Table of Contents
1.29

АнгелАда

Lixta
Novel, 402 085 chars, 10.05 p.

Finished

Table of Contents
  • 2. Тайна исповеди
  • 11. Опыт Лазаря
  • 12. Экскурсия
  • 13. Пикник под звёздным небом
  • 14. Маленькое путешествие
  • 15. Бабушка
  • 16. Добро пожаловать в Ад
  • 17. Асфоделевый луг
  • 18. Мрачные чертоги
  • 19. Ахерусейское озеро
  • 20. Страна без возврата
  • 21. Мифы о человеке
  • 22. Бесцветная пустыня
  • 23. А дальше лишь тьма
  • 24. Блуждая в потёмках
  • 25. До начала времён
  • 26. Апокалипсис сегодня
  • 27. Выжившие
  • 28. Сжечь ведьму
  • 29. После конца
  • 30. Последняя попытка
  • 31. Эпилог
Settings
Шрифт
Отступ

2. Тайна исповеди

Ненавижу воскресенья. И дело совсем не в том, что это последний выходной, и не в том, что завтра понедельник, который я, к слову, тоже не слишком люблю. Просто в воскресенье мама ходит в церковь. И я с ней соответственно. Каждое воскресенье я обязана отстоять с ней какую-то там службу, держа в руках свечку и напялив на башку платок, как старуха. И это в двадцать первом веке! Когда люди в космос летают, мы стоим, слушая заунывное песнопение попа, вдыхая прогорклый ладан.

Но это воскресенье выдалось особенно отвратительным.

Конечно, мама прознала о том, что случилось с Метелкиной. И хоть никаких доказательств того, что я каким-то образом порвала ей аппендикс, быть не могло, но Воронцова доложила учителям, директору и всем, кому только можно, что это я ее ударила. Благо, что она оказалась единственной, кто разнес эту чушь. Парни из одиннадцатого подтвердили, что Варька сама вдруг упала, да и врачи скорой подтвердили, что аппендикс разорвался сам, такое, оказывается, бывает. Молниеносный перитонит, сепсис, и вообще ей раньше надо было к врачу обратиться.

Сама Метелкина ничего не могла сказать, ибо пребывала в реанимации в тяжелом состоянии. Кто-то из класса даже ходил ее навещать, но их не пустили.

Все обвинения остались на уровне сплетен, даже инспектор по делам несовершеннолетних не приходил со мной беседовать, но только не для мамы. Она была уверена, что мне необходимо исповедаться. Больший бред мне и представить сложно. Двадцать первый век, а я за индульгенцией.

Для такого особого случая мне пришлось напялить старомодную юбку до пола, отказавшись от любимых джинсов, обойтись без косметики, а еще и этот уродливый платок на голову. Еще один повод для насмешек, если кого из школы встречу. На целую неделю им радость будет.

— Ты должна обязательно за ту девочку помолиться, — настаивала мама, пока мы шли к церкви.

Вообще-то, она не всегда была такой набожной, но чем старше я становилась, тем сильнее прогрессировало у нее православие головного мозга. Она даже домой попа приглашала, чтобы дом от нечестии избавить. И если раньше к церковь мы ходили от случая к случаю, то теперь воскресный поход стал обязательным. А потом добавились еще причастия, исповеди, благо, что до купания в проруби на крещение еще не дошло. И я жду не дождусь, когда, наконец, окончу школу, чтобы съехать в общежитие любого задрипанного вуза и избавиться от этого мракобесия раз и навсегда.

— Могу помолиться только о том, чтобы никогда ее больше не видеть, — огрызнулась в ответ.

— Какая же ты... — мать посмотрела на меня с ненавистью, — Исчадье! — о, ее любимое ругательство. Ей кажется, что исчадье ада — это самое страшное обзывательство. Как по мне, назови она меня дурой, я сильнее обижусь.

— Я ее не трогала. Сама виновата, что к врачу не ходила. С чего я должна за нее молиться?

— Одни твои слова уже греховны.

— Слова — это просто слова. Сотрясание воздуха. Как и молитвы.

— Исчадье! — прошипела она, — Хоть бы о своей душе подумала, раз чужих тебе не жаль.

— С моей душой все хорошо.

— Черная, как сера с адских котлов, — все, теперь она не остановится.

— Вообще-то, сера желтая, бывает коричневая, но никак не черная. Это смола черная, мама.

— Вот, — она подняла указательный палец вверх, — Твоя душа знает, каково там!

— Мама! — не выдержала я, — Моя душа хорошо в школе учится.

— Исчадье! За что мне наказание такое? — подняла она взор к облакам.

Я искренне недоумеваю, вот как люди, читавшие Библию, могут воспринимать эти приключения евреев в Африке всерьез? Ничего не имею против мифологии, но почему именно эти мифы столько народу воспринимают взаправду? Почему не мифы Древней Греции? Почему не наше язычество? Лично мне более симпатичны истории про Гермеса, Афродиту, Ареса и прочих. Но человечество почему-то выбрало наиболее неприятно описанное божество. Бог любит нас! Что-то незаметно, если читать Библию.

Вот взять, к примеру, миф об Иове. Жил себе чувак припеваючи, все у него было хорошо, но тут Бог взялся за эксперименты. Решил доказать Сатане, что несчастный Иов будет ему служить не только в богатстве и здравии, но и в бедности, и болезни. Прям как будто брачную клятву давал. И добрый Бог, который есть любовь на самом деле, разоряет мужика по полной, у него умирают все дети, уходит жена, а сам он заболевает жуткой неизлечимой болезнью. Замечательно просто! Конечно, Иов — молодец, весь треш стойко выдержал, за что потом еще больше разбогател, снова женился и у него народилось еще больше детей. А те дети? Которые умерли, как? Все, умерли, а он новых наделал. Подумаешь, фигня какая. Новых наделать нельзя, что ли? Меня аж дрожь берет от этой истории. То есть, если мою мамочку Боженька будет проверять на верность, я тупо сдохну, а мама потом новую дочку родит.

А про Авраама, который жену, приходящуюся ему еще и сестрой, подложил под фараона. А еще сына своего чуть в жертву не принес. А теперь ему царство небесное и все почести.

А за что жену Лота превратили в соляной столб? Женщина просто обернулась, ничего плохого не сделала. Я уж молчу про полное уничтожение двух городов. Очень уж по-доброму с Содомом и Гоморрой расправились.

Можно до бесконечности перечислять жуткие истории из Библии, и я понимаю, почему в средневековье народ изучал Библию только по пересказам священников. Если б они сами читали и анализировали, неизвестно чем бы это кончилось.

Религия основана на страхе и невежестве, и я могу понять, что это работало в средние века, но не понимаю, почему это работает сейчас? Почему моя мама на этом помешалась?!

Вчера мы тоже ходили в церковь, отстояли вечернюю службу. Почему службу надо обязательно стоять? Неужели нельзя сделать скамейки как у католиков? А потом мне еще маслом лоб измазали. Соборованием это называется. У меня потом вся челка жирная стала и ко лбу липла.

Церковь, куда ходит мама, не пользуется популярностью. Ее относительно недавно построили, а раньше тут зал игровых автоматов был. Автоматы закрыли, новый бизнес поставили. С иконками и свечками. Одно это меня смешило.

Мама заплатила в кассу, еще бы, кто ж меня бесплатно слушать-то станет, а затем поставила меня в очередь к аналою, крепко держа за руку. Ей казалось, что я вот-вот могу сбежать. Что ж, не так уж ей и казалось.

Хорошо, что существует тайна исповеди. Можно наговорить любой фигни, а деньги уплачены, извольте слушать. Однажды я рассказала на исповеди, как меня инопланетяне похитили. Но сегодня у меня было не то настроение, чтобы шутить. Расскажу что-нибудь страшное и жуткое. Как я кровь по ночам пью и воробьев в жертву приношу. Раз зовут меня исчадьем, так я и буду вести себя как исчадье!

Епитрахиль, опустившаяся мне на голову, пахла как нестиранное белье. Очень старое нестиранное белье. Меня замутило, тошнота подкатила к горлу, перед глазами замельтешили пятна. Я сорвала епитрахиль с головы и тут же упала сама, больно стукнувшись коленкой.

В следующее мгновения я обнаружила себя лежащей на кушетке в небольшой комнатке без окон. Помещение освещалось одной лишь настольной лампой, а рядом с кушеткой на стуле сидел человек.

Лампа светила тускло, и я не могла видеть лицо того, кто был рядом со мной.

Резко подскочив, я приняла сидячее положение и отодвинулась от незнакомца подальше.

— Не бойся, — произнес он мягким, чарующим голосом, — Ты упала в обморок. И я перенес тебя сюда. Не обязательно исповедоваться перед аналоем.

— Вы — священник? — спросила, потому что таковым он мне не показался. Слишком приятный голос, бархатный, низкий.

— А тебе он нужен?

— Ваша епитрахиль ужасно воняет. И я просто хочу уйти отсюда. Мне не нужен священник.

— Не думаю, что твоя мать будет в восторге, если ты сейчас уйдешь.

— Не отпустите? — мне казалось, что он больше походит на маньяка, чем на попа.

— Просто поговори со мной.

— У меня нет грехов. Я ничего за собой не чувствую. И вообще не верю в эту концепцию греха. Если Бог такой всемогущий, то почему он вообще допускает существование грехов?

— Бог милостив и дает каждому шанс раскаяться.

— Нет, я не о том. Почему тогда вообще появляется возможность греха? Вот такой Бог всемогущий, Вселенными крутит, а порочные мыслишки у людей допускает. Зачем?

— Бог несовершенен, — а вот это что-то новенькое, — Как несовершенны и его создания. Бог совершенствуется вместе с человечеством. Потому что живет в каждом человеке. И все люди со своими пороками и недостатками и есть Бог. Бог всеобъемлющ и потому включает в себя не только любовь, но все зло, что существует во Вселенной. И ты есть Бог...

— Какой-то Вы странный священник.

— Не стоит рассказывать об услышанном кому-либо из воцерквленных. Особенно матери. Сохрани тайну исповеди.

И тут вдруг свет стал ярче, а с меня будто епитрахиль только теперь сняли. Я вздохнула полной грудью и увидела распятие и Библию, лежащие на аналое. И не было больше той странной комнаты без окон, и священника, толковавшего о несовершенстве.

— Иди, дитя, — произнес совершенно другой голос, я обернулась и увидела попа в рясе, но в комнате со мной точно был не он, — Твои грехи отпущены.

Ничего не сказав, я ошеломленная побрела к выходу. Мать тут же подхватила меня под руку. Она что-то говорила, но я не могла разобрать слов. Будто речь ее превратилась в птичий щебет.

Что вообще произошло в церкви? Мама не видела, что я упала в обморок. Неужели мне все привиделось? И что же я все-таки говорил на исповеди? И кем был тот странный человек? И был ли вообще?..