10. Урок астрономии

Радовало меня лишь одно. Лютик по-прежнему никуда не исчез. Мама в тот вечер со мной так и не заговорила. Обиделась на мой побег, но применила лишь психологическое насилие в виде игры в молчанку. Меня такой вариант вполне устроил. К утру о своей обиде она успела забыть. Вот за что люблю свою маму, так это за незлопамятность.

Правда, утром началась новая эпопея.

— Ты видела, что в городе творится? — произнесла она торжественно, а потом добавила шепотом, — Сбывается.

— Ты опять о полярном сиянии?

— Саранча! Полчища саранчи в городе. Даже в новостях передавали.

— Мама, — я закатила глаза, а сама вспомнила, как Сонька визжала из-за кузнечика. Так это, оказывается, саранча была. Вот уж кому не завидую, так это Климовой. Для нее нашествие саранчи уже равно к концу света.

— Не ходи в школу сегодня. Давай в церковь сходим на утреннюю службу.

Ах, как же мне отказаться от столь заманчивого предложения?

— Не могу, — ответила, разведя руками, — У нас новый предмет ввели. Точнее, его когда-то убрали, а теперь ввели.

— Какой еще предмет?

— Астрономию.

— Вот еще чего не хватало! — нахмурилась мама, — Ну, давайте еще в школу алхимию введут, гадание на картах и чернокнижие! Это все от Сатаны, понимаешь?! Не ходи на такие уроки никогда!

— Мама! Астрономию ввели, а не астрологию! — порою ее невежество доходило до смешного.

Она не ответил, поджала губы и удалилась в свою спальню.

В школе день не задался. Голова, словно свинцом налитая, напрочь отказывалась соображать. В итоге я имею двойку по физике и по литературе за нерассказанный стих наизусть, который я вообще не знала, что учить надо.

— Ты чего убежала вчера? — подошла ко мне на перемене Климова.

— Мне нехорошо стало.

— А ты не беременна?

— Климова! — рыкнула на нее за бестактность. Вот потому мне и сложно с ней дружить.

— Ну, я просто спросила, — пожало это невзрачное недоразумение плечами, — Том очень о тебе беспокоился. Представляешь, он меня домой проводил!

— Представляю, — ответила вяло, а у самой внутри все закипело. Хотя, казалось бы, проводил и проводил. Все равно ей ничего не светит. Ох, как хорошо, что подружка у меня такая страшненькая. А то я бы с ума сошла. Хотя... как бы уже не сошла.

Разговор продолжать не было никакого желания. Даже если Тамиэль на Климову и не позарится, то со мной вряд ли захочет еще раз встретиться. Подумает, припадочная какая-то. То бегает, на людей натыкается, то сознание теряет. Эх, надо ж было столько раз опозориться-то.

День тянулся вяло и скучно, и я бы ничем его не отметила, если бы не следующее событие.

Астрономию ввели в качестве факультатива, то есть не обязательно для посещения. Потому я некоторое время размышляла, стоит ли идти. Но поскольку мне очень не хотелось выслушивать от мамы бред про знамения, решила отсидеть еще один урок. Сонька убежала на очередную консультацию по химии, и потому меня никто не донимал.

Прозвенел звонок, а я заметила, что не так уж нас много собралось. Человек пять от силы. И тут в класс вошел Тамиэль. Не вошел, а прям-таки вплыл. Волосы заплетены в косу, в костюме, нет, не как косплейщик, обычный деловой костюм, но на нем смотрелся как старинный камзол, настолько аристократичными были его движения. Сначала я подумала, что мне снова что-то привиделось, но Том прошел к учительскому столу, повернулся к ученикам и произнес:

— Здравствуйте, меня зовут Тамиэль Маркелович. Я вижу, нас не так много собралось, но тем даже лучше.

Он говорил что-то еще, но я не слушала. В ушах зазвенело, мне стало дурно. Вот оно снова — когнитивный диссонанс. Том — учитель. Нет, определенно я уже где-нибудь в обмороке валяюсь, а это все мне снится. И я вдруг, осознав, что это не может быть реальностью, расслабилась, и приготовилась смотреть сновидение.

— Самые первые наблюдения за звездами, насколько нам известно, производили шумеры. Они весьма продвинулись в астрономии, составляли календари по звездам, даже знали, что Сириус, к примеру, является двойной звездой. Кто-нибудь знает, что это означает?

Руку подняла Воронцова.

— Ну, — промямлила она, жуя жевачку, — Это значит, что там две звезды.

— Совершенно верно, — воскликнул Том или все же Тамиэль Маркелович, — Как Ваше имя?

— Воронцова Кристина, — она кокетливо улыбнулась, отчего длинный нос показался еще длиннее.

— Садитесь, Кристина. А мы все-таки запишем, — и он начал диктовать медленнее, Двойная звезда — система из двух гравитационно связанных звёзд, обращающихся по замкнутым орбитам вокруг общего центра масс.

Я не писала. Могла только наблюдать за действиями того, кого едва не посчитала своим парнем. Тамиэль держался столь естественно, будто всю жизнь преподавал. На какой-то момент мне показалось, что это вовсе не тот парень, с которым я столкнулась у парка. Это кто-то совсем другой. Новый учитель, не более.

— Вернемся к истории, — продолжал он вещать, — Самым поразительным является то, что археологами была найдена печать с изображением Солнечной системы. Солнце изображено в окружении девяти небесных тел. Но что самое удивительное, что Нептун был открыт лишь в тысяча восемьсот сорок шестом году, а Плутон лишь в тысяча девятьсот тридцатом. На той же печати изображена планета, о которой вы наверняка слышали. Загадочная Нибиру.

— Которая все никак к нам не прилетит? — выкрикнул кто-то из девчонок.

— Прилетит еще, не волнуйтесь, — ответил Тамиэль.

Рассказывал он интересно, перемежая научные данные легендами. Рассказал о Сфинксе, нос которого указывает на созвездия, о шестидесятилетнем цикле, гороскопах и черных дырах. Просто ходячая энциклопедия.

Я впервые побывала на столь интересном уроке. У нас не один учитель так увлеченно не рассказывал о своем предмете. К концу урока я даже позабыла, что это мой знакомый Том, а не какой-нибудь гений, знающий ответы на вопросы.

И когда прозвенел звонок, я быстро собралась, буркнув на ходу:

— До свидания, Тамиэль Маркелович, — но была немилосердно остановлена.

— Задержитесь на минутку, Ангелада, — я обернулась, и встретилась нос к носу с Томом. Ох, он и в школу линзы цветные нацепил...

Он оказался так близко, что я смутилась, кровь прилила к лицу, а на губах ощутила чужое дыхание. Тамиэль отстранился, даже шаг назад сделал и коварно ухмыльнулся.

— Не ожидала? — спросил он, едва ученики покинули класс.

— Нет, — еле вымолвила.

— У меня еще один урок в одиннадцатом. Не хочешь задержаться?

— Ты... Вы хотите, чтобы я на уроке присутствовала, Тамиэль Маркелович?

Он фыркнул:

— Друзья зовут меня просто Том. Мы ведь друзья?

— Том, — повторила, словно пробуя звук имени на вкус, — Том, мне неловко...

— Я всего лишь практикант. Не нужно на меня смотреть, как на небожителя, спустившегося с небес. Я не врал тебе, действительно, учусь в универе. Просто преддипломная практика. Многие студенты проходят ее в школе. Неужели это повод для такого пиетета с твоей стороны?

— Не знаю. Просто... неожиданно.

— Я хотел вчера сказать, но ты так быстро убежала. Ты вообще хорошо бегаешь, — усмехнулся он.

— Мне стало нехорошо.

— Знаю, — он провел рукой по моим волосам, — Ты ведь помнишь, что произошло?

Хотела соврать, что нет, но почему-то утвердительно кивнула.

— Кажется, я успела увидеть сон... — пробормотала неуверенно.

— Мы ведь оба знаем, что это не так.

От его близкого присутствия мне стало не по себе. Том был не просто не таким, как все, не каким-нибудь неформалом или чокнутым, он вообще словно не был человеком. Нечеловек... Стало очевидно, что мы принадлежим к совершенно разным биологическим видом. И эти пронзительно синие глаза. Боже, да ведь никакие это не линзы!

— Тамиэль, — позвала я робко, — А можешь снять линзы. Хочу знать, какие на самом деле у тебя глаза.

Он отвернулся, словно хотел спрятать эти самые фантастические глаза, но тут в класс ввалили одиннадцатиклассники, с шумом, гамом, и мне пришлось идти на последнюю парту.

Прозвенел звонок, и Том с интересом начал рассказывать об устройстве звезд, о термоядерных процессах, заставляющих гореть звезды. Он разбирался и в физике, и в химии, и в биологии, сравнивая движение звезд со спиралью ДНК. Я только сейчас осознала, что школьные предметы — это вовсе неразрозненные знания, а всеобщее описание нашего мира. Если бы мне дали наглядно убедиться в этом в самом начал, наверняка учеба давалась бы намного легче. Странным образом урок астрономии упорядочил все, имеющиеся в голове знания.

Вот Солнце, состоящее из водорода и гелия, где водород превращается в гелий, происходит протон-протонный цикл, обусловленный слабым взаимодействием. И четырех протонов образуется ядро гелия, а так же выделяется большое количество энергии и еще пары позитронов и нейтрино.

Вот Земля, сформировавшаяся около четырех миллиардов лет назад. Четыре миллиарда! О, боги, мне мои шестнадцать лет казались солидным возрастом, а тут четыре миллиарда!

И вот силы, заставляющие вращаться планеты вокруг звезд, словно в свободном падении...

И мы несемся сквозь пространство и время на малюсеньком шарике мимо пылающих звезд, способных в одночасье расплавить меня и тебя, мимо метеоров и комет, лишь по чистой случайности не задевающих нас, не сталкивающих с орбиты. Как же малы шансы выжить во всей этой бесконечной кутерьме! Но мы здесь, ходим и разговариваем, живем своей жизнью и думаем, что так и должно быть. Это ж какой степенью везения надо обладать, чтобы наш мир вообще существовал? Так быть не должно, это случайность, невероятная случайность, самое невероятное исключение из правил...

За один урок я поняла столько, сколько не понимала за всю жизнь. И мне вдруг стало грустно. Как бы ни прожила я свою жизнь, ничего не изменится. Вселенная слишком велика, чтобы думать о значимости мимолетной жизни где-то на краю галактики. Какую бы профессию ни выбрала, сколько бы ни сделала добрых дел, каких бы произведений искусства ни оставила после себя, все это бессмысленно. Потому что рано или поздно все канет в небытие. Наверное поэтому мама обратилась к религии. Чтобы иметь хоть какой-то смысл. Но его все равно нет...

Прозвенел звонок, а я все сидела на задней парте погруженная в свои мысли. И не сразу заметила, как Том подошел, сел рядом и завладел моей рукой.

— Очень интересный урок, — произнесла тихо.

— Я старался, — он самодовольно улыбнулся.

— Есть над чем подумать. Ты говорил, на факультет астрономии не большой конкурс? Кажется, я знаю, кем хочу стать.

— Не торопись. Я вижу, тебе понравился мой рассказ, но дело в том, что все не совсем так.

— Ты о чем? О поступлении?

— О звездах. Ты поверила тому, что я сейчас говорил?

— А не должна?

— Для некоторых мир по сей день стоит на большой черепахе, а звезды — это дырки в небесной тверди, откуда на нас глядят боги, — он рассмеялся.

— Ну, я точно не сторонник теории плоской Земли.

— Они по-своему правы, — он пожал плечами.

— В каком смысле?

— Мир устроен несколько сложнее, чем принято считать.

— И ты знаешь, как именно?

— Знаю. И потом обязательно покажу тебе.

— Потом?

— Расскажи, что ты увидела в кафе?

— Мне стало нехорошо, голова закружилась.

— Нет, Лада, расскажи, как было на самом деле, — настойчиво произнес Том.

Его тон заставил смутиться, мне казалось, что пересказывать свои сны неприлично, вот только я уже сильно сомневалась, что это был сон.

— Там, за окном было не то, что должно быть. Мне так показалось.

— Не цепляйся за обыденность. Кто дал тебе право судить о том, что должно быть за окном, а чего не должно?

— Ну... просто я видела там пятиэтажки, а потом... лес, горы, водопад. Я даже подумала, что это мог быть экран, а не окно, и кто-то запустил видео...

— Стоп, — прервал он меня, — Я же просил не цепляться за обыденность. Почему ты не допускаешь, что в мире может происходить то, что не укладывается в придуманные рамки? Вселенная бесконечна, а значит, любая, самая невероятная возможность вдруг может оказаться единственной правдой.

— Ты сводишь меня с ума, — я потерла виски, мне почудилась головная боль, только она была не физической. Не знаю, как объяснить даже.

— Ни в коем разе, — улыбнулся Том.

— Кто ты? — спросила прямо, ибо это сумасшествие казалось невыносимым.

— А ты никогда не размышляла над тем, кто ты?

В классе внезапно стало темнее, словно наступил вечер. Я перевела взгляд на окно и заметила, что небо затянули фиолетовые, почти черные тучи. Видимо, будет гроза. Всего лишь природное явление, но что-то снова не так. Словно гроза скрывает в себе нечто, таящее угрозу. Гроза — угроза.

Из оцепенения меня вывела яркая вспышка, расцветившая небо, а следом душераздирающий грохот. Кажется, я вздрогнула.

— Я, пожалуй, пойду, — пробормотала неуверенно и предприняла попытку встать.

— Куда же ты пойдешь? — Тамиэль растянул губы в улыбке, а взгляд стал порочным, — В дождь... — он удержал меня за руку, а я так и не посмела вырваться.

— Вы меня пугаете, — ответила почему-то шепотом.

— Я не имел на то умысла.

— Я все же пойду. Это всего лишь гроза... — в этом я была не слишком уверена.

— В дождь, — повторил он, — Туда, где свершаются знамения, где полчища саранчи, подобной коням, приготовленным на войну; и на головах у ней как бы венцы, похожие на золотые, лица же ее — как лица человеческие; и волосы у ней — как волосы у женщин, а зубы у ней были, как у львов, — ох, как же знакомы мне были эти слова.

— Ты — фанатик! — взвизгнула я, вырвала руку и все же встала, — Православие головного мозга не лечится! — и выбежала из класса.

Небо грохотало с такой силой, что, казалось, будто оно рушится под ударами гигантского молота, если бы, конечно, небо было твердым, как описывали его адепты теории плоской Земли. Свет в рекреациях почему-то отсутствовал, и единственным источником освещения были коротки вспышки, озарявшие совсем почерневшее небо. Бегом по лестнице, вниз, затем налево к выходу. Я даже не обратила внимания на непривычную тишину в школе, когда выбежала на улицу.

Туман. Лестница утопала в тумане, словно грозовая туча и впрямь рухнула вниз. Совершенно ничего не видно в этом лиловом мареве. Не видно ни верха, ни низа, одни лишь ступеньки, ведущие в никуда.

Идти вперед резко разхотелось, я сделала шаг назад, но не наткнулась на дверь школы. Обернулась — позади все тот же туман. Ни двери, ни самой школы. Сплошное облако из серо-розового дыма.

Коленки от страха поджались, я опустилась на корточки, стараясь сжаться, чтобы вовсе исчезнуть из этого ужасного места и закричала так громко, что голос эхом разнесся на всю округу. И вместе со звуком из меня уходили все силы, в глазах потемнело, лишь собственный крик был свидетельством того, что прожорливое небытие меня все еще не поглотило.

К моему рычащему, уже сорванному голосу добавились глухие удары сердца, рваные, болезненные, отдающие писком в ушах.

Открыв глаза, я увидела белый потолок и человека с лицом, наполовину закрытым белым, а потом все же потеряла сознание.