Глава 6

«Это правильно», — шепнула в ответ тьма.

— Эй, ты чего сама с собой разговариваешь? — окликнул Райну Канник.

— А?.. Так… задумалась.

И крылатый оставил ее в покое.

Дома он управился с делами быстро и предложил гостье поесть и умыться. Умыться она была не против, а вот еда не лезла в рот, хотя обычно Райна отсутствием аппетита на страдала. Ну что ж, пока аптекарь услаждал себя жарким, принесенным из соседней таверны, девушка-скрежет успела запустить пиявок в воду и разобрать и повесить сушиться травы. Ну и избавилась от тяжеленных сапог наконец, почувствовав себя намного лучше.

Канник поставил перед Райной рогалик на глиняной тарелке и чашку чая из таволги и душицы. Девушка смутилась: дома с ней никогда никто не возился, даже когда болела, и забота, преследующая с Тусклой Ложбины, смущала и вызывала яростный внутренний протест. И чем труднее удавалось скрывать одолевавшие чувства, тем сильнее Райна злилась.

«Это все напоказ, — ворчала она себе, — ненастоящее. Вот Ронха…»

Вот Ронха была проста и понятна, как хлыст. Прямые враги всегда удобнее загадочных добродеев с камнем за пазухой.

Но Канник так широко улыбался, что она схватила рогалик и вонзила в него зубы. Он оказался с патокой, под твердой корочкой скрывалась нежная сердцевина.

«А ведь рогалик похож на Элвин», — подумала Райна внезапно. И едва не подавилась чаем.

Аптекарь постучал ее по спине.

— Идем, если готова.

И обвязал веревкой под курткой талию.

Райна покосилась с любопытством. Крылатый пожал плечами:

— Ну, ты же летать не умеешь. А худая-худая, но тяжелая.

Девушка сердито зыркнула и отвернулась.

Днем город был совсем не таким, как ночью. Шумным, ярким, оживленным. Ни тебе серого, ни серебра.

Сверху светило живое желтое солнце, заставлявшее Райну потеть и жмуриться. Зато Канник весело насвистывал и едва ли не подпрыгивал на ходу, здороваясь с друзьями, которых, судя по всему, у него здесь было множество — и людей, и крылатых.

Райна отметила, что у части домов крыши были односкатными с небольшим наклоном или плоскими, удобными для взлета. Девушка думала, что крылатые живут только в Белом ярусе, но, похоже, ошибалась.

Крылья шуршали и шелестели, били в глаза яркими красками и пряными ароматами, то и дело хлопал воздух, когда кто-то свечкой взмывал в небо с замощенной чистой улочки, распахнув крылья, поднимая ветер. Но, похоже, ветер здесь любили. То и дело мелькали на башенках фигурные флюгера или ветряные арфы, издающие тонкий мелодичный звук.

Ставни домов были распахнуты, двери тоже. Под стенами росли одуванчики и бархатцы. Развевались занавески, флажки, качались цветные маркизы ларьков и уличных трактиров. Голова кружилась от этого непривычного, праздничного мельтешения.

Идти на этот раз приходилось в гору. Райна тяжело дышала и вытирала пот, опускала взгляд, чтобы буйство красок не так бросалось в глаза. Канник же наслаждался прогулкой, изредка отрывая и прикусывая зубами стебелек мятлика или клевера. И девушке очень хотелось стукнуть аптекаря, чтобы согнать с его лица самодовольную усмешку.

Домики наконец закончились, сменившись на полпути к синей стене широким лугом и яблоневым садом. На лугу паслись круглые, как шарики, овечки с темными ножками и мордочками, и флегматичные козы с длинной кремовой шерстью. А на яблоню, всю золотистую и розовую от плодов, Канник взлетел и сбросил спутнице несколько яблок. Разных — с одного дерева!

Нельзя сказать, чтобы черноволосая вовсе не пробовала яблок: скрежеты иногда приносили их из набегов — мелкие, зеленые, жесткие. Но эти были… эти были как мед! Слаще меда…

Райне почему-то захотелось заплакать. Здесь не станет такого, когда придет вечный снег.

— Эй, ты чего? — потрогал ее за плечо Канник. — Тебе что, страшно?

— Чего страшно? — Райна сплюнула косточки, стараясь не встречаться взглядом с крылатым.

— Ну, призрака старой королевы.

И ведь не понять же, всерьез он это или смеется!

Девушка фыркнула:

— Пфф, у топяной хозяйки я зубы уже повыдрала.

Канник широко улыбнулся:

— Вот такой ты мне больше нравишься! Можем передохнуть, если устала.

Райна замотала головой.

— Ну, как хочешь.

Аптекарь подвел ее к заросшему плотной зеленью обрыву под синей стеной. Обрыв поднимался уступами и, судя по густоте и свежести зарослей, где-то рядом бежал ручей.

Канник обвязал девушку веревкой и, взлетев наверх, обмотал второй конец вокруг камня. Вытравливал понемногу, пока девушка, яростно пыхтя, карабкалась по склону. Заняло это много времени, но Райна кое-как с восхождением справилась. Ее не грела мысль сорваться и быть перерезанной веревкой пополам.

Дав девушке как следует отдышаться, спутник раздвинул пышные спадающие плети барбариса и кивнул на тесный лаз за ними. Пустил вперед волшебный огонек, чтобы осветить Райне дорогу. А она не стала говорить, что прекрасно видит в темноте. Вошла в проход с земляными стенами и потолком. Со всех сторон торчали белые, противные корешки, похожие на червяков. Пахло гнилью и разрытой землей. Черноволосая сморщилась. А Канник опустил и тщательно расправил ветки.

Но идти земляным коридором долго не пришлось. Расширившись, он вывел в апсиду, сложенную из грубо отесанного камня. Похоже, вход почти осыпался, сверху наросли кусты, и древняя часовня оказалась скрытой, что спасло ее от уничтожения.

Сквозь продухи наверху поступали свет и воздух, и даже без огонька можно было рассмотреть каменного скрежета с головой в короне, с холодным и безупречным лицом — несмотря на серый и желтый лишайник, грызущий мрамор.

Гордая шея перетекала в широкие плечи и птичье туловище. Неизвестному мастеру так тонко удалось высечь перья, что, оставаясь каменными, они казались мягкими и живыми. Крылья были массивные, тяжелые. Птичье тело опиралось на могучие лапы с когтями и хвост. Левым крылом скрежет обнимал хрупкую женщину-человека в длинных одеждах; с лицом, по глаза замотанным в покрывало.

Райна дернулась:

— Скрежет? Здесь?!

Канник приобнял ее:

— Он каменный. Не дрожи. Это очень древний храм. Явно построенный до того, как два народа рассорились. Эта птица — Светлый воин.

— Древний? — Райна скользнула взглядом по свечным огаркам в ногах у скрежета и вялым букетикам полевых цветов. — Тут даже пыли нет…

— Я вытер, — фыркнул Канник. Всем весом налег на приподнятую когтистую лапу. Та пошла вниз, и вместе с ней, скрежеща, убрался в сторону кусок стены за божеством. Аптекарь влез на постамент, протянул руку Райне:

— Давай.

Они скользнули за спину Светлому воину и погрузились во тьму очередного тесного коридора, отвечающего гулким эхом на каждое слово или движение. Этот коридор был каменным, по широкой дуге изнутри огибал гору, спускаясь вниз.

Довольно часто аптекарь оборачивался, вслушиваясь в неровные усталые шаги спутницы. Его ронд и глаза светились тем сильнее, чем гуще делалась темнота.

— Эх, зря я тебя потащил с собой. Ты еще от ран не оправилась, и от болота… Давай оставайся, я сам схожу.

— Нет! Тут мыши!

— Нет тут никаких мышей, — Канник вздохнул. А Райна задумалась, не переигрывает ли? На зубы болотницы вон кидалась без трепета. И все пялится, крылатый, пялится! Глазастый. Взять бы выковырять и украсить ожерелье. У скрежетов не принято обвешивать себя побрякушками, это привилегия изнеженных южан. Разве вот тяжелые боевые наручи с чернением по серебру. Или ожерелья-гривны грубой ковки. В них вправляют вываренные косточки убитых врагов и черепа летучих мышей. А глаза-самоцветы… смотрелись бы красиво.

Еще ловцы снов есть: нити, бусины, перья. Ни одного похожего. Жаль, перья Элвин в ловец снов не вплетешь.

— Что-то ты притихла, — озабоченно проворчал Канник.

— Я думаю.

— О чем?

— Сразу тебя стукнуть или погодить?

— Узнаю отважную подругу! — он со смехом ушелестел вперед, уверенно сворачивая в ответвлениях. Напугав, сорвалась с высокого свода одной из пещер стая ночниц. Но не метнулась в лица, а сбежала.

Темнота чередовалась со светом, когда сквозь узкие, как стилет, щели сквозили солнечные лучи. Несмотря на осыпавшиеся кое-где землю и камни, путь был достаточно гладким. В опасных местах сбитые накрест доски подпирали потолок.

Райна ужом скользила в щели, чтобы выпрямиться снаружи. Канник пролезал, пыхтя, стараясь ужимать мешающие крылья. И наконец застрял, лежа на животе, лицом вперед, ногами наружу. Райна попыталась втянуть его за руки.

Аптекарь застонал:

— Ты мне крылья переломаешь!

— А магией расширить ход?

— Чтобы все тут осыпалось? — он с пыхтением сдал назад. — За мной давай.

— Нет!

— Бу-бу-бу…

Пришлось ползти назад, чтобы хоть что-либо расслышать.

Когда Райна ужиком проскользнула в лаз, аптекарь сидел, потирая грудь. Ногой он подтолкнул мешок:

— На. Вот здесь все, чтобы тебе добраться благополучно до гроба королева Ашад и обратно.

И стал объяснять:

— Вот этот порошок сыпанешь в подозрительном месте, он проявит ловушки. Хотя едва ли они в склепах есть. Ну, хоть трещины в полу увидишь. Это вот карта, — Канник в два взмаха очертил светящиеся линии прямо в воздухе. — Держись широких проходов, огонек перед тобой побежит. Ошибешься поворотом — покраснеет и замигает. Спускайся только вниз. Поняла?

— А разве можно спускаться вверх? — удивилась девушка-скрежет.

— Не занудствуй. Так, вот еда-вода. Но ты клюешь, как птичка.

— А как я гроб узнаю? — подавила Райна желание исцарапать аптекаря.

— Новый он. Свежее дерево. Да, крышку ты не сдвинешь. Вот те коловорот, вот щуп. Сверло прижимаешь к стенке гроба, эту ручку вертишь, тут держишься.

— Не тупая.

— Ну, я не со зла, — Канник фыркнул. — Как дойдешь до мягкого, коловорот вытащи, а щуп засунь. Он сам пробу отщипнет, он зачарованный. Понятно? И да, гроб у Ашад деревянный, пока новая королева не зачала. Сколько Ронха отмерила времени до ритуала?

— Мало, не знаю, — огрызнулась девушка и снова полезла в дыру. Канник протолкнул мешок за ней.

— Эй, ты меня слышишь? Шесть часов тебе на все про все! — предупредил он. — А потом иду спасать.

— Э-э…

— Сверху.

— А как…

— А ты мне дороже, — разнесло по коридору эхо. — Не помирать же небе в склепах. Соврем потом, что заблудилась.

Эхо его голоса растаяло. И Райна почувствовала, что осталась одна.

Время тянулось патокой, стук шагов, проходя сквозь тело, отдавался в ушах. Побаливала голова. Не то чтобы здесь было нечем дышать: легкие сквозняки тянулись со всех сторон. Но что-то здесь было, что-то не заметное, когда рядом находился Канник. Словно смотрели со всех сторон невидимые глаза.

Райна тряхнула головой, словно сбрасывая мусор, и бодро зашагала за огоньком. Нечего ей бояться! Самое страшное уже случилось.

…Ледяные перья впиваются в бока и спину, когти с изгиба крыльев царапают грудь, словно пробуют вырвать душу. И привычно ползут ниже, обозначая уколами власть над жертвой. Райна вырваться, даже толком вздохнуть не может. Только чувствует, как кровь щекотно ползет и леденеет на коже. Знания ледяными змеями вползают в голову. Клювы Сиург насмешливо щелкают над ушами. Зимняя ведьма тяжело пыхтит сверху, раздавив Райну тяжестью, заставляя грязной лужицей растекаться по ледяному полу пещеры, примерзать.

Когти массивных лап Сиург тисками сдавливают лодыжки…

— Нет! Не сейчас! Не надо!

Камешки вокруг посыпались, заскакали, один пребольно щелкнул девушку по затылку.

— Я не твоя сладкая… — сказала Райна темноте. И, забившись в щель, заплакала.