то занятие, от которого можно безнаказанно отвлекаться. Как-то совершенно не хочется падать! Кери держится рукой за стену, машинально отмечая, что на уровне третьего этажа одна из ступеней окончательно развалилась. А в прошлый раз ещё держалась… когда он был, этот самый прошлый раз? Весной, когда отец по давней традиции менял чары на обережи. Не так уж и давно. Не слишком ли быстро разрушается лестница? Может, стоит потратить на нею время и сделать более… нормальной? Чтобы хоть ступать можно было без опасений? Кери на секунду задумывается, потом решительно мотает головой. Не-а. Не теперь, во всяком случае. Достоит башня до следующего визита, ничего ей не сделается. Не до неё сейчас.
Среди горожан — Кери это прекрасно известно — про башню ходят всевозможные слухи. И призраки тут стаями водятся, и бандитский притон (это в Севре-то! Да здесь сроду бандитов не водилось), и клады несметные, и… да чего здесь только нет! Вот ничего тут и нет, на самом-то деле. Только искрошившиеся камни, скрипящие половицы и сквозняки. Кери нравится бывать здесь, пусть и нечасто выпадает случай. С тех самых пор, как в восемь лет оказалась здесь, спасаясь от оравы мальчишек, которых сама же и раздразнила. Те не на шутку разозлились на совершенно безобидные слова, и быть бы Кери битой, если бы не Башня. Стояла себе на пути у бегущей со всех ног девчонки, радушно приоткрыв перекособоченную дверь. Естественно, Кери не раздумывала ни мига! Преследователи не решились отправиться за ней. Наоборот — поспешили убраться от мрачной башни как можно дальше. Кери тогда лишь удивлённо посмотрела им вслед и отправилась исследовать здание. Бояться она в те времена не умела, да и не чувствовала какой-либо опасности. Так что в последующие дни излазала всё вдоль и поперёк, благо, отцу уже тогда было всё равно, где пропадает старшая дочь, да и мачеха больше интересовалась Льятой. А в башне не оказалось ничего интересного. Даже подвала не нашлось — а где бы ещё могли быть спрятаны несметные сокровища? Лишь на самом верху временами возникало странное чувство, заставлявшее приходить снова и снова.
Спустя несколько лет, когда мать и бабуля вспомнили про неё и решили всерьёз учить чарам, Кери узнала, что это странное чувство вызывает пересечение магических потоков обережи, что заставило ценить это место ещё больше. Всё-таки возможность покопаться в плетениях настоящих обученных королевских магов… и колдунов, если вспомнить, как именно создавалась обережь… выпадает не всем! Здесь Кери когда-то проводила все ночи, а иногда и дни, расплетая чужую магию и подстраивая её под свои желания. Кери невольно улыбается, вспоминая, как гордилась своими достижениями. До тех пор, пока бабуля, смеясь, не сообщила, что подобное умеют делать все колдуны Ли-Лай… Кери неделю демонстративно с ней не разговаривала!
Сейчас Кери устроилась между двумя раскрошенными зубцами и задумчиво крутит в пальцах крючок, собираясь с силами. Белая Печаль, обволакивающая приторным маревом, путает мысли, а жара наполняет тело истомой. Приходится прилагать усилия, чтобы не поддаваться сладкому мороку. Ну, а с жарой справится паутинка! Уж здесь-то не нужно волноваться по поводу того, что эти чары может кто-нибудь заметить. И не беспокоиться по поводу потраченной магии — на этот случай у Кери в кармане юбки припасены несколько плетёнок… пусть она и не особенно любит подобные вещи. Кери парой небрежных движений крючка набрасывает на себя прохладу. Теперь можно приступать к работе…
…Расплетать магию вовсе не сложно, только муторно. Кери делает глубокий вдох, впуская в себя потоки чар — пусть она и знакома с магией отца, но это не значит, что можно отмахнуться от необходимости почувствовать чужую силу. Она глубоко и медленно дышит, сживаясь с чужой, пусть и принадлежащей родственнику, магией: мокрая земля и что-то… Кери никогда не удаётся определить — что. Какой-то неуловимый «запах», от которого тянет поёжиться. Неприятно. Но… Кери дышит чужой магией, запрещая себе чувствовать то, что сейчас и вовсе не к месту. Потоки чар послушно скользят в такт с дыханием сквозь пальцы левой руки и замирают всякий раз, когда подушечки пальцев ощущают очередной узелок в рисунке заклинания. В этот момент узелка осторожно касается крючок, крепко зажатый в правой. Нужно лишь немного ослабить, чуть распустить узелок… ни в коем случае не порвать! Иначе… кому надо, чтобы отец узнал?
Пальцы едва ощутимо покалывает шершавыми нитями магии. Крючок медленно проскальзывает в очередной узелок и протаскивает сквозь него чары, льющиеся с губ тихим напевом. Медленное это занятие. Нудное. Нужно перебрать все узелки обережи, а их здесь… Время давно уже перевалило за полночь, а работа выполнена хорошо, если на треть. А ведь потом ещё нужно к полученным петелькам свой узор провязать! Кери чуть морщится, но не останавливается. Не хотелось бы потом снова перебирать все узелки и проверять, не пропустила ли она что. Стоит лучше подумать, каким будет собственный узор. Что-нибудь простое? С двумя-тремя основными элементами и одним личным? Пожалуй, да. Ни к чему придумывать что-то вычурное — всё равно никто не оценит.
Работа закончена незадолго до рассвета. В тот момент, когда ночная темнота сгущается, скрадывая, искажая звуки. Приторная тяжесть Печали окутывает город плотным коконом, лишая способности противиться дурману. Сейчас, когда уже нет необходимости сосредотачиваться на ворожбе, когда сил почти не осталось, Кери ясно ощущает, как убийственная сладость растекается по венам, проникая в тело с каждым вдохом. Как — почти незаметно, исподволь — она подчиняет мысли и чувства, заставляя грезить наяву, нашёптывает дикие, неправильные желания. Прислонившись к выщербленной стене, Кери изо всех сил борется с искушением поддаться мороку, позволить ему навеять смертельный сон — раз уж нет сил идти навстречу собственным грёзам. И стоило бы немедля покинуть башню, бежать со всех ног домой, подальше от проклятой отравы, да только ноги не идут. Кери недоумённо хмурится, ощущая, как в сладкий жаркий воздух вплетается пока ещё слабая кисловатая нотка Алой Печали. Непереносимый, хоть и не лишённый некоторого очарования аромат пока ещё лишь входящего в пору цветения второго проклятия Севре, парализующий мышцы. Это он сковал тело гибельной истомой, оплёл прочнейшей сетью слабости, не давая лишний раз вздохнуть… Кери дёргается, вырываясь из пут алой отравы. Мотает головой и фыркает, не в силах удержать смех. Это надо же! Гибельная истома! Убийственная сладость! Ох! Да она сроду так не выражалась! Не-е-ет… Это всё тёткины книжечки про любовь — больше подобному слогу взяться неоткуда! Надо прекращать подобное чтение на ночь. А то мало ли… Как же хорошо, что Алая Печаль ещё так слаба! Хотя и её хватило. Если бы не этот бред в мыслях, навеянный убогими книжечками, Кери бы сдалась. Подчинилась бы воле Печали и сдохла здесь, на крыше Сломанной Башни. Жалкая учесть.
Кери выпрямляется, отряхивает юбку от мелкого сора и выглядывает в темноту. Стоит проверить, нет ли кого поблизости… Кого, например? Кто рискнёт высунуть нос из дома? Ладно, допустим, те же слуги. Но что им делать в парке? Но тем не менее, всё же нужно проверить. Кери замирает, вслушиваясь. Где-то там, за пределами обережного круга что-то… Кери ощущает слабое колебание чар. Лёгкое, невесомое. Легче дыхание спящего. Чужое… чуждое. В следующее мгновение Кери буквально взлетает на обломанный зубец башни, всем телом ощущая, как дрожит, истончается обережь. Сейчас, после целой ночи, когда Кери прикасалась к её нитям, дрожь ощущается как собственная. То, что, по мнению бабули и отца, невозможно, происходит наяву. Кери остро жалеет, что находится слишком далеко. Только ощущать — этого недостаточно! Кери не понимает, что происходит. Ровные цепочки чар не пропадают — Кери ясно чувствует, что нити магии неизменны. Все изменения на них принадлежат самой Кери. Но они словно бы прогибаются под чьей-то волей. Вернее… Кери так сложно выразить словами то, что она чувствует всем телом. На небольшом участке обережь почти перестала существовать. И там, в образовавшемся разрыве, происходит что-то. Что-то липкое, страшное.
Жаль, что силы на исходе…
Хотя…
Лёгким ударом пальцев Кери касается прикрытых глаз… миетта-кьасси-хоат… Чтобы затем окаменеть от увиденного.
Там, на другом конце города, около парализованной обережи две твари заживо пожирают человека. Кери уже жалеет о собственном любопытстве и памяти, подсказавшей чары дальнего зрения, потому что смотреть на то, как несчастный из последних сил пытается оттолкнуть от себя чудовищ, непереносимо. У бедняги уже нет одной руки и большого куска плоти на бедре — разодранные штаны не очень-то скрывают кошмарное зрелище. Кери малодушно радуется, что в добавок к зрению не усилила слух. Впрочем, немой картины достаточно, чтобы желудок сжался. Кери машинально прижимает руку ко рту, но это мало помогает.
Спустя некоторое время Кери с трудом разгибается. Ноги трясутся, мышцы живота болят, а в голове хаотично метаются обрывки мыслей. Кислый запах рвоты забивает всё, даже дурман севрасской отравы. Кери дрожащей рукой вытирает губы, от всей души надеясь, что приступ не повторится. Горло жжёт и очень хочется пить. А воду, как назло, Кери решила не брать, посчитав, что такие чары не вызовут жажды — пустяковые же! Кери сплёвывает, осматривает юбку и косу, заляпанные… главное не задумываться — чем, чтобы не спровоцировать новый приступ рвоты. Надо же! А ведь Кери всегда считала себя невпечатлительной. И была уверена, что ничто в мире не способно заставить её реагировать подобным образом… Видимо, реальность и созданный в мыслях образ всё же несколько различаются меж собой.
Только бы никто не узнал.
Кери некоторое время отвлекает себя сторонними мыслями. Лишь бы не думать о несчастном. Но всё же. Внутренне обмирая от непривычного страха, она возвращается к наблюдению за творящимся на окраине города. К её радости бедняга уже успел умереть. Мёртвое тело мозг, защищаясь от страшного, не воспринимает настолько ярко. Сизые внутренности, вывалившиеся из разорванного живота на слипшийся и потемневший от крови песок, не вызывают сильных эмоций — Кери не раз видела такое, наблюдая, как потрошат забитых животных. Да и около Ли-Лай приходилось иногда натыкаться на то, что осталось от животных, ставших добычей хищников… Только вот совсем не хочется сейчас думать, насколько страшно сходство меж ними и этим несчастным. Ведь твари — всё те же хищники. Пусть и с той стороны.
…И не смотреть на половину головы с болтающимся на волокнах мышц глазом. И не думать об увиденном…
Кери отстранённо рассматривает тварей, невольно любуясь. И ужасаясь. От них хочется бежать без оглядки, даже находясь под защитой обережной линии. В самом сердце города. Как только ей удалось спастись вчера?.. Это было всего лишь вчера?! Твари продолжают пожирать то, что осталось от их жертвы, но что-то успело измениться. На сцене появился новый участник. Вернее, не новый. Кери понимает это, когда вновь ощущает дрожь чар. Там, рядом с тварями, находится кто-то. Кто-то, кто почти уничтожил обережь. И, кем бы ни было это существо, оно знает о Кери. Потому, что его взгляд ощущается физически. Буквально всей кожей. Как вчера, когда Кери чудом спаслась от тварей… Взгляд, пропитанный насмешкой и интересом. Кто же ты?! Как Кери ни пытается разглядеть чужака, на глаза попадаются лишь предрассветные тени, чахлые кусты акации, да прислушивающиеся невесть к чему твари. Как будто там и вовсе никого нет. Как будто это сама темнота.
Над городом висит тяжёлая тишина, наполненная ожиданием. Мир ждёт рассвета, город — избавления от пришедших с той стороны гостей. Твари, верно, ожидают новую жертву, которую можно будет сожрать заживо. Чего ожидает «темнота» — ведомо лишь только самой «темноте». А Кери просто надеется на завершение. Всего, что происходит сейчас, незадолго до рассвета.
— Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, Сёстры, прошу Вас… это должно прекратиться, этого нет, пожалуйста…
Вдруг что-то меняется. «Темнота» щерится в издевательской усмешке, которую Кери всё так же ощущает, но не видит, прищёлкивает пальцами и исчезает. Рассеивается туманом. Оставляет после себя кислый запах Алой Печали, куски плоти, не так давно бывшие живым человеком, перекорёженную обережь. И ошмётки тварей, размётанных одним лишь желанием чужака. И — пришедший спустя пару вдохов прощальный дар. Сначала эхо доносит едва ощутимый смешок странного гостя. Следом же приходит невыносимая боль, наотмашь хлестнувшая по глазам. Кери кажется, что глазные яблоки лопнули под напором злой магии. Горячая влага хлынула из глаз. Кери орёт от боли, прижимая ладони к глазам. Ноги подкашиваются, заставляя тело рухнуть на колени. Ткань мгновенно пропитывается влагой, но Кери сейчас меньше всего волнует, куда она упала. Боль заглушает всё остальное. Лишь спустя довольно долгое время у неё получается совладать с собой. Боль пропадает, словно бы её никогда и не было. Кери откидывается на так кстати оказавшуюся позади стену и кончиками пальцев осторожно дотрагивается до закрытых глаз. Пытается почувствовать, на месте ли они. Не понятно. Наконец решается приоткрыть один глаз — чтобы тут же вновь зажмуриться. Да ещё и прикрыть для верности ладонью — успевшее подняться над лесом уже наполовину солнце безжалостно обжигает сетчатку. Второй раз Кери открывает глаза осторожно, шипя и щурясь от причиняющего боль света.
До своей комнаты она добирается нескоро. Остаётся лишь радоваться, что в столь ранний час на улицах города мало кого встретишь. В этой части Севре, во всяком случае. Тщательно заперев за собой дверь, Кери первым делом стягивает с себя перепачканную одежду. Кривится от отвращения при мысли о том, в чём именно она испачкана, но старательно увязывает её в узел. Потом нужно будет выбросить. Надевать это она не станет! Потом долго отмывается в пахнущей травами воде, едва ли не до крови растирая кожу. И упорно отгоняет любые мысли о том, что видела там, на вершине Башни. А то и так уже по комнате ползут тени. Пляшут на стенах, потолке, создавая причудливые картины. Тени — слепое проявление колдовской силы, вышедшей из-под контроля — ищут бреши в клетке, коей является комната Кери. Страшно представить, что будет, выберись они наружу. Потому Кери дышит ровно и гонит прочь ненужные воспоминания. Ещё немного.
Кери торопливо вытирается, заплетает волосы в небрежную косу, оттаскивает к стене ковёр, едва не развалив стопки книг. Пару мгновений бездумно смотрит на спрятанную обычно под ним колдовскую фигуру. Устанавливает в узлах рисунка зажжённые свечи, небрежно мажет кровью несколько символов и ложится в центр. Тени перестают носиться по комнате, устремляясь к Кери. Проходят сквозь тело, забирая память сегодняшней ночи. Не стирают, нет — лишь заставляют потускнеть, словно это происходило когда-то давно, а может и вовсе было сном. Так всё это можно будет воспринимать спокойно, без эмоций, от которых всё равно пользы никакой. Ну, в самом деле — зачем ей биться в истерике, вспоминая, как беднягу разрывали на части?! Бессмысленное занятие. Абсолютно. Уж лучше попытаться извлечь пользу из случившегося. Пользу… ещё бы знать, какую… Тени втягиваются в рисунок, расплавляя недогоревшие свечи, выжигают кровь на символах и через кончики пальцев возвращаются в тело Кери. На этот раз — насовсем.
Кери поднимается с пола, возвращает на место ковёр. Закутывается в сдёрнутую с постели простыню и забирается на подоконник. Хочется спать, но страшно представить, что может присниться после такой ночки. Кери бездумно наблюдает за привычной руганью Глоры и Эрока, не чувствуя ничего.
…Она не обмолвится ни единым словом о том, что произошло сегодня ночью. Пусть даже её молчание приведёт к новым смертям. Никому. Никогда. Ни. Одного. Слова.
***
— Ох! Я-то уж и не надеялась, что этот день закончится! Хагари Лайгана совсем замучила приказами!
— Не радуйся, Фло, не радуйся. Завтра всё начнётся по новой.
Льята недовольно кривится, прислушиваясь к болтовне Фло и Талы, и некоторое время раздумывает, стоит ли прямо сейчас войти на кухню? Или, может, пожалеть слишком разговорчивых служанок? И что им не спится? Время-то позднее.
— А гостья нашей Льяты прям как с картинки! Вся такая беленькая, чистенькая… сразу видно — аристократка! И братец её такой же. Ах!
— Фло! — ехидно произносит Тала. — Не вздыхай так… он на такую, как ты, если и посмотрит, то только как на забаву на одну ночь. Он, как ты сама сказала, аристократ.
— И что? То, что он из благородных, означает, что между ног у него что-то другое? Да и мне больше и не надо. Мне бы хоть разочек. Я бы… — мечтательно тянет Фло. Льята ошарашено моргает. — Вот скажи мне, Тала, почему у нас таких нет? Скучные и унылые мужики…
Льята решает не дожидаться ответа Талы и распахивает дверь. Обе служанки тотчас замолкают. Льята молча проходит мимо них к шкафу, в котором Глора, прекрасно знающая привычки Льяты, оставила корзинку с булочками. Рыжая Фло беззаботно протирает тарелки, но глаз на Льяту поднять не решается. Тала же доброжелательно улыбается. Глоры в кухне нет. Вот поэтому, наверное, служанки и решили, что могут болтать, о чём им вздумается. Льята забирает из шкафа корзинку и покидает кухню, ни слова не сказав. Разговор возобновляется, едва только Льята закрывает за собой дверь, но так тихо, что невозможно разобрать ни слова. Льята и не пытается это сделать — и так понятно, что могут обсуждать сейчас эти две… служанки.
Добравшись до комнаты, Льята запирается и, вцепившись зубами в сладкую булку, устраивается на подоконнике. Всё-таки привычка сестры — штука заразная. За окном уже давно стемнело, а потому рассматривать там особо и нечего, но Льята не отводит взгляда. Слова Фло неожиданно испортили настроение. Как вообще эта необразованная девка смеет даже думать о таком! Надо будет сказать матушке — пусть она наймёт вместо этой распутной простолюдинки кого-нибудь более подходящего для такого дома, как их! Льята сердито сопит.
Наверное, она всё же задремала, потому что, открыв глаза, видит чуть порозовевший край неба. Льята выпрямляется, морщась от боли в затёкших мышцах. Возле калитки мелькает свет фонаря, заставляя насторожиться: в такое время в дом не приходят просто так. Льята высовывается из окна, желая получше рассмотреть гостя. Слишком темно. Льята разрывается между желанием спуститься вниз и страхом пропустить что-нибудь важное, пока будет добираться до входной двери. В этот момент с крыльца дома спускается папа. Льята кусает губы, наблюдая, как он удаляется в компании одного из стражников. Что-то случилось! Наверняка снова было нападение тварей! Ох, как же хочется увидеть всё своими глазами! Льята опрокидывает корзинку, рассыпав по полу булочки, и вылетает из комнаты. Едва не падает, когда спускается по лестнице. Выскальзывает наружу и со всех ног пускается вслед за папой. Тот быстрым шагом уходит вниз по улице. Льята видит, как он исчезает за поворотом, но особенно не тревожится, ведь улица одна. Там некуда свернуть. Так и есть. Добравшись до углового дома, Льята видит папу далеко впереди.
Ещё слишком рано для того, чтобы можно было опасаться встретить кого-нибудь. Льята шагает по пустынной улице, не рискуя приближаться к идущим впереди — их и так прекрасно видно. Льята пытается представить себе, что же случилось. Наверняка ещё один труп… А вдруг в этот раз повезёт? А? И удастся разглядеть, как же выглядят жертвы пришедших с той стороны? Льята предвкушающе жмурится. Хоть бы одним глазком увидеть… Улица выводит на главную площадь, выглядящую сейчас слишком пустой. Журчащий фонтан в центре лишь добавляет жути. Странно. Льята никогда не боялась такого. Она зябко передёргивает плечами и решительно шагает вперёд. Но тут же замирает, натолкнувшись на сердитый взгляд папы. Машинально тянется к капельке-оберегу, но нащупывает лишь пустоту. Как же так? Потеряла? Ой…
— Что ты здесь делаешь, дочка? — хмуро спрашивает папа.
— Ну-у… гуляю, — неуверенно произносит Льята. Слишком неуверенно, чтобы это можно было принять за правду. — Такое замечательное время, знаешь… нет никого. И ещё не слишком жарко. Самое то, чтобы гулять!
— И лишь исключительно случайно ты гуляешь здесь? Да? — Льята торопливо кивает на ехидное предположение папы. — А вот мне почему-то кажется, что ты следишь за мной.
— Зачем мне это, папа? — Льята изо всех сил старается выглядеть непонимающей. Только это плохо выходит.
— Марш домой. И чтобы я тебя здесь не видел.
Льята жалобно смотрит на папу, но на него это никак не действует. Приходится идти назад. Хорошо ещё, что он сопровождающего! И вот надо же было потерять оберег именно сейчас! И где, интересно знать? Пытаясь понять, где она могла потерять оберег, Льята доходит до ворот дома. Проскальзывает мимо чуть приоткрытых створок, нехотя поднимается на крыльцо. И сталкивается с братом Берны, непонятно зачем вышедшим наружу в такой ранний час.
— А… доброе утро…
— Доброе утро, Льята, — приветливо улыбается тот.
Льята останавливается рядом с парнем, жалея, что не может сейчас прислониться к стене — вдруг гость решит, что она совсем не умеет себя вести. Нужно что-нибудь сказать, только вот в голову ничего не идёт. Да и… Льята вдруг понимает, что забыла имя брата своей подруги. У неё ведь их несколько… который из них сейчас стоит здесь, на крыльце? А ведь вчера она прекрасно это помнила и даже назвала имя Кери. А сейчас совершенно из головы вылетело! Вот будет неловко назвать его не тем именем…
— Вы всегда встаёте так рано? — нарушает тишину парень. — Берна всегда спит до полудня. Если ей это удаётся, конечно.
— Этого я не знала, — облегчённо сознаётся Льята, мысленно благодаря собеседника за то, что он начал разговор. — Никогда не спала до обеда. Матушка такое не позволяет. А почему вам не спится в такое раннее время? Что-то не так?
— О, всё в порядке, уверяю вас. Мне показалось, что тратить время на сон здесь, где столько всего интересного, будет преступлением.
— Ну, не так уж у нас и необычно, — пожимает плечами Льята, стараясь незаметно обтереть вспотевшие ладони о ткань юбки. — Наверняка вы повидали много такого, о чём в наших краях и представить не могут.
— Да, конечно, — соглашается парень, облокачиваясь не перила крыльца. Светлые волосы, небрежно подвязанные лентой, частично закрывают лицо. — Но таких цветов, как здесь, мне не приходилось видеть, уж поверьте. И эта скала на западе…
— Лассай? — понимающе произносит Льята. — Когда-то я мечтала там побывать! — И до сих пор мечтает, если честно. Только вот как это сделать? — И даже отправилась туда однажды, но сестра про всё узнала и…
— Понимаю. Кстати. Ваша сестра… она вчера так быстро исчезла. С ней всё хорошо?
— Разумеется, — удивляется Льята. Почему он вдруг интересуется Кери? — Она не любит посторонних. А почему вы спрашиваете?
Мимо ворот и высохшей живой изгороди проходят первые люди. Чьи-то слуги спешат по делам, по непонятной причине решив воспользоваться «белой» улицей. Углядев среди них рыжую косу Фло, Льята разворачивается, не желая больше находиться здесь.
— О, простите меня, если я сказал что-то не то, — отвечает парень, следуя за ней в дом. — Это всего лишь любопытство. Не более.
— Нейл? Что подняло тебя в такую рань? Я проснулась, когда ты проходил мимо моей комнаты… О, Лья! Доброе утро!
В гостиной их встречает заспанная Берна, уютно устроившаяся в глубоком кресле. Льята приветливо улыбается подруге. Проходит вглубь гостиной, устраивается на диванчике. На улице уже рассвело, но здесь, несмотря на незашторенные окна, всё ещё сумерки. И свечи только нагоняют мрак, освещая лишь небольшие участки вокруг себя. Нейл… так, значит, это Нейлор! Не забыть бы… останавливается позади Берны, облокачиваясь на спинку кресла.
— Не спалось, сестрёнка, — тепло улыбается он. — Решил вот встать пораньше. Собирался спуститься в библиотеку, когда мимо меня пролетела твоя подруга, даже не заметив!
— Ой. Простите, — Льята чувствует, как начинает краснеть. — Я торопилась.
— Это было заметно, — кивает Нейлор. — Вы так торопились, что не заметили, как обронили это, — он протягивает шнурок с почти сияющей в солнечных лучах хрустальной капелькой. Оберег! Так вот где она его потеряла! Хорошо, что не где-нибудь за пределами дома… и хорошо, что его нашёл именно гость. Что бы было, попади он в руки кого-то более сведущего в поделках колдунов… Льята принимает пропажу из рук Нейлора. Вздрагивает, когда на мгновение руки соприкасаются.
— Благодарю вас, Нейлор. Это очень дорогая для меня вещь. Я даже представить себе не могу, что бы я без неё делала! — произносит Льята, мысленно радуясь, что не придётся выпрашивать новый оберег у Кери. Тем более, что та, скорее всего, не станет его ни делать, ни заказывать у Тисс. Из вредности. Льята надевает шнурок на шею, пряча оберег под одеждой, и обещает себе больше никогда его не снимать.
— А куда ты, Льята, торопилась в такое раннее время? — спрашивает Берна.
— О! Представь себе: сижу я около окна, любуюсь рассветом. И вдруг вижу, как папа спешно куда-то уходит! Ну, не могла же я пропустить такое! — Льята даже привстаёт с дивана не последних словах. Берна понимающе кивает, а Нейлор удивлённо приподнимает брови. — А вдруг там новое нападение? А вдруг бы мне удалось разглядеть жертву?
— Какое нападение? — недоумённо произносит Нейлор. — Вы имеете ввиду тварей? Разве люди, живущие здесь, не знают, что нужно делать, чтобы не стать добычей существ с той стороны?
— Знают, но… а! Вы же не в курсе! Прости, Берна, я забыла тебе рассказать. Представь себе — у нас с самого начала лета происходят нападения тварей. Причём непростых. — Льята торопливо рассказывает подруги и её брату всё, что успела узнать. И про Медовый Двор, и про почти погасшую обережь. И радуется, видя, как внимательно её слушают. Надо же! А ведь Льята и не думала, что Берне может быть интересно такое. Если даже Рийси и остальным это безразлично… — И вот сегодня я отправилась за папой. Надеялась увидеть всё своими глазами, но он меня заметил. Представляете? И отправил домой. Теперь я ничего не узнаю.
Льята грустно вздыхает.
***
Завтрак проходит немного не так, как хотелось бы Льяте. За столом не хватает папы и Кери, и это… нет, не плохо, но Льята видит, как матушка нервничает. Непонятно только, из-за кого. Льята разглядывает сидящих напротив Берну и Нейлора и мельком думает, что отсутствие Кери не так уж и плохо — объяснять им, почему старшая дочь сидит с западной стороны стола, отведённой гостям, не такая уж и хорошая идея. Но всё же нужно узнать, где сестрицу носит.
— В Дайвеге? Скалы, туманы и дождь. — Берна с любопытством вертит головой, отвечая на вопросы матушки, которой не терпится узнать побольше про свой родной город. Пусть она и делает вид, что просто поддерживает беседу. — Ваш младший брат недавно посватался к дочке хага Эсвайта. И даже получил согласие.
— Все семьи, принадлежащие к старой знати удивились, — добавляет Нейлор. Он почти не притронулся к завтраку, о чём-то сосредоточенно размышляя. Хотя к разговору всё же прислушивается. — Сначала тому, что аристократ решил связать себя узами брака с дочкой торговца (пусть и богатого). Потом тому, что этот торговец согласился отдать единственную дочку в жёны дворянину, у которого только полуразрушенный замок и древнее имя. Правда, он дал за неё неплохое приданое…
— Ну, тут особо удивляться нечему, — пожимает плечами матушка, аккуратно ставя чашку на стол. — Братец пытается поправить финансовое положение семьи, что я всецело одобряю. Наш отец, к сожалению, совершенно не умел вести дела и привёл семьи почти к полному разорению. Брат делает всё, что может. Что до девушки… моя старшая сестра, так и не решившаяся выйти замуж, приложит все усилия, чтобы жена брата не опозорила наш род. — Матушка ненадолго замолкает. Льята смотрит в тарелку, даже не пытаясь вступать в разговор. Родственников со стороны матери она видела от силы пару раз в жизни и никогда не интересовалась ими. Даже в свой единственный приезд в Дайвег нынешней зимой Лья жила у Берны. — Хаг Эсвайт… не тот ли это Эсвайт, что когда-то занимался… эм… не совсем законными делами?
— Да. Тот самый контрабандист, — подтверждает Нейлор. — Последние несколько лет он ведёт добропорядочный образ жизни. Ни в какие авантюры не ввязывается, ни в чём противозаконном не замечен… дочку вот замуж отдаёт…
— За аристократа.
— Именно, — улыбается Нейлор. — И я даже понимаю его желание получить пропуск в высший свет. Да и не только я понимаю. Но, согласитесь, далеко не каждый день происходит подобное!
— У представителей старых семей есть о чём поговорить в этом сезоне, — матушка позволяет себе улыбнуться краешком губ.
— О, да! — склоняет голову Нейлор. Берна ловит взгляд Льяты и изображает тоскливое отвращение. Льята с трудом удерживается от смешка. — Благодарю вас за беседу. А теперь позвольте попрощаться — сегодня я хотел бы осмотреть город и, если возможно, побеседовать с вашим мужем. Где я смогу его найти?
— Ох, боюсь, я не смогу вам в этом помочь, — расстроенно говорит матушка, поднимаясь из-за стола. — Мужа вызвали ночью… в городе что-то случилось. И сейчас он может находиться где угодно.
Нейлор кивает и покидает комнату.
— А где ваша старшая дочь? — подаёт голос Берна, подходя к матушке. — Она появится?
— Керья плохо себя чувствует, — нехотя отвечает матушка. Льята удивлённо распахивает глаза. Кери нездоровится? Когда матушка об этом узнала? — Вряд ли она сегодня покинет свою комнату.
— О, мне жаль, — произносит Берна. — Надеюсь, она быстро поправится. Льята, я бы хотела осмотреть город. Ты ведь составишь мне компанию?
— Да, с удовольствием. Только чуть позже, хорошо? Сейчас ещё слишком рано, чтобы покидать дом. — Берна кивает и выходит из комнаты. Льята тут же поворачивается к матушке. — Что с Кери?
— Не знаю, — хмуро отвечает матушка. Она комкает в руке салфетку и отсутствующим взглядом смотрит на стену. — Я не видела её со вчерашнего вечера. Керья даже не соизволила спуститься к завтраку! А ведь ей прекрасно известно, как важно сейчас вести себя соответственно своему положению! Нет, из этой девушки никогда не получится ничего приличного. Сколько бы времени я на неё не потратила.
— Может быть, с Кери и правда что-то случилось? Вчера она обещала, что будет хорошо себя вести. Матушка, я могу пойти выяснить, что с ней? — Льята перебирает в голове причины, по которым Кери могла бы отсутствовать, но ничего не может придумать. Всё-таки сестра не часто посвящает кого-либо в свои занятия. Так что Льята попросту не знает, чем же может быть занята Кери. Матушка торопливо кивает, аккуратно кладя скомканную салфетку рядом с опустевшей чашкой. Льята тут же отправляется в восточную башню особняка.
В комнату сестры она влетает без стука. В конце концов, Кери всегда знает, что кто-то собирается к ней зайти — так зачем стучать? Если она не желает никого видеть — дверь не открывается.
То, что Кери плевать на этикет и нормы приличия — давно не новость. Матушка, наверное, уже и не мечтает о том, что сестрёнка станет такой, как все. Единственное, чего она сумела добиться — убедить Кери не вести себя неподобающе за пределами её комнаты… интересно, а какая она там, в лесу? У <i>тех</i> своих родственников? Вот сейчас она — как и всегда — сидит на подоконнике в одной лишь мокрой простыне… Льята прилагает усилия, чтобы убедить себя, что она не завидует сестре. Да, жарко, но это не повод… Вокруг царит привычный бардак — пусть Кери и отрицает это. Только вот по-другому то, что творится внутри комнаты никак не назовёшь. Кери сидит с закрытыми глазами и чуть покачивает едва прикрытой мокрой тряпкой ногой. На лице застыло странное выражение, описать которое Лья не может.
— Ничего не говори, — предупреждающе выставляет руку сестра. — Я не желаю опять слушать про варёных ведьм.
— Каких ведьм? — удивлённо моргает Льята.
— Варёных. В число которых ты и мачеха пытаетесь меня записать, — хрипловато поясняет Кери.
— Тебе в самом деле нехорошо? — осторожно уточняет Лья. Кажется, матушка угадала. — Говоришь что-то странное. Хрипишь.
Кери неопределённо ведёт головой, явно не желая говорить. Льята пожимает плечами и осторожно присаживается на храмовую лавочку, стараясь не потревожить возвышающуюся рядом с ней стопу книг. Повисает долгое молчание, нарушить которое Льята никак не может. Хоть и злится на сестру за то, что та отнимает у неё время. Которое можно было бы потратить на общение с Берной, например! Кери всё так же сидит на подоконнике с закрытыми глазами, подставив лицо солнечным лучам. И тишина вокруг давит на уши и вызывает беспокойство. Хочется поскорее покинуть комнату и вообще — оказаться как можно дальше от неё. Нужно что-нибудь сказать, нарушить молчание, но откуда-то Льята знает, что не сможет произнести ни слова, пока… Пока — что? Этого Льята не знает. Что-то странное творится сейчас в комнате на самом верху восточной башни.
— Извини, — тихий голос сестры разбивает странную тишину. Льята вопросительно выгибает бровь, но зря — Кери даже голову в её сторону не повернула. — Я обещала, что не стану ворожить на тебя, но… Но.
— Но ты это делаешь?
— Сейчас это происходит вне моего желания. Знаешь, когда ты не в состоянии справиться с собственными эмоциями, о контроле чар уже и речи не идёт, — Кери шумно выдыхает. — Рассказывай, что у тебя случилось.
— Тебя успел кто-то разозлить? — предполагает Льята. И даже получает в ответ утвердительный наклон головы. Она очень хочет поинтересоваться личностью этого кого-то, не не решается. Может быть, это магия сестры не позволяет. — Представляешь, сегодня ночью опять произошло нападение. Папу вызвали на рассвете. Я так хотела хоть одним глазком посмотреть, но он меня заметил.
— Вот как. Сочувствую, — равнодушно проговаривает Кери. — И что? Опять вырванное горло и странности с обережью?
— Слуги говорили, что на этот раз тело наполовину сожрали, — сообщает Льята, успевшая с утра подслушать свежие сплетни. Она с некоторым удовольствием отмечает, как бледнеет сестра. Значит, её можно пронять! — Что там с обережью, я не знаю, но ты только послушай! Тала говорила, что один из стражей утверждает, будто беднягу начали жрать ещё живым, представляешь себе? Вот бы…
— Вот бы поприсутствовать при убийстве? — ехидно перебивает Кери, по-видимому, уже совладавшая с собой. Она отворачивается от окна, спуская ноги на пол. Но глаза по-прежнему не открывает. — Тебе так этого хочется? Зачем?
— Тебе разве не интересно, кто за всем этим стоит?
— Твари, кто же ещё? Лья, когда госпожа Лайгана и отец узнают про твои идеи, они запрут тебя до самого твоего замужества. Оно тебе надо? Играешь в какие-то нелепые расследования… лучше потрать время на эту… Берну. Не лезь.
— Что бы ты понимала! — фыркает Льята, резко выпрямляясь, от чего стопка книг опасно покачивается. Льята испуганно замирает, но книги, вроде бы, пока не собираются падать. — «Не лезь»! А там, между прочим, люди умирают.
— Люди всегда умирают. Ты здесь при чём?
— А вдруг именно мне удастся понять, почему всё это происходит? Ведь ясно же уже, что тварями кто-то управляет. И если я найду его…
— Этот кто-то скормит тебя своим очаровательным зверушкам, — вздыхает Кери. — Если ты не прекратишь заниматься этими глупостями, я сама расскажу обо всём мачехе. И — если тебе больше нечего больше мне сказать — оставь меня.
С трудом подавив желание вылететь из комнаты, да ещё и громко хлопнуть при этом дверью, Льята глубоко вдыхает, ненадолго задерживает воздух и медленно выдыхает.
— Матушка сказала всем, что тебе нездоровится, — сообщает она. — Можешь не благодарить. И, я надеюсь ты готова послушать, что было после того, как ты так блестяще сбежала с середины ужина? — злорадно интересуется Льята. Кери поражённо распахивает красные от полопавшихся сосудов глаза и мученически стонет. Стопка книг падает с оглушительным грохотом.