Глава 16

Поцелуй продолжал цвести на губах Райны, сиявших глупой улыбкой, как и ее глаза. Нельзя было допустить, чтобы это заметил кто-нибудь и распознал причину. Но вместо темных теплых тупиков, согретых теплом горы, и вместо навесных галерей, открытых свету и ветру, и вместо пышных садов потянулась Райна во внутренний двор дожидаться близкого возвращения Элвин. Тесный двор, окруженный галереями, был то шумен, то пуст. Исходили зноем «кошачьи лбы» мостовой. По ним рассыпали тени оплетавший столбы галерей виноград и вяз, притулившийся в углу двора: морщинистый, старый, с широкой редкой кроной. Трещали в траве кузнечики, свиристели, приветствуя наступающий ветер, птицы. Райна уже привыкла к их щебету, и его не хватало бы теперь в тесных морозных пещерах, где она жила раньше. Как и резных листьев, и ветра, и солнца, и пышного белого хлеба — скрежетам просто не из чего его выпекать.

Ильм заставил девушку очнуться от грез.

— Королева… приехала? — пряча лицо, спросила она.

— Нет. Прямо с тинга одна едет к перекрестку Трех Корон, встретиться с Сакремом, королем Гарнаста.

— А пленник?

— Поблагодарила за подарок и велела отдать скрежета мозголому.

— Кому? — распахнула глаза Райна. Ильм замялся. Похоже, ему не хотелось не только отвечать, но даже думать об этом.

— Палачу, — зеленокрылый упорно смотрел не на девушку, а на носки мягких сапог. — Которого мы используем для допросов, если преступник вовсе уж запирается. Мозголом проникает в разум, ему не соврешь.

— Но тебе не хочется этого делать? — наседала девушка.

— Конечно, не хочется! — Ильм хрустнул пальцами. — Совсем не так я это представлял.

— Так не делай это до возвращения королевы.

Он кивнул и даже улыбнулся.

— Да, да, так мы и поступим. Элвин приказала тебе и Каннику присоединиться к свите. Поедешь с Савлеем, как в прошлый раз.

— А ты?

— А я продолжу стеречь… скрежета. И попробую поговорить с ним. Просто поговорить. Он пленник, и… отдать его мозголому неправильно. Лучше убить сразу.

Ильм ушел. Ему после разговора с Райной стало легче. А вот она, готовясь к ночному маршу, оказавшись на виду, просто не успевала предупредить Орма о грозящей ему неведомой опасности. Сердце ныло, а от прежней радости не осталось и следа.

***

Ехали они спешно, торопясь нагнать королеву, под серебряным небом, где заря вечерняя целовалась с утренней, и Райна подумывала, что скоро забудет, как выглядят звезды. Зато луны были видны. Но не такие резкие, пепельно-яркие, как дома, а призрачные, точно лепестки снежной и лазоревой вишни. Во время коротких привалов, отпивая из баклажки терпкое разбавленное вино, девушка-скрежет поднимала глаза к небу, но за лунами постоянно виделось ей лицо пленника, слышался его смех, ощущалась под короткими пальцами его кожа. Это было, как наваждение. Точно Орм из гнезда Серебряной Чайки очаровал Райну, иссушил, сжимал в ладонях ее глупое сердце.

— Эй, очнись! — встряхнул ее за плечо алокрылый Канник. Райна и досадовала, и была ему благодарна. — О чем задумалась? Или, вернее сказать, о ком? — усмехнулся аптекарь. — Уж не обо мне ли?

В голосе друга звучало веселье, но глаза шарили по райниному лицу, и девушка постаралась не отвести взгляд.

— Прости, я задремала. А что такое мозголом?

— Ну и сны тебе снятся, вот жуть-то! — встряхнул аптекарь крыльями, заставив Райну пробудиться окончательно. — А почему ты спрашиваешь?

— Элвин велела отдать нашего скрежета мозголому.

— Нехорошо это.

— Почему?

Канник пожевал нижнюю губу.

— Может, тебе лучше этого не знать?

— Я не трепетная дева. Говори!

Аптекарь хрюкнул:

— Да уж. Трепетной тебя ни разу не назовешь.

Он отнял у Райны баклажку и надолго приложился к ней. Короткопалая выдрала посудину чуть ли не силой. Толкнула Канника к стволу старой ивы, под которой стояла.

— Не увиливай. Савлей скоро велит трогаться.

— Эм-м… Иногда так бывает, что скрежет крылатую изнасилует и не добьет. И от этого бывают дети.

Райна дернула плечами:

— Гадость. Ну и что?

— Эти дети рождаются странными. С серыми крыльями и рондом. Лишенными собственной воли. Они даже подтереться не могут и говорят с трудом. Но по приказу могут вломиться в чужой разум и достать оттуда все.

Райна заледенела. Словно змея проползла за шиворот и вдоль хребта, подогнулись ноги.

— Эй! — Канник похлопал подругу по щекам. — А говорила, что не трепетная!

Но его улыбка была кривой.

— Ты сам это видел? — вцепилась в него Райна.

— Их редко используют. Они… у них детей не бывает. Но при замках живет один или два на крайнюю нужду.

— Элвин это не сделает! Она не может!

— Почему?

— Потому что она справедливая.

— Речь идет о выживании, Райна, — дернул ртом Канник. — Скрежеты… Помнишь, как они обошлись с тобой?

— Помню, — девушка гордо выпрямилась. — Но мы… не должны стать такими, как они. Или все… напрасно.

— Прибереги свое красноречие для королевы, — сказал он и по приказу Савлея пошел к коню.

До укрепленного лагеря отряд добрался с восходом солнца. Тонкие пряди тумана, растаяв, легли росой на траву, забрызгав ее диамантами и жемчугами. Капельки дрожали на каждой ворсинке, переливались. Пробовали голоса птицы. Небо заливало алое, зеленоватое, золотое сияние, могучее и радостное настолько, что даже перебороло усталость ночного марша.

Гостей приветствовали. Звали усесться к кострам, в которые подбросили дров. Сновали водоносы. Кашевары управлялись с аппетитным варевом.

Элвин возвращалась от ручья, на лице и волосах блестели капельки воды. Но глаза были усталыми. Должно быть, ей непросто дались переговоры. И все же она радостно приветствовала Райну и остальных.

— Идем позавтракаем, скоро выезжать. Или останешься в лагере?

— Нет, ни за что не пропущу, — отозвалась девушка-скрежет. — Никогда не видела короля.

— И для меня это что-то новое, — фыркнул Канник. А Савлей кивнул. Элвин пожала плечами:

— Да, это странно. Но дареному союзнику в зубы не заглядывают.

Мужчины зафыркали.

А Сакрем, король Гарнаста, оказался красавцем: стройная фигура в серебристой броне, настолько тонкой, что выделялся каждый мускул. Высокие сапоги уверенно, до хруста приминали траву. Голова гордо откинута, лазуритовые глаза светились изнутри, и Райна ощущала гордость и пригибающую силу этого взгляда. Крылья цвета лаванды с белой каймой, лавандовый ронд, пересекающий лоб и прячущийся под волосами… Этот мужчина был невероятен. И, чтобы скинуть наваждение, девушка стала разглядывать перекресток. Полянки, забрызганные цветами; рощицы; убегающие в четыре стороны мощеные дороги и столб в их пересечении, увенчанный тремя скрежетами в коронах — символами трех лун, алой, белой и темной — так и раскрашенными. Глаза и короны, выложенные смальтой, блестели, но краска на потрескавшихся от времени деревянных телах облупилась, и заметно было, что за столбом и птицами давно никто не ухаживал. Да и выметенные ветром августа дороги были пусты: ни всадника, ни повозки с товаром. Тишина, дрема.

Да и короля дожидаться пришлось. Элвин нетерпеливо мерила шагами перекресток, устала, вспотела, но присесть отказывалась, хотя для нее поставили походное кресло. И когда Сакрем наконец появился, не сдержала облегченного вздоха.

Он же смотрел прямо и холодно.

— Увечная девчонка, по недоразумению сделанная королевой? — красавец перевел взгляд с нее на Райну и Савлея. — Еще и рабов на переговоры притащила. Или это подарок для меня?

Савлей скрипнул зубами: «В пыхе своей не утони!»

— Они мои друзья, — отозвалась Элвин холодно.

— Мне все равно, кто они тебе: друзья, подстилки или домашние животные. Я просто пришел поглядеть, насколько простирается твоя наглость, бескрылая. Ты не более чем мешок для яиц, твое дело плодиться, а войну оставь тем, кто этого достоин.

— Гарнаст не воюет.

— Я присоединюсь к войне. Если от Реморы переговоры поведет Ронха, а твоя подружка, травница Сель из Карма, согреет мою постель. Моей башне пригодится свежая кровь. Да и сама белобрысая хороша, хоть и простушка, — растянул Сакрем губы. — А ты ступай, убогая. Передай им это. Ни для чего другого ты не годишься.

— Королевы считают иначе, они выбрали меня полководцем северной цепи замков.

Воздух вокруг Элвин вдруг поплыл, а ронд словно раздробился на осколки, посылая цветные лучи Сакрему в лицо. Тот невольно заслонился рукой и отступил. Ну тут же собрался, не поднимая глаз.

— Чтобы воевать с ледяной ведьмой, бабских союзов недостаточно. Войну возглавит сильный властелин. А то не знают, с какой стороны за меч браться. А о разведке и вовсе не подумали, — он дернул головой.

— Мы подумали, — сказала Элвин коротко, стиснув пальцы в кулаки. — Мои люди поймали скрежета.

— Эти песни юным любовникам пой, — холодный смех Сакрема пронесся над перекрестком. Он зажмурился, искоса разглядывая королеву Реморы. — И не противно им быть с тобой, интересно? Ты же сейчас ничем не отличаешься от рабов-людей, маленькая дрянь.

Савлей с намеком положил руку на рукоять меча, и стало ясно, что он сейчас располовинит короля, несмотря на всю магию.

— Нет, — выплюнула Элвин. Повернулась, стараясь гордо держать спину, и пошла к лагерю. Хохот довольных прихвостней Сакрема летел ей вслед.

Не доходя до ограды, королева спустилась к обмелевшему ручейку, несшему по песчаному дну желтоватую воду, а по поверхности витых струй — первые осенние листья, мелкие, как монетки, и такие же рыжие. Сквозь прозрачную воду видно было, как течение лохматит у берега густые водоросли, трогает лапкой, тянет к поверхности плоские листья кувшинок. Остро пахло аиром, стрелолистом, болотным лотосом и влагой. Среди стеблей гуляли искристые мальки. Вдалеке крякала утка, выгуливая семейство из восьмерки пушистых утят. В арьергарде плыл зеленоголовый селезень.

Элвин наклонилась, плеская в покрасневшее лицо воду. Разгибаясь, поскользнулась на грязи. Савлей поймал королеву и притянул к себе:

— Только слово скажи — и я вгоню ему в глотку поганый язык.

— Не сейчас, — Элвин вдруг напряглась и подняла руку. И тогда только Райна с остальными уловила сквозь шорох травы и веток склонившихся к ручью ив, сквозь звонкий плеск течения скрип и стон.

Савлей, выпустив королеву, пригнувшись, исчез в лозняке так ловко, что даже ветки не шелохнулись.

— Стой здесь! — Элвин потекла за Савлеем, куда делась ее неуклюжесть.

Райна послушалась, было, но любопытство оказалось сильнее. И девушка-скрежет нырнула в кусты за остальными. Там ручей поворачивал, образовав небольшую завод с песчаным берегом. И, выползши на этот бережок до половины, лежала истерзанная крылатая.