Интерлюдия 2. Мысли о наболевшем
То, о чем подумал Шеат, но так толком и не сказал. Ничего, у него все впереди.
Я смотрел на Оллу и много думал. Думал о том, что жизнь порой очень странная штука. Развернутый на полстены экран прекрасно показывал, как она кормит маленькую золотую дракошку. Алета — это же надо так назвать дракона! Ничего удивительного, зная ее манеру выбирать имена. Ничего, вырастет девочка и переименуется, не велика беда…
Ей идет быть матерью. Держать на руках ребенка, сосредоточенно хмурить лоб, пытаться сделать так, чтобы им обоим было комфортно. Зря я ей сказал тогда… Просто не подумал. Тело совсем детское, порой контролировать мысли и язык намного сложнее, чем взрослому дракону. Вот и ляпнул первое, что пришло в голову. Что она все придумала и притворяется. Да и кто бы не подумал о притворстве, глядя, как она ловко держит эту малявку?
Вот-вот. Знаю, виноват, башка дурная, язык еще дурнее. А теперь вот вижу, что ни фига не притворяется. Внутри натянутая струна, того гляди лопнет. Успеет добежать до саркофага или не успеет? Рванет или не рванет? Вот в чем вопрос. И так каждые два часа всю ночь. Утром станет дежурить Шиэс. Ей тоже нелегко… она страдает иначе.
Признаться начистоту, мне тяжело, как и нашим девушкам. Только мне не положено об этом говорить. У меня тоже были дети. Давным-давно, прямо как начало сказки, согласен. Очень давно. И умерли они очень давно. Только я вот помню. До сих пор помню свою дочь. Пусть она и была полукровкой… да и кто из настоящих серебряных драконесс стал бы заводить детей от отступника и преступника? Да никто. Вот и выкручивался… как получалось.
Любил, не скрою. В каждой жизни я кого-то любил. И как на зло это все уничтожалось, растаптывалось сапогом судьбы, ее корявой гнилой рукой. Каждый раз, когда я обретал надежду… судьба преподносила очередной кровавый сюрприз. Кто-то умирал, кто-то исчезал. То я умирал, то мои любимые. Жестокая сука-жизнь…
Сына я потерял позже. Много позже. Ой, да что тут думать… все уже прошло. И жизни те прошли, и потери, и трагедии… а болит все равно. Вот тут на месте сердца и болит. И когда оно прекратит болеть — не известно.
Вот и забиваю я эту тяжесть дурью. Больно? Плохо? Смейся, дури, шути, стой на голове, подкладывай вонючки на стул и липучки под чашки. Смешно? А слезы от чего текут? Ах, от смеха… ну да, ну да… Корчить дурака много проще, чем страдать и ныть. Не хочу я страдать, настрадался уже по самое не могу. Жалко только, что остановиться я тоже не могу, и порой говорю совсем не то, что следовало сказать.
И рад бы извиниться, но… что тут эти извинения? Зачем они? Ну скажу я: «Извини, прости дурака», а она что? Посмотрит так печально, вздохнет и уйдет. Что ж я, не знаю, что ли? Они все считают меня ребенком или впавшим в детство драконом. А я просто… пытаюсь получить удовольствие от этого периода жизни. Детство — ничуть не хуже, чем юность и взрослое состояние. Просто мы об этом забываем в череде лет.
Ну вот, спалился… Теперь еще попробуй объясни, зачем я за нею подглядывал… А действительно, зачем? Чтобы посмотреть, как кормят мелочь? Так этого добра навидался… Хотя, конечно, идея с искусственной грудью довольно неплоха. Драконята ведь как — сильными должны быть, крепкими. Не будет пить молоко сам — ослабнет, зачахнет, станет пародией на дракона. А девчонки наши… Я уверен, любая из них могла бы кормить Алету как нормальная женщина. Им ничего не стоит воспроизвести молоко «в себе» и кормить ее грудью. Но в том-то и беда, что обоим крышу сорвет напрочь и капитально.
Шиэс будет сына вспоминать, а Олла — своих детей. Я вообще удивлен, как они обе не сбежали в какой-нибудь дикий мир наводить там порядок и причинять справедливость. Ан нет, держатся, пытаются, дежурства распределяют, даже меня припахивают иногда, когда слишком примелькаюсь. Я не против. Им действительно нужна помощь.
Со старшими детьми хорошо — поиграли, подурачились, поели, посидели в песочнице. Как-то слишком легко. Устали — заснули. А вот с такой крохой… Да, с нею возни много. Девчонки и так напридумывали всего, вплоть до тончайших пеленок, чтобы облегчить себе жизнь. Я никогда не думал, что младенцу нужно столько барахла. Впрочем, я плохой родитель, что с меня взять. Не уберег… Ай, ну к черту, надоело вспоминать это все.
А вот это зрелище уже интересное. Алета, похоже, переела от множественной заботы и благополучно избавилась от половины съеденного… Ну, с кем не бывает…
— Великие боги, хоть бы не убила! — видя выражение лица Оллы, я сорвался с места раньше, чем смог хоть что-то подумать. И выхватил ребенка тоже раньше, чем сообразил, что это всего лишь… брезгливость. Не ненависть. Не приступ.
Внутри что-то судорожно ухнуло. Было б сердце, решил бы, что чуть не словил инфаркт.
— Давай ее в ванную, — скомандовала Олла, счищая с себя желтоватое молоко. Согласен, выглядит не очень. А Алета почему-то улыбалась. Маленькая паршивка не знает, что была на волоске от смерти. Второй смерти за последнюю неделю.
Я дышал на счет и нес ребенка в ванную, где заткнул раковину и плюнул Алету в теплую воду, уничтожив все грязные тряпки. Вдох-выдох. Я старый параноик, потому и жив. Вдох-выдох. Алета слишком маленькая, потому тоже жива. Вдох-выдох. Синериане, оказывается, способны себя контролировать, когда надо. Выдох… Отлично, мелочь, теперь ты чистая, и не жри больше, чем влезает. В следующий раз меня может рядом не быть…
Золотая — удивительно спокойный ребенок. Я вообще поражен. Обычно другой бы уже орал, почувствовав мою панику и настрой няньки, а эта только недоуменно пялится и пытается оторвать мне палец. Не больно, скорее смешно, но все же… Как-то это странно.
— Все, я пасс, — Олла принесла новые пеленки. — Если нам еще раз мироздание подкинет новорожденных, я их лично разнесу по кланам и пусть что хотят с ними, то и делают.
Вдвоем мы закутали Алету в чистое тряпье. Это ненадолго. Памперсы особо не спасают, тем более, что малышка уже начала частично трансформироваться, неизменно когтями прорывая ткань. Надо создать специальные, драконьи…
— Извини, — я уткнулся носом жене в бок, почему-то ощущая себя полным дураком. — Прости… за все.
Жаль, что я не могу ее нормально обнять. Найти бы того гада, который поставил ловушки и самого до подростка опустить! Я так старался поскорее вырасти, а эта тварь… Ну, что ни делается, все к лучшему.
— За что? — тихо спросила она и тут же добавила: — Прощаю и… ты меня тоже прости…
Я просто не знаю, что мне сказать. Она, видимо поняла, что я о ней подумал. Это обидно, но когда каждый день готовишься к взрыву, невольно начинаешь бояться даже искры…
Меня почесала теплая, родная рука. Что может быть лучше?
