VI

Она осталась в башне посреди Руин. Чем ей так глянулась именно эта, как ни странно, уцелевшая постройка, Лио до сих пор не понимает. Ну, а она не торопится объяснять. Впрочем, Лио и не настаивает. В конце концов, он и не требовал никогда, чтобы она рассказывала обо всём, что приходит ей в голову.

Лио морщится, перешагивая остов дивана, занимавшего когда-то половину комнаты… его огонь затронут меньше прочей мебели. Лио ногой сдвигает обугленные доски, от чего те противно скрипят. Так, что звук ввинчивается в мозг возмущённой жалобой на то, во что превратился некогда прекрасный предмет… Глупость какая! Вот уж что-что, а набор из досок, ткани и прочего совершенно точно не способен на что-то там жаловаться. Тем более — находясь в таком жалком состоянии. Лио пинает ближайшую доску, заставляя ту переломиться пополам и с грохотом упасть на пол… подняв при этом облако пыли и пепла десятилетней давности.

Лио отходит подальше, чтобы хоть как-то уберечь одежду от последствий собственной глупости. Выходит через проём, ведущий к нижним этажам. Уцелевшим этажам…

…Превратившимся в памятник прошлому стараниями сошедшей с ума тётки.

Если бы у Лио был выбор, он ни за что бы не пришёл сюда. Ну, до начала лета, во всяком случае.

Двенадцать ступенек, поворот, ещё семь ступенек и окованная несколькими листами железа дверь. Незапертая, конечно, но тётушка всё равно не покинет этого этажа. Говорит, ей больно слышать семью… Лио бы тоже было больно — он знает это — но пожар… Пожар стёр его связь с кровной роднёй.

Оставил только её.

Дверь медленно открывается с настолько пронзительным скрежетом, что Лио только усилием воли удерживает себя от желания заткнуть уши. Ну, либо сплести соответствующую паутинку. Он перешагивает через высокий порог, поплотнее закрывает за собой дверь и идёт по узкому погружённому в темноту коридору. И даже не пытается сделать хоть что-то, чтобы видеть… нечего тут видеть. Он прекрасно знает, что находится вокруг: голые каменные стены, исписанные проклятиями вперемешку с мольбами — свидетельство приступов безумия тётушки… причиной которого стал именно Лио.

Когда руку, которую он всё это время держит на небольшом расстоянии от поверхности стены, начинает покалывать, Лио поворачивается в стене лицом и шагает вперёд. Лицо на мгновение обжигает старыми чарами.

— Чего припёрся? — хрипло спрашивает тётушка. — Соскучился?

— Время появилось, тётя. Кроме того я собираюсь зайти в архив… — отвечает Лио, не открывая глаз.

— Как будто бы у тебя есть право прикасаться к знаниям, что там хранятся! — пренебрежительно фыркает тётя. — Проваливай туда, откуда явился!

— Это не вам решать, тётя, — вздыхает Лио, нехотя приоткрывая глаза. И тут же зажмуривая их от слишком яркого света, бьющего в лицо. Ох, тётушка… Лио вздыхает и шагает к нужной стене, игнорируя проклятия, что посылает на его голову тётя.

В архиве пахнет затхлостью и пылью. Но зато здесь полумрак, который Лио рассеивает, зажигая свечи, стоящие в закреплённых на стенах подсвечниках. И невольно ёжится, представляя, сколько времени придётся потратить на то, чтобы отыскать нужную ему информацию…

Шорох позади ожидаем.

Лио нехотя оборачивается, отмечая, что за почти полгода его отсутствия тётя ни капли не изменилась. Всё те же спутанные волосы, делающие её лет на двадцать старше реального возраста — а ведь она лишь на семь лет старше его самого… помнится тогда, в нереальном прошлом, она всегда бесилась, когда он называл её тётей. Нет, не так, как сейчас, конечно… Всё та же мешковатая одежда… и ненависть, которую тётя и не думает прятать. Лио вздыхает. Что поделать, если эта ненависть вполне оправдана? Если и сам себя ненавидишь… пусть и не за то, за что ненавидят другие…

Он со вздохом гасит свечи и выходит из архива.

— Я вернусь. Завтра.

— Сдохни по дороге!

— Я тоже люблю вас, тётя, — кивает Лио, поворачиваясь к тётушке спиной. Без опасений.

— На кладбище был?

— Разумеется.

— Сам-то себе веришь? — презрительно кривится тётушка. — Не был ты ни у кого, кроме Шайли.

— Я не хочу об этом говорить… — Разумеется. Приходит к остальным… оскорбление. По отношению ко всем. И к Лио, и к ней, и к семье. Так что — не стоит.

Лио проходит сквозь сеть чар, отделяющих подвал от остального мира, возвращается по коридору, выходит в комнату и едва е налетает на остов дивана. Надо бы убрать потом… наверное. Лио качает головой, вспоминая, что собирается сделать это каждый раз, когда приходит сюда… Он выходит за пределы того, что осталось от дома, через оконный проём — так получается гораздо ближе, чем идти вкруговую. Пересекает заросший до почти непролазного состояния сад, отгоняя от себя мошкару и призраков прошлого, спрыгивает с полуразрушенной стены, придерживая сумку, больно ударившую по боку, и замирает, с усилием отводя взгляд от переплетения чар, что окружают надгробие. Она… она жива! И нет больше необходимости возвращаться сюда.

Лио встряхивает головой, убирает за ухо упавшие на лицо волосы, думая, что стоит обрезать их покороче, и решительно шагает на грань. В пару шагов оказывается около Руин, про себя удивляясь тому, как это вообще получилось. Даже странно и вызывает желание поискать подвох. Ведь Руины далеко не то место, куда можно переместиться по собственному желанию. И, вероятно, действительно стоит потратить время на то, чтобы как следует проверить, в чём… или — в ком… причина подобных перемен. Особенно сейчас, когда она явно решила тут поселиться. Лио пересекает площадь, обходя крупные камни и перепрыгивая через трещины, и входит внутрь башни. Дверь за спиной громко хлопает, отрезая его от звуков, доносящихся снаружи — от остатков стены на западе. Лио совершенно не желает знать, что именно их издаёт — помимо миражей тут временами собирается столько различной… живности, что гадать можно очень долго. Но внутрь башни они соваться не смеют, так что сейчас об этом можно не думать.

Разве что уточнить, помнит ли она об этом факте.

Винтовая лестница с обломанными кое-где ступеньками и перилами заставляет выбросить из головы всё — и местную живность, и тётушку, и прочее. По крайней мере — до тех пор, пока лестница не выведет наверх. Где можно перевести дух. И пообещать себе всё же заняться починкой.

Ты говорил, что не вернёшься раньше завтрашнего полудня.

Ты так не рада меня видеть?

Она даже головы не поворачивает, полностью сосредоточившись на вывязывании какого-то особенно сложного элемента. Лио замирает, любуясь её профилем в лучах солнца. И восхищаясь тем, насколько она стала лучше чаровать. Определённо, Шайраш хорошо на неё влияет. Так всегда было. Ещё до того, как она…

Лио зажмуривается, прогоняя образ надгробия, оплетённого чарами, оставшийся там, около разрушенного Лиственного Дома.

Не сейчас. Не надо.

Рада. Почему нет? Просто как-то странно, что ты вернулся столь рано… Что-то случилось?

Нет. Я решил перенести дела на завтра. — Не стоит оставлять её в башне одну так надолго всё же.

Она пожимает плечами и полностью сосредотачивается на чарах. Лио сбрасывает сумку на пол и подходит к книжным полкам, что уцелели, как, впрочем, и большая часть внутреннего убранства башни. Ещё одно чудо, но… Лио подозревает, что без Кукольника, испытывающего странный интерес ко всему происходящему в последние несколько лет… хотя Лио, конечно, может и ошибаться — всё же ему не приходило в голову следить за этим существом… тут не обошлось. Тогда, десять лет назад, помнится, он тоже крутился где-то неподалёку от Лиственного Дома… впору начинать беспокоиться. Только вот толку с этого — ноль.

Лио кончиком пальца проводит по корешкам книг, выглядящих настолько одинаково, что найти нужное можно либо перерыв все по одной, либо… В подушечку пальца толкается сгусток чар. Лио останавливается и тянет на себя найденный том.

В библиотеке Дома искать подобное не имеет смысла — таким, как Лио и… семья не было ни малейшей надобности в этом разделе магии. Что до их гостей… которых, как теперь вспоминает Лио, в какой-то момент стало слишком много, и все они были не теми, кого стоило бы пускать на порог… что до них, то ради этого никто не стал бы приобретать подобное. Их всё равно бы не допустили до сердца Дома. И… значит, Лио собирается вернуться на пепелище — пусть и придётся ещё раз перетерпеть общество тётушки — за совсем другими знаниями. Не менее важными.

Что до того, что он собирается читать сейчас… Лио устраивается на разбросанных по полу подушках и принимается за чтение. Если уж она никак не может освоить переход по грани, то ему придётся озаботиться созданием того, что сделает это для неё возможным… Лио точно помнит, что нечто такое должно существовать. Или возможно создать.

Ты поранился?

Что? Лио рассматривает только сейчас проступившие на запястье чёрно-фиолетовые синяки. Ох! Тётушка по-прежнему прекрасно проклинает! И ведь он ничего не почувствовал!

Лио позволяет ей заняться его рукой, млея от прикосновений. Чарами и кончиками пальцев. И восхищается тем, насколько легко у неё это теперь получается.

Кто это так тебя, братик?

Лио заставляет себя не улыбаться слишком явно, слыша это обращение. До сих пор неожиданное всякий раз.

Тётушка. По-прежнему меня ненавидит, хотя было бы глупо ожидать чего-то иного… Впрочем, я и не надеялся, что она вот так просто меня отпустит. Но… забыл?

Ты говорил, что она умерла… Врал?

Лио морщится от чувствительного укола чар. Примиряюще улыбается, заглядывая ей в глаза. Она фыркает, но улыбается в ответ, продолжая чаровать над рукой. Лио следит за тем, как она вытягивает из запястья нити проклятия и скручивает в клубочек. Правильно! Мало ли где потом они могут пригодиться!

Она сошла с ума. Очень давно. Так что можно сказать — умерла. — Лио вздыхает, чувствуя, как последняя нить враждебных чар покидает тело. Она поудобнее усаживается рядом, заглядывает в книгу, но никак не комментирует увиденное, хотя — Лио не сомневается! — прекрасно понимает, что именно он сейчас ищет. — Того человека, которым она была когда-то, больше нет.

Раскаиваешься?

Нет. С чего бы?

Она пожимает плечами и переключается на клубок нитей проклятия, рассматривая его со всех сторон. Он же разминает запястье и погружается в записи.

***

Кайа с отвращением захлопывает Книгу и для верности запихивает её под подушку. Встаёт с кровати и подходит к окну, тут же высовываясь по пояс. Прохладно. Ну, по крайней мере, по ночам тут и правда бывает прохладно.

Кайа всматривается в темноту, стараясь не думать о том, что прочитала только что. Потому что это… это слишком! Неужели тот, кто написал Книгу, всерьёз думал, что возможно поступать таким образом?! Ну, предположим, что какое-нибудь отребье… бандиты, там, например… вот они ещё могут пытать человека, но… Кайа шумно выдыхает и протягивает руку к растущему совсем близко от дома дереву. И даже успевает коснуться его листьев кончиками пальцев, когда откуда-то слева доносится приглушённый вскрик и лязг оружия.

Что?..

Кайа на мгновение замирает, а потом, пренебрегая дверью и правилами приличия, вылезает через окно. Благо, комната расположена на первом этаже… Оказавшись в саду, Кайа озирается, а потом быстрым шагом, но ни в коем случае не переходя на бег, направляется в ту сторону, откуда раздался крик. Напрямик через полосу кустарников, высаженных тут по желанию жены дяди. И тут же об этом жалеет, стоит только раз зацепиться рукавом за ветку. Выпутываясь из ловушка, Кайа шипит сквозь зубы подслушанные на улицах Нахоша ругательства. Которых становится больше после того, как в ветвях запутываются ещё и пряди волос. Кайа дёргает головой и едва ли не вскрикивает от того, что почти вырвала себе клок волос. Хорошо, если не с куском кожи…

— Постой спокойно! — резко заявляет Кайт, появления которого она не заметила, воюя с кустарником. — Куда тебя вообще понесло?

— Ты слышал? Там…

— Тебе не кажется, что девушке не место в… — Кайт осторожно выпутывает прядь, отгибая веточки. — Я уже молчу про то, что тебе не стоило покидать дом после заката… да что там — после полудня!

— С каких пор ты стал таким приверженцем традиций Исверы? — едко интересуется Кайа, стоя неподвижно, чтобы брату было проще. — Не помню, чтобы ты горел желанием здесь оказаться! Да и в Нахоше ты не имел ничего против того, что я гуляла, где хотела, и жила на постоялом дворе… одна. Хотя… Ты вообще тогда поселился в склепе, так что… Что ж теперь то с тобой случилось?

Кайт вздыхает, молча распутывая пряди волос. Кайа шипит каждый раз, когда он слишком сильно дёргает за волосы. Из темноты вновь доносится лязг металла. И приглушённые вскрики. Надо поскорее оказаться там. Увидеть, кто… Может, это дружки тех бандитов, что напали на них несколько дней тому назад?

Кайа жмурится, не желая вспоминать ни самих бандитов, ни того, как Дайл хладнокровно прикончил раненных. Это… это не то, что ему следовало сделать.

— Не вертись. — Кайт ощутимо дёргает её за свободную от плена прядь. — Или хочешь, чтобы я просто их обрезал?..

— Не смей! — Кайа замирает в неудобной позе, опасливо косясь на поблёскивающую в свете от окон флигеля рукоятку кинжала на поясе брата. Не хватало ещё, чтобы Кайт и в самом деле изуродовал ей причёску. — Что там происходит?

Кайт вздыхает, дёргает за пряди ещё несколько раз, и Кайа чувствует, что, наконец, свободна. Она шагает на дорожку и отряхивает платье от листьев и пыльцы. Потом, решив не брать с собой фонарь, направляется в сторону, откуда доносились крики, но Кайт ухватывает её за руку и не позволяет сделать ни шага.

— Нет. Не хватало ещё, чтобы пошли слухи, — Кайт тянет её за собой в сторону флигеля. Кайа интересуется, с каких это пор его волнуют слухи. — Всегда волновали. Ты не можешь разрушить нашу репутацию, Кайа! Не в Исвере. Даже если тебе плевать на то, что будут о тебе говорить люди… а я знаю, что это не так!.. то подумай о Лекки и о маме. Чем они заслужили подобное?

Ой. Кайа чувствует, что краснеет настолько, что веснушки вот-вот начнут светиться. И понимает, что Кайт прекрасно это видит. Впрочем, он делает вид, что ничего не замечает — за что Кайа ему благодарна. А ведь он вполне мог оставить это прекрасным поводом для шуток…

Лекки. И мама. В самом деле. Что будет с ними, если Кайа позволит себе подобные выходки? Кто пожелает взять в жёны сестру такой, как она?! Пусть Лекки и представлена предкам, но… Но и это не спасёт её от последствий подобного поступка Кайи.

Кайа позволяет завести себя внутрь, провести в комнату. Так она садится на кровать, следя за тем, как Кайт тщательно запирает окно, гасит свечи и желает доброй ночи.

Ещё и дверь запирает снаружи. Чтоб наверняка.

Утром Кайа мрачно рассматривает порезанные ломтиками фрукты, не чувствуя даже намёка на желание съесть это. Да и вообще — единственное, чего она сейчас хочет, так это узнать, что же именно произошло ночью. И она знает, что и Кайт желает того же. И при этом ухитряется выглядеть так, словно бы его это вовсе и не касается! Сидит, завесив отросшей чёлкой обезображенную клеймом половину лица. Рассматривает что-то в глубине чашки местного отвара из цветков какого-то растения. И игнорирует все взгляды, что Кайа бросает в его сторону. Кайа раздражённо выдыхает, отодвигая от себя тарелку.

— Что-то случилось Кайа? — поднимает на неё взгляд мама, от чего сразу же становится неловко. Мама смотрит так внимательно. С тревогой и желанием помочь во всём, чем бы это ни было… Кайа прикусывает щёку изнутри, чтобы не сделать что-нибудь…

— Нет, мама. Ничего, — выдавливает она через силу под предостерегающим взглядом Кайта и любопытными — Лекки и Дайла, который почему-то присутствует за одним столом с ними. — Просто не выспалась. Вчера ночью я слышала…

— Ах, ты об этом! — мама аккуратно кладёт ложечку на нижнюю тарелку, на которой стоит тарелочка с фруктами, и тянется за чайничком, находящимся по центру стола. — Пустяки. Кьятт сказал, что в поместье пытались проникнуть воры.

— Воры? — Кайа прячется за чашкой, делая вид, что рассматривает узор по её краю. Воры? — Что это за воры, если они решили потревожить покой жрецов?

Мама пожимает плечами, словно бы объяснения дяди Кьятта полностью её удовлетворили. Лекки повторяет жест мамы. Кайт удивлённо смотрит на Дайла, который по какой-то причине слегка наклоняет голову в жесте одобрения. Они успели о чём-то договориться? Кайа морщится, скрывая это за чашкой. Что за заговор?

— Это караванщики, рьеси Кайа, — снисходит до объяснения Дайл, с отвращением смотря на собственную чашку. Он не любит отвары из… лепестков хрустальных лилий?.. Если, конечно, Кайа сейчас правильно вспомнила название растения… Она делает глоток, с наслаждением ощущая, как тёплая волна прокатывается по телу, кислинкой задерживаясь на языке. — Дикари. Им невдомёк, кто такие жрецы, к сожалению. Но в любом случае вам не о чем беспокоиться — нападение отбито, а с уцелевшими… беседуют.

— Вот как? — Беседуют? Кайа невольно вспоминает последнюю страницу, появившуюся в Книге. Как нарочно. Хотя, конечно, это может быть просто домыслом, взбунтовавшимся воображением, основанным на словах Книги. Ведь не может же быть такого, чтобы по приказу дяди Кьятта на территории Солнечных Часов прямо сейчас пытали людей?! Пусть даже это и воры… Это… это дикость! Она отставляет чашку и, поблагодарив за разделённое утро, просит разрешения покинуть комнату.

— Надеюсь, ты сейчас не собираешься заявиться к дяде и высказать ему всё, что о нём думаешь? — спокойно уточняет Лекки. Кайа качает головой. Она ещё не сошла с ума! Да и зачем бы ей это может быть нужно? После того, как там, в Нахоше, дядя согласился с их доводами… Нет. Кайа совершенно точно не собирается закатывать скандал.

Она возвращается в комнату, падает на кровать и закрывает глаза перед тем, как воспроизвести то, второе заклинание из Книги. Теперь оно практически не доставляет неудобств — разве что легонько покалывает в суставах, напоминая о том, как это было тогда, в подвале дома на площади Снов.

Кайа медленно открывает глаза и обводит взглядом всё, что сейчас видит — брата, направляющегося, по-видимому, к ней, Лекки и Дайла, переговаривающихся о чём-то, маму, отдающую распоряжения почтительно выслушивающей её Ларне… Потом переходит на основной особняк. Без интереса скользит взглядом по жене дяди и его дочерям в окружении прислуги. Что-то они там обсуждают… И явно не платья и приёмы — их в Исвере не бывает и вовсе. В том виде, в каком это принято в Мессете, во всяком случае. Если судить по серьёзным лицам, то, скорее всего, дочерям дяди сейчас втолковывают то, что должны знать девушки из жреческого клана… То, что Кайа не желала и не делает знать. Впрочем, мама и не настаивала, сосредоточившись на обучении Лекки. Что пошло на пользу всем, по мнению Кайи.

Кайа переводит взгляд дальше, разыскивая место, где могут держать пленников. Некоторое время ничего не попадается, пока, наконец… под самой южной частью особняка не видит уходящие вниз ступеньки.

Вид «темницы» заставляет вздрогнуть при мысли, что, возможно, именно в такой держали Кайта… Кайа фыркает, стараясь звуком отогнать непрошенную мысль. Сейчас в ней нет смысла. В ней уже вообще нет смысла — ну, разве что, только для того, чтобы выставить счёт майгорским ублюдкам. Кайа скользит вниз и, наконец, видит то, ради чего всё это затеяла.

Караванщик… она никогда не видела представителей этого народа вблизи. Ни в одну из своих поездок… вынужденных… в Исверу она не видела караванщиков близко настолько, чтобы можно было их рассмотреть. Те же, что время от времени попадались ей в Эхтоме, мало общего имеют с настоящими людьми, рождёнными в Пустыне. Сейчас Кайа жадно всматривается в облик караванщика, стараясь запечатлеть его в памяти.

Это… за сложной вязью рисунков, нанесённых на кожу, с трудом удаётся уловить черты лица.

Бледная кожа, в тех местах, где нет узоров, нелепа, странна для жителя Пустыни — большинство исверцев смуглы, за исключением тех, кто, как папа, родом с северной оконечности страны, граничащей с одним из <i>лоскутов</i> Мессета на суше. Волосы сбриты почти полностью, оставляя неширокую полосу по центру головы, спускающуюся вниз до лопаток. Жилистые руки без единой капли лишнего жира. Худой и хрупкий на первый взгляд… И вот это — караванщик? Н-да…

— Только не говори мне, что ты что-то задумала! — вырывает её из видения голос брата.

Кайа часто-часто моргает, пытаясь переключить зрение на нормальное. Кайт бесцеремонно падает на кровать рядом с Кайей и внимательно всматривается в её лицо. Кайа морщится, потирая лицо ладонью, и переворачивается на живот. Отстранённо думает, что придётся менять платье — это безнадёжно измято.

— Я ещё ничего не решила, — пожимает она плечами, запуская руку под подушку, нащупывая там Книгу. Чувствует тепло и успокаивается. Если помочь караванщику, то… Или — позволить дяде сделать то, что он задумал, и при этом подсмотреть? Раз уж Книга… Кайа отдёргивает руку и тут же понимает, насколько дико то, о чём она сейчас подумала. — Давай попробуем вытащить его?

— Зачем? — Кайт никак не реагирует на «него». Ка будто бы и сам знает, что пленник там только один. — Он и его товарищи пытались ограбить Солнечные Часы.

— Но это не значит, что его нужно пытать!

— Можно подумать, ты знаешь, где его держат, и как туда пробраться! — фыркает Кайт, закидывая руки за голову. И тут же шипит от того, что неудачно лёг на собственные волосы. Приподнимается и вытаскивает изрядно отросшую красную гриву, перекидывая её вперёд. Внимательно смотрит на Кайу. — О, нет! Только не говори, что…

— Я считаю, что так будет правильно, — произносит Кайа. И это даст Книге понять, что те знания, что она предоставила на этот раз, неверны. Неправильны. Да. Именно так.

Кайа садится на кровати и сверху вниз смотрит на брата. Тот обречённо вздыхает, сообщая, что Книга дурно на неё влияет. Кайа пожимает плечами — глупости какие!

***

Лекки ворочается с боку на бок. Она уже пять раз взбила подушки, но сон не идёт. И понять, в чём дело, она не может, сколько бы ни пыталась.

Она вздыхает и садится на постели, запуская пальцы в волосы, растрепавшиеся от бесплодных попыток уснуть. Что же случилось? День не отличался от прочих — сегодня даже не было этих «таинственных» гостей, что каждые пять дней навещают дядю… их визит, если не случится ничего непредвиденного, намечен на завтра. Так что ничего, кроме появления ночных воров, не было. Да и тех быстро обезоружили и теперь допрашивают… Лекки морщится на этот моменте — то, какими методами проводится допрос, заставляет её безуспешно искать доводы, что будут способны убедить дядю и Дайла в том, что это лишне. Ну… есть же иные способы?!

Стоп. Пленники. И… близнецы.

Лекки мученически стонет, понимая, в чём причина невозможности уснуть. Ну, разумеется! Близнецы. Она не знает, кто из них конкретно станет нынешним источником беспокойства, но…

Лекки встаёт с кровати и, путаясь в рукавах, натягивает на себя халат, наскоро подвязывает поясом. Шарит ногой в поисках туфель, не желая тратить время на то, чтобы зажечь свечу. Убрав волосы под платок, чего она ещё ни разу не делала в пределах поместья, Лекки приоткрывает дверь и выскальзывает в коридор.

Для начала она всё же добирается до комнат близнецов, чтобы убедиться, что предчувствие её не обмануло… Комнаты ожидаемо пусты. Лекки шипит сквозь зубы пожелания в адрес Кайи и Кайта. Такие, что, услышь мама — мало не покажется. Лекки даже озирается, чтобы убедиться, что мама не стоит позади.

— Куда направляешься? — Дайл с интересом рассматривает её, стоя в паре шагов за спиной.

Лекки отшатывается, думая о том, как Дайлу удаётся ходить настолько тихо. Практически бесшумно. И чувствует, что начинает краснеть — жар приливает к щекам. Остаётся радоваться, что, в отличие от близнецов, у неё веснушек нет. Светиться нечему. Но это мало что меняет — она сейчас стоит перед не связанным с нею родственной кровью мужчиной в совершенно неподобающем виде! Она стягивает на груди ворот халата, от чего взгляд Дайла моментально опускается на… пусть это будут руки! Потому, что думать о… Лекки выпрямляется.

— Вам не встречались мои брат и сестра?

Дайл мрачнеет. И, не задавая ни единого вопроса, разворачивается и быстрым шагом идёт в сторону выхода из флигеля. Лекки торопится за ним, стараясь подстроиться под его шаг. Они пересекают коридор и оказываются на крыльце. Лекки замирает на мгновение — за то время, что она провела в Исвере, следование правилам стало настолько естественным, что… Вот, например, сейчас она не может заставить себя выйти под ночное небо. И это при том, что в Кепри Лекки однажды всю ночь пробегала в облике зверя по городским подворотням!

Но, пожалуй, не стоит об этом задумываться… Или сообщать кому бы то ни было.

Лекки встряхивает головой и решительно шагает на выложенную морским камнем дорожку.

В эту часть поместья она не заходила ни разу — пусть даже и не было прямого запрета на подобное. Но почему-то просто не возникало желания. Сейчас же Лекки внимательно смотрит по сторонам, отмечая некоторую пустынность. И заброшенность.

Впереди, возле стены, отгораживающей Солнечные Часы от остального мира, Лекки видит два силуэта. Она тянет носом и ни капли не удивляется, почувствовав запах родной крови.

По примеру Дайла она ускоряет шаг. Близнецы никак не реагируют на их появление. Кайа стоит, рассматривая стену, а Кайт вообще не открывает глаз, сжимая при этом руку на груди. Под свободной рубахой Лекки видит очертания какой-то палки, что ли…

— И? — Лекки останавливается справа от Дайла. Чуть позади, что несколько… неверно. Но сейчас не хочется думать о том, как подобное положение может быть расшифровано кем-либо. Всё же Кайа и Кайт — родные люди. Они уж точно не станут придумывать что-то, чего не существует. Но стоит встать с ним вровень всё же. — Только не говорите мне, что…

— Тогда мы можем просто помолчать? — уточняет Кайа, склоняя голову набок. Кайт чуть улыбается, всё так же не открывая глаз. — Ты ведь не думала, что я могу спокойно жить, зная, что рядом со мной кого-то пытают?

— Эти «кто-то» напали на Солнечные Часы, рьеси Кайа, — спокойным тоном напоминает Дайл. — Неужели вы и правда считается, что таких людей нужно просто отпустить?

— Они ни в чём не виноваты! Я спрашивала, — резко произносит Кайа, сжимая левую руку Кайта своей. Тот сильнее стискивает рубаху на груди. Дайл смотрит на неё, как на неразумное дитя, от чего Кайа краснеет — это заметно даже в темноте исверской ночи.

Лекки рассматривает близнецов, в который раз отказываясь верить в то, что именно они — старшие дети в семье. Их вот эти вот выходки… Лекки чуть отходит от Дайла, прислоняется к стене и прикрывает глаза, стараясь хоть как-то успокоиться. Дядя буде… недоволен. В конце концов, она вздыхает и ровным тоном сообщает этим двум, что они должны вернуться во флигель. Кайа смотрит на неё со странным выражением, но потом кивает и, всё так же не отпуская руку Кайта, направляется в сторону дома. Кайт даже не думает как-то возражать. Ни Лекки, ни Кайе.

— И что теперь говорить дяде Кьятту? з вслух произносит Лекки, не особенно надеясь на ответ. Она наклоняется и срывает невзрачный цветок, проросший в зазоре между стеной и камнями дорожки.

— Я улажу это, рьеси Лекки, — отвечает Дайл. Лекки переводит взгляд на него, но слуга… бывший уже, вероятно… Кайта рассматривает верх стены. — Но… Рьеси Кайа поступает неразумно. Если вы позволите мне высказать мнение по этому поводу.

— С чего это ты вдруг… — начинает Лекки, но обрывает сама себя. Понятно. Близнецы не спорят с ней только в одном случае. И, видимо, сейчас именно он и есть, хотя сама Лекки и не может отметить никаких изменений в себе. Но, вероятно, со стороны виднее. Лекки подносит цветок к носу, вдыхая тонкий аромат, чем-то похожий на запах яблоневого цвета, от которого всегда было не спрятаться в Кепри по весне. — Да. Сестра… может быть совершенно… но она искренне считает, что поступила правильно. И наказывать за подобное… несколько… неразумно.

— Значит, стоит подумать, как удалить её из Солнечных Часов, — спокойно сообщает Дайл и, прежде чем Лекки успевает что-либо сказать, добавляет: — Замужество. Как один из вариантов.

Лекки хмыкает. Кайа будет сопротивляться всеми доступными ей способами. А, учитывая эту её Книгу… способы могут оказаться опасными для жизни окружающих. Разве что… Но это совсем не то, что было бы допустимо по отношению к родной сестре… Но… Но это и правда пошло бы ей на пользу! Лекки качает головой. Глупость это совершенная. Но в то же время…

Всё это нужно как следует обдумать.

— Вряд ли она способна всерьёз помешать, Дайл. Да и вы в любом случае уже узнали от этих людей всё, что могли — не так ли?

— Рьес Кьятт не зря назначил вас своей наследницей, рьеси Лекки, — улыбается Дайл. Лекки старательно игнорирует нелепое желание запустить в него чем-нибудь. Ну, хотя бы потому, что в руках только цветок. Да и… подобное поведение никак не допустимо для девушки её происхождения. — Мне не нравится то, что рьес Кайт, глядя на неё, перенимает подобное отношение к окружающей его жизни. Его это не красит.

— Они — близнецы, — пожимает плечами Лекки, принимая ответ Дайла. В самом деле — Кайту дядей отводится не последнее место в том, что они планируют. Пусть Лекки и сама не до конца в курсе этих планов. — Они всегда будут во-многом единым целом.

— Именно поэтому я буду говорить с рьесом Кьяттом и рьеси Кайри о путях решения возникшей проблемы.

Лекки кивает. Ей совершенно не нравится это всё, но… Но, в свете того, что происходит и готовится происходить в Исвере, подобный вариант более чем приемлем. Так Кайа будет вдали от всех… потрясений. И даже сможет продолжить читать свою обожаемую Книгу…

— Вам следует вернуться под крышу, рьеси Лекки, — вновь нарушает тишину Дайл. Лекки недоумённо смотрит на него, а потом кивает. Эти местные поверья! Но стоит вернуться в дом, в самом деле — не хватало ещё, чтобы про то, что она совершенно по-варварски, если обратиться к местным традициям, «явила себя ночным небесам», кто-либо прознал. — Позвольте вас сопровождать.

— Разве ты не должен прямо сейчас идти к дяде?

— Это подождёт, — отмахивается Дайл, подавая Лекки руку, которую та без колебаний принимает. — Мне важнее убедиться, что вы, рьеси, благополучно дошли до дома.

Ну, хорошо! Всё равно же Дайл поступит исключительно так, как посчитает нужным! Так что… Лекки опирается на его руку, поднимаясь по наполовину утопленным ступенькам, назначение которых здесь, возле стены, совершенно неведомо.