Райна побежала. Но незримые враги метнулись наперерез — заросли топяной флейты закачались, как от сильного ветра, рассыпая пыльцу. Девушка зачихала так сильно, что сбилась с шага. И тут и спереди, и сзади, и с боков понесся к небу заунывный вой. Словно вызванные им облака укрыли небо над головой, потянуло могильным холодом. Райна застыла, пытаясь оценить происходящее, до ломоты в пальцах сжимая ручки ведерка и корзины. И тут увидела волков: длинных, тощих, кожа да кости, с тусклой свалявшейся шерстью, густо забрызганной грязью. Их словно небрежно сплели из мавкиных волосьев, а вместо глаз вставили осколки луны.
Волки лупили хвостами по призрачным бокам, припадали на передние лапы, но не нападали, просто не позволяли выйти из круга. И тянули жутковатую ноту, словно звали кого-то. И она пришла. Один из хлыстов топяной флейты, качнувшись, вдруг стал тощей девкой с собранными в неопрятный пучок волосами. Из пучка торчала корявая ветка. Посконное серое платье по подолу усыпано было лиловыми колокольчиками, сыплющимися в траву при каждом движении нежити. Руки и ноги девки были голыми и грязными, пальцы заканчивались загнутыми когтями. Зубы в распахнутом рту похожи на стрекозиные.
Хозяйка болота.
Райна икнула. Призрак поплыл к ней. Следом лохмотьями тянулся туман. Глаза болотницы горели ненавистью, когтистые пальцы сжимались и разжимались. Волки выли.
Тьма колыхнулась у Райны в медальоне. Овеществленная утопленница радостно оскалилась, чуя ее присутствие. А девушка-скрежет упала на четвереньки и завыла не хуже волков.
Те резко замолчали. А болотница, наклонившись, обхватила подбородок и щеки Райны костлявой рукой. Потянулась то ли загрызть, то ли поцеловать, и тут сверху обрушился огонь. Он подпалил шкуры волков и лохмотья призрака, и тот заплясал, закрутился огненным смерчем, чтобы сгинуть.
Райна упала на угольки животом, копаясь в них, не обращая на боль внимания. Вопя:
— Зубы-ы!
Похватала челюсти и ногти болотницы, не тронутые огнем, ведро и корзину — и резвой козочкой понеслась на холм. Едва уклонившись от упавшего ничком Канника.
Девушка, постанывая от боли в обожженных ладонях, перевернула крылатого на бок. Его алый ронд стал бледным — как тонюсенький, почти незаметный шрам.
Аптекарь сплюнул кровью и трясущейся ладонью вытер рот.
— Дура! Я чуть не обделался со страху, когда ты на них завыла.
И захохотал.
Парой пощечин Райна привела его в себя. Сунула баклажку с вином. Руки аптекаря так тряслись, что пришлось поить его самой. И смазывать обожженные ладони заживляющей мазью.
— Нельзя их вой слушать, — выговаривал Канник. — Заманят в трясину, вольешься в болотную рать. То ли ты храбра без меры, то ли просто дура.
— Счазз! — Райна фыркнула. — Стану я бояться какой-то стервы призрачной. На, погрызи.
Канник жевал кошачий корень и морщился от горечи, но трястись перестал. Зато заколотило Райну.
Вечно вот так: пугается не сразу, а когда уже поздно.
Аптекарь выплюнул корешок и обнял девушку, согревая:
— Все закончилось уже. Давай-ка выбираться отсюда.
Сунул ей в руки ведерко, подхватил корзину и буквально потащил Райну за собой, то и дело поглядывая на солнце. То вело себя, как положено, медленно поднимаясь по небу к зениту и все сильней согревая. Ни дымки, ни подозрительного тумана. И потому Канник наконец расслабился, пошел медленней, и Райна смогла перевести дыхание. Стерла льющийся по лбу пот. Стянула и перебросила через локоть куртку.
— Упарилась? Погоди, скоро передохнем.
Он, подпрыгнув, сорвал орехи с лещины, громко разгрыз, сплюнул шелуху. Протянул Райне недозрелое ядрышко.
— А скажи-ка мне. Ведь то, за чем ты на болото пошла, для сонного зелья нужно. Для кого оно?
— Скажу. Только сперва ты ответь. Почему ты не живешь в горе?
Солнце освещало Канника. И волосы, и плечи, и крылья его были в мелком лесном соре и паутине. Райна поймала себя на желании стрясти этот сор, прикоснуться к волосам и мягким перьям, ощутить ладонью щекотное прикосновение. И покраснела.
— Ну, тут все просто, — аптекарь присел на бревно, предчувствуя, что разговор будет долгим. — Ты о Ронхе слышала?
— Даже видела, — девушка-скрежет передернула плечами и, бросив куртку на траву, уселась тоже. — Она вроде возглавляет коронный совет?
— Вроде, — аптекарь дернул губами. — Она правит Реморой. Управляла уже при Ашад, последние восемь лет, что королева не давала потомства. А теперь королеву Элвин держит на поводке.
— И ты говоришь это так открыто?
— А зачем скрывать то, что и так все знают? А я не самоубийца, стараюсь держаться от интриг подальше. Мне травки нравятся, и от покупателей отбоя нет.
— Ага, даже ночью приходят, — Райна сощурилась. — Может, не будешь тогда свои вопросы задавать? Если не самоубийца.
— Должен же я тебя, дурочку, вразумить!
Канник подался к ней, упираясь руками в колени.
— Ронха встанет поперек любому, кто приблизится к королеве.
— Ну-у… — протянула Райна. — Мне-то бояться нечего. И я от королевы не близко. И люди для Ронхи пыль.
— Для нее все пыль. Ходят слухи, что и Ашад она отравила, — Канник запустил ладони в волосы, чтобы не было видно, как они дрожат. — Это плохо для замка — когда нет детей. Но… если всегда поступать целесообразно, однажды проснешься зимней ведьмой.
Райна резко опустила ресницы. И спрятала руки под себя, точно они вдруг могли ее выдать.
— От дамы Элвин требуют соблюсти ритуал.
— А-а… — аптекарь улыбнулся. — Ну, тут тебе сонное зелье вряд ли поможет. Лучше найди себе пару, а то и с морковкой любиться начнешь.
— Что-о?!
Райна густо покраснела.
— Я по доброте сердца советую. И не смеюсь. Ты ведь не жила на горе. Пока в бурю не попадешь — не поймешь, что это такое, сколько ни толкуй тебе те, кто ее пережил. Еще за валы уйти можно на время…
— Ты о чем вообще говоришь?
— О ритуале. Странно вообще, что Ронха ждала целый год, и сражаться Элвин отпускала. Королеву ведь и убить могли, при ее-то безрассудстве. С другой стороны, ей же нужно куда-то сбрасывать магию. Тут или война, или любовь. Ох, нас накроет…
Райна испытала жгучее желание вцепиться в Канника и потрясти. Разобраться в путаных словах аптекаря даже знания, полученные от ведьмы Сиург, не слишком помогали.
— Да не зыркай на меня так, — улыбнулся он. — Я же забыл, что ты нездешняя. Понимаешь… — аптекарь побарабанил пальцами по колену. — У людей не так, как у нас. И у скрежетов тоже. А мы… у нас редко бывают пары. Мы испытываем привязанность, нежность, вздохи, ахи, но не страсть. И одна лишь королева способна обратить легкий ветерок наших чувств в ураган. Когда теряешь себя… реешь среди падающих цветов и звезд, забывая, как дышать. И поцелуи обжигают. И ты уже не только ты, а и тот, кто с тобою рядом. А потом… от этого дети бывают, да.
Парень виновато улыбнулся и захлопал белесыми ресницами, словно не в пору разбуженная совушка.
— Раз в год королева выбирает пару. И чем сильнее страсть между ними, тем сильнее накрывает город. А бескрылая…
Он снова нагнулся так близко, что Райну обожгло дыханием.
— Наш ронд связан с крыльями напрямую, мы летаем магией, а не как птицы, хотя чем-то похожи на них. Не буду тебя утомлять нашей анатомией, ты вряд ли поймешь, но те, кто смог выжить, лишившись крыльев — магия разрывает их изнутри. И ее необходимо сбрасывать. Так что нас ждет что-то невероятное.
— Дурак, — буркнула Райна. — Сонное зелье нужно королеве. Она не хочет этот ваш ритуал.
Теперь аптекарь выглядел, как собака, на которую выплеснули ведро воды. Он даже встряхнулся невольно.
— Но долг королевы сделать замок плодоносным!
— Вот пусть бы Ронха и делала!
Канник яростно потер лоб:
— Она не может! Только королевы умеют зажигать в нас огонь.
— Так кто ей мешал стать королевой?!
Взгляды скрестились, глаза Канника сверкали так яростно, что его рассуждения о «нежном ветерке» казались враньем.
— Никто, — отозвался он неожиданно спокойно. — Она просто не может. Как бескрылый летать. Зато практична и прагматична. И если женщины понесут — будут славить ее. Если нет — она будет вынуждать Элвин еще и еще. Поверь, у нее найдутся способы.
— Да уж верю, — Райна дернула ноздрями. — Зря я тебе все рассказала. Ты только и можешь, что трусить или от вожделения слюни пускать. Спасибо, что до болота проводил. На!
Под ноги аптекарю полетела большая серебряная монета с профилем королевы.
Райна сама не могла бы объяснить свой порыв, ее несло, а раскаяние с опасениями придут потом. Ну, донесет аптекарь Ронхе, что Элвин пытается избежать соития. Так она и сама этого не скрывала! Разве что прогонит Райну за болтливость прочь, когда поймет, откуда у сплетни ноги растут…
Канник схватил девушку за плечи и встряхнул так, что зубы клацнули.
— Не вздумай со мной так обращаться, дикарка! Я никогда не был трусом! И вовсе не хочу стать насильником для королевы. Только твой план с сонным зельем смешон.
— А у тебя есть лучше?
— Есть. Иди за мной.
— Куда?
— На кудыкину гору, — огрызнулся Канник, но было видно, что он уже остывал. — Отнесем пиявок домой и отправимся в склепы.
— Зачем?
— Задумал убедиться, впрямь ли Ронха отравила бывшую королеву.
— А ты не поздно спохватился? — бурчала девушка Каннику в спину, едва за ним поспевая: оклемавшись, аптекарь больше летел, чем бежал — там, где не мешали ветки. Тут она обнаружила, что забыла куртку, и пришлось возвращаться. Заодно и монету подобрала.
— Лучше поздно, чем никогда. Да и могильники сейчас стерегут не так тщательно, как вначале. Безнаказанность делает неосторожными.
— А почему даме Элвин не сказали, что Ашад отравлена?
— На нее и без того слишком многое навалилось. Да ты сама подумай!
Райна замолчала и стала думать. А ведь верно! Выздоравливать, учиться соблюдать равновесие без крыльев — считай что заново учиться ходить. Сбрасывать лишнюю магию — так, чтобы не навредить себе и другим. Держать лицо, не показывая скорби по жениху убийцам из коронного совета. Думать о мести. Собирать людей и крылатых в отряды, чтобы противостоять волне скрежетов, перехлестывающей через Стену: королева слаба — самое время отгрызть кусок от ее земель. Организовать оборону, отбросить врага. Доказать себе и всем, что она не презренная бескрылая девчонка — что равная! Райна поймала себя на том, что назвала соотечественников врагами, что почти восхищается королевой. И сжала в кулаке сплющенный медальон. Это надо же!
«Это правильно», — шепнула в ответ тьма.