Глава 11, в которой Лин проявляет цинизм и благоразумие, играет в шпиона, и ...

... использует ленту не по назначению

____

Спустя неделю генерал стал подниматься и понемногу прогуливаться по двору. Высокородная госпожа Чхвэ всё ещё со мной не разговаривала, но уже перестала смотреть так, будто собирается отравить, похоже, она сильно переживала за брата и улучшение его здоровья смягчило домоправительницу. Жизнь, взбаламученная моим внезапным бунтом, постепенно возвращалась в привычную колею.

В библиотеку я больше не ходил, опасаясь прочитать ещё что-то страшное, и всё думал можно ли использовать суеверные предрассудки о лисах-оборотнях в свою пользу? Однако, что я мог сделать? «Волшебную», сверкающую блёстками и стразами одежду у меня забрали, парик я сам перестал носить, айфон не включал и носил везде с собой в мешочке, а чем ещё поразить воображение своих невольных средневековых соседей не представлял. Да и надо ли? Возможно, превысь я некую меру «волшебности» и чудес, это спровоцировало бы их… не знаю… на более строгие условия содержания? А так, по крайней мере, никто не видел во мне угрозы и сохранялся некий нейтралитет в отношениях. Ну, пока я не «стал человеком»…

Всё это было грустно, что и говорить, и вечерами, когда сумерки сгущались над горной доли́ной, а воздух становился слишком холодным, чтобы сидеть во дворе, я закрывался в комнате и, не зажигая масляной лампы, играл в темноте на подаренном Его Высочеством каягыне. Печаль и тревога пережимали горло, петь не хотелось, но пальцы сами порхали по струнам и мелодии потерянного для меня мира сами вплетались в дрожащее звучание инструмента.

Однажды я бросил играть от жгучего чувства тоски по дому и, открыв заднюю дверь, выскочил во двор. Над горами висел тонкий и зловещий серп убывающей луны. Я споткнулся, схватился за столб галереи, шедшей вдоль всей задней части дома, и увидел возле своей двери чёрную тень. Сердце ухнуло в пятки, но тень шевельнулась, подтянула под себя ногу, и я понял, что это принц сидел под стеной, положив меч поперёк колен. О него я и споткнулся, но когда отдышался и решился взглянуть второй раз – там уже никого не было.

На совместные трапезы меня больше не приглашали и И-Мин и И-Сын приносили подносы с тарелками прямо в мою комнату.

Генерал Пак был ко мне равнодушен, простив невольно причинённую травму, Тэ Му Син, как мне кажется, избегал, даже тренировки перенеся за пределы поместья, и только старый лекарь продолжал общаться, как ни в чём не бывало, и поручать разные вещи. И вот, сидя в комнате лекаря и перебирая вываленные на тряпицу сухие корни, я услышал сквозь стену голос госпожи Чхвэ:

– Ваше Высочество! Ин-Чоль снова напоминает, что настоятель просит привести это существо к нему. И что надо освятить дом и развешать охранные амулеты.

– Я зайду к настоятелю, – сказал Принц.

В тот же день господин лекарь Ши взял меня с собой собирать травы, а когда мы вечером вернулись, в доме пахло благовониями, кое-где на стенах висели приклеенные листочки бумаги с непонятными иероглифами, начерченными красной тушью, а у Тэ Му Сина вокруг запястья правой руки я увидел тонкую красную верёвочку, почти шнурок, обмотанную несколько раз, как стильный дизайнерский браслет.

Увидав, что я на него смотрю, принц одёрнул рукав, скрывая украшение, и вышел из комнаты, а господин лекарь Ши вздохнул и отвёл глаза.

Так всё и шло.

Дни становились жарче, ночи оставались такими же холодными. Я никогда так долго не жил вне города и не мог сказать аномальная ли это погода для поздней весны или же подобные температурные перепады были естественны для горной местности. Обстановка в доме напоминала неустойчивое вооружённое перемирие, которое разбилось вдребезги спустя неделю.

Собственно, этот день начался, как и все прочие, ничем не предвещая последующих событий. Принц ушёл с утра тренироваться за пределы поместья, генерал прохаживался вдоль конюшни, осторожно пробуя доступную амплитуду движений руками и потирая плечи, служанки копошились на кухне, откуда доносились их негромкие голоса и смешки, матушка Чхвэ ушла в деревню в сопровождении верного Ин-Чоля с большой корзиной, лекарь читал в своей комнате, а я всю первую половину дня сидел рядом с ним и монотонно растирал в ступке пряно и горько пахнущие коренья, вспоминая, как почти два месяца назад при подобных обстоятельствах расколотил господину лекарю ступку, засмотревшись на кружившего по двору с мечом Тэ Му Сина.

Эх! По сравнению с тем временем моя жизнь стала… Следовало бы сказать «более стабильной», но я бы сказал «невыносимо скучной». Все люди вокруг будто затаились и ждали. Чего? Иллюзий у меня уже не было – заветного срока в сто дней со времени моего появления и схода с горы.

Поёжившись от этих невесёлых мыслей, я удалился в свою комнату и проспал несколько самых жарких часов.

Солнце зашло за гряду гор и доли́ну стали заполнять сумерки.

Вернулся Му Син, измотанный и пыльный с головы до ног, девчонки засуетились, таская с кухни тёплую воду, когда же он отправился отмываться, госпожа Чхвэ прислала за мной служанку.

Я вышел вслед за И-Мин во двор, прошёл по дорожке к декоративному пруду и возле самого забора увидел в сгущающихся тенях ожидавшую меня госпожу Чхвэ. Её алая шёлковая юбка, белая рубаха, строгая осанка и неподвижность бледного, почти фарфорового в этом освещении лица отозвались в моей душе как чистая нота внезапно задетой струны сямисэна – прекрасной и тревожной гармонией. В такие моменты мне хотелось замереть, дабы не спугнуть накатывающее стихотворное вдохновение, но сейчас был явно не подходящий момент, госпожа Чхвэ поманила рукой и я подошёл поклонившись.

– Возьми, – сказала она и подала мне небольшую, сантиметров тридцать на двадцать, коробку, завязанную в светлый домотканый холст.

– Что это, госпожа? – спросил я, опасливо взвешивая лёгкий узел в руке.

– Это еда, – сказала она. – Немного, но на первое время сойдёт.

– Простите, – сказал я, – вы хотите, чтобы я поужинала в саду?

– Нет, – сказала госпожа Чхвэ. – Я хочу, чтобы ты оставил наш дом. До того, как Его Высочество поймёт, что ты мужчина. Вон там, за старой сливой, есть прореха в заборе. Если идти по дороге на восток, откуда встаёт солнце, через два дня дойдёшь до перевала и выхода из доли́ны. Ещё день вниз, и начнутся более обжитые места, возможно, пристанешь к проходящему торговому каравану или тебя подберёт крестьянская телега. Этого должно хватить, – госпожа Чхвэ положила поверх завязанной в холст коробки связку продетых на шнурок серебристых монеток.

– Вы… прогоняете меня? – спросил я, таращась на местные деньги.

– Уходи. Прямо сейчас, пока никто не пострадал. В деревне я видела возле храма осёдланного коня с вышивкой герба рода Нань на попоне. Если гонец увидит в доме тебя, то пострадаешь не только ты, поэтому убирайся, пока есть шанс!

– Но…

– Пока Его Высочество занят омовением, а потом будет говорить с послом – лучшего шанса сбежать может и не представиться. За два дня любая крестьянская девчонка преодолеет перевал, и если поторопишься, то обретёшь свободу быстрее. Увидь, Инари – я сделала для твоего посланца всё, что смогла!

Госпожа Чхвэ опустила вскинутые к небу руки, крутанулась и не оглядываясь пошла к дому, а я остался с коробкой в руках, глядя, как белое пятно её рубахи растворяется в густых синих сумерках.

***

Выпавшая на траву роса намочила лёгкие матерчатые туфли, и я передёрнулся от озноба. Оглянулся – вдалеке, за верхушками тростника, окаймлявшего пруд и несколькими деревьями сада, виднелся тёмный силуэт дома. Пока я смотрел, там затеплилось небольшое бледно-оранжевое пятно, зажгли первую масляную лампу на кухне. В животе заурчало, и я растерянно посмотрел на узел в своих руках – поскольку обед я проспал, голод тронул желудок первым, обманчиво нежным, как когтистая кошачья лапка, напоминанием.

Я вздохнул и присел на камень возле пруда, собираясь посмотреть, что в коробке.

Узел грубого полотна поддался с трудом. Прежде чем открывать короб я, как новый Робинзон Крузо, попытался оценить всё, что у меня было в наличии, развернул и встряхнул кусок холста, прикидывая, как его можно использовать. Повертев его так и этак, я был вынужден признать, что, скорее всего, никак: отрез грубой ткани был слишком мал, даже чтобы накинуть на плечи, поверх моего лёгкого одеяния. При желании можно было сложить холст наискось и завязать как шейный платок или косынку на голову, но это и всё. Я снова вздохнул и открыл коробку.

Внутри было несколько лепёшек, четыре небольших рисовых колобка и маленький, с кулак, фарфоровый кувшинчик, заткнутый деревянной пробкой. Я открыл и понюхал – рисовое вино. Однако!

Кувшинчик я поставил возле камня, а рис и лепёшки стал медленно есть, размышляя, что делать дальше.

Высокородная госпожа Чхвэ меня удивила.
То, что она поняла, что я парень – ладно, это ожидаемо. То, что этого пока не понял Тэ Му Син – ну, может быть… То, что госпожа Чхвэ хотела сплавить меня из дома до того, как истина для него вскроется – это забота о Му Сине, а не обо мне, хотя здесь может быть два в одном. А вот то, что она говорила о зловещем гонце рода Нань – правда это или нет?

Я замер, с откушенной лепёшкой и полным ртом пресного риса.

Ну, самым логичным было бы… подождать и посмотреть, приедет в поместье этот самый гонец или нет? Собственно, я так и собирался сделать. А как, по её представлениям, я должен был поступить при таком известии – это другой вопрос. Схватить узелок и ринуться со всех ног в указанном направлении?

Я доел последний кусочек теста, облизнул пальцы и сполоснул руки в пруду. От ночной свежести мокрые кисти заледенели и я обхватил себя за плечи, пытаясь согреться.

То, что госпожа Чхвэ дала мне еды для побега – это хорошо и как бы, говорило в её пользу, но вот количество этой еды… Я умял это в один присест и не чувствовал себя сытым, а по её словам, этого должно́ было хватить на два дня пути до перевала и ещё, минимум, на один день после? Этого явно было мало, но – что это должно́ было значить?

Я почесал затылок и снова скорчился, охватывая себя руками, чтобы согреться. Полузабытый ужас голодной и холодной смерти, такой близкий и осязаемый, когда я сидел на Скале, подступил на шажок ближе, поднимая волоски на теле близким ледяным дыханием. Сгорбившись ещё больше, я поёжился, но продолжал размышлять.

Допустим, я сделал бы так, как сказала госпожа Чхвэ и побежал к перевалу. Наверное, так и поступили бы жители этого мира, неважно крестьянки, аристократки или умеющие писать смазливые парнишки-учёные: есть угроза, есть выход – беги в противоположном от этой угрозы направлении, ну, разве что воин со стратегическим мышлением подумал бы, прежде чем действовать. Но я-то, как ребёнок своего времени, пусть всего лишь пару раз выезжавший с родителями на пикники за город и всего раз с ночёвкой, я неизбежно был знаком с огромным количеством контента по выживанию – фильмы, книги, ролики на ютубе… Я, пусть и теоретически, но знал достаточно, чтобы понимать, что припасов и одежды для такого похода у меня нет, а значит, и начинать его было бессмысленно и заранее проигрышно. «Обычные деревенские девчонки» может и могли достичь перевала за два дня, и три дня не есть, но не я. Не я.

Я мог, если надо, поднять тяжёлое ведро с водой и пронести его с десяток-другой метров, но в долговременной перспективе я проигрывал в выносливости всем – что нашим, что местным, что девчонкам, что парням. Всем.

Кстати, сколько километров до перевала? Три дня пути в пересчёте на силы «обыкновенной деревенской девчонки» – это сколько? С какой скоростью ходят выносливые местные крестьяночки? Сколько бы мне пришлось пройти – тридцать, сорок, шестьдесят километров за три дня?

Да и что бы случилось дальше, доберись я до других людей и обитаемых земель за пределами этой доли́ны? Вот если представить – едет торговый караван или та же крестьянская телега, а на обочине дороги стоит, а скорее лежит, моё полумёртвое тельце с невъебенно красивой мордашкой и – что? Мне, допустим, всё равно, я буду валяться в голодном обмороке, но их действия? И ведь ни «волшебного платья», ни хлипкой защиты от понимания того, какой я весь из себя «лисий дух» и «посланник Инари» у тех людей не будет.

М-да… Здесь меня хоть кормили и не обижали. И Тэ Му Син хоть и странноватый, но приличный парень, не маньяк какой-то. Как он заботился, чтоб я не свалился с коня, придерживал, но не лапал! Как говорил, чтобы я шёл по дороге, потому что вокруг камни, о которые можно разбить ноги… Кстати, в той поездке на освящение полей на мне были его сапоги, а не то, что сейчас – промокшие от росы лёгкие полотняные тапочки, в которых только по полированным полам ходить, а не по горным склонам таскаться…

Я пошевелил замёрзшими пальцами ног и беспомощно усмехнулся – перед внутренним взором всё повторялась и повторялась картина: низкие серые тучи, зелёная трава и по ней кружит человек с мечом. Чёрная одежда развевается, волосы то закрывают отрешённое лицо, то отлетают, под действием центробежной силы, и меч серебряной молнией выписывает вокруг восьмёрки…

Я с силой потёр лицо, отгоняя наваждение. Му Син. Как он воспримет то, что ещё одна «девушка» сбежит от него? А ведь я, в отличие от его чёртовой невесты, даже не оставил никакого письма!

Я поднялся на ноги и посмотрел в сторону дома. Там уже горели все окна, а возле ворот слышались голоса и незнакомое ржание чужой лошади.

***

Не знаю, что делал бы на моём месте средневековый крестьянин, служанка, аристократка или учёный, я же поступил так, как подсказывали здравый смысл и неуёмное любопытство: оставил все вещи возле камня, где я ужинал, потом скинул намокшие от росы и пробирающие холодом матерчатые туфли, и пошёл к дому. Отрываться от такой, даже немудрёной цивилизации для меня было смерти подобно.

Возле конюшни горел небольшой фонарь и я увидел, как Ин-Чоль заводит в неё коня, а потом вносит ведро воды и мешок с зерном. Больше возле дома никого не было. Похоже, что посланник приехал один, и сейчас уже находился внутри.

Замирая от волнения и любого шороха, я крался вдоль закрытых задних дверей, прислушиваясь к доносящимся из комнат звукам и готовясь удирать в темноту при первом же признаке опасности. После острых камней дорожки и ледяной мокрой травы деревянный настил галереи ощущался почти тёплым. Голоса доносились из комнаты господина лекаря Ши. Я подобрал с земли жёсткий стебелёк травы и осторожно проткнул бумагу, которой было затянуто окно, потом приник к небольшой дырочке одним глазом и прислушался.

Посреди комнаты стоял низкий столик с чайником, пиалами, и кувшинчиком рисового вина́, какие не переводились в обиходе старика-лекаря. Сам он сидел тут же, за столиком, и с непроницаемым видом поглаживал бороду. Рядом, спиной ко мне, сидел Тэ Му Син, напротив – генерал Пак, с чрезвычайно ровной и напряжённой спиной и мрачным выражением лица. Напротив лекаря, в профиль ко мне, сидел незнакомый мужчина. Он был в кожаном доспехе с нашитыми железными бляшками, с мечом и в подбитом мехом плаще. В свёрнутых, как у воинов, волосах, проблёскивали редкие седые нити, в жёстком лице читались настороженность и большой жизненный опыт.

–…от госпожи Нань, – сказал незнакомец и, достав синий шелковый конверт с серебряной вышивкой, двумя руками подал его, с лёгким поклоном, Тэ Му Сину.

Принц молча принял конверт, достал письмо, прочитал. А потом скомкал, но не выбросил, оставив в зажатом кулаке.

– Так что передать госпоже? – спросил посланец. – Слухи верны?

– Утром я напишу сестре, – ответил принц и сжал скомканную бумагу сильнее. – Вы можете переночевать здесь и подождать ответа.

– Весьма признателен за приглашение, Ваше Высочество. Не будь его, мне пришлось бы проявить неучтивость и настоять на своём присутствии против вашей воли – таков приказ моего господина, высокородного князя Нань. К тому же в деревне все места для ночёвки заняты, там едва расположился мой отряд. А сейчас, прошу извинить, я обязан осмотреть дом, дабы выяснить, насколько правдивы дошедшие до нас слухи.

Посланник поднялся из-за стола, так и не притронувшись ни к чаю, ни к угощению, отвесил короткий поклон и вышел из комнаты. Генерал Пак дёрнулся было за ним, но сморщился и вынужден был резко опереться руками о пол, настигнутый прострелившей спину болью. Господин лекарь Ши беспомощно взглянул на принца и подошёл к генералу. А Тэ Му Син так ничего и не сказав, поднялся и вышел вслед за посланцем.

Я отпрянул от окна и прикрыл губы ладонью. Увиденное говорило о том, что опальный принц и его окружение были в ещё большей жопе, чем я себе представлял. Благородная тишина изгнания в бедности и уединении? Как бы не так! Да они бесправные пленники, тюремная камера которых ограничена размером горной доли́ны!

Шум шагов и человеческих голосов перемещался по дому и вслед за ними следовал я, только снаружи, приникая в темноте к стенам и пытаясь расслышать, что происходит внутри. Процессия унизительного обыска неизбежно приближалась к моей комнате.

Я снова проткнул бумагу окна и заглянул в освещённое масляным светильником помещение. На пороге в напряжённой позе застыл с рукой на рукояти меча посланник, за ним виднелись матушка Чхвэ и седая голова лекаря Ши, а в комнате, на моём матрасе, сидела закутанная в покрывало невысокая фигурка, опущенное лицо которой скрывали пряди моего белого парика.

Посланец сделал шаг, другой. Свободной от меча рукой тронул сидящую фигуру за плечо, разворачивая к себе, приподнял её голову… и свет лампы упал на бледное личико и зажмуренные глаза И-Мин. Мужчина некоторое время разглядывал её, а потом потянул и взял в руки парик, отчего служанка вжала голову в плечи и зажмурилась ещё крепче.

– Что это значит? – обернулся к домочадцам принца посланец.

– У нас две служанки, которые иногда греют Его Высочеству постель, – госпожа Чхвэ вошла в комнату и с достоинством поклонилась.

– Но зачем это? – посланец приподнял парик, рассматривая плетение косичек и покачивающиеся в воздухе нити бусин. – Да ещё и белый?

– Ах, позвольте, – в комнату прихрамывая протиснулся лекарь Ши. – Видите ли… Его Высочество не совсем здоров, как вы знаете, и иногда ему приходят в голову странные фантазии. Призраки, демоны, дух лисицы… Поэтому он проводит много времени, объезжая доли́ну. Упражнения на свежем воздухе полезны, поэтому мы стараемся ему не перечить.

– Настоятель сказал, что он освящал дом, – сказал воин и кивнул на прилепленный на стену листок с красным иероглифом. – И дал Его Высочеству средство изгнания.

– Несомненно, – кивнул лекарь Ши, – но видел ли господин настоятель сам лисий дух? Своими глазами?

– А крестьяне? Они видели!

– Ну так и вы видите, господин посланник, – лекарь указал на съёжившуюся, но уже приоткрывшую глаза И-Мин.

Мужчина посмотрел на неё, на парик, на лекаря, на матушку Чхвэ – и стал более расслаблено.

– Так что же, Его Высочество поправился настолько, что заводит наложниц? Думаю, это порадует сестру Его Высочества, госпожу Нань, но огорчит Императрицу.

– Разве вы не слышали, – вошёл в комнату и Тэ Му Син, – что служанки лишь греют мою постель? И я не опущусь до наложниц из простолюдинок!

Посланник приподнял брови и посмотрел на лекаря Ши.

– У Его Высочества бывают иногда просветления, – развёл руками он.

Я стоял, слушал, и удивление от происходящего быстро перерастало в негодование – как они смеют так унижать Тэ Му Сина?! Почему он соглашается с этой грязной комедией?!

Между тем посланник рассмеялся, отбросил на сундук мой парик и протянул руку И-Мин:

– Может быть, барышня не откажется и мне согреть постель, а?

– Это моя служанка! – заступил ему дорогу Му Син.

– Нет уж, Ваше Высочество, пусть девушка сама решает, с кем ей остаться. Ну как, милая, пойдёшь со мной? Или останешься тут?

– Простите, Ваше Высочество! – пискнула И-Мин, а потом подхватилась, обошла Принца и сцапала протянутую руку посланника. Он рассмеялся и покинул вместе с ней комнату.

Я просто глазам своим не верил. Да как она могла его выбрать?! Вот я бы…

– Где госпожа Лин? – тихо спросил Принц.

– Ох, вы только не волнуйтесь, Ваше Высочество… – госпожа Чхвэ отвела глаза и сжала руки на закрытом веере. – И-Мин видела её возле забора, там, где дыра, вы знаете… И с кухни пропали лепёшки и вино, и… у меня пропало двадцать лянов серебра. Она сбежала.

Тэ Му Син не ответил.

– Ваше Высочество? – поспешно сказала госпожа Чхвэ. – Может, так оно и лучше, что это существо сбежало? Вы больше за него не отвечаете…

– В деревне два десятка солдат, сопровождающих посланника князя Нань и если госпожа решится искать пищу или убежище там…

– Ваше Высочество!

– А завтра они прочешут всю доли́ну и нагонят её, если она ушла в сторону гор.

– Ваше Высочество…

– И знаете ли вы, госпожа Чхвэ, что значит ночевать в горах без подобающей одежды и снаряжения? Двадцать лян серебра от холода не защитят.

– Но если она обернётся лисицей, то…

– «Если», госпожа Чхвэ! Видели ли вы хоть раз, чтобы это случалось?

– Ваше Высочество… – тихо сказала она.

– Если это ваших рук дело, я вас не прощу.

– Ваше Высочество, – подошёл к принцу лекарь и открыл маленькую коробочку, которую вынул из-за пазухи, – возьмите, прошу вас. Я настаиваю, чтобы сегодня вы приняли две порции снадобья. Одну – в связи с письмом, а вторую в связи с пропажей госпожи Лин.

Тэ Му Син взял свободной от письма рукой два небольших шарика из спрессованных, растёртых в порошок трав, стремительно распахнул дверь – я едва успел отшатнуться в сторону – и, широко шагая, скрылся в темноте сада. Госпожа Чхвэ некоторое время стояла на пороге моей комнаты и смотрела ему вслед, прежде чем закрыть дверь. Лицо её было неожиданно старым и очень печальным.

***

Я снова шёл по ледяной росе и сбивал ноги о камешки, и если бы не знал, куда надо идти, то мог бы и не заметить в темноте чёрные одежды Принца. Света звёзд и узкого серпика молодого месяца едва хватало, чтобы отличить его фигуру от камня, проблесков на поверхности воды и зловещих зарослей тростника. Выглянув из-за ствола ближайшего дерева, за которым прятался, я попытался рассмотреть, что Его Высочество делает.

Тэ Му Син стоял на коленях возле камня и шарил по земле возле коробки, смятая бумага письма валялась рядом, в траве. Но вот он нашёл связку монет и поднял их за шнурок.

– Так и знал… – услышал я его голос. – Какой вор бросит украденное?

Он выронил деньги и снова принялся лихорадочно обыскивать на ощупь траву вокруг камня. Замер, распрямился, стоя на коленях, повернулся к скудному свету месяца – и я увидел у него в руках свои туфли.

Тэ Му Син медленно опустился на пятки и застыл неподвижно. Потом отложил туфли в сторону и стал возиться с рукавом, расшнуровывая прикрывающий ткань кожаный наруч. Посидел, глядя на пруд, и…

Я высунулся из-за дерева почти по пояс, пытаясь понять, что же он делает. Подошёл на шаг, второй, третий… А потом сам не поняв как, налетел на него и сильным толчком свалил наземь.

– Ты что творишь?! – зашипел я и схватил Его Высочество за руку – пальцы тут же поехали и заскользили по тёплой влаге. В тёмно-пепельном скудном свете луны бледная кожа Му Сина была перепачкана чёрным и моя рука тоже, сквозь сомкнутые пальцы просачивалась горячая влага и чёрными каплями падала в чёрную ледяную траву.

– Ты… тут? – сдавленно спросил Му Син. – Н-на запах крови пришла?

– Где мне ещё быть?! – придушенно рявкнул я. – Как… Да как тебе только в голову пришло вредить себе?! Ко всем прочим радостям тебе только селфхарма не доставало!

– Селф… Что? Это проклятие такое?

– Точно, проклятие! – я сцапал вторую руку Принца и выбросил из неё камень с острым краем. – Никогда больше не смей вредить себе!

– Я заслужил.

– Не заслужил! В жизни и так довольно дерьма, чтобы добавлять его для себя своими руками!

Я нашёл оставленный кувшинчик с вином, смочил им кусок холста, в который была завёрнута коробка, и плотно обернул вокруг предплечья Му Сина, с ужасом глядя, как расплывается по ткани тёмное и горячее на ощупь пятно.

– Иногда внешняя боль помогает пережить внутреннюю, – сказал Принц.

– Знаю. Но всё равно не хочу, чтобы ты вредил себе! Если ты ещё раз посмеешь сделать подобное, я…

– Что же ты тогда сделаешь, Лисичка? – чуть более хриплым голосом спросил Принц.

– Я… Я тебя укушу! Слушай, пойдём в дом, надо показать твою руку господину лекарю Ши!

– Не надо, – отмахнулся Принц, но при этом крепко прижимая холст к руке.

– В дом! – приказал я. – Я з-замёрз, как с-собака. Не хочешь лечиться – чёрт с тобой, но я хоть покрывало накину, если мне надо всю н-ночь на улице прятаться… Хотелось бы мне иметь такой плащ, как у этого посла – с м-ме-ехом…

Я помог Тэ Му Сину подняться, поддерживая под локоть, потом прихватил по дороге скомканное письмо и мы пошли к дому.

***

В моей комнате всё ещё горела лампа, и после улицы было особенно тепло.

Му Син уселся на пол и я с замиранием сердца развернул пропитанный кровью холст. К моему удивлению, повреждения были не такими ужасными, как я боялся – на тыльной стороне предплечья было несколько ран от камня, но кровь уже почти не текла, когда Тэ Му Син сжал и разжал пальцы, проверяя это. Раны наверняка были болезненными, но неопасными. А ещё, я увидел, что на его руке от запястья до локтя было довольно много похожих шрамов разной степени давности и расцветок, от белых до тёмно-розовых. Я прикусил губу и шмыгнул носом.

– Ну, что ты, Лисичка, неужели ты будешь плакать? Не надо. Я не стою.

– П-придурок… – прошипел я, пихнув Его Высочество в плечо и вызвав удивлённую кривую улыбку. – Попробуй только ещё раз такое проделать… Может мне позвать господина лекаря Ши?

– Нет! Не выходи из комнаты! Нельзя, чтобы тебя увидели! Мне нужно только немного чистой ткани перемотать руку, и всё.

– Ладно…

Я покопался в сундуке с одеждой, нашёл одну из своих атласных лент и, после одобрительного кивка Тэ Му Сина, аккуратно, виток за витком, обернул его пораненное предплечье.

– Благодарю, – сказал он. – Время позднее, пожалуйста, ложитесь, госпожа Лин. Я тут посижу до утра, можете не обращать внимания. Мою комнату наверняка занял… наш гость.

– Ох уж эти гости, – пробормотал я, чувствуя как от отступающего прочь ужаса у меня позорно дрожат губы, руки и все внутренности. – Без спросу занять комнату наследника императора... Да что этот посланник о себе возомнил?! – Я снова шмыгнул носом. – Не надо сидеть, с таким же успехом вы можете и полежать, Ваше Высочество, – сказал я, подпихивая его к своей постели. – Места много. Я лучше рядом на покрывале полежу – вдруг всё же, придётся убегать? Я посторожу, а вы лучше поспите – вам ещё завтра этого посла выпроваживать...

Му Син, к моему удивлению, не стал спорить, медленно улёгся на футон и закрыл глаза.

Я немного потынялся по комнате, успокаивая взбудораженные нервы, посидел на расстеленном покрывале, потом тоже лёг.

– Госпожа Лин, – позвал Его Высочество, не открывая глаз. – Могу я попросить вас об одолжении? Понимаю, что это неприлично, но… Если откажетесь – ничего страшного.

– Что такое? – приподнял голову я.

– Видите ли… После того как я был в плену, мне снятся кошмары… – Принц замолчал, но потом всё же продолжил:

– Честно говоря, я плохо сплю. Только тогда, когда принимаю снадобье господина лекаря Ши. А сегодня… я потерял его возле озера.

– Так мне всё же сходить за лекарем?

– Ни в коем случае, госпожа Лин! Да и я не хочу бродить по дому, дабы не слышать… Нет, просьба не в этом…

– А в чём, Ваше Высочество?

– Не могли бы вы позволить подержать вас за руку, пока вы будете спать? Это бы меня успокоило. Всё время кажется, что всё вокруг сон… М-мне до сих пор не верится, что вы тут…

– Ну, почему бы и нет? – пробормотал я и перетянул покрывало поближе к его матрасу.

Тэ Му Син лежал на спине и левой, пострадавшей рукой, перевязанной моей зелёной лентой, обхватил меня выше запястья. При всей его худобе, кости Му Сина были шире моих, крупные пальцы свободно обернулись вокруг кисти тёплым, почти горячим браслетом. Тепло успокаивало.

Забавно, подумал я, теперь у него на правой руке красная верёвочка от настоятеля, а на левой зелёная лента от меня. Почти символично…

Я лежал на боку и смотрел на профиль Му Сина: закрытые глаза, высокий лоб, чёткая линия брови, прямой нос, изогнутые как лук, изящной формы губы, соответствующая им благородная форма подбородка и… бугрящийся багровый шрам на скуле, щеке и челюсти. Я тихонько вздохнул и перевёл взгляд на струящиеся по подушке волосы Тэ-гуна. Они были прекрасны! Густые, длинные, если бы он распустил свою неизменную причёску из высокого хвоста с серебряной заколкой, волосы были бы ниже пояса. Сейчас они казались чёрными, но я знал, что на солнце они были густого тёмно-коричневого цвета, я разглядел это, когда мы ездили освящать поля. А ещё, вспомнил, как эти волосы тёмными змеями растекались по молочно-белой воде, когда я застал Его Высочество в купальне.

Я протянул руку и, задержав дыхание, провёл пальцем по струящимся по подушке прядям – да-а-а, такие мягкие, как я и представлял, как шёлк…

Сжавшаяся на моём запястье рука заставила поднять взгляд – Тэ Му Син повернул голову и смотрел на меня широко раскрытыми глазами и тоже, кажется, не дышал.

– Ой, – сказал я, отдёргивая от его волос руку. – Ну, просто волосы – это очень красиво…

Смутившись, я зажмурился и уткнулся лбом в плечо Тэ Му Сина, чтобы спрятаться от его взгляда. Он ничего не ответил, только тихо сглотнул.

Как я заснул – не помню, только снилась мне опять ночь, и снег, чёрное и белое. Только в этот раз они перемешались, в точности как чёрные пряди на дымчато-белой воде, и ещё я больше никого не искал, потому что даже во сне тёплая рука сжимала мою руку.