Все начиналось медленно. Так медленно, что я даже не могла надеяться на что-то серьезное. Мелкие подвижки климата — там ураган, там засуха, там град размером с куриное яйцо. Почти ничего нового. Островные государства топили цунами, иногда случались землетрясения…

    К этому привыкаешь точно так же, как и ко всему остальному. Ходишь на работу с зонтом, дождевиком и чем-нибудь твердым, чтобы прикрыть голову от града. Носишь с собой запас лекарств на всякий случай. Стараешься пореже покидать без повода свой старый крепкий дом. Держишься подальше от высоток со стеклянной облицовкой и щитами с рекламой. Не пользуешься транспортом… Со временем кажется, что так было всегда.

    Я пережила уже как минимум три катастрофы. Без малейшего на то моего желания, но судьба оказалась неумолима. Землетрясение застало меня дома, и дом выстоял, только на потолке остались трещины. Небольшое наводнение даже не считается, так, промочила ноги и соплила потом пару недель, форменная ерунда. Вот уже перед более крупным наводнением меня и коллег успели эвакуировать с работы. Три дня мы были вынуждены жить за городом. Потом всё вернулось как было.

    Вот уже нашествие агрессивных ядовитых пчел и ос было самым неприятным. Не люблю насекомых. С тех пор, как климат стал меняться, насекомые словно взбесились. Даже обычные тараканы стали опасными, но к несчастью, обычные тараканы сдохли или спрятались, а их место стали занимать всякие твари. В тот день я поклялась, что больше никогда не полезу в метро. Никогда и ни за что, даже если бы меня пообещали сделать президентом. Половина покусанных умерла от анафилактического шока, а вторая половина ослепла, потому что проклятые твари метили прямо в глаза. Мне повезло дважды — я не успела пробиться в вагон и быстро выбежала даже по нерабочему эскалатору, а ещё я ношу очки. Очки помогли задержать парочку ядовитых тварей ценой своей жизни. Потом мне стоило многих мучений найти такие же очки, пусть даже с одинаковыми стеклами, а не со специально подобранными для каждого глаза, как в старых. Что поделать, лучше зрение чуть хуже, чем вообще никакого.

    Самое противное и, пожалуй, отвратительное в конце света то, что он происходит не сразу. И что все равно нужно работать. Деньги обесценивались стремительно, и в последние месяцы нам на работе стали платить продуктами. Не бог весть что, но лучше, чем ничего. И если раньше ещё некоторые фифы капризничали, то теперь уже брали молча, что дают.

    Эта мерзкая жизнь все не заканчивалась. Несмотря на катастрофы и тяготы она продолжалась, будто насмехаясь надо мной. Я не знаю, благодаря какому чуду я выживала во всех случаях, ведь множество более умных и талантливых людей умирали от травм, собственно катастроф, отравлений грязной водой и едой, много от чего. В городе то и дело вспыхивали драки и случались перестрелки… Но полиция на них уже почти не приезжала. Скорая тоже. Врачей осталось мало, так что надо надеяться только на себя. Так что народ медленно, но верно дох. А я почему-то жила.

    Отвратительно ещё и то, что в город перестали поставлять лекарства. Аптеки разграбили очень быстро, и все, что я смогла себе позволить найти на руинах былого великолепия — это несколько пачек прокладок и старые таблетки от горла. Впрочем, они тоже пригодились. Беда в том, что наши люди не способны просто аккуратно взять то, что нужно. Обязательно надо разбить витрину так, чтобы осколками засыпало все пространство вокруг. Обязательно нужно поразрывать упаковки лекарств, раздавить ботинками флаконы с сиропом, рассыпать порошки… Мне иногда кажется, что в преддверии конца люди возвращаются в своем развитии обратно на уровень обезьян. Хотя нет, даже обезьяна не додумалась бы насрать посреди одного разграбленного бутика прямо на дорогую шубу. Эта шуба могла бы спасти кому-то жизнь холодной зимой, но деградант решил иначе. Надеюсь, это существо уже сдохло…

    Конец света был не только снаружи, он был ещё и в голове. Не знаю, возможно, виной всему моя депрессия, но у меня не было никакого желания что-то разрушать. Вот самой умереть хотелось, но как-нибудь быстро, чтобы не лежать днями под завалами и не загибаться с голода. И судьба наверняка готовила мне что-то странное и страшное, позволяя выжить в более лёгких испытаниях. Но я в упор не понимала, зачем нужно что-то разбивать, разрушать, поджигать, зачем убивать друг друга. Я видела многое, но я не понимала, зачем люди это делают.

    Мне порой казалось, что меня просто не видят, я — невидимка. Неуклюжая, немного нескладная, уже согнавшая лишний вес и растерявшая всякие манеры невидимая девушка. На меня не нападали, возможно, из-за непрезентабельной старой одежды, стоптанных сапог и драной мужской сумки. У меня не было украшений, а в последнее время и денег. Единственной моей ценностью была квартирка в старом доме, но она тоже никому не была нужна. Меня не замечали, а на работе почти не беспокоили. Наш отдел был точно так же не нужен, как и все остальные. Статистика не велась, учёт застопорился. Правительство порой присылало какие-то глупые приказы, но все и так понимали, что никто их выполнять не будет. Мы ходили на работу только для того, чтобы хоть где-то была стабильность. А ещё здесь давали еду каждую неделю.

    Конечно, ходили не все. К этому дню осталась лишь половина сотрудников. Новых не брали, потому что не было никакого смысла. Старая бухгалтерша Петровна говорила, что так нам достанется больше продуктов. Все с этим соглашались.

    В этот знаменательный и долгожданный день я тащилась на работу в компании голодных бродячих псов. Собаки не нападали, но и уходить не спешили, чем меня нервировали ещё больше.

    По улице медленно ползли машины тех, кто смог добыть бензин. Тащились из-за машин тех, кто бензина не имел или же тех, кому машины уже не были нужны. Когда-то такие авто забирал эвакуатор, но сейчас его самого где-то бросили. Впереди меня собачились две тетки неопределенного возраста. Позади бежали собаки. Свернуть некуда, сбежать тоже никак. Не под колеса же прыгать, задавят гады или просто ногу переедут, умирай потом от гангрены с раздробленными костями.

    Внезапно небо потемнело. На часах не было ещё и восьми утра, но стало темно так, будто случился закат, а не восход. Машины встали, какой-то пухлый мужик вылез из одной и приставил ладонь к глазам, чтобы получше рассмотреть небо. Тетки перестали ругаться и тоже остановились. Завыли псы.

    Я понадеялась, что это все. Тот самый апокалипсис, который нам обещают уже много лет подряд. Вот сейчас прямо сюда упадет гигантский астероид, я превращусь в маленькое облачко пара и все. Все мучения закончатся раз и навсегда. Я прикрыла глаза в ожидании закономерного исхода. Время текло медленно и как-то странно.

    А потом мне в лицо ударил луч света, заставив сморщиться. Солнце вернулось, затмение кончилось, астероид пролетел мимо. Дерьмовая жизнь продолжалась. Я открыла глаза — тетки на радостях обнялись, мужик довольно засопел и поехал дальше. Кто-то нетерпеливый вдали хреначил кирпичом брошенную машину. Собаки сбежали.

    Ничего не оставалось, как потащиться на работу. Умереть, увы, не удалось и это было обидно. Придется продолжать свое жалкое существование и надеяться, что конец будет более гуманным, чем у других.

    Я подошла к зданию городского совета — кто-то особо одаренный интеллектом выбил окна на первом этаже. Значит будет дуть. Я подобрала окровавленный кирпич и потащилась внутрь — будет чем подпереть фанерку, которой придется заткнуть окно. Ещё один день дерьмовой жизни продолжался.