Глава 3, в которой Лин спасается от голодной смерти, отмывает парик, и знакомится с Принцем

Процесс путешествия из деревни к новому месту я не особо запомнил.

Чьи-то руки схватили меня. В воздухе мелькнули капли жидкой глины с примесью навоза, срывающиеся с промокшей насквозь одежды, и вот судя по ощущениям, подо мной чьи-то железные ноги и лука седла, на которые обрушилась моя бедная задница, всё вокруг трясётся и движется, а перед глазами – то слепящее солнце, то непреклонно задранная челюсть с багровым шрамом.

Не знаю, почему в книгах и фильмах такие моменты, когда героя или героиню везут впереди себя на лошади, подаются как трогательные или романтичные, это ни фига не так! Или это только мне так не повезло? Человек, который меня вёз, жёстко сжимал поперёк туловища, грозя раздавить рёбра; руки попали в неудобное положение и на них наверняка уже образовались обширные синяки, особенно на той, которую он прихватил боевой перчаткой с нашитыми поверх кожи железными пластинками. Да и детали доспеха с каждым скачком лошади больно врезались в тело.

Чтобы не стесать лицо о нагрудный панцирь, я отвернул голову и мельком увидел скошенный на это движение взгляд и поджавшиеся губы человека со шрамом – кажется, мужчина подумал, что я отшатнулся от его уродства.

Одно в этой поездке было хорошо – длилась она недолго. То ли моё ощущение времени сдвинулось, то ли жил этот вельможа близко от деревни, но минут через пять лошадь остановилась, меня спустили с седла и… конечно, я опозорился, не удержавшись на ногах, и свалился на землю, перед удивлёнными, напуганными и любопытствующими взглядами слуг. Мой сопровождающий ловко спрыгнул, но ни ушёл, ни стал меня поднимать, возвышаясь рядом, а возле него, в поле моего зрения появился виденный раньше военный, он настороженно глянул, но, верно, зрелище было столь жалким, что не стал даже класть руку на меч.

Главный, тот, со шрамом и в позолоченном шлеме, что-то рыкнул – и возле нас появился старик в длинной одежде. Он покачал головой, присел и коснулся моей руки сухими холодными пальцами – проверял пульс, как я понял. Врач? Лекарь? Я очень надеялся, что да… Старик снова покачал головой и что-то сказал главному тихим скрипучим голосом, почтительно поклонившись. Тот кивнул и махнул в сторону дома.

***

Следующее впечатление – горьковатая и тёплая травяная настойка во рту.

Я захлопал глазами и сел ровнее. Оказывается, я полулежал на циновках в светлой комнате, а старик-лекарь поил меня из пиалы настойкой, придерживая в сидячем положении. Рядом стояли военный и человек со шрамом. Судя по тому, что они были в той же одежде, всё ещё в шлемах и с той же настороженностью на лицах, отрубился я ненадолго.

Старик удовлетворённо кивнул и, поставив пиалу с настойкой на низкий столик, взял другую: в этой был желтоватый, тёплый и одуряющее пахнущий мясной бульон. Как я умудрился выпить его, не расплескав на себя и на придерживающего пиалу старика, величайшая загадка этого дня…

***

Когда я открыл глаза, выплыв из сна, что с непреодолимой силой сморил меня после бульона прямо на полу, в комнате сидела только круглоголовая девица с гладко зачёсанными на прямой пробор и туго заплетёнными волосами. На ней была яркая и объёмная, будто не по размеру, одежда. Девица что-то чирикнула и подала ещё одну пиалу с мясным отваром. Второй раз я справился лучше, и даже сам вернул опустевшую посуду на столик. После этого служанка показала следовать за ней.

Комнату, куда она меня привела, перегораживала ширма, расписанная цветами и птицами, за ней стояла большая деревянная бочка, полная – о, боги! – горячей воды. Я жестами прогнал округлившую глаза девушку, которую, видимо, приставили помочь мне и, оставив перед ширмой одежду и обувь, сыпавшую на пол пластины подсохшей грязи, направился к бочке. Если уж меня решили пока не убивать и позволили искупаться, с процессом я справлюсь и сам, без помощниц. Единственное, что вызвало сомнения – как быть с париком? Оставить с грязной одеждой или попробовать привести в приличный вид самому? Со вздохом я остановился на втором варианте. Конечно, раз уж я в этом мире застрял, не получится скрыть то, что на мне парик, раньше или позже это станет известным, но сумеют ли эти люди правильно с ним обращаться? Отдадут ли мне его потом обратно? Мне пока совсем не хотелось расставаться с одной из главных составляющих своего имиджа…

За ширмой я бегло осмотрел себя. Выпирающие рёбра, впалый живот, дрожащие от слабости и худые ноги, как у моделей-анорексичек, старые и добавившиеся после сегодняшней поездки пятна синяков, расцветающие на коже. Знать бы ещё, что с лицом, но зеркала нет, да и вряд ли оно лучше выглядит, чем прочее тело. В целом же, как ни удивительно, дела со здоровьем обстояли неплохо: учитывая выпавшие на мою долю трудности и спартанские условия, всё могло быть гораздо хуже. Синяки сойдут, а грязь и отмыть можно, чем я и занялся.

Зависнуть и расслабиться в горячей воде я себе не позволил, и быстро отмывшись сам, гораздо больше времени потратил на приведение в достойный вид парика из белых синтетических нитей: отстирывал, расчёсывал, вымакивал из него воду полотенцем и заплетал в косички и пряди оставшиеся немногие нити жемчуга, а когда эта работа была сделана, осторожно выглянул за ширму. Моя одежда и кроссовки исчезли, но на сундуке лежала стопка аккуратно сложенной цветной ткани. Подозрительно поглядывая на дверь, я взял её в руки и ретировался за ширму.

Н-ну… это, определённо, была одежда. Вот, только… это была женская одежда.

Меня приняли за девушку? С моим лицом и фигурой – возможно, но что мне теперь делать? Как поступить? Нет, притвориться девушкой я, наверно, смогу, на некоторое время, но что потом? Положение женщин во времена феодализма было – так себе. Даже у аристократок – нечто среднее между ценным произведением искусства и племенной кобылой, не говоря уж о таких безродных и нищих попаданцах, как я. А с другой стороны, не окажусь ли я, если не буду притворяться девушкой, в лапах каких-нибудь местных любителей смазливых мальчиков? И что из этого хуже? Впрочем, кобылку производительницу из меня в любом случае не сделать, а вот наложницу или наложника… это вопрос.

Я думал и лихорадочно терзал стопку одежды, пытаясь понять, что из этого можно побыстрей приспособить и как именно.

Широкие белые штаны со шнурком-завязкой (аналог нижнего белья?) – точно пойдут. Странные шитые штуки, похожие на чулки – возможно, носков-то нет, а надеть маленькие матерчатые туфельки на свой полновесный сорок второй размер я даже не пробовал, и ходить босиком – тоже не вариант. Насколько я успел составить мнение по историческим фильмам, люди прошлого довольно трепетно относились к обнажению, если ты, конечно, аристократ, а не раб или крестьянин. Но как сделать, чтобы эти чулки не спадали? Звать служанку и выпытывать этот секрет у неё мне решительно не хотелось… В конце концов, прикинув разные варианты и припомнив модные показы новых коллекций своего времени, я нацепил эти чулки поверх штанов, отогнул вниз широкими отворотами, и подвязал крест-накрест у щиколоток цветными лентами для волос – правую ногу синей, левую салатно-зелёной. Учитывая, что и штаны и чулко-носки были белыми – смотрелось дивно. Как бы там ни было, проблему с нижней частью одежды я решил, но что было делать с верхней?

Из того, что я нашёл на сундуке, в моём распоряжении были: большой кусок прямоугольной белой ткани – оборачивать вокруг тела вместо майки или нижней сорочки, широкая, вырвиглазно алая юбка, которую полагалось, судя по длине, надевать высоко, подмышки, и короткая, сантиметров в тридцать, верхняя атласная кофта-распашонка с длинным рукавом и с завязочками с правой стороны груди. Эта «прелесть» тоже была нежно-зелёной и отороченной по краям тесьмой. И ещё – ленты, для заплетания кос, как у той служанки, что меня привела. Впрочем, ленты я уже приспособил… Но что делать с оставшимся?!

За дверью послышались шаги и, прежде чем она успела отъехать, я накинул на плечи белый кусок ткани, запахнул его, наподобие самодельного кимоно с широкими рукавами и подвязал в поясе оставшейся лентой. Последний штрих – выпустить поверх длинные пряди своих подсохших и вновь ослепительно белых, искусственных волос.

За кого бы меня теперь в таком виде ни приняли, я был готов…

***

В комнате, куда меня проводила служанка, за низким столиком сидели три человека, и при моём появлении разговор прервался. Они смотрели на меня, а я… смотрел на еду, на блюдах. Как неучтиво… Я сглотнул и поклонился присутствующим, прижав руку к сердцу.

Справа сидел старик-лекарь, слева – тот военный, который поднимался к монастырю на скале вместе с крестьянами. Сейчас он был в богатой и чистой одежде, никакого железа, в длинных волосах, собранных пучком на голове цилиндрической заколкой, было больше седины, чем чёрного цвета, морщины и резкие черты его загорелого лица выдавали ум и волевой характер, а прямая, даже за столом осанка – чувство собственного достоинства и физическую силу. В центре, лицом ко мне сидел человек со шрамом. Я глянул – и временно забыл, кто я и что я здесь делаю.

Человек со шрамом был молод. Раньше, из-за его властной манеры держаться и шлема, закрывающего две трети лица, я этого не видел, но теперь разглядел это совершенно точно. Этот феодальный правитель, выпустивший кишки северокорейским солдатам, вооружённым автоматами из будущего, был ненамного старше меня – лет на пять-шесть. Такие парни у нас только заканчивают институт и начинают ходить по собеседованиям, пытаясь устроиться в офис, этот же был… глыба. Не знаю, как назывался его титул – князь? принц? – но чтобы иметь такую властную ауру, двух-трёх поколений правящих предков явно недостаточно. «Дарт Вейдер – молодые годы». В компьютерных играх такой типаж прочно закрепился за героем-некромантом – мрачным, нелюдимым, со своими фишками и тайнами, но который в результате спасёт всю команду и поднятые им мертвецы внесут последнюю каплю в дело победы Добра в решающей битве.

В общем-то, внешность у этого… Принца, назову его так, была почти заурядная, если не считать удлинённое бледное лицо, багровый шрам от ожога и экзотический антураж средневековой тёмной одежды. Длинные чёрные волосы были забраны в высокий хвост с серебряной цилиндрической заколкой, как и у Генерала, только не были свёрнуты, а падали на спину, и ещё – чрезмерно густая и длинная прядь падала на его лицо справа, ниже изуродованной щеки и подбородка – тщетная и слишком очевидная попытка скрыть изъян внешности. Густые, но тонкие брови резко сошлись, в ответ на моё внимание, будто он прилагал усилие, чтобы держать голову прямо, а не отворачивать от окружающих пострадавшую половину лица. И это его раздражало, как собаку, которую часто били, и она рефлекторно готовится защищаться от каждой палки в руке, вместо того, чтобы радоваться предстоящей игре.

Я с трудом вернул челюсть на место и перевёл дыхание.

Раздалось тихое скрипучее хихиканье, старый лекарь кивнул и сказал что-то Принцу, на что тот лишь отвернулся, а лекарь сделал радушный жест, приглашая меня за стол. А я, кажется, покраснел… Единственное свободное место за столом осталось – напротив Принца, и я сел, чувствуя себя дрянным актёришкой в своём шутовском наряде, но стараясь двигаться и держаться с достоинством. Чёрт, да от переживаний у меня даже аппетит пропал!

Старик позвал служанку и стал её что-то расспрашивать, бросая взгляды на мою одежду. Та чирикала высоким голоском, а у меня пот потёк по спине – так было неловко. Старый лекарь, который днём во дворе вёл себя при слугах, как один из них, здесь, в этой компании, был более открыт и общителен, видимо, являясь для молодого правителя то ли наставником, то ли кем-то вроде старшего друга. Закончив расспросы, он погладил длинную бороду, раздумывая о чём-то, а потом повёл рукой, предлагая начать трапезу.

Генерал был насторожен, глядя на меня, Принц же сидел очень прямо и смотрел в сторону, не участвуя в происходящем. Я так его оскорбил тем, что пялился?

– Спасибо, что приютили, – пробормотал я и поймал на себе скрестившиеся взгляды сотрапезников. Да что я опять сделал не так?!

Старик-лекарь кашлянул и, переглянувшись с остальными, сказал мне что-то, поддерживая это круговыми движениями кисти. Просил повторить, понял я.

– Уважаемые господа! – начал я, и сглотнул, глядя, как повернулись ко мне лица.

– От всего сердца выражаю вам признательность, за то, что выручили меня из тяжёлого положения и приютили в этом прекрасном доме. Надеюсь, я не сильно обременю вас своим присутствием и не создам проблем. Если бы я мог сделать что-либо могущее… что могло бы… что бы способствовало бы… – я запутался в том, что хотел донести, в порыве эмоций, – то вы только скажите! Правда, мне для этого придётся выучить ваш язык…

Я поднял взгляд от стола и увидел на лицах старших мужчин задумчивое и почти мечтательное выражение.

У Принца же были широко раскрылись глаза, он даже чуть склонился вперёд, не осознавая этого – выражение человека, внезапно услыхавшего дивную музыку.

Так... им, что, всем так мой голос понравился? Для этого лекарь и просил меня повторить?

Они хотели послушать?