Глава 34, в которой Лин понимает, что ревновать к самому себе тупо, получает письмо ...

...и тут же сжигает, и узнаёт, что «лисья магия» существует, но это не то, что он думал

____

Я со вкусом потянулся во весь рост на постели, и снова услышал то, что меня разбудило: лёгкий шорох, будто ткань трётся о ткань, и тихий стук – будто положили небольшой твёрдый предмет на деревянную поверхность.

Утро и, пожалуй, не раннее. Рассеянный свет от задвинутого окна, обклеенного бумагой, отбрасывал мягкий рефлекс на потолок комнаты.

Я повернул голову в сторону звука, который меня разбудил: возле ширмы, в дальнем конце комнаты, сидел Тэ Му Син, уже одетый в верхние чёрные одеяния, и расчёсывал волосы. Вернее, только убирал руку от положенного на сундук гребня. Чёрная волна гладких волос стекала по его спине и почти касалась пола. Му Син обернулся – и я мигом натянул одеяло, скрываясь под ним.

– Лин? – неуверенно позвал он. – Доброе утро.

– Мгм-м-м… – отозвался я, стискивая ткань и зажмуривая глаза. Перед ними так и стоял шелковистый блеск, прошедший по тёмным прядям сверху донизу, когда Му Син поворачивался.

– Лисичка?

– Доброе утро… – чтобы видеть собеседника я мужественно выглянул из-под одеяла. Одним глазом.

– А… Хочешь расчесать? – замявшись, спросил Принц, шевельнув пальцы в сторону гребня.

– Нет! – поспешно воскликнул я и снова вцепился в ткань. – Я… э-э-э… Не подумайте плохого, Ваше Высочество, но…. Это всё ещё я. Шень Лин.

– Гм… – пальцы Му Сина замерли, и рука опустилась, так и не коснувшись гребня. – Да. Ясно.

Он скрутил пучок волос, и зафиксировал его заколкой и шпилькой, уже не глядя в мою сторону.

– Когда позавтракаешь, я буду ждать тебя на конюшне. У нас сегодня поездка в храм, – сказал он и вышел, беззвучно притворив за собой дверь.

– Ага, – только и сказал я.

Во дворе загорланил петух. И, будто очнувшись от этого звука, я понял, что всё ещё пялюсь на дверь, пытаясь отогнать видение слитно-текучего движения, которым Му Син поднимался с пола.

Так, подождите…

Я что, опять спал на постели Его Высочества? Вернее, «в»?

Отсутствующие боги…

***

В храм мы приехали молча. Я приехал. Принц всю дорогу вёл коня в поводу, и не сказал ни слова. Я тоже молчал, ибо – какого чёрта?!

Я совершенно не понимал, что делается в голове Тэ Му Сина и что это за перепады настроения – от вчерашней трепетной откровенности, до сегодняшнего вот такого молчания. Что он там себе думает? Какие решения принимает? Что, дьявол его побери, вообще происходит? И почему – услышь, Инари! – нельзя просто нормально поговорить и выяснить все недоразумения словами?

Впрочем, много ли людей из моего времени я знаю, из тех, кто был способен озвучивать проблемы словами? Да пальцев одной руки хватит, чтобы перечесть! А тех, кто способен был не только озвучить проблему, но и подумать, и решить, прежде чем начинать действовать? Таких вообще один, и то, это был мой психиатр. Ох, не ценил я его общество… Но хорошо, что хоть такой пример существует, так что – не буду пыхтеть и ругаться, просто посмотрю что будет делать Его Высочество дальше. А уж потом!..

От злости и раздражения во рту начала скапливаться слюна. Как у бешенной лисицы, ей-богу!

Нет, вот какого чёрта я злюсь на этого скрытного типа, а? И то чертыхаюсь через слово, то поминаю богов? Только потому, что ему, видите ли, больше нравится Лисёнок, а не я?!

«Ну… с этим тебе придётся смириться, Шень Лин. Просто заткнуть свою ревность и прочие чувства глубоко внутрь и сделать вид, что ничего не происходит. Как ты всегда и делаешь»

Я сглотнул, выровнял бесстрастную маску лица и спешился у ворот храма – столь безупречно, что Му Сину не пришлось даже подавать руку.

А ещё – я себя ненавидел. Потому что очень хотел свалиться с чёртова коня как мешок картошки, чтобы… Чтобы меня поймали, обняли и… И что?

Я не знал – что.

Возможно, я просто хотел, чтобы меня тоже любили…

***

Внутри храма снова было прохладно и сумрачно. И очень тихо.

Тэ Му Син повёл головой, осматриваясь – и в этом движении мне почудилось недоумение и настороженность.

– Подожди здесь, – сказал он. – Я найду настоятеля.

«Подожди здесь», ну конечно! Кстати, почему мы приехали столь поздно, если вчера Му Син говорил, что мы поедем в храм рано? Я злобно прищурился, подождал, пока он скроется в проёме арки, и двинулся следом.

Из комнаты настоятеля в полутёмный коридор падал рассеянный дневной свет. Я тихо приблизился и заглянул в открытую дверь. Впрочем, можно было особо и не осторожничать: старик настоятель спал, привалившись спиной к стене и накренившись на один бок почти до пола. Первый страх, что вдруг старик мёртв, улетучился, когда Тэ Му Син распрямился, проверив его дыхание, и покачал головой. А потом уложил тело настоятеля на циновку прямее, и накрыл его до подбородка покрывалом.

В комнате был неописуемый для этого места, бардак.

Тэ Му Син оглянулся и я вместе с ним: по каменным плитам пола были разбросаны исписанные чёрной тушью листы бумаги, низкий столик посреди комнаты был сдвинут по диагонали, на нём стоял прибор для растирки туши, две маленькие яшмовые чарочки для вина, валялась кисть и перевёрнутый глиняный кувшинчик – в подобном господин лекарь Ши держал самую крепкую из своих настоек. Принц осмотрел это и начал подбирать с пола листы – ходил, подбирал, кидая взгляд на палочки и крючочки, выведенные на бумаге чёрной тушью, и складывал их стопкой на столешницу.

Я тоже подобрал пару листов, и с удивлением рассматривал непонятные знаки, ничуть не похожие на иероглифы. Бумага была старая, судя по её желтизне и плотной структуре с вкраплениями растительных волокон. Но мне было интересно – что такого искал среди бумаг Принц, что даже моё появление в комнате не заметил?

Я огляделся – и у самой двери заметил лист, отличавшийся от всех прочих. Во-первых, он был мятый…

Перед глазами мелькнуло воспоминание, как Му Син отчаянным движением смял письмо, присланное из дворца – и у меня кольнуло сердце. Я подобрал лист, выронив остальные с непонятными закорючками, и расправил его. Да, там были иероглифы, но почти нечитаемые, будто их писал ребёнок или же... пьяный человек. Но некоторые элементы движения кистью мне были знакомы, я точно уже видел этот почерк.

– С собой веду я бесконечный спор,

Любовь и долг сцепились, словно звери.

Ты утоляешь мой голодный взор

Будто цветок, что у порога адской двери,

– едва слышно шевеля губами, с трудом разобрал я. И задохнулся, когда мне на плечо опустилась тяжёлая рука, а лист с каракулями выдернули из пальцев.

– Что ты здесь делаешь? – прошипел Принц, и спрятал злосчастную бумагу себе за пазуху. – Я же просил подождать! И читать чужую переписку – недостойно!

– Но… – попытался возразить я, указывая на спрятанную за отворотом его одежды бумагу, но Тэ Му Син схватил меня за руку и потащил вон из комнаты, будто нашкодившую собачонку.

– Ай! Пусти меня! Больно! – я выдернул руку и принялся растирать запястье. Тэ Му Син стоял рядом, отведя взгляд, и злобно дышал. – Опять синяк будет…

В полумраке основного зала было как-то особенно мрачно, холодно и неуютно – перед большой фреской Инари, до которой меня дотащил Му Син, горела одна почти расплавившаяся до самого основания толстая свеча, вернее – почти один фитилёк в луже оплывшего коричневого воска. Я стоял, растирал запястье, пыхтел, смотрел на отвернутое лицо Его Высочества – и медленно соображал.

На столе были две чарочки и пустой кувшин крепкой настойки. С кем пил настоятель?

Ну, ясно с кем – с тем, кто вчера, наслушавшись моих откровений о прошлой жизни, поехал на целый день заливать стресс крепкой выпивкой. Со злейшим врагом…

Я искоса глянул на Му Сина – он всё так же стоял рядом, отворачивая в темноте лицо, только теперь стоял совсем тихо, будто закаменев. А я продолжал думать и представлять – что тут вчера происходило.

Два бывших, а вполне вероятно, что и нынешних врага надираются настоечкой, старик пишет какие-то штуки, которые, вероятно, имеют отношение к возможности отправить меня домой, а Его Высочество с пьяных глаз и в раздрае – судя по почерку – корябает на подвернувшемся листе бумаги стихи… Мне. Но, он ведь, любит Лисёнка! Судя по тем воспоминаниям в моей голове, где Му Син шепчет ему на ухо о «цветах, усыпавших нетронутое ложе», ар-р-р! Но… но… нет, картина не складывается.

То есть, это, получается, что? Тэ Му Син вчера был пьян, но, тем не менее, придя домой, первым делом поинтересовался у госпожи Чхвэ – ел я или не ел? Гладил по головке, успокаивал истерику, кутал в одеялко и… дул в ухо?

От последнего воспоминания я немедленно покраснел. И встопорщенные, как у дикобраза, душевные иголки, улеглись, от недоумения. Но – письмо! Которое он только что спрятал за пазуху!

– Почему вы забрали письмо, Ваше Высочество? Разве оно предназначалось не мне? – погасшая, было, ревность и сомнения, снова поднимали ядовитые скорпионьи жала – по мере того, чем дольше длилось молчание стоящего рядом человека.

– Я… Оно…

– Можете не продолжать, – сказал я. – Я и так помню, что там должно быть написано.

Когда же сердце, победив в борьбе,

Ослабит хватку разума, на шее,

И я, поднявши голову к тебе,

Глаза направлю, внутренне немея,

Меня улыбка ясная сразит.

Сознание, что я тебя не стою

Пробьёт навылет. «Никогда» звенит,

Всё оправдав своей неправотою…

Я вздохнул и сжал крепче кулаки, впиваясь ногтями в ладони:

– Не надо ничего объяснять. Никто и никогда не полюбит меня на трезвую голову. Ничего. Я привык. Ничего страшного.

Тэ Му Син пошевелился, достал сложенный лист бумаги и сунул мне в руки:

– Я хотел сказать – мне стыдно за ужасный почерк. Мой учитель каллиграфии зарезался бы, если б увидел. Но… мне приятно, что ты помнишь всё, до последнего слова.

– И… что мне с ним делать? – спросил я, когда смог говорить.

– Я хм-м… не хочу терять такой… ценный подарок, но понимаю как ужасно несовершенство формы. Как оно может мучить. Самого творца. Так, что делать?

– Я не знаю, – сказал Тэ Му Син. – Было у меня как-то одно письмо самой совершенной формы и каллиграфии… До сих пор жалею, что не сжёг его самолично и не увидел как оно идёт пеплом. Оно отравляло моё сердце долгие годы, даже после того, как написавшая его покинула этот мир. Делай что хочешь.

– Тогда, – я хрустнул сложенной бумагой, – я бы сжёг его.

Я поднёс край бумаги к мигающему на последнем издыхании уже голубоватому огоньку свечи в луже расплавленного воска и повернул лист так, чтобы огонь охватил всю бумагу. Она медленно занялась, неторопливо прогорела, сворачиваясь и потрескивая, и осыпалась крупными серыми хлопьями на каменные плиты. Тэ Му Син не мигая, проводил их взглядом.

– Но! – привлёк я его внимание, поднял палец и указал на полустёртую фреску Инари, перед которой мы стояли. – Поскольку я лишился столь ценной для меня вещи из-за твоего ужасного почерка, ты должен будешь мне пересказывать содержание письма – по первому моему требованию! Инари – свидетель, перед которым я сжёг твоё признание и тем переправил его в верхний мир! Самому Инари на вечное хранение!

Вытянувшееся лицо Му Сина было таким забавным, что я не выдержал и захихикал, прикрыв рот рукой и разрушив торжественный момент.

– Ты! Ты… шутишь? Ты смеешь шутить перед лицом… бога?! Да как ты… – Му Син схватил меня за плечи и прижал к стене. Той самой, где по остаткам штукатурки к зачадившему и окончательно погасшему огоньку свечки спускались нарисованные лисьи хвосты.

– А-ха-ха! Ты такой забавный! Видел бы ты своё лицо! Вы тут все так ведётесь на театральные эффекты! – я смеялся так, что едва стоял, от хохота.

– Ты… Великие боги, – Му Син фыркнул, криво улыбнулся и прижал меня к стене ещё сильнее. – А я думал, что Лисёнок – это самое сумасшедшее, с чем я имел дело… Лин… Шень Лин!

– А? – я отдышался от смеха и теперь снова был готов к общению. Почти.

– Перед ликом Инари я клянусь, что готов повторять тебе эти стихи, и любые другие, по первому требованию, и столько, сколько захочешь. Но… могу я попросить тебя об одной вещи? – тише и будто сомневаясь, добавил он.

– О какой?

– Скажи, когда мы ночевали у Двух Камней…

– Да? – я вдруг ощутил насколько крепко меня прижимают к стене за плечи, и что ладони Му Сина передвинулись на локти, а потом ещё ниже и сжали кисти моих рук. – В чём просьба? – спросил я, почему-то тоже понизив голос.

– Когда генерал Пак обнажил меч и напал на тебя, помнишь, ты… упал на меня?

– Да, – ещё тише сказал я. Воспоминание о том, что не дёрни меня тогда Му Син за руку и не урони на себя, быть бы мне проткнутым – морозом прошло по коже. – А что?

– Не мог бы ты… подышать на меня? Как… как тогда?

Я застыл, обдумывая это, потом неуверенно попытался обнять его, но Му Син сжал мои кисти и поспешно добавил, отвернув голову:

– Нет! Не… Не надо руками! Только… подышать. Если можешь… Меня нельзя обнимать!

                                                                    (картинка с просторов интернета)

– Почему – нельзя? – прошептал я. И будто ненароком погладил горячие пальцы Му Сина, которые здорово мешали воспринимать информацию.

– Мне может показаться, что… ты – одна из дворцовых фрейлин, и я могу случайно… сломать…

– Ясно, – сказал. – Видишь, как хорошо говорить откровенно и всё объяснять? Конечно, я могу… подышать. Ближе подойди, я не кусаюсь… а-хах, нет, это были неудачные слова! Но ведь, и правда, я не Лисёнок! Нет-нет, я не смеюсь, подойди ближе! Ещё ближе!

Я ободряюще пожал руки, и снова, будто случайно, провёл по его пальцам. Улыбнулся, чувствуя ответную дрожь, и очень медленно наклонил голову к напряжённо застывшему напротив меня человеку.

– Всё нормально? Я, правда, не собираюсь кусаться. Продолжать?

– Мг-г, – сдавленно сказал он.

– Ладно. Ты только не нервничай, – я повернул голову, пристраиваясь к застывшему, как соляной столп Его Высочеству, и повёл носом, почти касаясь его челюсти, к шее. – Моё дыхание чувствуется?

– Д-да…

– Но тогда было сильнее, да? – я говорил очень близко к его коже и, наклоняя голову, медленно двигался вдоль шеи к вороту одежды. И выдохи от произносимых мной слов сдвигались тоже. – Я тогда испугался, как не знаю кто. И дышал, наверно, как лошадь, да?

– М-н-н… – отозвался Му Син, наверное, возражая.

– Было очень страшно, – шептал я. – Меч напротив сердца очень… бодрит. Но когда ты положил руку мне на спину, закрывая от меча, то… Знаешь, как я тебе был благодарен?

Му Син ничего не ответил, только быстро и глубоко дышал, и крепко сжимал мои пальцы. Я помолчал, наслаждаясь теплом его тела, а потом набрал воздуха и выдохнул приоткрытым ртом:

– Х-х-а-а-а-а-а… – и тут же приложился полуоткрытыми губами к чуть влажной коже между челюстью и воротом. Не поцелуй, но и совсем невинным это прикосновение не было. Я… – как там говорил Му Син, когда пришёл за мной на Скалу Демонов? – я «провоцировал»…

Му Син застыл от этого выдоха, будто его прошила молния – даже дышать перестал – а потом его сотрясла неконтролируемая и сильная судорога.

Ещё одна.

И ещё одна.

Он так сжал мои кисти, что я только чудом удержался от вскрика. Глубокий вдох – и я смог, наконец, освободить руки от его болезненной хватки – и поддержать под локти едва не падающее тело Его Высочества, чтобы он устоял на ногах.

Ох, ничего себе! Да чтоб мне сдохнуть, если это был не сухой оргазм!

Или не сухой…

Но выяснять это я, конечно, не буду…

– Ты как, жив? – спросил я, поддерживая Его Высочество и чувствуя, как меня самого ведёт от всплеска гормонов.

– Что… это было? – тихо спросил Тэ Му Син. – Это была… лисья магия?

– Ом-м-мг… – честно, я бы себе лицо фэйспалмом разбил, если бы руки не были заняты поддержкой. – Да. Угу. Она самая. Лисья м-магия… Обмен… э-э-э… энергиями. Ты же сам разрешил, когда пришёл за мной на Скалу, помнишь? Сказал, что готов подкармливать лисий дух своей энергией. Помнишь?

– А, вот что… Да, помню.

– А что, не понравилось? – осторожно спросил я.

– Понравилось… – тихо сказал он куда-то мне за ухо. И обнял.

Я тоже обнял его за пояс, и мы постояли, слушая дыхание и сердцебиение друг друга. А потом со стороны комнаты настоятеля послышался шорох и звук падения, сменившийся дребезгом осколков по каменным плитам.

– Конец кувшину, – пробубнил я в ткань одежды Его Высочества.

Он вздохнул, прижал, на мгновение крепче, отстранился и потянул меня к выходу из храма.

М-да, сегодня узнать, как мне вернуться в своё время, явно не удастся, подумал я. И последовал за своим Принцем, расплываясь в счастливой улыбке. Я совершенно ничего не мог поделать, чтобы согнать её с лица.

________

Автору есть что сказать:

(Лин): – Ну, ты как? Жив?

(Принц): – М-м-м-м….

(Лин, озабочено, с подозрением): – Что? Тебе… не понравилось?

(Принц): – Понравилось… Но что это было? Лисья магия?

(Лин, внутри: – Б*я, с**а… Да что с этим парнем не так?!)

(Лин, снаружи):

– М-м-м… Да. Да. Это была м-магия. Л-лисья…

__________________

Второй промежуточный финал и конец второй части.

Продолжение следует.