Разборка, сборка и последствия

1

Злой Дикобраз меня мурыжил долго.

Преподносил по-всякому проблему,

Премного говорил о чувстве долга,

Нуднейше формулировал дилемму

И мутную придумал стратагему.

Я понял, что страдаю раздвоеньем,

Но Дикобраз поможет мне с леченьем.

Ну, в общем доказал он теорему.

Потом, в связи с моим предназначеньем,

Порадовал особым ритуалом.

Закончились мытарства и мученья

Каким-то сложным церемониалом.

Я провалился в сон – прям, как в болото,

А рядом очень тихо плакал кто-то.

2

Вокруг меня огни роились густо,

Шептал стихи о свете голос странный –

Красиво, но с каким-то злобным чувством.

Кровили на груди четыре раны.

Я был распущенным и окаянным,

Мечтал охульдренело о разврате,

Забыв о неминуемой расплате,

И даже сам себя считал смутьяном.

За смуту заточен был в каземате.

Вода стекала там по толстым стенам.

А я – босой и в тоненьком халате, 

Но равнодушен к горьким переменам.

Хотелось выпить пива или водки,

Поесть ржаного хлеба и селедки.

3

Внезапно в каземате стало жарко,

С шипеньем пар валил от стен клубами,

Багрец вмиг затопил дверную арку,

А я пропел: Нет, нам не быть рабами.

Огонь вцепился острыми зубами

В тела камней, им прогрызая брюхи.

– Конец пгиходит этой газвалюхе, –

Сказал, моими шевеля губами,

Огневичок. Звенело в левом ухе,

И пот струился по лицу обильно,

Но я был бодр в дыму, в жаре, в разрухе.

Я чувствовал себя крутым и сильным

И танцевал, как сумасшедший гоблин,

Под вопли: Хэйя! Хэйя! Облин-боблин!

Примечание:

Вопли героя лишены какого бы то ни было смысла и свидетельствуют о его нахождении в экстатическом состоянии

4

Вот рухнули пропаленные стены,

На грудах камня встал огонь стеною,

Но я в тот миг не замечал подмены,

Плясал и пел, весь свет стращал войною,

Как будто отравился беленою.

Тут огненный язык лизнул мне спину

И в пламя меня резко опрокинул.

Я, пламенной подхвачен быстриною,

Горя, летел в багровую пучину.

Мое паденье мнилось бесконечным.

Весь полымем обглоданный, увечный,

Я все ж был жив, но лишь наполовину.

Но мысль одна в мозгу моем стучала:

Конец пришел иль новое начало? 

5

Семь огненных клинков в мои суставы

Свирепо вгрызлись, расчленяя тело.

Безрукий и безногий, и безглавый,

В огне кружил обрубок закоптелый.

Конечности барахтались умело,

Идти на дно нисколько не желая.

Головушка болталась удалая, 

Глаза на мир тараща осовело.

Из горла перло что-то вроде лая,

А уши шевелились очень странно,

И мысль в сознанье шурудила злая:

Все, отлюбился, клоун балаганный!

Мне оставалось только лихо гикнуть

И без дурных затей в огне погибнуть.

6

Вот левая рука, достигнув тела,

В плечо уткнулась и вросла мгновенно.

Вслед правая того же захотела.

Ей это чудо удалось отменно.

А тут и две ноги одновременно

Вернулись на положенное место.

Башку ж лепили из другого теста.

Вдаль поплыла она самозабвенно.

Так по каналу носит плодик рдеста.

За нею тело понеслось вдогонку.

Башка упрямо шла на норд с зюйд-веста.

Страх мощно ухватил мою душонку.

Боялся я остаться безголовым,

Или почище – вечным башколовом.

7

Лихая гонка головы и тела

Не прекращалась в огненных потоках.

Проигрывал мой корпус закоптелый,

И я страдал от этого жестоко.

Я думал: Ну, давай же, лежебока!

Казалось все усилия напрасны,

Но над огнем пронесся окрик властный.

В единый миг закончилась морока,

И с миной мерзостно-подобострастной

Башка моя тотчас вернулась к шее.

Я ликовал, от счастья хорошея.

Я собран был, и вновь нашел прекрасной

Меня объединяющую цельность.

Быть целым – нечто большее, чем ценность.

8

Я встал – по пояс в огненном потоке,

А под ногами пласт застывшей лавы.

От расчлененки все еще был в шоке,

Хотел бы эти прекратить забавы,

Но понимал: не кончена расправа.

Тут крыльев шум услышал я со страхом.

Был гулок отзвук их тяжелых взмахов.

Вмиг взор мой затянул туман кровавый.

Я б в панцире укрылся черепахой.

Она летела в ореоле света.

Я с кашлем подавился нервным ахом.

Здесь я не ждал ни ласки, ни привета.

Подле меня она зависла грозно,

А я б, ей-ей, сбежал, пока не поздно.

9

Вокруг все изменилось за мгновенье,

И в пустоте без верха, центра, низа,

Средь вихрей огнекрылых столкновенья

Безвольно я повис и ждал сюрпризов.

Я видел все как будто в дымке сизой,

Но страх мой без причин пропал бесследно,

Засела злость в моей душонке бедной,

И, кажется, я был к отваге близок.

Тут с воплем буйным, страшным и победным

Владычица меня атаковала,

Притиснулась, прижалась телом медным

И, крылья распластавши, оседлала.

От столкновенья с этой плотью жгучей

Меня объяла похоть неминуче.

10

Мы в пустоту рвались единым вихрем,

Сквозь бездны пронеслись с голодной страстью.

Казалось, что в глубинах поутихнем,

Но мы пренебрегли их темной властью.

Мы были злом, разором и напастью,

Неровным тихой нежности дыханьем

И мотылька над лампою порханьем,

Последних бедствий огненною пастью,

Листка на тонкой ветке колыханьем,

Сжигающим посевы знойным ветром

И сотни битв ненастным громыханьем,

Пустой растратой жара в мире ветхом…

И наконец, утомлены, но бравы,

Расстались мы в полях застывшей лавы.

11

По лаве я бродил почти что вечность.

Тут не было ни выхода, ни входа,

Лишь времени дурная бесконечность.

Душа моя просилась на свободу.

Жег голод. Был бы рад и бутерброду.

Хотелось спать, хоть мне все это снилось.

Но не сдавался я судьбе на милость,

Берег решимость одолеть невзгоду.

Тут злость моя опять воспламенилась,

И рявкнул я: Хочу к себе на ложе!

Глядь, а вокруг меня все изменилось,

Я стал на людной улице прохожим.

Вот переулок. Да какой знакомый!

Ох, неужели… Кажется, я дома.

12

Вот дом, подъезд, родимая квартира.

Дверь отворилась, будто по приказу.

Жилья уют приветил дезертира.

Я – словно вышел и вернулся сразу.

Казалось, что я слышу стен рассказы

О прошлом, о друзьях, родных, знакомых.

Побег мой – эпизод, досадный промах,

А путь назад мне вовсе не заказан.

Я вспомнил обо всех своих обломах,

О женщине, которой я не нужен,

О бедствиях, о лузерских синдромах…

Что ж, стоит просто приготовить ужин,

Поесть, уснуть и утром к жизни новой

Идти, забыв бэкграунд свой хреновый.

13

Меня внезапно мыслью озарило.

Ведь я – другой и мне волшба подвластна.

В своей судьбе я сам всему мерило.

Теперь могу я тихо и негласно

Царить и править в этом глупом мире.

Коль не пытаться хапнуть слишком много,

Любая к счастью приведет дорога,

Везде я буду, как в своей квартире.

Я – на коне, и прочь тоска-тревога.

А женщины… Что ж женщины найдутся.

Не стану жить я скудно и убого.

На запах благ они ко мне сбегутся.

Так. Решено. Я все начну с начала,

И вновь не будет на колу мочало.