Можно было бы подумать, что у меня в квартире случился обыск, пока сам я отсутствовал. Вещи из шифоньера оказались разбросаны по всей комнате, штора вместе с карнизом валялась на полу, а посреди кухни стоял кошачий лоток. Под ботинками захрустел наполнитель.
— Ну, Пульхерия Львовна... — произнёс я.
Сама виновница погрома вышла навстречу, будто она тут совершенно ни при чём. Кошка с укором взглянула на меня, словно это я всё натворил.
— Мяу-мур? — спросила она, дескать, приберёшься ты тут, наконец, или так и будешь стоять?
— Намекаете, что вещи давно по полочкам разложить следовало?
— Мр-мр, — пробурчала Пульхерия.
— И шторы постирать надобно, — вздохнул я.
— Мур-мяу, — подтвердила кошка.
— А карниз-то чем не угодил?
Пулечка посмотрела на меня, как на идиота. Ну, ясное дело, плохо держался карниз. Не мог сразу нормально повесить?
— Ох, Пульхерия Львовна, знали бы вы, какой трудный день мне выдался. Я ж с хулиганами малолетними подрался, а вы тут со своими шторами.
— Мяв, — сочувственно произнесла кошка и побежала на кухню, требуя свежего корма. Ну, конечно, заработала забияка мохнатая, шифоньер разобрала, шторы сняла, целый день трудилась. Это ж я, бездельник, шлялся невесть где.
В первую очередь покормил Пульхерию, потом запихнул штору в машинку и принялся за карниз. Одному деревянную бандуру крепить было нелегко, но Пульхерия теперь могла оказывать мне только моральную поддержку. Её взгляд так и говорил: «Я свою работу сделала, нынче твоя очередь».
Кое-как управившись с карнизом, занялся раскладыванием вещей, и тут раздался телефонный звонок. Лида, будь она неладна.
— Аристарх! — взвизгнула она. — Ты обалдел?
— Знаешь, что, Лида?! — не выдержал я. — Какого чёрта надо было отправлять меня к Антону, ежели тот на карантине?
— Да плевать мне на твои удочки! Ты пошто Диогена в свои хулиганские разборки втравил?
— Чего? — в этот раз я совсем не понял, в чем обвинялся. — Какие ещё разборки? И при чём здесь Диоген? Он же давно умер.
— Типун тебе на язык! — прошипела Лида. — Внук мой, Диоген! Участковый приходил, говорил, что дети играли, а ты их палками! Все соседи видели. Ещё и Диогенчика нашего допрашивали! Изверг!
— Ты не ори, а лучше Диогенчика своего расспроси, как всё было, — надо ж было ещё и имя пацану несусветное дать. А потом удивляются, чего его во дворе обижают.
— Чего его расспрашивать? Это ж дитё неразумное. А ты!.. — Лида подавилась злобой.
Я бросил трубку. Только полиции мне для полного счастья.
— Мр-мя-мяу? — поинтересовалась Пульхерия.
— Лютует ведьма, — пожаловался кошке. — Тяжко ей без Василича. Даже мозг вынести некому.
Вещи я так и не доразбирал, сил не хватило. К тому же, Пульхерия устроила себе гнездо. Ну, что ж я зверь какой, кошку сгонять?
Утром меня разбудил звонок в дверь. И отчего-то я вдруг подумал, что это Лидия. Меньше всего мне хотелось лицезреть её в собственном жилище.
Кое-как перебравшись через разбросанные Пульхерией вещи, я направился в прихожую под недовольное бурчание кошки.
Звонили в дверь настойчиво, и я уже не сомневался, что сейчас ко мне ворвётся Лидия, на пороге вдруг нарисовался участковый.
— Здрасьте, Аристарх Георгиевич! — отрапортавал парень.
Вообще, Ванька не так давно стал участковым, и, честно говоря, в этой роли я его не воспринимал. Жил он по соседству, и я прекрасно помнил, был он той ещё шпаной. И тут вдруг при погонах. Чудны дела...
— Привет, — недовольно буркнул я, — Ты чего с утра пораньше? Ещё и в субботу.
— Так сегодня как бы среда.
— У меня каждый день суббота, как на пенсию вышел. Заходи, чаем угощу, что ли.
Ванька кивнул и проследовал за мной в кухню. Мельком он бросил взгляд на царящий в комнате бардак.
— Собираетесь куда-то?
— Да, — ответил, доставая чашки. — Путёвку в санаторий выдали.
— Повезло, — улыбнулся участковый.
— Скажешь тоже, — я наполнил чайник и поставил на огонь. — Позавидовал инвалиду.
— О, а я думал, от ведомства вашего. Пожарного. За заслуги, так сказать.
— Ага, дадут за заслуги. Догонят и ещё дадут, — с утра настроение было паршивым, но я вдруг осознал, что, и впрямь, брюзжу, как старик. Эх, неужто не зря меня вчера дедом обозвали?
Чайник со свистом выплюнул струю пара, и я залил чайные пакетики кипятком. Пошурудил в холодильнике, отыскал давно засахарившийся мёд.
— Тебе с сахаром?
— Да, можно, — кивнул Ванька.
— Плохо. Сахара-то у меня и нет, — и чего только предлагал? — Я без него обходиться пытаюсь. Вот, мёд остался. Где-то конфеты были, — я снова открыл холодильник, — сейчас поищу.
— Да ладно, не надо.
Парень отпил горячего чаю, я тоже сделал глоток. Захотелось закурить. На автомате пошарил по карманам. Но мне теперь нельзя. Бросил ведь, давно уже, а по утрам всё равно тянет.
— У тебя сигаретки не найдётся? — зачем-то спросил.
— Так я ж не курю, — парень виновато развёл руками.
— Это хорошо, — вздохнул. — Я теперь тоже...
Что-то тоскливо мне сделалось.
— Хороший у вас чай, Аристарх Георгиевич. Ароматный.
— Да, какой там, — махнул рукой. — Обычный.
Ванька чай допил, поднялся.
— Спасибо за гостеприимство, пойду я, пожалуй, — он хотел уже выйти из кухни, но тут путь ему преградила Пульхерия.
— Мр-мя-а-а-у, — утробно взвыла она, и Ванька замер. Он попытался сделать шаг в сторону, но Пулька снова не дала ему прохода.
— Чего это с ней? — обернулся парень ко мне.
— Пульхерия Львовна, прекратите безобразничать, — я встал и потянулся за банкой корма. — Да, — вдруг опомнился я, — а ты чего приходил-то?
— Ох, точно! — парень хлопнул себя по лбу и сбил фуражку. Головной убор приземлился аккуратно на Пульхерию. Кошка взвизгула и вместе с фуражкой умчалась в комнату.
Ванька снова сел за стол. Пришлось ещё ему чаю налить.
— Ты давай, к делу переходи, — напомнил я, глядя, как участковый увлечённо чай глыщет.
— Да-да, тут дело такое, я ж предупредить хотел. Заявление поступило, будто бы вы ребенка избили. Отец его приходил. Сразу скажу, непростой он человек. Бывший зам прокурора, да только турнули его. Но связи-то у него всё равно имеются. Так что, давить будут.
— Это я-то избил? — от возмущения у меня пульс подскочил. — Хочешь знать, как всё было? Трое здоровых лосей мутузили пацана мелкого. Ну, я им слегка накостылял. Ну, может, пару синяков поставил.
— Да я-то верю, только, говорю ж, давить будут. Вам бы компенсацию им предложить.
— Дырку им от бублика, а не компенсацию!
— Так тут же дело-то уголовное. Этот зам бывший чуть ли не на заключении под стражу настаивает. Крутить по полной будут.
— Я им покручу! — рука непроизвольно сжалась в кулак.
— Ну, хоть договориться попробуйте.
— Ты знаешь, какая у меня пенсия? А знаешь, сколько я теперь на лекарства трачу? Да если б и были деньги, ни черта бы не дал! Пусть судят, на их совести будет.
— Да где ж вы у прокуроских совесть видели, Аристарх Георгиевич? — усмехнулся Ванька. — Там такие показания — брехня ж одна. Будто вы того пацана дубинкой лупасили.
— Не дубинкой, а скандинавской палкой. Мне врачи ходить велели. Вот и хожу с палками. А тут эти, трое на одного. Ну, скажи, я мимо должен был пройти?
— Ну, как бы, у вас же возраст уже.
— Возраст, — буркнул я. — Что ж я не человек теперь, что ли? Расскажу всё, как было. А там, — махнул я рукой, — будь что будет.
Ванька встал, суетливо окинул взглядом кухню.
— А куда я фуражку дел?
— Пульхерия Львовна! — позвал я.
Кошка не отозвалась. Не помогло и открытие холодильника. Пулька у меня хитрая, её так легко не проведёшь.
Посторонив участкового, я прошёл в комнату. Фуражка теперь выполняла функцию лежака для Пульхерии. Правда, втиснулась она в неё с трудом. Кошка упорно делала вид, что спит и уже давно. А в кухню она вовсе не забегала.
— Аристарх Георгиевич, а можно как-то...
Ванька стоял в проходе и растерянно смотрел на Пульку. Выглядел он при этом так, будто о чём неприличном просил. Даже покраснел.
— Тише, — решил я подшутить над участковым, — а то разбудишь.
— А как же мне фуражку забрать? — шёпотом спросил он.
— А никак, — развёл я руками. — Ну, или жди, пока Пульхерия Львовна проснётся.
— Да не могу я ждать! — возмутился Ванька. — Я ж при исполнении!
— Ну, тогда так иди. Или, хочешь, дам тебе каску пожарную? У меня есть, — улыбки я уже не сумел сдержать.
— Да как же я в каске-то? Приду на вызов, что подумают?
Не знаю, был ли Ванька, в самом деле, таким туповатым, или же, наоборот, меня за дурака держал, но выглядел он при этом очень натурально.
— Ладно, — надоело мне ломать комедию, — так и быть, разбужу для тебя Пульку.
Я приблизился к кошке, осторожно взял еë на руки и переложил на кровать.
Пульхерия приоткрыла один глаз, но промолчала. Сделала вид, что и дальше спит.
Ванька быстро подскочил и схватил головной убор, будто опасался, что я передумаю. Ну, или Пулька пять отберëт фуражку.
— Пойду я, — произнёс он, пятясь к прихожей. — Тут ещë покойник в вашем доме нарисовался. Но вроде как не криминал. Болел он долго, инвалид. Короче, естественная причина смерти.
— Это кто ж? — спросил я.
— Да, вот, в тридцать восьмой квартире. Я, вообще, к ним шëл. Просто предупредить заходил на счëт этих.
— Постой, в тридцать восьмой же парень жил, так он вроде как здоров был, только мозгами отставал.
— Ну, я ж и говорю, инвалид.
— Ванька, от умственной отсталости не умирают.
— Аристарх Георгиевич, вы мне тут не придумывайте. Инвалид, на учёте состоял, в интернате лечился, помер — всё логично. А висяков сомнительных мне не надо.
Ишь как заговорил! Висяков ему не надо. А у меня вдруг что-то ëкнуло. Сам не знаю, отчего. Парню тому и тридцати ещё не было. Ну, дурачком был, так разве ж от этого умирают? Вон, сколько дураков на свете, и ничего, живут. Некоторые даже без справки.
— Ты б разобрался всё-таки для начала.
— Разберусь, — буркнул Ванька, и я всë же выпроводил его.
Сегодня меня снова ожидало приключение под названием МФЦ. Наспех привёл себя в порядок и покормил Пульхерию, которой уже надоело притворяться спящей.
— Мне идти надо, — сказал ей и потрепал мохнатый загривок, — но я скоро вернусь.
— Мрмяв, — недовольно буркнула она.
— Ну, не злитесь, Пульхерия Львовна. Только документы заберу и сразу домой.
Эх, чую, не простит она меня, если я снова брошу её на соседку. Интересно, можно ли кошку с собой взять? Ну, ей-то путёвка вряд ли потребуется.
Свою машину я увидел не сразу. Почему-то на моём парковочном месте стоял совершенно чёрный автомобиль. А у меня-то была серебристая «десятка». А эта чёрная, и дымок чего-то идёт...
Сердце зашлось, дыхание перехватило. И только тогда пришло осознание, что машину мою кто-то сжёг. Капитально так сжёг, что и не узнать.
— Ванька... — произнёс я вслух, — что ж ты за участковый, что горящую машину не заметил. Вот, идиот-то!
Запаха я не чувствовал. Не потому, что этот вирус дурацкий подхватил. Я давно никаких запахов не ощущаю. Такое бывает, когда долго работаешь на тушении пожаров. Вот и теперь я только видел дымок, идущий из салона.
Капитально сожгли. И, похоже, совсем недавно. Неужели, никто ничего не видел? Ну, и где это всевидящее око старушек, когда оно так нужно? На улице ни души, даже на балконах никого, как специально.
Я провёл пальцем по почёрневшему багажнику. На коже остался жирный чёрный след. По всему выходило, что машину облили чем-то горючим. Сгорело оно быстро, только покрытие попортило. Хуже всего дело обстояло с колёсами. Резина, конечно, на выброс. И дело не только в том, что она погорела, задние-то огнём не задело. Но хулиганы истыкали шины ножом.
Позади послышались шаги, я обернулся, и увидел, как из подъезда выбежал парень в куртке с капюшоном. Наблюдал, гадёныш! Он тут же припустил за дом, но и я не растерялся — рванул за ним.
— Стой, падлюка! — заорал ему вслед.
Я почти сразу запыхался, дышалось тяжело, но я не останавливался. Поймаю хулигана — убью! Но не моим ногам тягаться с этим бегуном. Я подхватил булыжник и швырнул в негодника. Ох, только бы в голову не попасть.
Камень угодил в спину. Парень неловко подпрыгнул, споткнулся и полетел мордой вперёд. Есть! Сбил!
Я подскочил к распластавшемуся на земле телу, наклонился, слишком резко, что аж в голове помутилось, но быстро пришёл в себя, сорвал капюшон с парня и увидел дурацкий зелёный хохолок.
— Это не я! — заголосил мальчишка. — Я только смотрел! Это не я, меня заставили!
Признаться, я растерялся. У меня просто в голове не укладывалось, ну, как так? Я ж за него вступился, а он чем отплатил? Вот же гадёныш!
— Нахрена ты мою машину поджёг?
— Это не я! Я только в окошко смотрел.
— А кто?
— Если скажу, они меня совсем убьют!
— А не скажешь, — кулаки сжались, — я тебя прям здесь прибью!
Глаза мальчишки расширились. Кажется, он не на шутку перепугался, перевернулся на спину, попытался отползти. Да уж, переусердствовал я с грозностью. Но как вспомню свою «десяточку», так дурно делается.
— Ладно, Аристотель, поднимайся.
Мальчишка медлил, всё так же лёжа на земле.
— Диоген, — поправил он меня.
Воздух внезапно стал густым и тяжёлым. Я попытался глубоко вдохнуть, но тут перед носом вдруг мелькнул зелёный хохолок. Мальчишка резко встал и попытался дать дёру. Но я на автомате схватился за его куртку.
— Ку... — попытался выговорить, но воздуха не хватило. Зелёным уже стал весь силуэт паренька. Мгновенно бросило в жар, будто в парной очутился, пот градом полил. И разом стало темно.
— Эй, вы чего? — голос Диогена звучал где-то далеко. — Я ж вас не удержу! Ну, встаньте же! Ну...
Голос исчез, а сам я будто всё падал и падал в какую-то бездну.