Глава 8, в которой Лин учится наливать чай, поёт длякрестьян иполучает добрый советот Его Высочества

В ту ночь мне приснился кошмар.

Снилось мне, что я иду в темноте. Сверху – чёрная ночь, без единой звезды, под ногами снег. Наверное, снег, потому что хрустит и мягко сминается. И я иду по снегу, в темноте, и ещё большая темнота заливает мне душу, потому что сердце моё разбито и по́лно отчаяния. И оно так громко стучит…

Я проснулся и понял, что это стучат в дверь.

– Госпожа Ли-ин, вы проснулись? Госпожа Лин?

– Да! Что тебе нужно, И-Сын?

– Госпожа Лин, госпожа Чхвэ просит вас присоединиться к ней за завтраком! – говорит служанка.

– Хорошо. Я сейчас.

Я растёр лицо и приложил руку ко всё ещё сильно бьющемуся сердцу – оно было цело. Я – дитя двадцать первого века и мне знакомо понятие психоанализа. Разбитое сердце? Нет. Я ничего такого не чувствую. Я ни в кого не влюблён. Более того, я и раньше ни разу ни в кого не был влюблён. Для этого я слишком эгоистичен. Слишком рационален. Слишком обращаю внимание на совершенство, в любых областях, а люди несовершенны. Единственное, что заставляет моё сердце биться быстрее – это музыка, невидимый волшебный поток, который нельзя ухватить грязными человеческими руками!

Я откинул одеяло и стал одеваться, чтобы разделить завтрак с госпожой Чхвэ.

***

– Прошу вас, налейте мне чаю, госпожа Лин.

Я вздохнул и наклонил голову. Ох уж эти мне древние чайники!

Если наклонять заварочный чайник и наливать слишком быстро, вода переливается через крышку сверху, а если наливать слишком медленно, то стекает по носику, мимо чашки, на столик. Все эти чайные церемонии – просто пыточный инструмент для современного человека!

Или, способ сосредоточиться на своих мыслях.

Сегодня, прилаживая парик, я увидел в бронзовом зеркальце, что у меня, оказывается, волосы отросли и теперь под идеально белой стрижкой, с самым дорогим и качественным обесцвечиванием, на ширину пальца виден мой природный чёрный цвет. Приплыли… Покрасить волосы я здесь не смогу, качественно состричь до природного цвета пока тоже не могу, они будут слишком короткие, а так как есть – ну, прям, пугающе… И это я живу здесь всего месяц, а что будет дальше? Ладно, внешность, но что я буду делать, когда года через полтора-два начнут выпадать пломбы? Что делать, если простужусь или подхвачу местные вирусы? И что делать, если, например, прихватит аппендицит?!

– Госпожа Лин! – окликнула меня сидящая напротив пожилая дама.

Да чтоб его! Я попытался выловить упавшую в чашку крышечку от чайника, но лишь обжёг пальцы и рефлекторно отдёрнул их и сунул в рот, чтобы остудить. Да уж… А госпожа Чхвэ – ничего, кремень. Смотрит на это безобразие и всего лишь на полтона голос повысила, и даже головой не качает. С таким лицом можно на любые политические переговоры ехать или с мафией на деньги в покер играть.

Совершенство, своего рода. Можно поучиться у неё такой невозмутимости.

– Попробуйте ещё раз, госпожа Лин. Только рукав надо придерживать, чтобы он не касался стола. И чашки.

Я вздохнул и придержал левой рукой намокший в кипятке рукав.

Совершенство. Столько терпения!

– Госпожа Чхвэ! – в комнату заглянула И-Мин. – Там опять люди из деревни пришли! Они… ну, вы знаете.

– Его Высочество уже встал? – спросила госпожа Чхвэ.

– Да, он на конюшне. Но он, вы же знаете, никого и слушать не хочет. И он опять не ел, госпожа Чхвэ!

Пожилая женщина погрузилась в раздумья и И-Мин переступила с ноги на ногу, украдкой оглядываясь в коридор.

– Так что мне передать людям, госпожа? Пусть придут завтра? Но если конь Его Высочества поправится, он же опять уедет, а время не ждёт!

– Нет, я сама с ним поговорю.

Госпожа Чхвэ степенно поднялась и обернулась ко мне, прежде чем выйти:

– А вы, госпожа, продолжайте практиковаться, прошу вас. Ни одна благородная девушка не может выглядеть мило, если не может изящно налить чай.

И я продолжил.

Едва слышно пела вода, переливаясь из носика заварочного чайника в чашку.

Негромко, но атонично и резко перекликались какие-то птицы со стороны деревьев, находящихся за конюшней.

С самоотверженным старанием горланил на заднем дворе петух.

Чуть тише, но ненамного, уныло квохтали куры.

Крестьяне если и говорили с матушкой Чхвэ, то слышно их не было.

Я медленно наливал чай, и пока он перемещался в чашку, снова вспоминал свой сон.

Это странное ощущение непоправимого горя, откуда оно? И ещё какие-то строки крутились в голове, не давая себя узнать. Что-то знакомое, из недавнего. Я попробовал бессловесным речитативом обозначить ускользающий ритм. Да, вот оно!

Прощай мой друг. Прости, что ускользаю,

Но миром неизменно правит ночь…

Ночь. Снег. Ощущение потери и горя. Отчаяние.

Дьявол, да это не моё! Я просто слишком впечатлился изысканным письмом госпожи Хэй, чтоб её! Я, как говорил родителям психотерапевт, «тонкая натура», могу пустить слезу над найденным в интернете стихотворением, пытаясь переложить его на музыку и переделать в песню и, в то же время, совершенно бесчувственен к людям. «Это такая защитная реакция», говорил он родителям, когда они обсуждали мою просьбу о пластической операции. «Думаю, если Лин «наденет на себя другое лицо», это снизит потребность защищаться отстранением. Да и сами знаете, наше общество подвержено предрассудкам. Красивым людям живётся легче».

Что ж, он оказался прав. После пластики я свободно влился в тусовку косплея. И выражать эмоции внешне для меня не проблема. Это ведь только внешнее. Настоящего меня выражает лишь музыка. Только мой голос – настоящий, внутренний я, а голосом я управляю идеально, как хочу. Так что… к чёрту покойную госпожу Хэй! Забудем о ней. Забудем, несмотря на хорошие стихи.

– Госпожа Лин, что вы делаете?

Я дёрнулся и снова пролил чай на стол. В дверях стоял Принц и, сложив руки на груди, наблюдал. На не прикрытой волосами половине лица была видна приподнятая бровь.

– Госпожа Чхвэ велела мне учиться изящно наливать чай.

Принц уставился на лужу кипятка на столе, а я, кажется, покраснел. От досады. И это он ещё не видел, как нелепо у меня получается опрокидывать крышечку чайника в налитую пиалу! Нет, я не криворукий и не совсем безнадёжен в плане ловкости. Я понимаю, что певцу нужно производить благоприятное впечатление на зрителей, в век ютуба и телевидения, поэтому работаю над этим.

Кстати, раз уж меня здесь не убили, и голодная смерть пока не грозит, сто́ит возобновить занятия йогой, наверное. Силы и выносливости это не прибавит, а вот гибкости, правильной осанки, координации и внешней пластики – да.

– Как можно не уметь наливать чай? – спросил, нахмурившись, Принц. – Это даже деревенские девчонки умеют. Что, разве демоны не пьют чай?

– Перестаньте называть меня демоном, Ваше Высочество, – с досадой сказал я. – Я такой же человек, как и вы.

Я взглянул на его заломленную бровь и уже тише сказал:

– Я просто всегда пью чай из пакетиков. И никакой этой возни с заварочными чайниками…

– Из… Из чего? – спросил он.

– Ой, это сложно объяснить, – вздохнул я в очередном приступе ностальгии. – Слишком много пришлось бы рассказывать.

Принц не ответил, но прошёл, опустился на пол, напротив, и протянул пустую пиалу.

– Не отказался бы послушать, – сказал он. – Но, не сегодня. Налейте.

Я налил. Тэ-гун пригубил уже изрядно остывший чай, и приказал топтавшейся на пороге И-Мин «принести чего-нибудь для госпожи Лин». В результате мы вместе в молчании выпили чаю, закусывая небольшими пресными булочками, я съел четыре, а он одну. Было ужасно неловко.

Когда я поставил чашку, Принц отставил свою и поднялся.

– Благодарю за компанию, госпожа Лин. Переоденьтесь в сухое и приходите к конюшне.

– З-зачем? – спросил я.

– Мы с вами съездим посмотреть окрестности, – ответил Принц и вышел.

Я тронул остывший от кипятка и неприятно холодивший руку правый рукав.

Ладно, съездим так съездим. Месяц сидеть в пределах одного дома и огороженного забором двора действительно надоело. Почему бы и не посмотреть окрестности?

Я поднял голову и увидел остановившуюся в дверях матушку Чхвэ. Её расширенные глаза смотрели на пустое блюдо от булочек, две чашки от чая и несколько крошек возле чашки Тэ-гуна.

***

Конь Принца ещё не был достаточно здоров для поездки, понял я, когда увидел его. Гнедой – так это называется? – жеребец не был осёдлан и Тэ Му Син стоял рядом и скармливал ему какое-то лакомство с ладони, поглаживая по шее другой рукой. Зубы у коня были огромные, это было видно, когда он приподнимал губы и брал угощение. Я отшатнулся и поспешно отступил на пару шагов, когда конь покосился на меня и фыркнул. Принц оглянулся и окинул меня взглядом.

– Вы в этом и поедете, госпожа Лин?

– А… что-то не так? – спросил я.

На мне была такая же полотняная одежда, как и на самом Принце, только не чёрная, а светлая, из белёного полотна: штаны, нижняя рубаха, верхняя накидка с длинными рукавами и поясом, сапоги, подозреваю, из запасов Его Высочества, судя по добротности и мягкости кожи, и белый парик, с вплетёнными нитями искусственного жемчуга.

– Это, вообще-то, мужская одежда. Я думал, вы наденете то сверкающее платье, в котором спустились с горы.

– Для того чтобы покататься вокруг деревни? – спросил я. – Это необходимо?

– Нет, – поджал губы Принц. – Ну, если вам так удобно… Пойдёмте.

Он подошёл к осёдланному белому коню генерала и одним движением взлетел в седло. Святые угодники! Вот тебе и «принц на белом коне»! Я подобрал челюсть и заметил чуть кривоватую улыбку Тэ-гуна. Мне даже показалось, что он едва удержался, чтоб не поднять коня на дыбы для завершения, так сказать, цельности образа.

Та, нет, что-то у меня фантазия разыгралась…

– Дайте руку, госпожа Лин!

– Зачем? – спросил я, но руку послушно протянул, ещё не отойдя от предыдущего впечатления.

– Ногу на ступеньку!

– Сюда?

Меня вдруг дёрнули, крутанули и усадили поперёк седла. Огромная туша коня сдвинулась, качнулась, и внезапно прянула вперёд, откинув тело на державшего меня человека. Затопотали копыта, заходили снизу ритмично двигаясь, конские мышцы, и мы вылетели из полумрака конюшни на ослепительно яркий солнечный свет.

***

Я жмурился, пережидая резкую смену освещения. Солнце только-только взошло, его лучи косыми копьями света попадали в нашу доли́ну, проскальзывая между двумя вертикальными скалами. Воздух был холодный и влажный настолько, что я вспомнил своё ужасное сидение в руинах храма, месяц назад.

Тэ му Син молчал, только две крепкие и твёрдые, будто деревянные, руки ограничивали меня по бокам, не давая свалиться на землю. И, хорошо, что сегодня на нём не было железного доспеха, оставившего на мне столько синяков в прошлую нашу поездку. Сейчас я чувствовал всего лишь твёрдое жилистое тело под несколькими слоями полотняной и кожаной одежды, это было терпимо.

Конь замедлился и перешёл на шаг. Я осторожно приоткрыл глаза, осматриваясь вокруг.

Позади удалялось поместье Принца, окружённое забором и деревьями, вокруг возносились вертикальные столбы скал, не менее высоких, чем Скала Демонов, а впереди уже виднелись небольшие деревенские домишки, сложенные из серого камня и потемневшего от непогоды дерева. Что ж, значит, в первый раз мне показалось правильно, деревня и вправду находилась близко к поместью, может быть, в километре или полутора.

Я покосился на непреклонно смотрящего вперёд Принца и поёжился: сидеть поперёк седла было неудобно, опереться не на что, особенно если не хочешь наваливаться на чужого человека, и вообще, никогда не думал, что лошади – такие страшно высокие зверюги, мелькающая под копытами дорога отсюда, сверху, казалась ужасно далёкой, падать наверняка будет больно…

В полном молчании мы въехали в деревню. На площади – небольшом пятачке, куда сходились три улицы – стояла толпа крестьян и смотрела на нас. Среди их серых, коричневых и выгоревших на солнце домотканых одежд кое-где мелькали цветные ленточки.

– Чего они ждут? – спросил я, невольно придвигаясь ближе к Тэ-гуну. Низкорослые смуглые местные обитатели меня пугали, даже когда щерились в кривозубых улыбках.

– Они ждут, что вы благословите поля, госпожа Лин. Раз уж так удачно вышло, что сошедший на этот раз демон не столь зол, как прошлые, и посевная пора едва завершилась, они желают, чтобы вы благословили поля.

– Я?! – изумился я. – Но я не демон!

– Половина из них верит, что вы пришли из Верхнего мира, – успокоил меня Принц, – а это всё равно, что считать вас небожителем.

– Но…

– Эти люди приносят нам еду, отрывая её от своих скудных запасов. Поэтому, если они хотят благословения – они его получат, госпожа Лин.

– Послушайте, но я, и правда, не знаю, как это делать! Отблагодарить этих людей было бы справедливо, но как это сделать технически?

– Техн… Что?

Я посмотрел в недоумевающее лицо Принца. Ну, да. Если у них нет понятия «техники», то нет и производного от него слова.

– Я не знаю, как осуществлять «благословение», – сказал я. – Я никогда этого не делал!

– Уж, придумайте что-нибудь, госпожа Лин. Эти крестьяне – единственные подданные, что у меня остались, и мне не хотелось бы их огорчать.

Принц кивнул обшарпанной толпе своих «подданных» и они настороженно двинулись по дороге за нами.

– Но… Что придумать? Единственное, что я могу – это петь…

– Не знаю, госпожа Лин. Поля мы освятим в любом случае. А уж вашей кровью или вашими песнями – это сами решайте.

Я застыл от ужаса и ехал так довольно долго, пока не заметил бросаемые на меня исподтишка взгляды Тэ-гуна.

– Вы… пошутили, Ваше Высочество?!

Он не ответил, только губы чуть сжались, удерживая наметившуюся на них улыбку.

Он пошутил.

Ладно же! Я тоже шутить умею!

***

Мы остановились на краю возвышенности, по которой шла в доли́не дорога. Ниже по склону простирались вскопанные и чуть зеленеющие разными оттенками, участки земли.

– Приступайте, госпожа Лин. Думаю, отсюда будет удобно.

– А… – я оглянулся на расположенных за нами полукругом крестьян. – Разве вы не собираетесь спустить меня на землю? Я мог…ла бы взобраться на какой-нибудь камень и принять красивую позу? На лошади я чувствую себя неуютно.

– Я не собираюсь гоняться за вами по всей округе, рискуя переломать ноги, если вы вздумаете обернуться лисицей и убежать. Действуйте отсюда, госпожа Лин.

Я закрыл рот и решил не переубеждать его отсталое средневековое Высочество в том, что «обернуться лисицей» у меня и не получится. Ладно же, пришла моя очередь шутить!

Я выпрямился насколько мог, сидя столь близко к другому человеку, отвёл его руку, ту, что держала поводья передо мной, и подтянул рукава, проверяя свободу движений. В сольном пении, когда выступаешь без группы и без подтанцовки, важное место во внешнем впечатлении имеют жесты и передвижения по сцене певца, иногда это весьма сильно дополняет песню. Ходить меня не пустили, но размахивать руками я собирался.

Кстати, рука Тэ-гуна, которую я отстранил, не исчезла, а просто опустилась, придерживая меня за колени. Поразмышляв секунду, возмущаться этим фактом или нет, я решил оставить как есть – меньше шансов, что я свалюсь с чёртова коня вниз. Пусть держит.

Итак, поправив рукава, парик и оглянувшись на «оставшихся подданных», я снова выпрямился, набрал побольше воздуха и, медленно обводя окрестности величественным взмахом-полукругом правой руки, протянул низким, вибрирующим и самым чарующим голосом, какой только мог выдать:

– А-хэ-э-э-э-э-э-э-эй-у…

С удовольствием отметив, как отшатнулся, едва не свалившись, а потом замер Принц, я продолжил.

Снова набрал воздуха и начал петь, но теперь гораздо выше тоном, торжественно, радостно, и, я бы сказал, «солнечно», в противовес «…миром неизменно правит ночь», из письма невесты Тэ-гуна. Сейчас мой голос через средние тона переходил в высокие и возвращался обратно, как птичьи трели, в мажорной тональности:

Солнце светит, ветер веет, зелены поля

Всё в природе пробудилось, небо и земля!

Расцветайте, вырастайте, людям на прокорм

Небожителям воздайте славу и поклон!

Последний звук замер, и я опустил руку. А неплохо, для импровизации! Пригодились мегабайты прочитанных чужих стихов и сочинённых своих!

За спиной послышался шорох подошв о камень. Я оглянулся: толпа крестьян с тихим шелестом простиралась ниц, вытягивая руки в нашу сторону.

– Хм… – что же, будем считать это бурными и продолжительными аплодисментами. А что же Принц, для которого я и старался? Его рука сжимала моё колено ледяным крабом. – Так подойдёт, Ваше Высочество?

– Да… – ответил он и снова взялся за повод коня. – Думаю, не помешало бы повторить благословение полей в разных концах доли́ны. Вы не против, госпожа Лин?

– Да ради бога! – почему-то развеселился я. – К тому же вы всё равно обещали мне показать окрестности.

***

Мы ездили и ездили, до самого вечера, пока сумерки не набросили сизо-сиреневый шёлковый платок подступающей темноты на доли́ну.

Днём я пел, каждый раз с удовольствием отмечая, какое сильное впечатление оказывает мой голос на Тэ Му Сина. Давно у меня не было столь благодарного слушателя! Наши современные люди слишком избалованы обилием музыкального контента, изливаемого на них «с каждого утюга», но здесь – у меня просто не было конкурентов.

Замечательный вышел денёк, несмотря на то, что через пару часов пребывания на воздухе у меня разыгрался нешуточный аппетит. Впрочем, прерывать из-за этого поездку я не хотел, а воды мы напились из протекающих в доли́не ручьёв.

Было, правда, пару неловких моментов, когда пришлось отпроситься сходить «в кусты», но Принц уже не думал, что я сбегу и отпускал. Да и то, если подумать, конь оставался с ним, догнать пешего человека в случае необходимости не было проблемой.

Когда солнце скрылось за зубчатой грядой скал и сумерки стали синими, Принц повернул коня в сторону дома. С большой неохотой, как мне показалось, но столь же безропотно, как всё, что этот человек делал, если считал своим долгом.

– Ваше Высочество? Мы можем пойти пешком? Мне кажется, что ваш дом не так далеко, правда?

– Да. До полной темноты дойдём. Что же, если таково ваше желание…

Принц спрыгнул и аккуратно ссадил меня на землю, обхватив за талию. На секунду я увидел белые силуэты своих ладоней на его чёрной одежде и почувствовал жёсткие, как дерево, мышцы, когда опирался о плечи.

Я выдохнул. Каждый раз, когда он снимал меня сегодня с коня, приключалось краткое головокружение. Чёртовы высокие зверюги! А я и не подозревал, что побаиваюсь высоты, вроде бы до сего дня такого не было… Дома у нас три машины в гараже, только мне уже не доведётся на них ездить. И никаких чёртовых лошадей, с которых можно упасть!

– Держитесь за стремя, госпожа Лин, – сказал Принц, беря коня под уздцы с другой стороны. – И не сходите с тропы. На склонах полно́ камней и в темноте можно поранить ноги.

Мы пошли сквозь подступающую синюю весеннюю ночь и поднимающийся из низин туман. Я тихо мурлыкал мотивчик без слов, вписывая его в вечернюю тишину, всхрапывания коня, стук подков о камень дороги и наши шаги. Иногда в эти звуки вплеталось жалобное бурчанье моего желудка, но я надеялся, что не очень громко. Есть хотелось ужасно, но быстрей возвращаться мы не торопились.

– Госпожа Лин, – сказал Принц. – Благодарю вас.

– За что? – спросил я.

– За то, что не отказались благословить поля.

– Вряд ли от этого будет прок, скажу я вам.

– Тогда, за то, что подарили людям надежду, даже будучи уверены, что это не сработает, – сказал Принц.

– Как я мог отказаться, когда вы пригрозили выпустить мне кровь?! Разве у меня была такая возможность?

– Простите. Я всё ещё живу, по воле императора, и только с одной целью – уничтожать приходящих в наш мир демонов. У вас доброе сердце, госпожа Лин. И если возникнет необходимость вас убить, я окажусь в очень затруднительном положении.

– Но… почему вы думаете, что я демон? – пробормотал я, напуганный и растроганный одновременно.

– Кроме всего прочего? – спросил Принц. – В разговоре вы постоянно сбиваетесь на мужской род, а ведь известно, что хотя Кумихо и может принять вид человека, но так как является духом, не видит особых различий между телом мужчины и женщины. В некоторых легендах говорится, что может даже менять их, по своему желанию.

– Я… э-э-э… Я просто ещё плохо знаю ваш язык! И поэтому ошибаюсь! – проклятье, так он догадался, что я не девушка или нет?! Насколько же проще было с лекарем и генералом!

– Ну да, – сказал Принц, и мы пошли дальше.

Хорошо, конечно, что Тэ-гун объяснил для себя мои оговорки и теперь, если даже меня разоблачат, это не должно стать для него неожиданностью, но с другой стороны… Если он «живёт только для того, чтобы убивать демонов», то… плохо дело.

Ну почему всё обязательно должно быть так сложно?!

***

То ли мы шли слишком медленно, то ли до дома оказалось дальше, чем говорил Принц, но вернулись мы довольно поздно: весь дом уже был погружён в темноту, кроме затянутого бумагой окна в комнате господина лекаря Ши да на конюшне мальчишка-слуга нёс ведро воды в стойла. Принц отдал ему коня и повернулся к дому.

– Простите, что прогулка так затянулась, – сказал он.

– Ничего, это всяко интересней, чем учиться изящно наливать чай.

Мы помолчали. Где-то в доме стрекотал сверчок. Над головой в чёрном небе горели звёзды. Идти в дом не хотелось, мне, по крайней мере. Принц тоже медлил.

– Все спят, – сказал я. – Это что же, их придётся будить, чтоб вам воды нагрели?

Тэ Му Син повернул голову и уставился на меня нечитаемым взглядом. Здоровую половину лица серебрил слабый свет звёзд, а на изуродованную шрамом, падал тёплый отблеск от окна лекаря.

– Не придётся, – сказал он. – Там, за домом, есть декоративный пруд, если вы не знали. Я вполне могу обойтись и холодной водой.

– Ясно, – сказал я, и мы опять помолчали.

– Ещё один признак, почему я вижу в вас существо из другого мира, госпожа Лин, потому что вы обращаетесь ко мне как к равному, не думая о сословных различиях и титулах. Отметаете их. У нас же это невозможно. Ни для кого.

– Это столь ужасно, Ваше Высочество?

– Это… очень странно, госпожа Лин. Мне нравится, я вижу в этом… свободу, но других это может пугать или раздражать. Следите за этим, госпожа Лин. Хотя бы ради своей безопасности.

– Хорошо… – сказал я. И, спохватившись, поспешно добавил:

– Ваше Высочество!

Он улыбнулся, и я снова увидел, как это некрасивое лицо полыхнуло вышедшей за пределы тела душой.

– Что ж, госпожа Лин, полагаю вам в ту сторону, а мне в другую. Найдёте дорогу до своей комнаты?

– Подождите, – пробормотал я. – Ваше Высочество! Можно попросить вас об одолжении? Я… ужасно хочу есть. На кухню генерал Пак мне заходить запретил, если там никого нет. Не составите ли вы мне компанию? Я… почему-то тоже не хочу никого будить.

Принц – Тэ Му Син – кивнул и повёл сквозь дом, открыв для этого заднюю дверь в свою комнату, таким путём идти на кухню мне ещё не приходилось. А там зажёг фонарь и быстро нашёл укутанный для теплоты чайник.

– Чай «из пакетиков» не обещаю, а простой – вот.

– Благодарю вас, – сказал я, принимая пиалу. Надо же, запомнил то, что я говорил!

– И, вот, – он поставил передо мной блюдо, в которое насыпал холодные тушёные овощи и рисовые колобки.

Я схватил палочки. Есть хотелось нестерпимо, но я остановил уже поднесённый кусочек у самого лица и медленно отвёл руку.

– А вы? – спросил я. – Ваше Высочество? Почему вы не насыпали себе? Это же не потому, что вы хотите меня отравить, Ваше Высочество? Убить демона без пролития крови?

Бровь Тэ-гуна на свободной от начёсанных вперёд волос стороне лица, взлетела вверх. Он медленно насыпал в тарелку и себе, а потом сел напротив и, взяв рисовый колобок палочками, долго разглядывал его, пока не решился съесть.

Прекрасно! У этого парня явно проблемы с пищевым поведением. Я чуть слюной не захлебнулся, пока ждал!

Однако, дальше дела пошли веселее, ел он, может и не так жадно, как я, и медленнее, но в результате его тарелка оказалась так же пуста. После этого я с глубочайшим чувством удовлетворения пожелал ему спокойной ночи и отправился спать.

Не знаю, откуда у Его Высочества были силы и решимость плескаться в холодной воде, а мне хватило обтирания влажным полотенцем, после чего я растянулся на расстеленной на полу постели. Если меня ещё и завтра разбудят так рано, чтобы учить премудростям средневекового этикета, я… прям, не знаю, что сделаю! Вспомню, что демон, и укушу! Всех, кто придёт будить!

Я с наслаждением расслабил ноющие с непривычки перетруженные мышцы и закрыл глаза, вспоминая этот день. Надо же, начался с кошмара, а заканчивается так хорошо! Вот, правда, некоторые вопросы… Как там было, в письме покойной госпожи Хэй?

«Все говорят: «Любовь – благословенье,

 Весна и солнца свет в душе твоей».

Я провёл рукой по груди, вниз, по животу, ещё ниже… Никакого шевеления и никакой не положенной активности и в помине не было, как и всегда.

Ну, я же говорил, что не влюблён! Голова кружилась потому, что я сидел слишком высоко на этой коняге! А петь я так старался потому, что… Потому что я всегда стараюсь петь наилучшим образом!

Сознание стало меркнуть, комната и постель покачиваться и отплывать в сторону. Последнее, что я вспомнил, прежде чем погрузиться в сон, был голос Му Сина: «Следите за этим, госпожа Лин. Хотя бы ради своей безопасности…».