Глава 24, в которой Лин поёт песню на празднике, опять ссорится с генералом, и приходит в отчаянье

Проснулся я завёрнутым с головой в плащ, на твёрдых, жёстких камнях. Воспоминания о вчерашних событиях медленно всплывали в памяти.

Приступ, во сне у Му Сина, нападение генерала, откровенные разговоры с Его Высочеством… Я что, действительно, признался, что он мне нравится? А Му Син сказал, что проведённый обряд, по сути, ничем не отличался от бракосочетания?! Боги, да как до этих обсуждений дошло?..

Я выпутался из плаща и сел, зашипев. Не привыкшие к верховой езде мышцы и затёкшие от лежания на камнях конечности простреливало болью. Вокруг было уже светло, холодное утро бросало на валуны серые отблески. Рядом что-то стукнуло и, нервно обернувшись в ту сторону, я заметил переступившего с ноги на ногу вороного коня, он меланхолично жевал, вскидывая иногда голову с подвязанным к морде мешочком с зёрнами.

Через некоторое время пришёл Тэ Му Син. Он сел у подёрнутого золой костра и стал ломать в пальцах тонкую веточку.

– Доброе утро, Ваше Высочество, – сказал я, кутаясь в тонкий плащ.

Утро было зябким и влажным, на камнях оседала роса. Скорее бы вышло солнце, подумал я, или, надо бы заполучить такой плащ, какой был у посланника князя Нань, с мехом…

– Доброе утро, госпожа Лин, – отозвался Принц, глядя в сторону.

Что такое? Мы с ним опять разговариваем только формально?

Я хмыкнул и поплёлся к ручью умываться. А с другой стороны, после вчерашних разговорчиков, вполне понятно, если парень стесняется. «Семья». «В некотором роде». Так он сказал? Мне, определённо, тоже есть о чём подумать. «Брат. В некотором роде». Хм-хм…

Ледяная вода из ручья взбодрила и одновременно вызвала раздражение, как любое бытовое неудобство, которое ты не в силах исправить. Когда я, трясясь и клацая зубами, вернулся к остывшему костру, Тэ Му Син отбросил очередную поломанную веточку и протянул кожаную флягу – бурдюк? – который был с ним и при походе к вертолёту:

– Возьмите. Вы ведь не пьёте холодное.

– Благодарю, – обрадовался его наблюдательности я, – братец!

– Не называйте меня так, – поморщился Принц. – Хоть мы с вами, действительно, семья…

–… в некотором роде, – ввернул я.

–…но братские отношения – это не то, что я… Что я чувствую.

– Эм-м… Муженёк? – приподнял бровь я, мысленно перебрав варианты и с опаской припомнив: «Ничем не отличается от брака».

Его Высочество поперхнулся только что отпитой водой из переданной обратно фляги и закашлялся.

– Нет! – сказал он с красным лицом, когда смог вдохнуть. – Так называть точно не надо! Это неприемлемо! К тому же, все думают, что вы не в курсе значения обряда. Пожалуйста, пусть так и останется!

– Ого, – сказал я. – Так все думают, что я не знаю, что мы с вами хм… женаты? – Я посмотрел на отвернувшегося в сторону Принца, лицо которого ярко-розовым цветом спорило с небом на восточной стороне долины. – А я надеялся, что это хорошая шутка... Тогда, как же вас называть? Мой Принц – можно?

– Это… приемлемо, – сказал Тэ Му Син, всё ещё глядя в сторону.

– Ну, слава Инари, разобрались, – проворчал я. – А почему вы хотите скрыть от своих подданных, что я знаю про обряд?

Принц не ответил, только сжал зубы так, что обозначились мышцы на челюсти.

– Потому, что они считают вас сумасшедшим? – догадался я. – Маленькая невинная месть, да? Можете на меня рассчитывать, мой Принц! Я подыграю! Значит, «разделение души»?

Он бросил быстрый взгляд из подлобья и, изучив мою улыбочку, коротко кивнул.

***

Вскоре взошло солнце и прогрело воздух. Я стоял перед оседланным конём и уныло взирал на это орудие пытки.

– Ну же, госпожа Лин, вы сможете, – сказал Принц. – Сесть в седло не так уж и сложно. Вчера это у вас получилось.

– А почему мы больше не ездим вместе? – недолго думая, спросил я. И спросил, судя по всему, что-то не то, потому что когда обернулся, не слыша ответа, снова увидел смущённое лицо Тэ Му Сина.

– Эт-то… неприлично, – пояснил, наконец, он.

– О? Чего это? Вы же меня возили раньше?

– Это было раньше, – сказал он, обходя коня и без нужды стряхивая с него какие-то соринки.

– А теперь что изменилось? – последовал за ним я, заглядывая в глаза. – Муженёк?

– Не называй меня так! – подскочил он и удрал на другую сторону, оставив между нами коня.

– Братец? – продолжил развлекаться я, следуя за Му Сином. Кто бы знал, как мне нравилось дразнить этого человека!

– Ар-р-р-р! – Его Высочество снова сбежал по другую сторону коня. – Марш в седло, иначе пешком пойдёшь!

– Да! Можно я пойду пешком, пожалуйста?! У меня ещё от вчерашней езды всё болит!

– Можно… Только это будет намного дольше. Я полагал, что вы предпочтёте добраться до еды побыстрее.

– Ничего, голодать в хорошей компании не так страшно, как одному! – заверил его я. – Не в первый раз! Кстати, а куда мы направляемся? Мой Принц, – поспешно добавил я.

– Домой, куда же ещё?.. И когда вы научитесь добавлять титул без пауз, госпожа Лин? Я уже говорил, что это выглядит как насмешка?

– Я, правда, стараюсь! – сказал я, берясь за стремя и направляясь туда, куда вёл коня Тэ Му Син. – Ой, я снова не успел с титулом. Мой Принц.

Из-за конской спины раздались звуки, будто кто-то тихо фыркает, напополам с кашлем. Я встал на цыпочки и заглянул поверх седла: Му Син отвернулся и пытался сдержать смех, но это у него плохо получалось.

***

Солнце вставало всё выше, и постепенно воздух нагрелся. Над головой запела какая-то птаха, тёплый и влажный ветер пах травой и илом с рисовых полей. Я бодро шёл, держась за стремя коня, и мурлыкал под нос бессловесный мотивчик. Однако, вскоре я не мог не заметить, что идём мы не той дорогой, которой ехали вчера к Двум Камням. Когда же я спросил об этом, Му Син ответил, что этот путь намного короче.

Интересно, что же изменилось с похода к «железному дракону», тогда Его Высочество хотел растянуть прогулку, а сейчас сокращает? Ему стало неприятно моё общество? А потом вспомнил ещё одну оговорку Му Сина:

– Ваше Высочество, вы вчера сказали, что жалеете, что генерал Пак опередил вас, когда ловил меня с крыши.

Из-за коня, донёсся только тяжкий вздох и никакого более внятного ответа.

– Что это значит? Вы хотели – что? Поймать меня? Но вы и так сделали это, когда мы спускались со скалы. О чём жалеть?

– Не то, чтобы поймать… – нехотя проворчал Принц. – Скорее… я имел в виду… последствия.

– Какие ещё… последствия? – не понял я, удивлённый паузой и интонацией, которой Принц выделил это слово. – А! Вы имели в виду, что я потом делал генералу Паку массаж?! – дошло до меня. Судя по молчанию в ответ, именно в этом и было дело. – Так, в чём проблема? Я всегда могу сделать массаж и вам, только скажите! Для этого совершенно необязательно повреждать спину! Вам стоит только сказать… братец, – сбавил радостный трёп я, видя, как окаменело лицо Тэ Му Сина.

– Благодарю, но это неприемлемо, – ледяным тоном сказал он.

– Э-э… ладно, – заткнулся я, и остальной путь мы продолжили молча.

День становился всё более тёплым, и скоро душная жара заполнила всю горную долину, как чашу. Ветер утих, в небе над горами появились облака, а запахи цветов, травы и… конского пота стали очень насыщенными.

Пару раз мы останавливались отдохнуть и спустя несколько часов вышли к окраине деревни, действительно с другой стороны, чем проезжали вчера, и намного быстрее.

Даже издали был виден костёр, человеческие фигурки вокруг и слышны звуки флейт и приглушённый ритм барабанов. Варварская красота праздника!

Когда моя вскипевшая от музыки кровь чуть остыла, а истосковавшаяся по зрелищам душа вернулась в тело, я посмотрел на Му Сина. Он обошёл коня и теперь стоял рядом, хмуро глядя вперёд.

– Куда мы теперь? – спросил я. – Надо пройти сквозь деревню?

– В этом и был замысел, – ответил он и подал мне небольшой костяной гребень, которым обычно расчёсывался. – Приведите волосы в порядок, госпожа Лин, и постарайтесь выглядеть более женственно. Думаю, мы должны посетить праздник, хотя бы ненадолго.

Я послушно собрал волосы на затылке в короткий хвост и с помощью кожаного ремешка свёрнул их в узел. Его Высочество придирчиво осмотрел это сооружение и осторожно воткнул в него сорванную в траве веточку с соцветием мелких жёлтых цветочков, вместо шпильки.

Когда мы подошли к деревне серые облака спустились над горами ниже, отчего пламя костра стало ещё заметней и привлекательней. Доносящийся в нашу сторону дым умопомрачительно пах жареным мясом. Мы ступили в поселение.

Всё было почти как в тот день, когда я спустился со скалы. Деревенские домики из бамбука и серого камня, улица, толпа крестьян в домотканой одежде, выгоревшей на солнце. Селяне замолкали при виде нас, расступались и шли следом, за нашей спиной.

Я невольно цеплялся в подставленный Тэ Му Сином наруч на его руке, жался ближе, едва не мешая идти, и оглядывался по сторонам. За время жизни в поместье я почти забыл, насколько местные жители невысоки ростом, они были на полголовы, а то и на голову ниже нас.

Му Син снова преобразился в присутствии этих людей: знакомый мне молодой парень, который мог смущаться, веселиться, грустить или негодовать, исчез, теперь рядом шёл точно правитель – Тэ-гун – и то, что на нём сейчас не позолоченные латы, как при первой встрече, а повседневная чёрная одежда не отменяло этого впечатления.

Тэ Му Син отдал кому-то коня и нас усадили рядом на застеленную тканью деревянную лавку у костра – почётное место. Поднесли глиняную миску с водой и плавающими в ней цветочными лепестками, сполоснуть руки, а потом начали угощать сельскими лакомствами.

Вскоре мир стал казаться мне гораздо более дружелюбным местом, чем до этого.

Пресный рис сменялся острыми маринованными овощами, названия которых я не знал, они – жареным мясом, потом появились лепёшки, смазанные сладким соусом и опять мясо.

В какой-то момент я поднял взгляд на передающего мне очередную плошку с едой Тэ Му Сина и увидел сидящего по другую сторону от него господина лекаря Ши. Старик предложил Принцу чарочку вина и тот жестом отказался. Тогда, поймав мой взгляд, господин лекарь протянул чарочку в мою сторону, Принц, поколебавшись и увидев мой кивок, передал её. Тёплое рисовое вино слабое, почти безалкогольное, приятно разошлось по пищеводу, согревая желудок.

Крестьяне завели новую мелодию из флейт и двух барабанов, и перед костром появились танцующие девушки в чуть более яркой, чем у прочих селян, одежде. Выпив ещё одну чарочку вина, я наблюдал за танцем, подперев потяжелевшую голову. Танец показался мне весьма простым – кружить на одном месте вокруг своей оси и поочерёдно взмахивать рукавами представлялось лёгкой задачей.

– Нечестно! – говорю я Му Сину, наклонившись к нему, от чего он отшатывается. – Разве это танец? Я так тоже могу! Щас покажу!

– Не надо, – удерживает он меня, взяв за руку. – Я верю. Конечно, можешь, – и, отобрав поднесённую с другой стороны ещё одну чарочку вина, шепчет на ухо:

– Не престало жене правителя танцевать перед простолюдинами. Так не принято.

– А-а-а, – понятливо киваю я, и поправляю воткнутую в волосы веточку с цветами, вспоминая, что я – «жена правителя». Это очень смешно, но аргумент кажется мне логичным. И всё равно, я едва сохраняю «почтенное выражение лица», прям, как по заветам матушки Чхвэ. – Тогда я спою! Петь можно?

– Можно, – вздыхает Принц и взмахивает рукой, разгоняя девушек, которых я пристально рассматриваю. – Спой, Лисичка. Только сиди рядом. И не пялься, куда не надо…

Я важно киваю и, подражая ему, махаю рукой, чтоб остановить музыку. Повторённый жест кажется мне таким смешным, что я снова едва удерживаюсь от хихиканья. Веселье распирает и поднимается, как пузырьки шампанского, и если я срочно не найду ему выхода, образовавшейся пеной зальёт всех! Что бы такого спеть, подходящего случаю?

Смотрю на застывшее в напряжённом терпении лицо Тэ Му Сина – слава всем богам! – больше не закрытое наполовину волосами; на шрам, которого хочется коснуться и разгладить пальцами; на великолепный хвост тёмных волос на фоне серых туч, нависших над долиной; на оранжевый отблеск огня на коже, на характерный, как маленькая рыбка, багряно-синий след на шее, как раз над воротом чёрной одежды… Вот оно! Идеально!

И, подавив улыбку, я начинаю петь, сходу переводя одну из любимых песен на местный язык:

У ночного огня, под огромной луной

Тёмный лес укрывал нас зелёной листвой

Я тебя целовал у ночного огня,

Я тебе подарил

 половинку себя…

Отметив расширившиеся глаза Тэ Му Сина, с воодушевлением выпеваю протяжную мелодию дальше:

Свет далёкой звезды, песни птиц до утра,

Ты смотрела в глаза мои, шептала слова,

Ты не верила мне, но любила меня

Я оставил с тобой

 половинку себя…

Как хорошо слушают, никто не перебивает! Тишина, треск праздничного костра и только мой голос летит, переливается и тает над деревенькой.

Я чуть отклоняю ногу и касаюсь сидящего рядом Му Сина. Он смотрит на место, где чёрная ткань его одежды прижата к белой ткани моей, но колена не отодвигает, только поднимает глаза, которые из карих становятся почти чёрными.

Я же улыбаюсь и со всей возможной душевностью вывожу последний куплет:

То, что было – забыто, то, что было – прошло,

Ты махала мне вслед бирюзовым платком.

Я тебя целовал у ночного огня

Ты оставила мне

 половинку меня…

Последний звук мелодии тает в воцарившейся тишине. Кажется, даже костёр притих и не плюётся вверх искрами. Только где-то далеко, за горными вершинами слышится глухой рокот приближающегося грома да квохчут в деревне куры.

– Тебе понравилось? – спрашиваю Му Сина. Спрашиваю, потому что не могу понять выражения его застывшего лица. Но то, что его колено всё ещё касается моего – это ведь хороший знак, верно?

– Да, – говорит Принц, хватает из рук застывшего рядом господина лекаря Ши пиалу с рисовым вином и опрокидывает её в рот одним глотком. А потом сжимает мою руку, почти больно.

– Хватит праздновать. Мы идём домой. Немедленно.

***

До поместья близко, но добраться туда не так просто. Коварное рисовое вино путает ноги и кружит голову, так что я основательно хватаюсь за подставленную для опоры руку и вяло плетусь рядом с Му Сином. Куда подевался конь – выпадает из поля зрения.

Я иду, заплетаясь ногами, и не могу избавиться от чувства, что что-то не так. Должно же быть весело, но почему-то не весело. И Му Син молчит, от самой деревни не сказал ни слова, только терпеливо останавливается, когда я спотыкаюсь и висну на его руке, и ждёт, пока восстановлю равновесие.

Несколько раз громыхает, всё ближе, а потом начинается дождь. Мгновенно намокшая одежда облепляет тело, а убегающая из-под ног дорога скрывается за водяной завесой и становится скользкой от жидкой глины и луж. Нелепо взмахнув руками, я поскальзываюсь и падаю в холодное месиво. Отплёвываясь от попавшей в рот глины, я вспоминаю день, когда сошёл со Скалы, и как-то разом трезвею. Хихикать больше не тянет.

Тэ Му Син тоже стоит в луже и струи ливня смывают тёмно-красные, похожие на застывшую кровь, глинистые брызги с его чёрной одежды. Мокрые пряди опять облепили лицо, и он так прекрасен посреди этого буйства стихии, что я не сразу замечаю протянутую для помощи руку.

– Извини, – говорю я, поднимаясь и вытирая, а скорее, размазывая рукавом грязь по лицу.

Он не отвечает, только поддерживает, уже не только под локоть, но и обхватив жёсткой рукой за талию. И, то ли благодаря этой поддержке, то ли из-за холодного душа, остатки коварного хмеля покидают мою голову и мы, наконец, добираемся до усадьбы.

В доме темно от низко висящих туч, почти как в глубоких сумерках. Шелест дождевых струй о черепицу и близкие раскаты грома перекрывают все звуки и кажется, что в доме никого нет кроме нас. Мы стоим в тёмном коридоре, и с одежды под ноги натекли уже целые озёра воды. Молчим, восстанавливая дыхание после нелёгкой дороги. Я начинаю дрожать от холода, но Му Син стоит, и я тоже, хотя надо переодеться.

– В-ваше Высочество? – наконец говорю я. Глаза привыкли к темноте, и я различаю бледное лицо с налипшими чёрными прядями и хочу отвести их, но Му Син перехватывает руку и отводит её, впрочем, не выпуская из своей. Его пальцы такие же мокрые, но теплее моих. Жду, но он всё медлит и держит меня за руку. – Что-то не так? – спрашиваю я. – Костёр, наверно, залило… Хороший был праздник!

– Лисичка, ты хоть представляешь… как люди поняли твою песню?

– Н-нет, а как? – бормочу я. То, что мою руку ещё не отпустили, тревожит, но, видимо, я накосячил, поэтому стою смирно и слушаю.

– По сути, ты, при многих свидетелях, призналась в консумации брака.

Я стоял и даже моргать забыл от такого известия. И дышать, кажется, тоже.

– Иначе эту песню понять невозможно, – со вздохом сказал Тэ Му Син. – Ты специально?

– Нет… Я… Я… Нет! А… что теперь будет?

– Ну, очевидно, что версия, что ты не знаешь о значении обряда, уже не пройдёт.

– И… что же делать? – дрожащим голосом спросил я.

Тэ Му Син коротко взглянул на меня и опустил глаза, но от этого взгляда меня бросило в жар.

– Родить мне наследника? – спросил он, глядя в сторону.

– Э-э-э… Нет… Я… Я не могу! – шарахнулся прочь я, но Му Син шагнул следом и поймал и за вторую руку.

– Я помню. Знаю. Знаю, успокойся!

– Знаешь? Что? – пролепетал я.

– М-м-м… То есть, верю. Верю, что не можешь. Забудь, я пошутил. Отомстил за твою песню. Молчи, не надо подробностей. Молчи…

Я молчал.

И смотрел на него.

Так близко…

Он стоял так близко, что казалось, будто разделяющий нас воздух нагревается и передаёт тепло его тела. Меня била дрожь. Глубокая внутренняя дрожь, которую почти не видно снаружи. Так хотелось податься к этому теплу и согреться… Но, конечно, я этого не сделал. Холодный дождь бывает очень полезным для прочистки мозгов. И вообще, я очень трезвомыслящий. Да! И не буду делать глупостей. Даже если хочется.

И всё же, Му Син знает, что я парень или нет?

Да? Или нет?

Тэ Му Син осторожно вздохнул и отвёл взгляд, который всё время перемещался по моему лицу. Но взамен чуть сильнее сжал руку и провёл большим пальцем по тыльной стороне моей ладони. Вверх-вниз. Подождал. Короткий взгляд. Вверх-вниз по руке. И снова.

Меня прошибло током.

От этой неожиданной нежности прикосновения кровь взбурлила и прилила туда, куда не следовало. Мокрая ледяная одежда пока справлялась, но если он подойдёт ближе… будут проблемы. Я закрыл глаза, чувствуя, что лицо пылает от жара.

Интересно, он подойдёт?

Я ощутил на щеке тёплое дуновение воздуха и зажмурился ещё сильнее.

Последние силы и трезвомыслие уходили на то, чтобы стоять прямо. Не вырываться. Не бежать прочь. Не отнимать рук из его рук. Потому что… Ну, кто знает, куда я их дену, если они окажутся на свободе? Вариантов так много! Можно, например, обхватить эту голову и прижать к себе. Или, например, запустить пальцы в эту мокрую шевелюру… Или…

Тэ Му Син отодвинулся и отпустил одну мою руку. Но не успел я прикусить губу от разочарования, как почувствовал, что он выпутывает застрявшую веточку с цветами из моих волос. Достал. Или нет? Жёсткие пальцы осторожно, но неловко дёргают пряди. Теребят их. Гладят? Нет, наверное, просто много мусора в волосах! Потому что иначе… Иначе придётся признать, что это ласка. И никакая, значит, не дружба, уже точно.

А ведь он обещал! И я тоже обещал, а сам…

Всё.

Доигрался.

Дошутился, блин.

Дозаигрывался…

– Ваше Высочество? Что это вы делаете?!

Рука из моих волос пропадает. Боги, да это голос генерала Пака?!

Дождь закончился, в доме и на улице посветлело, и я вижу промокшего и такого же измазанного грязью господина генерала, под которым тоже лужа воды. Сколько он тут уже стоит? Что успел увидеть? И когда только подкрался?!

Ой, мама…

Принц отодвигает меня за спину и, не оборачиваясь, командует:

– Госпожа, горячая вода готова, вам следует согреться. Идите. Кто-нибудь принесёт вам одежду.

Не в силах произнести ни звука, я пячусь и отступаю в сторону купальни. За дверью обнаруживаю бочку воды, она почти обжигает мою замёрзшую кожу. Я скидываю мокрые холодные тряпки и погружаюсь по уши. Блаженство от расходящегося по телу тепла было бы полным, если бы из коридора не слышалось:

– …это объяснить, мой Принц?

– …генерал Пак. Откуда вы здесь? Разве я не приказывал вам продолжить патрулирование?

– …подозрения. Я должен был убедиться! А в деревне…

– …жив, как вы видите.

– А это что? Вот это, у вас на шее? Оно вас кусало?! …пило кровь?

Я ныряю с головой, чтобы промыть волосы, и чтобы не слышать обрывков спора и…

И выныриваю, когда меня вытаскивают из воды, зажав волосы в кулак, и вывернув набок голову. Вытаскивают с такой силой, что противиться невозможно, и я тянусь вверх, подымаясь на цыпочки. Глаза заливает потоками воды с волос и брызнувшими от резкой боли слезами.

– Генерал Пак… – тихо говорит Принц, а я вдруг понимаю, что схватил меня именно генерал, а Тэ Му Син стоит у двери и… видит меня без одежды. Вернее, на мне сейчас только чёрные нейлоновые шорты в облипочку, которые ничего не скрывают и… Я рефлекторно прикрываю рукам плоскую, совершенно не женскую грудь.

– Генерал, – повторяет Принц таким голосом, что у меня мороз идёт по коже и волосы бы зашевелились, не будь они зажаты в чужом кулаке. – Будьте благоразумны. Мне казалось, мы поняли друг друга прошлой ночью, не разочаровывайте меня. Опустите меч!

– Да не собираюсь я его убивать! – ревёт генерал. – Только покажу кто он есть, для вашей же пользы!

И, не успеваю я испугаться, как по моему бедру сверху вниз гадюкой скользит гладкая холодная сталь – между кожей и прилипшей тканью нейлона – треск… Странное ощущение свободы и движения воздуха по коже…

Тишина…

И, будто мало было всего этого позора, именно сейчас предательский организм решил проявить себя: от тёплой воды, а скорее от сознания что Му Син смотрит, внизу потяжелело, налилось жаром и шевельнулось.

Я зажмурился сильнее, до цветных кругов под веками – и открыл глаза.

Тэ Му Син смотрит. Да. И всё видит.

Вот он поднял взгляд до моего лица – и снова опустил вниз.

Застыл.

Шаг назад.

Другой.

Наткнулся спиной о стену.

И взгляд… Этот застывший взгляд…

Я закрыл глаза, не в силах видеть это выражение.

– Генерал… – тихий-тихий скрежет, покидающего ножны меча. – Отодвиньтесь.

Вот и всё! Генерал предупреждал, и лекарь говорил, чтоб я не давал понять кто я, и матушка Чхвэ советовала бежать… Но как же… вся эта забота? Поддержка, чтоб не упал в грязь, поглаживание тёплых пальцев, выпутывание мусора из волос? Ну да, размечтался…

И тут что-то изменилось: рука, сжимающая волосы в кулаке, разжалась, и я рухнул обратно в бочку, со стуком ударившись коленями о внутреннюю стенку, и подняв волну, плеснувшую во все стороны.

Когда я отплевался, продышался и убрал мокрые пряди с глаз, в комнате никого не было.

Я посидел, моргая слипшимися ресницами и не понимая, что случилось. Медленно ощупал себя – всё цело. Ещё медленнее избавился от липнущей к ногам тряпки, в которую превратились нейлоновые шорты. Встал.

Весь пол в купальне залит водой. Дверь открыта. Сквозняк. Откуда-то со двора доносится говор возбуждённых голосов, причитания служанок и звон металла.

Я как зомби вылез из бочки. Надо было что-то делать, куда-то идти, но я не понимал что и куда. Разлитая на полу лужа быстро остывала и холодила босые ноги. Кожа пошла пупырышками. Я нашёл взглядом свою одежду на лавке – она была мокрая, холодная и в пятнах глины. Пока я её щупал, наткнулся на ключ.

Ключ. Сундук. Одежда.

Прошёл по коридору в комнату Принца и открыл сундук. Натянул джинсы на мокрое тело, майку, балахон с блёсками. Кроссовки.

Без нижнего белья странно, всё не так ощущается, будто мир накренился, да так и не выпрямился. Надо бы найти носки, но не возвращаться ж теперь…

Прошёл через пустой передний двор, вышел в ворота.

Дождь кончился. Иду, обходя лужи. Потому что если упасть, никто больше не подаст руку. Поэтому стараюсь идти по камням. И не думать. Не вспоминать. Не вспоминать!

Не вспоминать эти два шага до стены и как он упёрся спиной. Этот взгляд распахнутых глаз… Это выражение застывшего изумления, недоверия и – осознания, когда брови изменили излом.

Невыносимо, но закрывать глаза никак нельзя – не видно дорогу, а картинки под веками при закрытых глазах становятся только ярче.

Ступени.

Теперь только вверх. Вверх, вверх и вверх. Пришёл.

Лучше бы и не спускался.

Трупы-мумии под стеной, глиняная миска, обломки мебели. Как убого. Заброшенное кладбище, вот что это такое.

Хорошо, что никого нет. Никто не увидит. Не осудит. Не отговорит. Конец дурацкой истории.

Беру прислонённый между двух шкафов автомат, проверяю затвор. Одна пуля. Где-то там я прятал вторую, но мне хватит. Вопрос – стоя или сидя? Кручу в руках тяжёлую железяку, на ладонях следы ржавчины. Холодно. Мерзко. Противно.

На секунду задумываюсь о последней записке. Будущим попаданцам. Криво усмехаюсь и пристраиваю ржавое дуло под подбородок. Грязный шершавый металл колет руки и вызывает отвращение. Ну, это ненадолго, главное – правильно рассчитать траекторию.

– Лин…

Застываю, уже коснувшись спускового крючка. Медленно оборачиваюсь.

За радужной завесой у входа стоит, опираясь о колени, человек в чёрном и дышит так, будто бежал всю дорогу от поместья до Скалы или поднимался по лестнице за один заход. Встаёт, пошатнувшись, и прикладывает руки к непроницаемому радужному препятствию.

– Лин…

Смотрю на него.

– Лин…

______________

От автора:

Отставить переживать и бояться! Всё будет хорошо!

* Цитируемая песня – «Половинка», группы «Танцы минус».