16. День третий. Проклятие
Меня смущали пустые подвальные полки. Они были какие-то... очень несомненно пустые, настолько пустые, что я на них совсем не смотрела, ведь с ними и так все было понятно. И это было немножко подозрительно: то, что я настолько точно знала, что они пусты, до сих пор знала, хотя уже вылезла из погреба. Поэтому стоило бы залезть обратно и во-первых, посмотреть на полки с пером в руках, а во-вторых, если это не поможет, просто пощупать их.
Именно этим я и занялась, стоило машине Швецовых выехать с участка (я лично вышла их проводить, помахать, так сказать, белым платочком на дорожку, ну и убедиться, что они уж точно уехали). Спустившись по деревянной лестнице — на этот раз при свете, я запомнила, где тут выключатель, - я была вознаграждена за проницательность и находчивость. Ряды клеток под воздействием вещего пера виделись призрачными тенями, но они были. Я их видела. К счастью для моей психики, они все были пусты — хотя на всякий случай я дополнительно прощупала их на предмет живого присутствия. Зато так же отчетливо и так же призрачно чувствовались запахи смерти — посвежее и постарше, похуже и вроде бы ничего такие. Здесь умирали несколько раз, точно больше пяти, потому что если бы было меньше, я бы смогла это различить на нюх, а я не могла. Могла только надеяться, что их было, скажем, шесть, а не пятьдесят шесть и не двести шесть. Да ради бога, где бы она столько мификов добыла?! Впрочем, нет, я не хочу знать ответ.
Итак, судя по всему, в этом подвале периодически оставляли кого-то умирать. Дому это категорически не нравилось, в этом я была убеждена. Хорошие дома, у которых вменяемые хозяева, такого беспредела не любят. Теоретически, поймать бы местного домового духа и заключить договор о сотрудничестве на благо Швецовых, да только есть опасение, что он уже эвакуировался отсюда к черту. Лично я бы так и сделала на его месте.
Ничего более веселого я в погребе, увы, не нашла. Вылезла обратно, замела следы преступления (то есть выключила свет и закрыла люк), на всякий случай навесила сверху легкую отвлекалочку, чтобы ни Швецову, ни Лене не захотелось лезть туда исследовать, как же это кошка оказалась заперта там. Нет, я не против расследования, хоть оно и не нужно, и так все понятно. Но во-первых, они все равно не смогут, только зря потратят силы, нервы и мозги, а во-вторых, пусть я там ничего и не нашла, но вполне возможно, что кроме пустых клеток там обнаружится что-то еще. Ну мало ли что. Какая-нибудь проклятая мелочевка, например. От Норы Штерн я и с самого-то начала ничего хорошего не ждала, а теперь, пожив в ее доме денек-другой, и подавно жду только худшего.
Сходила на кухню, поставила кофе на плиту, подумала немножко, сходила и сняла отвлекалку: Лена иногда и довольно неожиданно через мои чары способна видеть, так и нечего человека дразнить. Так, без лишнего колдовства, она, может быть, уже завтра мимо погреба пройдет и ничего не вспомнит, а если чары там будут, каждый раз будет за них цепляться. Кофе вежливо дождался меня и никуда не сбежал. Я его выпила и наконец-то села над чашкой, пытаясь понять, как там у меня дела.
Дела мои были причудливы. На мне висело простенькое такое проклятие, очень специфическое и очень, как бы это сказать, народное. Когда-то давно оно разрабатывалось как охранное, но потом что-то пошло не так. В итоге ведьмы (и колдуны), подозревавшие супруга в измене, стали вешать такое на дверь спальни, чтобы чужой человек, зашедший туда в их отсутствие, не ушел безнаказанным. Не знаю, какой гений первым додумался не на входную дверь такое ляпать, не ценности запирать, а охранять супружескую верность, но тем не менее вышло вот так. Проклятие не покушалось на жизнь и здоровье, просто снижало привлекательность для противоположного пола (не портя, впрочем, внешность), как и желание с этим противоположным полом дело иметь.
И вот сидела я, смотрела в чашку и диву давалась. Нора, ты чего? Ты же мало того, что сама по себе женщина красивая, ты мужика и так приворожила со всех сторон, он и так у тебя еле жив только стараниями дочери, дома и разных мификов, вроде аралезов. А ты еще думаешь, как бы он тут с кем-нибудь шашни крутить не начал? Ты от кого его обороняешь, можно узнать? Он же ни на кого не посмотрит, кроме тебя, потому что, во-первых, околдованный, во-вторых, у него сил нет и такими темпами никогда не будет ни на какие романы, а в-третьих, он честный и тебя любит. Ну, то есть не тебя, конечно, а отважную исследовательницу краснокнижных видов. Или кем он там тебя считает. Но всё равно же. Меня? Проклинать? За что?!
С другой стороны, понятно, почему я этого вообще не заметила: Швецов на меня и так не смотрел и смотреть не мог, а других мужчин вокруг не наблюдалось, а я сама и так никаких романов крутить не собиралась (да и с кем бы, здесь-то?), ну и сейчас не хочу. Нет желания и нет, а разбираться, это просто ноль желания или уже какая-то отрицательная величина, мне как-то некогда. Да и опять же, зачем бы мне в этом разбираться?
Отдельно интересно было, что в спальне Швецова я ни разу не была, а проклятие - вот оно. Куда она его повесила? На дверь кабинета? На дверь моей комнаты? На входную дверь в дом? В любом случае выбор странный и немного слишком параноидальный.
В общем, можно дать Лене попрактиковаться, а можно даже и не давать, в моей жизни ровно ничего эта штука не меняет.
Больше вечер никаких особенных новостей не принес. Вернулись Швецовы вместе с кошкой, долго перечисляли, что им теперь надо делать для ее реабилитации, кошка слушала их довольно скептически, я подозревала, что она даст дёру вот уже завтра-послезавтра, как только сможет твердо держаться на лапах, но свое ценное мнение держала при себе. Брала пример с кошки. Поужинали, разбрелись, я успела даже немножко вспомнить, что вообще-то зельями на жизнь зарабатываю, и поставить парочку флаконов настаиваться в тумбочке. Потом решила наконец лечь спать (и почитать книжки, доставленные Ириной Евгеньевной, на сон грядущий), но подскочила обратно, сообразив, что ничего не рассказала ей про кошку. Быстренько отправила отчет и снова собралась ложиться в кровать.
И тут в дверь поскреблись когтистой лапой. В том, кому эта лапа принадлежала, я ни секунды не сомневалась, непонятно было только, зачем ко мне пришел. Я открыла дверь, впустила Ваську и спросила:
- Что у тебя случилось? Маруське плохо? Что-то еще нужно?
В качестве ответа он запрыгнул ко мне на кровать, улегся в изножье и замурлыкал.
- А, понятно. Мы никуда не торопимся, можно спать, да? Ну ладно.
Я так и не поняла, почему он явился спать ко мне, но меня это вполне устраивало, особенно если бежать никуда не надо. Я наконец-то легла, открыла было книжку, но сразу закрыла: буквы расплывались, я не могла прочитать ни слова. Спать захотелось резко и очень сильно. Последним, что я успела услышать, засыпая, был сигнал мессенджера: наверное, Ирина Евгеньевна мне что-то ответила. «Прочитаю утром», - решила я и заснула.
