Снег

— Ну как? — спрашивает она, все еще часто дыша. На каблуках она выше, чем обычно, и смотрит ему прямо в глаза. В клубной полутьме в этом взгляде столько всего… или Тому так кажется… или хочется, чтобы так было? Он смущается. Сказать хочется так много… Он бы ее обнял, но брат рядом, держит ее за руку. Вот же прилип… Хоть бы на секунду отвалил!

— Круто, Кит… Очень круто! Слов нет, — все, на что его хватает. Зато искренне, может не сомневаться.

— Спасибо! Ух-х-х, я так волновалась!

— Правда? Не заметно было.

— Я старалась не показать.

Лу прижимается губами к ее щеке. Сбоку молнией — вспышка фотоаппарата. Свеженькая фотка, пища фанатам… У Тома теперь тоже есть свои собственные фото ее, поющей. Потом брат шепчет ей что-то на ушко. Китти смеется, поворачивает голову, накрывает его губы поцелуем. Луи зажмуривается, отвечая на него. Эх, черт…

Тут Тома хватает за руку какая-то девица, симпатичная, впрочем, и спрашивает:

— А можно с тобой сфотографироваться?

— Да, можно…

Девица повисает у него на шее. Том ее обнимает, привычно смотрит в камеру. Кит и Луи оттесняют от него в другую сторону.

— Теперь в паб! — слышит он ее команду через какое-то время, и начинает пробираться сквозь людскую массу к выходу. В душе борются два противоречивых желания. Одно — пойти со всеми в ближайший паб и надраться как следует, кайфуя от ее близости, слушая ее голос, любуясь ею… Второе — удалиться по-английски, поехать домой, пофапать и лечь баиньки. Потому что вытерпеть несколько часов рядом с ней, имея заградотряд в лице собственного братца — невыносимо. Да, пожалуй, второй вариант лучше…

— Томми, ты куда? — окликает его Кит, когда он пытается потихоньку улизнуть в общей суете.

— Домой… Мне завтра рано надо, короче… б*я…

— Чего ты там бормочешь? Куда это тебе надо? — возмущается Лу. — Пошли с нами! Мы недолго. У нас заночуешь, если что.

— Пошли — пошли! — Кит смеется, подхватывает его под руку и тащит вслед за своим басистом, раздвигающим людское море как атомный ледокол. Первые холодные капли срываются с затянутого тучами темного неба. Приходится подчиниться.

Конечно же, это «недолго» выливается в посиделки до глубокой ночи, хохмы, хохот, дурацкие пари и пинты алкоголя. Последнее очень эффективно сметает языковые барьеры и быстро укатывает худенького и мелкого гитариста «Пиктов» Макса.

Кит и Лу весь вечер не отлипают друг от друга… просто чудище двухголовое, четырехрукое… Том чувствует… черт знает, что он чувствует — его распирает всего: восторгом, страстью, ревностью, безнадегой… Сидеть час за часом напротив и наблюдать за их нежностями… и напиваться.

— Томкэт, ты в порядке? — спрашивает она, потянувшись через стол, когда Луис на минутку отвлекается и выпускает ее из своих рук. Виды на декольте с такого ракурса — залюбуешься… Том и любуется.

— Да, все хорошо… Голова просто болит, — придумывает он на ходу. На самом деле не болит — кружится уже потихоньку от выпитого. И от нее.

— Ну вот… — огорчается Кит. — Это я тебя затащила сюда. Мог быть дома.

— Не, нормально…

— Может, поедем? Ты у нас сегодня?

Том пожимает плечами. Она так близко… глаза блестят, губы еще влажные — только что целовалась. Сердце мучительно толкается в грудину. Ему хочется взять ее лицо в ладони и стереть эти следы своими губами. Вместо этого он берет ее руку.

— Палец зажил? Покажи, где тебя валаби цапнул.

— Да, зажил. Вот! — Кит гордо демонстрирует белый шрамик. — На память об Австралия.

Том делает над собой усилие и разжимает пальцы.

Еще через час он вращается на диване в их гостиной, пытаясь уснуть. Не получается, несмотря на количество выпитого. Приглушенные ахи — вздохи из спальни доводят его до исступления. В голову лезет черт знает что… Раньше бы он только усмехнулся и пожелал братцу беспокойной ночи. Теперь все по-другому… Похоже, он переоценил свои возможности. Или недооценил желания тела.

Еще и жарко… Скинув одеяло на пол, Том лежит так, пытаясь остыть. Потом встает и бредет на кухню, чтобы напиться. Рыжий Росво провожает его любопытным взглядом, соскакивает и топает следом.

Том открывает дверцу холодильника, долго смотрит внутрь. Потом выуживает минералку, садится на стул. Росво усаживается напротив, постукивая хвостом по полу.

— Что, приятель… мы-то с тобой понимаем друг друга, да? Сопим на коврике, пока она там… ахает…

Псина смотрит так понимающе! Глаза совсем человеческие. Слишком светлые.

— А ты точно собака? — спрашивает Том. — Вот где ее бывший чувак, а? Тот, что был до Луи? Куда делся? Не скажешь? Нет? Многовато знал про эту ведьму? А она наигралась, щелк пальцами… Теперь ничего уже не скажешь…

Проснувшись утром, еще глаза толком не открыв, Лу первым делом нащупал Кит, прижался к ней и вздохнул. Кайф… счастье… Чмокнул ее в шейку. Она потянулась по-кошачьи, повернулась к нему, зевнула. Прищурилась, выцеливая что-то там на его плече. Видимо, чистый от татуировки участок кожи, куда тут же тяпнула.

— Ай! Кит! У вас с Росво одинаковые привычки.

— Я с ним живу.

— Живи со мной… будешь нежная и ласковая…

Она потерлась щекой об укушенное место, потом поцеловала, еще и еще, ниже, добралась до шрамов на предплечье. Когда ее губы касались каждого из них, у Лу дрожала душа. Он хотел восстановить татуировки, прикрыть шрамы, но Кит заупрямилась. Сказала — нет, носи и помни.

Намечающееся утреннее «сладенькое» обломал рыжий бандит. Услыхав, что хозяйка проснулась, он принялся с визгами ломиться в дверь.

— Росво надо гулять… — вздохнула Кит, чмокнула парня в напрягшийся живот и встала.

— Б*я-я-я, не вопи ты так… — донесся приглушенный стон младшенького из гостиной. Видимо, голова после вчерашнего раскалывается. Он вообще какой-то странный вчера был, надо потом спросить, все ли у него в порядке?

Кит подошла к окну, чтобы отдернуть штору, и воскликнула:

— Снег!

Первый снег в этом году.

Она не приняла никаких возражений и вытащила на прогулку их всех, даже встрепанного и смурного Тома. Они не рискнули пойти с забиякой Росво на собачью площадку, пошли на берег реки, совершенно пустынный в это время года. Снегу выпало немного, но вполне достаточно, чтобы присыпать кусты вереска и дрока, и пока не начать таять. Река неспешно струилась темно-серой лентой и облака закрывали почти все небо, а в редких просветах оно было бледно — голубым.

Росво носился по кустам, оставляя свои «ромашки» на белом снежном полотне и задирая лапу у каждой мало-мальски приличной былинки. Том натянул поглубже капюшон куртки, засунул руки в карманы и стоял, нахохлившись, как замерзшая птица.

Кит в длинном черном пальто, раскинув руки и закрыв глаза, дышала сырым прохладным ветром, трепавшим голубую прядь в ее челке. Ее губы дрогнули, выдохнув облачко пара, и она запела. Это было что-то… волшебное. Лу с трудом понимал, о чем песня, так как осваивал русский куда медленнее, чем она осваивала английский. Чертовски трудный язык! Но о чем-то очень романтичном. Что-то про корабли, капитана и Арктику.

В какой-то момент Луису показалось, что сейчас и впрямь по реке поднимется парусник — бриг там какой или каравелла, и унесет его любимую на своем борту к неизвестным берегам. Даже Росво прекратил свои скачки по кустам и замер, глядя на хозяйку влюбленными глазами. Она допела, помолчала немного. Тишина звенела. Потом посмотрела на них, притихших, и рассмеялась:

— Чего замерли? Дышите!

— Твоя? — спросил Том.

— О, нет… Я циник, — хмыкнула она. — Но я хотеть, чтобы она была моя.

А потом скатала снежок и бросила в Тома. Неумело, очень по-женски. Ну, хотя бы в этом она такая же, как прочие девчонки…